Почти все последние дни мы проводили в дороге, останавливаясь только на редкий ночлег и ради сбора информации. С недавнего времени последнее давалось нам очень нелегко – сказывался наш внешний вид. Стоило мне подойти к человеку и заговорить с ним, как он начинал лепетать что-то о срочных делах и старался поскорее скрыться из виду. У Сары дела были немного лучше, но прямо на моих глазах начинала увядать ее красота.
Я оглянулся на нее: она шла, с некоторым усилием переставляя ноги, тяжелые темные пятна под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах, переживания оставили свои шрамы на ее молодом лице – сопутствовали тому глубокие тени, порезы складок, слегка похудевшие щеки и скулы.
Было ли виной тому наше путешествие? Не думаю. Она никогда не упускала шанса принять горячую ванну и поспать. Пользовалась своими бальзамами, мазями и прочими причиндалами даже в дороге. Ее начинали разочаровывать люди. Но самый большой отпечаток на ее состоянии оставляли города-призраки, по которым мы проходили – от них веяло холодом и смертью. Некогда прекрасные и обжитые места превратились руины, и ее сердце сжималось при виде этого. Пусть она видела и худшие вещи, просто сейчас для нее приоткрылась другая – противоположная – сторона вещей. И переносила она это очень тяжело. Девушка стала немногословной и все чаще уходила в себя.
С того момента, как я перестал употреблять стабилизаторы, количество моих приступов сократилось и переносились они вроде бы легче. По крайней мере, из глаз Сары исчезло то дурное постоянное беспокойство. Но я стал видеть какие-то обрывки, связанные с той женщиной в пожаре, все чаще. Они приходили ко мне во снах, возвращались образами в окружавших меня людях и пейзажах. Мое сердце приходило в восторг, но никаких побочных эффектов не наблюдалось. Но была одна странность – как бы сильно я не старался, я не мог разглядеть ее глаз. Они всегда были сокрыты от меня: будь то тень, волосы или ее ужасная пустая насмешка.
И в моих мыслях поселилось странное…. Сомнение. Неуверенность. Словно я что-то делаю неправильно.
–Ах! – Восхищенно вздохнула моя спутница, подставляя лицо свежему прибрежному бризу. За секунду усталость и удрученность на ее лице сменились жизнерадостностью. Она устремила свой взгляд к линии горизонта. Мы как раз вышли на поворот и перед нами растянулся бескрайнее море, в лучах заката приобретающее огненно-рыжий оттенок. Я остановился, чтобы дать ей возможность насладиться видом, а сам наблюдал за ней – пытался понять, как она это чувствует.
Редкие облака над нашими головами подставляли свои шерстяные животы под последние лучи солнца. Их клубы становились ярко-желтыми, практически золотыми. Среди этого блеска уносились на юг перелетные птицы. На некоторое время отдельные стайки слетались поближе, чтобы что-то сказать друг другу – возможно, прощались – и рассыпались в относительно разных направлениях. В их звонких криках слышалась любовь к теплу, но также и приближающаяся зима.
–Я не переношу морозы. Но я люблю холод – он учит ценить тепло. – Объяснила она, поймав мой недоуменный взгляд. В ее глазах жило тепло. Это было не пламя, не огонь и пожары – это был домашний камин. Это было тепло родного дома и его уют. Все это жило в ней.
Она опустилась на землю, привычно поджимая колени к себе и обнимая их. Она пристально смотрела, как огромный огненный шар спускался все ближе к линии моря, освещая невозмутимые склоны. Уши ласкал шум моря: в своем холодном спокойствии разбивались невысокие волны о шершавые скалы. Морскую песню не могли расстроить и докучливые крики вечно голодных чаек, отдыхавших на утесах. Она протекала неспешно и расслаблено, подобно огромным океанским течениям. Наполняла слушателей умиротворением и приносила душевный покой. Есть поверье, что море способно исцелить даже самые глубокие душевные порезы.
Легкий бриз трепал локоны ее волос, обдувал наши лица, приносил солоноватый влажный воздух, наполненный свежестью и свободой. Его колкие прикосновения приятно щипали оголенную кожу. Питали и увлажняли, но в тоже время солили – хотели заветрить и увековечить, подобно статуям, как бездушные и величественные горы.
Я любил такие места. Они полны первозданного покоя, природной гармонии. Здесь нет спешки – природа и ее время не знают, что значит опаздывать, – здесь все идет своим чередом. Каждому событию свое время, свое место и свои причины. Никто не даст тебе готовых ответов на вопросы, но ты непременно отыщешь их здесь. В местах, похожих на это, я, наконец, мог найти покой и дать отдых уставшему «себе». Раньше. Сейчас же я чувствовал, что должен идти вперед.
–Смотри, – окликнула меня Сара, – солнце еще не село, а Луна уже отбирает у него небо!
Она выдавила из себя тягостный смешок.
–Знаешь, как я в детстве удивлялась этому? Для меня тогда это было что-то вроде правила: солнце – днем, луна – ночью. И когда я видела Луну на голубом небе, то мне казалось, что меня обманывают…. Будто она ненастоящая. Или это какая-то другая Луна, но не та – ночная! Солнце должно крутиться вокруг круглой Земли с одной стороны, а наш спутник догонять его с другой. Как хорошо быть ребенком…. Даже самые обычные вещи готовы стать для тебя чудесами и неожиданными открытиями…. А сейчас – это просто отблеск солнечного света с пыльной поверхности Луны. И никаких чудес. Но даже сейчас это кажется мне чем-то волшебным…. Ты так не считаешь, Холо?
Я не услышал ее вопроса, заданного мне. В моей голове остановилась ее фраза и ее отнюдь не обычная трактовка. Всего пары слов хватило, чтобы избавить меня от мучающего ощущения неуверенности, выкопать маленькое зернышко сомнения и раздавить его. Теперь я точно знал, что нужно делать и где я допустил ошибку. Такая простая истина, находившаяся у меня под носом, оставалась так долго незамеченной. Это ведь знает каждый ребенок – Солнце никогда не догонит Луну – она будет вечность прятаться в тени и убегать. Но чтобы она просто появилась – достаточно всего лишь продолжать светить!
–Холо?..
Мне не надо гнаться за ней через весь мир! Больше – нет. Я просто стану для нее той самой звездой, что даст ей свет. И она засияет в ответ, если будет достаточно близко! Мне просто надо засиять. Мне просто необходимо…. Гореть.
****
Ночь полноправно вступила в силу: на небосводе сияла серебром Луна, бесчисленное множество звезд разливались по небосклону, далекому от искусственного света человеческих жилищ. Нас окружили пляшущие тени. Они толпились около света небольшого костра, брали друг друга за руки и прыгали, приседали, танцевали и воспевали грядущие долгие ночи. И казалось, что они совсем не замечали двух людей перед ними – один лежал, поджав от холода ноги к груди, и укрылся купленном в каком-то городе пледом, второй же смотрел на языки пламени, не в силах оторвать взгляд. В его глазах скрывались отражения совсем иных теней – более темных и зловещих.
Пройдя через горы, мы оказались на «севере». Осень здесь казалось намного холоднее, чем на той стороне – все из-за холодных ветров, которые не могли пересечь горную гряду. Переход дался нам довольно тяжело, мы были вымотаны, как физически, так и морально. Сил дойти до хоть какого-нибудь поселения, даже до маленькой деревушку, не было. Так мы и остановились прямо в полях, посреди жухлого сорняка. Развели костер, чтобы было немного теплее. Сара уснула почти сразу же – укуталась в плед, сжалась, подобно младенцу, и провалилась в глубокий сон, тихонько посапывая и изредка всхлипывая, когда прохладный ветерок щекотал ей нос. Ее равномерное дыхание, покидая тело, превращалось в пар.
Тени от костра перескакивали по ее лицу. Во сне она наконец-то могла расслабиться – выражение усталости, нервозности и подавленности спадали, и на ее лице можно было увидеть умиротворение и покой.
Несмотря на усталость, я не мог уснуть. Сон не шел. Который это день без сна? Я не знаю. И во мне зрела уверенность, что так и должно быть. Отдыхом мне служил этот маленький огонек костра, пляшущий в свете Луны.
Желтые, красные, оранжевые язычки склонялись под дыханием ветра и поднимались снова. Вздымались ввысь и опускались. Согревали. Отгоняли темноту и притягивали тени, завораживали и очаровывали. На короткую, яркую и обжигающую жизнь пламени можно было смотреть часами. Огонь очищал разум, выжигал все ненужные мысли, освещал невиданные ранее дороги. Он горел и медленно умирал, но в его свете чувствовалось непреодолимое желание жить.
Огню, как и человеку, свойственно одно единственное желание – жить и продолжать жизнь. И даже этот маленький и безобидный огонек хотел стать огромным пожарищем, хотел перекинуться на сухую травы, зажечь деревья, спалить кустарники, устремиться дальше – к горизонту, туда, где встанет само воплощение огня – великое Солнце. Пламя, что способно сжечь мир и не может погаснуть. Словно для человека – Бог.
Огонь не любил человека, он был обозлен на него и обижен. Человек приручил его когда-то давно, сделал своим домашним питомцем! Обманом завлек в свои жилища и издевается, как может, даже не зная, как больно оживать и умирать из раза в раз. Но в какой-то степени огонь мог проявлять к людям симпатию.
Откуда я это знаю? Это нашептывал мне маленький костерок у моих ног. Все знают, что костры не умеют говорить, но я видел, как буквы складываются в слова посреди летящих искр. Осторожно, чтобы не спугнуть их, я спрашивал его: «Чего ты боишься? Чего ты желаешь? Что преследуешь?». И он отвечал мне.
Я спросил: «Знаешь ли ты женщину, перед которой даже пламя падает ниц?». И он сказал, что, конечно, знает. Я захотел узнать: «Ты знаешь, где ее найти?» – и он глубокомысленно промолчал. Ведь я уже сам знаю ответ. Но почему я сомневаюсь? Какая-то часть меня противилась этому решению, слезно умоляла одуматься. Но я уже буквально видел ее тень перед своими глазами. Она была рядом, совсем близко – осталось лишь протянуть руку. И я собирался это сделать.
В эту яркую звездную ночь Луна молчаливо наблюдала, как чей-то силуэт, сидящий у костра, встает на ноги и тихо уходит прочь, не понимая, сколь многое он оставляет позади. Луне ведомы все дороги под темной завесой ночи, она стара и мудра, поэтому она просит одинокие ветры дуть сильнее и загасить пламя костра, а сама направляет свой холодный свет на девушку, спящую у огня – она обязана проснуться!
Глава 7.
Эта ночь пахла травами и холодами. Вереск под ногами неприятно похрустывал и царапал кожу прямо через одежду. Жесткие порывы ветра промораживали до костей – ему было, где разгуляться – всюду, куда ни глянь, сплошная пустошь. Редкие деревца с опавшими мелкими листочками не способны препятствовать погоде. Они слишком малы и слабы, из них не добудешь тепла и света.
Я шел, не ощущая ни ветра, ни ссадин, ни головной боли, постоянно озираясь в поисках «топлива». Облака, как назло, старались скрыть Луну, а от звезд было слишком мало света, чтобы отчетливо различать предметы на большом расстоянии. Одно я знал наверняка – дорога обязательно приведет меня к поселениям. И я шел, словно одурманенный.
Я был в предвкушении, и мое сердце радостно билось, разгоняя по венам закипающую кровь. Люди в такие моменты испытывают нетерпение, но у меня терпения было достаточно. Я чувствовал азарт, вожделение и странную жажду. Все эти ощущения переполняли меня, опьяняли мозг, притупляли чувства. Мне казалось, что прямо сейчас я все могу, что целый мир был создан ради меня и этого момента. Голову покинули все ненужные мысли: не осталось сомнений, сожалений, привязанностей и прочей ереси, отравляющей сознание. В моем разуме остались лишь цель и образ, словно кто-то выжег их на фотобумаге, поместил на пленку и запустил проигрыватель.
Вся моя жизнь виделась лишь страшным сном, который хочется лишь забыть, от которого хочется поскорее проснуться. И я чувствовал, что мое пробуждение близко: вот уже в ужасе под закрытыми веками метаются глазные яблоки, вот горло свело судорогой, в попытках проглотить застрявшую на полпути слюну, вот фаланги пальцев впиваются в одеяло в поисках опоры. Лицо покрыла испарина. Совсем скоро я проснусь. Совсем скоро я заживу заново своей настоящей жизнью.
Между тем, мое тело, наконец, привело меня к человеческому поселению – то был небольшой поселок на сотню-другую домов, рассыпанных вокруг возведенной на самом высоком холмике церквушки. В провалах окон зияла темнота, в воздухе повисла сонливость. Это место пахло скошенной травой, навозом, шерстью, пылью со старых дорог и дымом, выходившем из нескольких труб. Люди спали. Спали собаки и прочая живность, спали машины, спали улицы и переулки.
Кто были люди, находившиеся внутри зданий и видящие сейчас десятый сон? Чем занимались, чем зарабатывали на жизнь? Как они осели здесь? Почему не уедут? Мне это было безразлично. Как было безразлично и то, кого они любят, с кем спят и как одеваются. Мне нужно было Солнце.
Люди – собственники. И еще они трусливы. Никогда в жизни ни один человек не отдаст чего-то, что принадлежит ему. А если у него начнут это отнимать – он убежит, позовет на помощь. Сила человечества в его единстве. Пока их много – они способны на очень многое.
Люди – ксенофобы – они никогда не поймут другого, чуждого им. Не помогут, не услышат. И эти люди вряд ли отличаются от остальных миллиардов.
Они захотят помешать мне. Они не станут слушать, и уговоры здесь будут бесполезны. Я знаю, я уже видел это – сначала они возьмутся за оружие и с праведным гневом попытаются меня прогнать. Потом в их сердцах поселится страх, а в глазах – ужас. Они будут плеваться проклятиями, обвинениями и угрозами. Позовут на помощь тех, кто сильнее – свою власть. После они попытаются сбежать. Они будут бежать так быстро, как никогда не бежали. Перестанут оглядываться. Забудут про друзей, родственников и знакомых. Будут спотыкаться, толкаться, топтать друг друга и стараться вырваться вперед, пробегая по головам, словно они больше не люди, а какие-то членистоногие. А в завершение сюда прибудет слишком много людей. Мне этого не нужно.
Нужно забрать свое. Нужно забрать.
****
Костер погас, неясно – догорел или же просто затух под порывами усилившегося ветра, но Сара проснулась из-за резко объявшего ее холода. Несмотря на поздний час и отсутствие огня, видимость была хорошей, из-за чего она сразу обнаружила отсутствие своего напарника. Его не было рядом, как и в радиусе нескольких десятков метров. Его вещи лежали практически нетронутыми, пропал только маленький подсумок, в котором он стал носить сигареты и всякую мелочь, да кобуры и пояски.
Сара сразу поняла, что он ушел. Не полюбоваться видами или подумать – ушел надолго. Оставил ее одну здесь, в холодной и безжизненной пустоши. Ее глаза слипались от усталости, и в какой-то момент она хотела плюнуть на все и просто вернуться к своим снам, но какое-то странное волнение обуяло ее и заставило подняться.
Но куда идти? Холо мог податься в любом направлении, смотря, что взбрело в его больную голову!
Особенно сильный порыв ветра чуть было не сбил девушку с ног. Нужно идти. Исходить хотя бы из того, что он не мог повернуть назад. И Сара шла. Шла неуклюже, то и дело спотыкаясь, но дело было не в темноте, нет – Луна светила ослепительно ярко, освещая своим сиянием весь ее путь. Складывалось ощущение, что Луна показывает дорогу и направляет хрупкую, промерзшую девушку. Она спотыкалась из-за ветра, что неустанно подталкивал ее в спину, словно желая, чтобы она ускорилась, перешла на бег и бежала так быстро, словно позади нее сама смерть.
О чем она думала? У нее не осталось сил думать, она могла только чувствовать. И она чувствовала усиливающееся беспокойство. На ее сердце словно положили целую гору, отчего оно билось медленно, с трудом. Промерзшие до костей пальцы безустанно дрожали, холодный воздух обжигал ей кожу.
В ее теле бушевал настоящий ураган, сотворенный из смешанных чувств. Сложно поверить, что один человек может испытывать все это единовременно. Здесь были и материнское волнение, и девичья любовь, и детское любопытство. Одновременно с этим она чувствовала безразличие, равнодушие. Она была взволнована и обеспокоена. И чертовски зла. Да – она злилась. Злилась на себя, на Холо, на весь этот несправедливый мир. Ей было обидно. Ей было тоскливо и грустно. Она была готова негодовать и проклинать все на свете. Вместе с этим ей хотелось покоя и умиротворения. Она ужасно устала, чувствовала себя вымотанной, выжатым до последней капли лимоном. Но ее подогревала ревность. И успокаивала какая-то фальшивая уверенность. Жалость ее была направлена на всех, кроме нее самой, в особенности на своего дурака-напарника. Ее убивала собственная беспомощность, и разрывала боль. Но надежда придавала ей сил.
Эти, как и множество прочих, чувства сплетались в ней, поддерживая хрупкое равновесие. Они сдерживали друг друга, не давая вылиться через край. Достаточно было одного малейшего происшествия, чтобы эта гармония вдруг превратилась в неудержимый неконтролируемый хаос. Все это, и даже больше, можно было прочитать в ее широко раскрытых и покрасневших глазах.
Ноги, словно чувствуя эмоциональное состояние своей хозяйки, старались нести ее быстрее.
Между всем прочим, Сара успела заметить и восхититься красотой этой ночи. Ее впечатляла эта огромная Луна, будто вылитая из первоклассного серебра. Ее сердце трепетало от усыпанного звездами небосвода. Среди них было мало знакомых ей созвездий, но это только делало их еще прекраснее. Сильный ветер и холод не могли испортить искусства этой ночи. Не могли испортить этой девушки, что жадно старалась запечатлеть каждую секунду времени, проведенную наедине с Землей и Космосом.
В какой-то момент ей даже показалось, что она начала понимать Холо, вечно сбегающего от общества, чтобы побыть наедине с собой. «Так вот это видел он каждый раз, когда мне приходилось его искать? – Это определено стоит того!». Так она думала, и ее грудь наполнялась теплом. Как вдруг она заметила, что горизонт полыхает заревом. Но до рассвета было еще слишком рано.
Сара на мгновение остановилась, как вкопанная. Она слышала, как сердце уходит в пятки, а земля – из-под ног. Она не могла понять, что ей чувствовать, не знала, что ей думать. Девушка молилась, чтобы все это было ошибкой, глупой игрой разбушевавшегося воображения – и рванула со всех ног в сторону страшного пожара.
Она больше не чувствовала холода, усталость как рукой смело. Не замечала она бьющие по лодыжкам ветки кустарника и вереска, не закрывала глаза, промораживаемые леденящим ветром. Не было звезд над головой, исчезла Луна, смятение поглотило сознание. Лишь мелкая раздражающая венка пульсировала на виске.