6. Вторая сторона
Когда Тонов известил жалобщиков, что придется проехать к господину Согрину на очную ставку, избитый мужик начал активно отказываться, мол, ему хватило синяка на один глаз, и где гарантия, что Согрин ему для симметрии и второй глаз не подкрасит. А вот тетечка сразу была обеими руками «За», поскольку хотела сама лично взглянуть на того нахального типа, что отобрал зарплату у мужа и набил морду.
Они отправились в путь на такси, как оказалось, журналистов возила по служебным делам местная транспортная компания «Ветерок» бартером за рекламу в газете. Вскоре они уже выходили у ворот предприятия Согрина. Путь преграждал двухметровый забор с колючей проволокой, а в его проеме стоял хмурый охранник метров двух ростом. Сначала он увидел Тонова, оскалился, узнав. Затем увидел следующего за ним пострадавшего работника и опять нахмурился.
– Здорово, Петрович, – приветствовал его Тонов. – Начальство у себя?
– Ну тебя-то он поди примет, – сообщил охранник. – А это чудо ты зачем с собой привел?
– Он со мной, – ответил Тонов, даже не оборачиваясь. – Будь другом, сообщи Согрину, мол, журналист городской газеты господин Тонов хочет попасть к нему на прием. Не собля… соблагово… бля… волит ли…
– Да понял, понял, не матерись! – усмехнулся охранник и набрал шефа.
– Шеф, тут у нас Тонов Шурик прикатил. Весь из себя модный, говорит, журналист. Ну и с ним…
– Журналист? – захохотала трубка. – Тонов теперь журналист? Далеко пошел, я думал, этого прохвоста уже давно посадили!
– Вот такой я непоседливый, – сказал Тонов с укоризной. Мол, я же не один, можно было и придержать язык перед посторонними.
– Блин, я хочу это видеть!
– Только он не один… – опять попытался предупредить охранник, но Согрин уже отрубил связь, крикнув «Впускай!».
И вот три посетителя оказались в просторном богатом кабинете, обитом кожей и деревом, а напротив них сидел Согрин, что едва увидев пострадавших, вмиг превратился в сурового холодного начальника.
– Ну и какого ты их сюда притащил с собой? – спросил Согрин Тонова. – Журналист, блин!
– Надо дело одно прояснить! – сообщил Шурик, обернувшись на своих жалобщиков, что заметно пожухли под начальственным оком. Даже боевая тетка, решившая ранее в глаза поглядеть директору в итоге сникла и утратила былой запал. Похоже, увиденное в этих глазах ее сильно попустило.
– Значит, избили вот этого… тракториста и деньги отняли.
– Так? А кто избил? – с усмешкой спросил Согрин. – Я, что ли, замарался?
– Семенов, – тихо сказал побитый в пол, явно трепеща перед директором.
Директор взял мобильник, включил громкую связь.
– Захар, что вы с трактористом не поделили?
– С этим пидаром? Так я же пояснял!
– А ты для прессы повтори. Я на громкой связи. Тут у меня в гостях журналист местной газеты. Шурик Тонов. Знаешь такого?
– Журналист? Тонов – журналист? А я тогда почему еще не балерина? – искренне удивился Семенов. – Его еще не посадили? Или он опять с утра решил стать честным?
– Ты давай-давай, рассказывай по делу! – подогнал ближе к теме Тонов. – Что у вас за мания меня в тюрьму сватать.
Судя по усмешке Согрина, их мания была вполне оправдана. Но Семенов все же сразу принялся рассказывать о конфликте с трактористом.
Шурик включил диктофон.
– Дело такое: иду мимо трактора, там этот полупокер со счастливой мордой колесо на восемнадцать достает. Причем, не какую-то лабуду – «Хаккапелитту», слышь, последней модели! Откуда, спрашиваю, такие шикарности? А тот с гордостью, слышь, с гордость – говорит – «Добыл!» «Добыл», слышь! И как подвиг выкладывает: мол, ехал он на своем бурбуляторе по шоссе и тут на отнорке по Северной, ну где еще почти никто не ездит, видит: авария. Две тачки столкнулись лоб в лоб. Всмятку, наглушняк вообще, прикинь! Выпрыгивает он из трактора и давай с одной из разбитых машин запаску сдергивать. Так и привез, добытчик драный. Я, говорит, без палева, там, слышь, в салоне кто-то дергался, да меня не заметил, окошки то побиты и кровью залиты! И смеется радостно!
– И что дальше? – спросил Тонов.
– А что дальше могло быть? Пиздили мы этого пидара всей сменой, но я начал первым, тут скромничать не буду. Потом я взял колесо, вытащил бабло у этой гниды на проезд, погнал на место ДТП, возвращать.
Семенов тяжко вздохнул в трубке.
– Вот такие дела, господин журналист, прости Господи… Вот так и напиши.
– Так и напишу, – пообещал Тонов, покосившись на тетку. – Мы же за правду, да? Вот и напишем всю правду.
– Не надо такой правды! – просипела тетка, пораженно взирающая на своего мужа. – Ккому такая правда нужна? Нет, не пишите!
– Чо им, жалко это колесо, думал, они все равно убитые! – завыл внезапно тракторист с фингалом. – А чо деньги отняли? Деньги мои верните, я их заработал!
На него с отвращением глянули и Согрин, и Тонов, и даже родная жена. На шум из коридора выскочил охранник, застыл на входе, вопросительно глядя на шефа. Директор, скривившись, вытащил из столешницы трудовую книжку, видать, заранее припасенную, и пачку денег. Швырнул все это в лицо тракториста.
– На тебе, гандон. А теперь вали отсюда. Петрович, проводи… этого.
7. Митинг – это весело
– Репортаж! – радостно воскликнул Тонов, входя без стука в кабинет фотокорреспондента Карамышева. Хозяин помещения в этот момент стоял спиной к входящему перед открытым окном и что-то усиленно выцеливал через длиннофокусный объектив на стоянке у офисного здания, где располагалась редакция. Карамышев вздрогнул, словно ребенок, застигнутый за шалостью, тихонько отошел от окна, опуская фотоаппарат. Повернулся к гостю. Выдохнул с облегчением.
– Репортаж? Да какой это репортаж, так… фотозарисовка…
– Я говорю: нас с тобой Плашкин отряжает осветить репортаж в сквере Бубякина! Там собираются сторонники строительства церкви из местного вуза. Ты фотаешь, я пишу!
– Будда вас прибери, – скривился Карамышев. – Что ни год – одно и то же. Скукота!
– Скукота? – удивился Шурик. – Отчего скукота? Чего тут сидеть, киснуть, когда можно погуляться, с народом пообщаться, что-то новое увидеть и снять?
– «Что-то новое» – повторил фотокор, чуть скривившись. – Да я тебе на годы вперед могу расписать всю повестку изо дня в день. Кто тут пишет, чтобы было интересно? Все пишут, чтобы было – потому что газетные полосы нужно заполнять какими-нибудь буковками, по возможности, слегка связанные смыслом. А вот смысл неважен.
Не спеша собираясь в путь, фотокор продолжал свою речь. Тонов внимательно слушал, наблюдая за его манипуляциями, и время от времени поглядывая на календарь, что закрывал часть монитора рабочего компьютера Карамышева.
– Каждый новый год мы выставляем кучу никому не нужных поздравлений, затем журналисты пишут материалы к 23 Февраля про какого-нибудь мужественного мужика, 8 Марта приходит черед историй про женственную бабу, потом у нас что-то про войну будет, затем все лето садоводческие темы, осенью расскажем про рандомного учителя к Дню учителя, и далее по святцам. Какой праздник предвидится, про то и пишут. Куда там креативу!
Карамышев замолк, хлопнув по фотосумке. Тем самым давая понять собеседнику, что готов к выезду на репортаж.
– Ну? – не понял Тонов. – А митинг протеста тебе чем помешал? Он тоже в календарях расписан?
– Да они уже третий год протестуют. Один бизнесмен хочет там построить торговый центр, другая личность, приближенная к святым отцам, хочет отбабахать храм. Вот в сквере они и собирают митинги поочередно. Я уже разов пять их освещал. Толку-то.
– И нафига нам они тогда? – задумчиво спросил воздух перед собою Тонов. Вместо воздуха ответил фотокор:
– Ты чем меня слушал, вьюнош? Говорю – в городе новостей не особо, пишут по святцам-календарикам! Оттого любая движуха, даже такая тягомотная, как эти митинги – уже что-то! Но чисто внешне это унылое зрелище. Я бы даже сказал, душераздирающее: то одни "актывысты" соберутся и покричат за церковь, то другие соберутся и дежурно покричат за торговый центр. Ску-ко-та…
– Да ладно, – пожал плечами Тонов. – Давай сгоняем, может, в этот раз все будет как-то не как обычно!
К месту акции они прикатили заранее: там еще не собралось большого количества людей, только несколько зевак, да у памятника знаменитого в узких кругах академика Бубякина кучковалась группа организаторов, где командовала толстенькая рыжеволосая девица. Она раздавала указания громким уверенным голосом, перемежая речь забористым матом.
Репортажная группа разделилась: Карамышев направился в сторону сцены, а Тонов к этой девице, на ходу готовя к бою диктофон, с которым уже не расставался после истории с трактористом.
– Газета «Городская жизнь», корреспондент Александр Тонов! – радостно заголосил репортажник, подскакивая со спины к рыжей толстушке. Та аж охнула от неожиданности, как совсем недавно это сделал Карамышев. Потом обернулась и некоторое время с недоверием смотрела на возмутителя спокойствия исподлобья.
– Тонов? – наконец спросила. – Тебя еще не посадили?
– Бровкина? – солнечно заулыбался Тонов. – А ты тут какими судьбами? Почему не на занятиях?
– Все тебе расскажи. Может, отпросилась! – отвечала Бровкина. – Чего хотел-то?
Тонов, опомнившись, сразу поднес работающий диктофон поближе к накрашенным губам Бровкиной и спросил.
– Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, чего вы добиваетесь этой акцией?
Бровкина надула и без того пухлые щеки, и вместо ответа спросила сама.
– Ты чего привязался, Тонов? Вали на фиг!
– Я жруналист… тьфу, журналист! – не смутился реакции Тонов. – Ты же организатор, да? Так и ответь, чо тут происходит у вас?
– Митинг у нас, – процедила Бровкина. – За возведение на этом месте церкви святой блаженной Ксении Петербургской.
– Зачем тебе церковь Ксении Петербургской, Бровкина? – усмехнулся Тонов с недоверием. – И твоим подопечным зачем? Они же студенты, а не члены духовного хора!
– Студентам нашего вуза, который стоит неподалеку от данного сквера, негде молиться и это большая проблема нашего учебного заведения, – заученно заявила Бровкина. – Учащиеся постоянно жалуются на отсутствие церкви. Поэтому мы требуем от городских властей выделить эту землю в сквере под ее строительство! И вообще, тут у нас не только студенты, но и группа поддержки наших ветеранов…
Бровкина покрутила головой в поисках группы поддержки, увидела рядом какого-то мужичка пожилого возраста с седоватой бородкой и совершенно мутным взглядом. Указала на него:
– Вот, к примеру, Магомед Иванович, наш давний сторонник. Магомед Иванович?
Когда взоры Тонова и Бровкиной обратились в сторону Магомеда Ивановича, тот слегка растерялся, затем все же выдал:
– Дааа! Тыыы… кровавые преступления Сталина требуют покаяния! Церковь нужно тут поставить… и на месте здания ФСБ… и там, где полицейские сидят! Эээ… Кровавые преступления Сталина…
– Спасибо! – прервала выступление деда Бровкина. – Большое спасибо за развернутый ответ! Ну что, Тонов, еще что-то узнать хотел?
– Да нет, собственно, – ответил Тонов, слегка прищурившись в сторону Магомеда Ивановича, голос которого ему показался знакомым. Именно тот звонил ему в редакцию и грубо требовал статей о преступления Сталина. Несомненно. Вряд ли в небольшом городе отыскалось бы сразу два подобных неадеквата с одинаковой манией.
Как бы между прочим, совершенно по-свойски Тонов внезапно спросил:
– А сколько стоит участие в митинге?
– Пенсы за пятьсот, студенты за зачет, – на автомате ответила Бровкина. И тут же ойкнула, поняв, что именно сказала. – Ты только это не пиши и я тебе ничего не говорила!
Оба посмотрели на диктофон в руках Тонова. Рука Бровкиной уже потянулась к нему. Вот только аппаратура мгновенно исчезла в кармане брюк журналиста.
– Я тебе ничего не говорила! – повторила со злостью Бровкина. – Только посмей это где-то опубликовать! Вы, журналисты, любите жаренные факты, сенсации вам подавай! Нет тут никаких сенсаций! А чего плохого напишешь – по судам затаскаю! Ты меня знаешь, где залезешь, там и вокзал!
– Успокойтесь, мадмуазель, все будет хорошо! – ответил с прохладцей Тонов. – И в страшном сне не привиделось на тебя залезать.
– Ну смотри! – пробурчала Бровкина. Она догадывалась, что в чем-то Тонов решил ее подколоть, но в чем именно – не поняла. – Все, бывай, у меня дела!
– Бываю, – кратко ответил Тонов, отходя. Навстречу ему уже шел Карамышев с откровенно скучающим лицом.
– Ску-ко-та, – повторил он то, что явственно выражало все его лицо. – Поговорил хоть с этой организаторшей?
– Поговорил, – ответил Тонов. – Тем более мы с ней знакомы. Она там в вузе что-то вроде организаторши всей движухи по городу. Студентов отряжает на разные митинги и прочие сабантуйчики за зачеты и пятерки.
Карамышев тут же направил на рыжую организаторшу свой фотоаппарат и нащелкал целую серию снимков.
– Фактурная фемина. Настоящая валькирия, – оценил Бровкину фотокор. – Ей бы скинуть еще жирок, так я бы с удовольствием посвятил ей эротический фотосет. Сейчас в моде бодипозитив. А тут не бодипозитив, тут бодипозитивище!
Тонов покачал головой.
– Еще та сучка. Из-за нее меня в свое время выперли из вуза.
Он некоторое время еще смотрел задумчиво на собирающихся людей и внезапно ему в голову пришла замечательная идея.
– Слушай! – спросил он Карамышева. – Ты же не против, если мы сделаем это скучное мероприятие слегка веселее?
– Я всеми лапками «за»! – ответил фотокор. – Знать бы способ.
– Щас все устрою! – ответил Тонов, решительно направившись к Магомеду Ивановичу.
Он встал рядом с престарелым активистом и устремил свой взор в сторону налаживаемой трибуны, где планировалось выступление кого-то из авторитетных протестующих. В постепенно собирающейся толпе говорили, будет сам Колокольцев, бизнесмен, который имел связи с церковниками и добивался строительства религиозного объекта. Хотя, может, он просто своего зама пришлет. Митинг не первый, достаточно проходной, кому охота вообще лишний раз ради него вылезать из джакузи…
– Физкультпривет, папаша, – тихо сказал Тонов, ткнув локтем Магомеда Ивановича. Тот обернулся и посмотрел на него своим фирменным мутным взглядом, что держали в себе всю боль и муку от сталинских преступлений, и не единой искры адекватности.
– КГБ не дремлет, я прибыл из комитета Свободы предупредить об этом, – заговорщицки прошептал Тонов.
– Чеоо? – протянул Магомед Иванович, словно ему сообщили какую-то совершеннейшую глупость. С одной стороны так и было, с другой – Тонов говорил твердо и убежденно. Именно так он всегда общался с дурачками и эта тактика срабатывала в большинстве случаев.
Продолжая неторопливо отщелкивать кадры, Карамышев попутно наблюдал, как Тонов, взяв в оборот какого-то квелого старичка, долго его в чем-то убеждал. Дедок сначала слушал с недоверием, но постепенно его мутные глаза стали загораться огоньком ярости. Причем, ярость была явно направленна в сторону трибуны, куда вышел выступать первый спикер.
Вскоре они расстались – корреспондент направился к фотокору, который ловил в объектив толкающего достаточно унылую речь спикера, а Магомед Иванович пошел к трибуне.
– Поговорили?
– Поговорили, – кивнул Тонов. – Сейчас должно быть что-то интересное, приготовь камеру!
– «…Но в митинг неожиданно вмешался ярый антисталинист и убежденный монархист Магомед Иванович Миллер. Во время выступления господина Колокольцева, он с криком «Бей ежовских прихвостней!» налетел на того, орудуя черенком от лопаты, что лежала рядом с местом событий, оставленная, видимо, каким-то нерадивым дворником. На помощь выступающему пытались прийти другие спикеры, но и они не смогли справиться с возмутителем спокойствия. А когда он крикнул в толпу, что собравшихся обманули, и за митинг организаторы не намерены платить, к погрому подключились еще несколько пенсионеров. Присутствующие здесь студенты принялись снимать все происходящее на камеры и в драку не вмешивались… Только прибывшая к месту происшествия усиленная группа блюстителей порядка сумела обуздать разбушевавшихся пенсионеров и высвободить из их рук порядком побитого организатора – Елену Бровкину…» – Плашкин поднял глаза с текста на Тонова, перевел взгляд на Карамышева, что просто завывал от восторга, разглядывая между делом фотографии с места побоища на своей камере.
– Какой ужас! – ахнула Кольберг.
– Какой ужас! – с восторгом повторил Тонов. – А вы еще говорили, что митинги – это скучно! Кстати, еще в ближайшее время никаких митингов не предвидится? А то мне понравилось делать репортажи!
8. Смелый критик
Плашкин правил новый материал от своего корреспондента Тонова у себя в кабинете. При этом сам Тонов стоял перед ним, готовый внимать наставнику и учесть все его замечания. Где не так запятую поставил, где матерок вычеркнуть…
– А в целом, неплохо, – сказал по итогу проверки труда журналиста редактор. – Очень даже неплохо. Ты быстро учишься.
– Ну а то! – небрежно отвечал Тонов, – незаконченное высшее образование, как никак!
– Ты раньше нигде не писал?
– В стенгазете писал, в школьном лагере, – сразу ответил Тонов. – Но там скучно и без размаха. Тут тоже скучно, но с размахом.
– Скучно?
– Ну да! – отвечал Тонов и спросил с тоской в голосе. – Когда мы уже начнем щемить мэра города и выводить на чистую воду мусорную мафию?
– Погоди-погоди, – приостановил его Плашкин, силясь понять логику заданных вопросов. – С чего нам мэра щемить и какая еще мусорная мафия?
– Всегда во всех городах есть мусорная мафия! – твердо уверил редактора журналист. – Да и любого мэра есть за что щемить, иначе это и не мэр, а котенок Мяу.
– Да зачем, опять же? Тебе Кулик не пояснил?… А вы к кому?
Последнее было обращено новому посетителю с дергающимся глазом и кипой бумаг в руках.
– к редактору, – заговорщицким тоном сообщил человек. Мужчина был средних лет, среднего же телосложения, с залысинами на маленькой голове, в неопрятной и потасканной спортивной одежде. Он четко шагнул к столу редактора и положил перед ним стопку мелко исписанных листов.
– Вот!
– Что это? – спросил Плашкин, кивая на принесенное.
– Я хочу, чтобы вы это опубликовали! – заявил посетитель. – Тут про мэра…
– Еще один щемитель… – вздохнул Плашкин. – Вам пора в партию объединяться и выжидать мэра в темном углу для воспитательной работы. К чему вам газета, этот ненадежный посредник?
– Там у меня все расписано четко! – не слушая возражений редактора, продолжил свои пояснения к тексту посетитель. – Читайте!
– Наш мэр пидарас и гнусный мерзавец… – начал читать Плашкин, потом сразу поднял глаза на посетителя. – И каким образом вы пришли к данному заключению?
– Это же и объяснять не надо, – ответил весомо посетитель. – Это ясно всем!
– Боюсь, мы не сможем подобное опубликовать, – вздохнул Плашкин, отодвигая бумаги от себя. Посетитель окинул его взглядом, полным презрения.
– Боитесь, да? Трясетесь перед этим пидарасом! А вот я не боюсь и все четко про него высказался! Эх, вы!
Было в этом вздохе «эх вы» столько печали и горести за несчастных зашуганных журналюг, что проняло и Тонова, и редактора.
– Я лицо нанятое, – ответил ему Плашкин, стараясь смотреть в окошко, хотя было видно, что обвинения ему были неприятны, однако, будучи до мозга костей интеллигентом, он старался этого не показывать. – И я опасаюсь не за какие-то «неприятности», а за то, что ваш текст просто вызовет повод мэра подать иск за оскорбление личности. Вот и все.
– Нелепая попытка отмазаться, – прокомментировал его довод посетитель. – Вы это не мне говорите, вы это говорите своей совести!
– И в самом деле, а почему бы и нет? – спросил Тонов. – Я вот за! Может, и Кулик будет за?
Плашкин еще раз тяжело вздохнул и очень вежливо попросил по телефону подойти к нему собственника газеты. Благо тот был в это время у себя в кабинете, распивая коньяк и просматривая в задумчивости какой-то кровожадный японский мультсериал.
– Здрасьте, – хмуро сказал Кулик, появляясь в проеме двери. Был он с легкой небритостью, продолжая держать рюмку коньяка в руке. – Что здесь такого, с чем ты сам не справился, Плашкин?
– Очередной приступ КНТП, – махнул на гостя-правдоруба редактор. – Я уже устали с такими разговаривать и выслушивать про нашу… несмелость в политической позиции.
– Ну-ка, – Кулик сгреб со стола бумаги, окинув текст профессиональным взглядом. Через несколько секунд изучения заржал: «Писькотряс! Гы…»
Гость даже порозовел, подмечая, что его разгромная статья нравится собственнику издания.
– «Мудозвон»! – процитировал еще одно новое слово из текста Кулик и опять заржал. – Какой богатый лексикон! Отчехвостил мэра по самое немогу! Ухаха! Вор, говорит, коррупционер и гомосексуалист! Круто! Смело! Прямо сейчас в номер!
Последнее Кулик заявил, шлепая бумагами о столешницу, так, что Плашкин даже отшатнулся от неожиданности.
– Значит, напечатаете? – обрадовался мужчина.
– Непременно! – с радостью заявил Кулик, тепло глядя на того. – Непременно опубликуем!
И когда гость, не переставая сыпать благодарностями, уже повернулся к выходу, словно позабыв о самом важном, собственник защелкал пальцами, а потом громогласно воскликнул:
– Ах, да! Совсем забыл об одной мелочи! Вы же смелый человек, да?
– Как видите, я не побоялся написать про мэра все как есть, – с достоинством ответил посетитель. – Так что смелости у меня больше, чем у некоторых!
После чего он выразительно бросил взгляд на Плашкина.
– Вы смелый и богатый, а мы не такие уж и богатые. Мы все это напечатаем, мэр, скорее всего, подаст в суд на нас, – Кулик тяжко вздохнул. – Но вы же тут всю правду написали, да?
– Совершеннейшую правду! – уверил гость.
– И прекрасно! Но хотелось бы все же немного гарантий, – попросил Кулик. – Можете ли вы дать нам нотариальную расписку, что берете всю ответственность и расходы в случае иска на себя?
– Я? – удивился посетитель. – А… Э?
– Сколько там за клевету сейчас полагается? – спросил Плашкина собственник. – Пятьсот тысяч рублей? Или миллион?
– И общественные работы до шести месяцев, – добавил Плашкин. – И может быть больше, там обвинения в преступлениях сексуального характера, это отягчающие обстоятельства.
– Что? – не понял гости. – Это как получается?
– Ты же смелый? – вопросом на вопрос ответил Кулик. – Идешь к нотариусу и оформляешь все чин чином – я гарантирую достоверность всех сведений, которые сообщил в данном материале. А если я не смогу их подтвердить в суде, беру все расходы на юриста и на выплаты в случае проигрыша на себя. У тебя квартирка то есть?
– Есть, – отвечал слегка очумевший гость.
– Одна? А то если ее продать, чтобы все расходы оплатить, где жить придется, не на теплотрассе же. Но с другой стороны, завидую твоей смелости, даже восхищен! Ждем с нотариальным заверением, а как получим – немедленно ставим текст в печать. Договорились?
– Договорились, – упавшим голосом ответил гость. – Ну я пойду?
Едва он скрылся, Кулик сделал большой глоток из своей рюмки, отпил на половину и, скривившись, передал емкость Тонову. Видимо, просто подержать, пока он судорожно ищет, чем бы закусить. Однако Тонов без лишних просьб и вопросов допил рюмку и поставил рядом с собой на подоконник.
– Ну что, подождем, когда смотается до нотариуса? – спросил он. – Я видел, тут нотариальная контора рядом.
– Он больше не придет, – сказал ему Плашкин. – Это уже пятый или шестой, да?
– Шестой, – кивнул Кулик, закидывая в род шоколадную конфетку. – Правдорубы хреновы, блин. Всегда готовы выступить и побздеть за чужой спиной, а ты, Кулик, отвечай потом за них рублем. Нетушки! Будьте храбрыми до конца! Если и писать критику, то как Вирхольм писал: все четко, все по делу, каждая буква документально подтверждена, не прикопаешься! А эти… «Наш мэр мудозвон – это все знают!» – охрененный уровень аргументации, блин.
– Так давай я буду за Вирхольма, – предложил Тонов. – Писать уже научился, теперь пора научиться интересно писать!
Кулик посмотрел на него, словно только увидел. Потом тяжело вздохнул.
– Ты не поверишь, Плашкин, но это наш лучший журналист на сейчас. У Карамышева вечные мозговые завихрения. А Красавина… вчера ее послали на интервью к Валяхову. Это мажорчик такой юный. Сын владельца огромной федеральной торговой сети. Папа вложил девяносто миллионов рублей, чтобы его чадо стало депутатом Госдумы. Чтобы через него проводить законы, интересные для своего бизнеса. Дал ему денег, выбил местечко в комитете, организовал команду специалистов, домой тот приезжает на шикарной тачке, даже я ее названия не знаю. В общем, оборудовал ребенку песочницу по первому классу. И что вы думаете наша Красавина на пресс-конференции у Валяхова-младшего спросила в первую очередь?
– Ну? – хором спросили Тонов и Плашкин.
– Спрашивает наша дива: «Какие свойства характера вам позволили добиться такого потрясающего успеха в политике?» – сказал Кулик. – Охрененная глубина вопроса, великолепная проработка героя. «Человек в кадре», ептыть! Там ржали даже тараканы! Плашкин!
– Что?
– Она у нас сразу дурой была, или мы ее испортили?
– Нууу… – замялся Плашкин. – Она до сих пор думает, что Бонапарта называли Наполеоном, потому что он любил этот торт. Все время была в тени Вирхольма, что-то там писала, я даже не приглядывался особо к ее личности, делает свое дело и ладно.
– Так что там с расследованиями? – напомнил Тонов. – Давайте, я кого-нибудь все же расследую и выведу на чистую воду?
– А кто в это время текучкой будет заниматься? – поднял в удивлении бровь Кулик. – Карамышев, что ли? Он не может, у него «Никон» и его надо протирать. А у Красавиной куча начатых материалов недописана, еще текст с прессухи недопонят и таксист недотрахан. В общем, дело по горло! Ах, да, кстати! Ты же знаешь Согрина? Вот сконтачься с ним и договорись об интервью. Вроде должно быть интересно.
– С Согриным могло быть интересно, – согласился Тонов. – Вот только он говорит так, словно всю жизнь готовился к допросам в гестапо. И, завидев журналиста на горизонте, сразу понимает, что настало время показать, чего он достиг в своем умении. В общем, трудно будет его разговорить.
– А мы не ищем легких путей, – подбодрил его Кулик. – Ты еще ни разу интервью не делал? Для начала надо к нему подготовиться. Собрать всю возможную инфу о человеке. В процессе знакомства с этой информацией у тебя наверняка появится множество вопросов.