Птица-синица
Птица-синица по небу летала
И звонкую песню она напевала:
"Над бренной землёю я высоко,
В небесном просторе светло и легко!
Солнце лучистое дарит тепло,
Ветер неистовый гладит крыло."
А вслед за синицей летел чёрный ворон
И хрипло картавил во всё своё горло:
"Глупую птичку сейчас догоню,
Не допоёт она песню свою;
Быстро поймаю и заклюю,
Свежею кровью себя напою."
Долго гонялся за птицей-синицей
Ворон проворный, но не добился
Успеха в коварной затее своей,-
Птичка-синичка летела быстрей;
Ветер свободный в подмогу был ей,
И не поймал её чёрный злодей.
В детстве далёком я слышал ту песню
Вольную, светлую, как поднебесье.
И вновь в моём сердце воскресли слова
Песни чудесной. А рядом беда,-
В наше селение вторглась война,
Нас разгромили отряды врага.
Трое осталось живых, не убитых,
Мы ранены все, и нет нам защиты;
Ядра и пули повсюду свистят,-
Нас раздробить на кусочки хотят.
Падает брат, за ним другой брат;
И вот я один, и твержу невпопад
Песню чудесную. Лёгкость небесную
Я ощущаю… Исчезну ли?
Над бренной землёю я высоко,
В небе просторно, светло и легко!
Солнце лучистое дарит тепло,
Ветер неистовый гладит крыло.
Под облаками высокие горы
Скрылись; исчезли радость и горе.
Птицей-синицей влечу я в окно
К любимой девице своей Сулико,
И пропою ей: "Я здесь, я живой!
Поговори ты с моею душой.
Там в небесах, далеко-далеко,
Вновь, Сулико, повстречаюсь с тобой."
* * *
В кувшине вина я богатства искал,
Скорей наливал за бокалом бокал
И выпивал; знал про Истину я,-
На дне притаилась она.
Мысли искрились в моей голове,
Светло становилось; душа
Неслась, словно всадник на резвом коне
По цветущей долине ума.
Просторно там было; огромная нива
Шумела волной диких трав.
Как море, гремела приливом, отливом,
Аромат разносила в ветрах.
Пряные запахи горькой полыни
И сладковатой крапивы
Меня будоражили; чувства благие
Во мне разбудили, взбодрили.
В восторге я был, полной грудью дышал,
Пока по долине скакал,
Но вдруг цепи гор пред собой увидал,
В глухое ущелье попал.
Слез я с коня, осмотрелся вокруг
И людей у пещеры заметил;
Они мне пытались жестами рук
Что-то сказать… Это дети,
Их четверо было; на вид лет по семь
Всем им. Пойду посмотрю,
Что приключилось; одни ведь совсем,
Зачем собрались они тут?
И вот подошёл к ним поближе и вижу,
Что это не дети, а старцы седые;
Не видел я в жизни карликов ниже…
И, видимо, все они были немые.
Жестами тщетно пытались они
Мне объяснить смысл мудрый,-
Великая мудрость в очах их горит,
Но донести её трудно.
Я сел подле них и старался понять
Язык хаотичных движений.
Что же мне гномы хотят рассказать?
Ни час и ни день, ни неделю,
Ни месяц, а годы мне надобно тут
Пробыть, чтоб понять их талмуд.
Издалека неприметными были
Те старички-мудрецы;
Дети как дети, прошёл бы я мимо,
Не зная, что это Отцы
Религий, их четверо в мире.
Если пытаешься вникнуть
В учения их, то уйдёшь стариком,
С детским наивным умом;
С великою Истиной будешь знаком,
Но только немым языком
Сможешь о ней прочим смертным поведать.
Тебя понимать будут дети,
Да ветер в пространстве пустом.
Путь в иные миры
Всё в этом мире исчезнет бесследно,
В прах превратится, уйдёт в никуда;
И только душа остаётся нетленной,
К сиянью светил устремится она.
В бессчётных мирах бесконечной вселенной
Снова нам жить предстоит во плоти;
В обителях тех будем мы совершенны,
Светлы и мудры станут наши умы.
Дом уготован для душ просветлённых,
В котором познают они радость рая;
Добром и любовью чертог тот наполнен,
Там нежная музыка счастья играет.
Но мало кому с этой грешной Земли
Удастся уйти в миры превосходные;
Снова и снова рождаемся мы,
Чтобы прожить дни свои в доме скорби.
Безумен наш мир, это царство животных,
Совсем мы недавно здесь стали людьми.
Разум двуногих к решенью способен
Конкретных задач, а к формальным, увы,
Путём рефлексии нам долго идти.
Лишь малый процент средь людей сим путём
Тернистым идёт, а всем остальным
На стадии ранней быть суждено
Всю свою жизнь; не сумеют они
Что-то свершить, – лишь плоды пожинают,
В невежестве тёмном слепы и глухи,
Только о хлебе насущном мечтают.
Не смогут они в мир иной перейти,
Им вновь суждено удобрять плоть земли.
Старайтесь открыть врата в вечный рай,
Ищите ключи в сознании вашем.
Прекрасный, чудесный, неведомый край
Предстанет пред вами и даст тем, кто страждет
Обитель блаженную, жизнь совершенную.
Много чертогов в просторах вселенной,
В которых не знают страданий и тлена.
Стадия конкретных операций (в теории когнитивного развития Ж. Пиаже), это возраст с 7 до 11 лет – логические построения уже вполне доступны, а вот с абстрактными дело плохо, (они и не требуются для жизнедеятельности).
Светлячок
Как-то раз один поэт
Рифмовал куплет,
Но тщетно; вдохновенья нет.
Выключил он свет
И в темноте сидит, мечтает…
Вдруг видит, что опять сверкает
Лампочка в светильнике,-
В ней мелкий светлячок летает;
На скрипочке пиликает
И поэту напевает:
Светлой рифмой соткан я,
Поэзией душа моя
Живёт день изо дня;
Жизни суть – в стихах.
В мрачной прозе бытия
Всё превратится в прах.
Лишь рукописи не сгорят;
Слова стихов в умах
Будут вечно оживать.
Ты можешь мир создать
В головах людей
Фантазией своей.
Поэт, стремись ясней писать
Строки стройные в тетрадь,
Чтоб их потом отдать в печать
И знать, что будут их читать,-
Не кинут под кровать,
Не станут на кусочки рвать
И печку разжигать.
То, что ты сумел создать,
Тебя из гроба воскресит,
Ты сможешь в мыслях оживать,
Бессмертен ты, пиит!
Ну а пока перо скрипит,
И в теле у тебя душа,
Придай своим твореньям вид
Такой, чтоб подошла
Форма к содержанию.
Твори повествования
Плавным слогом, мудрым смыслом,
И унесёшься к высям
Классическим; тебя запомнят
На века, а не на годы.
Царевич Елисей и белая лебедь
"Натяну я тетиву,
Лук тугой в дугу согну,
И пущу стрелу калёную
Полетать по небосклону.
Цель на небе поразит
Стрела моя, – она летит
Быстрее ветра за добычей;
Уток, лебедей обычно
Привожу с охоты много.
Храбрый сокол мне в подмогу,
На плече сидит он; зычно
Кликну я его, и он
Всех подранков мне отыщет.
Нынче собираюсь стол
Накрывать я для гостей.
Надо бы мне поскорей
Подстрелить тех лебедей;
Как летят они красиво!" -
Так царевич Елисей
Размышлял, и торопливо
Стрелы в белых птиц метал,
(В двух иль трёх уже попал).
Мчится царевич на быстром коне
По чистому полю раздольному
И подбирает в траве лебедей.
"Застолье сегодня устрою я
Славное! Птиц подстрелил;
Еле-еле в мешок их вместил!
А вот ещё одна лежит
Лебёдушка; жива она.
Сейчас мой сокол будет сыт;
Он мне голодный помогал,
А теперь пускай поест.
Ну-ка, кровожадный бес,
Лети и лакомись добычей!
Таков у нас с тобой обычай,-
Последняя жертва тебе.
Ты заслужил свой обед."
Ловчий сокол подлетел
К птице раненой, а та
Вдруг промолвила слова:
"Ты добыл всё, что хотел,-
Котомка у тебя полна.
Пощади, не убивай!
Я царевною была,
Но меня заколдовал
Злой кудесник хитрым зельем.
Дай расправить крылья мне,
И я полезной быть сумею
Для тебя. Своей душе
Не вреди ты, Елисей;
Кровь невинную не лей!"
Елисей оторопел.
Сокол тоже удивился.
"Как же он тебя сумел
В птицу превратить, девица?
Что за диво вижу я!
Во сне такого не приснится!
Ты, лебёдушка моя,
По напрасну не кручинься.
Вылечим крыло твоё
И вновь отправишься в полёт"
В терем царевич приехал;
Отдал поварам лебедей,
А лебёдушку на верх он
В комнату отнёс к себе.
Наложил повязку ей
На крыло, и слово молвил:
"Поправляйся поскорей;
Кушай, пей. Тебя на волю
Рад я буду отпустить.
А пока что погости
У меня, и хлебом-солью
Бело тело укрепи.
Снова будешь по раздолью
Птицей вольною парить."
Через месяц оклемалась
Лебедь белая, и вновь
К синим небесам умчалась.
В сердце сберегла любовь
К Елисею эта птица,
На всю жизнь его запомнила.
И вот настало время биться
С половцами в диком поле;
Реки крови стали литься
По земле, и вскоре в море
Суждено им превратиться.
Сеча лютая повсюду;
Чёрным вороном круж
и́
тся
Смерть, – за грудой груду
Тел она нагромождает
На степных просторах вольных;
У всех над головой летает
Проворный чёрный ворон.
Лишь царевич Елисей
Белой лебедью храним,-
Вышел жив из ста смертей,
Цел и невредим.
Та лебёдушка над ним
Пролетала, сберегала.
"Много лет тебе и зим
Жить на свете." – Так шептала
Птица верная. "С тобой
Всюду я, царевич, рядом;
От любой беды лихой
Уберечь тебя я рада."
Тот, кто добр был когда-то,-
Душу спас, а не сгубил,
Тому не страшно пламя ада,
Он под защитой высших сил.
Медвежья ода
Снова вечное светило
Озарило круг земной;
Утро в мире наступило,
Сгинул мрак ночной.
Первыми проснулись птицы
И запели песнь природе;
Звонкой, стройной трелью чистой
Огласили неба своды.
А за ними пробудились
Звери в логовах своих,-
На работу торопились,
Много дел с утра у них.
Скоро холод в лес нагрянет,
Надо пищу добывать,
Чтобы зимними ночами
Можно было сладко спать,
Не заботясь о достатке.
Суровые в лесу порядки;
Если будет вдруг нехватка
Заготовок у животных,
То взаймы им не дадут.
В лежбищах, в берлогах, в норах
Сами по себе живут,
О других не беспокоясь;
Летом трудятся на совесть,
А зимой плоды пожнут
Трудов своих, и успокоясь,
Тепла весны в жилищах ждут.
Этим утром суета
Страшная в лесу была:
Зайцы, барсуки, лисицы,
Лоси, кабаны, куницы
Мчались рысью, кто куда.
А медведь не торопился,
Ждал, когда его жена
Наконец угомонится.
Сильно гневалась она:
– Для чего я отдала
Годы лучшие свои
Косолапому лентяю!
На меня, стервец, смотри
И не медля, отвечай мне,
Сколько ещё зим подряд
Лапу мы должны сосать?!
Пусто в нашей кладовой,
Ветер в ней гуляет!
Не такого, милый мой,
От тебя ждала я!
Погляди на медвежат;
Как они худы, унылы,
Всегда голодными сидят.
Нету больше силы
Выносить весь этот ад!
Мы едим одну малину,
А о мёде и мечтать
Позабыли. Что молчишь?!
Припух в углу, как мышь!
Иди немедленно к волкам
И мяса раздобудь у них;
Сегодня ворон мне сказал,
Что пир устроили они,-
Зарезали троих лосих.
Иди скорей и принеси
Хоть что-то от добычи их!
– Опять ты на меня напала!
(Грозно зарычал медведь).
Да, у нас доходов мало,
Но не угрожает смерть
От голода всем нам.
Любишь ты вот так всегда
Краски тёмные сгущать…
Мужа посылать к волкам
Можешь только ты и мать
Твоя! Что ж, прогуляюсь;
Лучше в волчьи мне клыки
Угодить, – целей останусь.
А с тобою говорить,
Боже упаси, – состарюсь
За единый миг и сдохну.
А сперва ещё оглохну.
И отправился медведь
В логово к волкам.
Громко начал он реветь,
Шёл, кусты ломал.
Страшно зол был косолапый,
Но потом угомонился,-
На охоте быть растяпой
Не годится; притаился,
Осторожно стал шагать,
И по дороге размышлять
Успевал; вот что он думал:
"Ворон верно ей сказал,
Много раз помог еду нам
Он найти. Всегда летал
Мудрый вран там, где есть пища;
Иди за ним, и ты отыщешь
Пропитание себе
И своей большой семье.
Да, медведица моя
Часто рыкает напрасно,
Но сейчас она права;
Надо как-то пропитаться.
А я тяжёлый на подъём,
Не люблю с утра пораньше
Отправляться в бурелом
И искать то, что послаще.
Редко лакомил медком
Я детёнышей своих…
Ворон про троих лосих
Рассказал ей; значит, много
Там волков. Смогу ли их
Отогнать? Мне бы подмогу.
Ладно, буду нападать;
Есть силёнка, слава богу,
Всех волков смогу задрать!"
В скором времени медведь
Подошёл к опушке леса.
Пир там продолжал греметь,-
Волки громко пели песню
Заунывную про смерть.
Острые свои клыки
В плоть кровавую вонзали,
Ели наперегонки,
Утробы насыщали.
Налетел на них Потапыч,
Лапой мощною огрел,-
Двое серых пали навзничь;
И остальных такой удел
Ожидал, но разбежались.
А потом сгруппировались
И пошли со всех сторон
Рвать клыками исполина.
Рьяно с ними бился он;
Но, как организм единый,
Волки действовали – стаей
И медведя прочь прогнали.
Проиграл хозяин леса,
Но сдаваться не хотел.
Под осиной он уселся,
Раны свои осмотрел.
Вспомнил медвежат голодных,
И решился биться на́ смерть.
"Лучше умереть свободным,
Чем в бескормице ужасной
Дни унылые влачить.
Прежде думал: быт