Ключи к Акаше

Борис Андреевич с содроганием подумал, что ему как раз предстоит новый полёт. Только сначала нужно приобрести билет. Он твердым шагом направился к кассам. Очевидно что-то изменилось в облике бывшего хозяина порта, теперь ему никто не наступал на ноги, не толкал и даже уступали дорогу. Может в этом виновато распухшее лицо, с большими, как у панды, чёрными пятнами вокруг глаз. А может во взгляде что-то изменилось. Хотя изменения коснулись не только взгляда, но и осанки, походки, жестов.

Билет приобрел без проблем. До отлета остался час, и он решил с пользой провести время. В ресторан зашёл как хозяин. Официант возник рядом, словно из-под земли.

– Чего желаете?

Борис Андреевич изучил меню.

– Оленину под чесночным соусом, креветки по-албански, устрицы и чёрную икру.

– Что пить будете?

– На Ваш вкус.

Официант понимающе кивнул и устремился выполнять поручение.

Борис Андреевич ел медленно, стараясь почувствовать вкус каждого блюда. Официант появился, как только закончил трапезу. Борис Андреевич заплатил кругленькую сумму за мини банкет и дал на чай последние деньги.

– Благодарствую, – довольно сказал официант.

Самолёт совершил посадку в Мурманске в половине первого дня. Октябрьский день порадовал прохладой, лёгким туманом и дневной суетой. Борис Андреевич миновал аэропорт и вышел к остановке. Подошёл автобус. Ущербнов уже протянул руку к поручню, но вспомнил, что денег на билет нет, а в салоне сидит кондуктор, так что далеко проехать не удастся. Можно, конечно, подождать другой, но где гарантия, что он будет без контроля. Решение проблемы выскочило из подсознания как поплавок из воды.

Борис Андреевич быстро отыскал отделение милиции аэропорта и решительно открыл дверь. Два знакомых мента как раз запустили лапы в карманы изрядно подвыпившего, хорошо одетого мужика. Тот попытался противиться, вяло шевеля руками, что-то бормоча и пуская слюни, но слуги правопорядка на это внимания не обращают, профессионально выполняя обыск. Лейтенант, наблюдающий за подельниками, вскочил со стула.

– Какого хрена?

– Верните деньги, – спокойно сказал Борис Андреевич.

Лейтенант присмотрелся.

– А, старый знакомый. Слышьте, парни, чувак просит вернуть деньги.

Подельники обернулись.

– Ты чё, мало получил в прошлый раз? – сказал сержант. – Ещё захотел?

– А может он жалобу на нас накатать пришёл, – предположил ефрейтор.

Оба переглянулись и заржали в полный голос. Но смех резко прервался. Лица покраснели на глазах. Сержант рванул на груди китель.

– Что-то мне нехоро… – начал он и завалился на бок. Вслед за ним на полу оказались ефрёйтор и лейтенант. Тела упавших задёргались, изо рта пошла обильная пена, кожу покрыла сильная испарина. Не прошло и минуты, как они затихли. Резкий скачок температуры с тридцати шести до сорока двух градусов свалил бы и быка. Борис Андреевич улыбнулся, приятная истома разлилась по телу. Осталось доделать начатое. Тело вдруг пронзила слабость, стены заходили ходуном, ноги подкосились. Сил довести дело до конца не хватило. Обыскать карманы слуг правопорядка удалось с трудом, пол постоянно норовил ударить по лицу, кидался как цепной пёс. Денег оказалось в два раза больше суммы, отобранной ментами у него. Часть он засунул в карманы находящемуся в отключке мужику. Тот никак не отреагировал на помощь.

Домой Борис Андреевич добрался на такси, чего не позволял себе даже будучи начальником порта. В квартире ничего не изменилось: такой же беспорядок, стол с остатками вчерашней трапезы и мылом. На крюке висит верёвка с петлёй. Борис Андреевич взглянул на неё. Мысль о самоубийстве показалась не просто нелепой, а невероятно глупой. Прямо в обуви забрался на стол и снял верёвку. Посмеиваясь, медленно начал развязывать узлы. Вспомнились причины, побудившие к самоубийству. В голове будто что-то взорвалось, он оскалился, взревел, снова испытывая унижение, и рванулся в прихожую.

– Не советую вам этого делать, – сказал, словно ожидающий его, гость.

– Почему? – спросил Борис Андреевич. Вспышка ярости была столь сильна, что едва не накинулся на благодетеля.

– Потому что не время, – спокойно ответил гость. – Я скажу, когда оно придёт. Потерпите.

Борис Андреевич зарычал, но противиться не стал. Лишь когда вернулся в комнату, вызверился на мебели и посуде. Из-за грохота прибежали соседи снизу, и Борису Андреевичу пришлось объясняться с ними, сдерживая желание превратить их в головешки. Незнакомец к тому времени исчез.

Один раз в четыре дня он посещал Бориса Андреевича, помогая научиться управлять полученной силой. Ущербнов, жажда мести которого не угасла, а наоборот разрослась, впитывал каждое услышанное слово, выполнял все требования, послушно следовал советам. Поначалу гость, разрешивший называть его Наставником, требовал, чтобы Борис Андреевич зажигал и тушил свечу. По несколько сотен раз в день. Не понимая смысл процедуры, по внутренним ощущениям мог бы поджечь весь город, Борис Андреевич, выполнял требования. Затем Наставник требовал «переключать» зрение с обычного на инфракрасное и ультрафиолетовое. Вскоре Ущербнов мог увидеть в темноте предмет, даже если его температура на одну миллионную отличалась от комнатной и управлять огнём на расстоянии в десять километров, чем и попытался воспользоваться. Огромная сила не давала покоя, требовала применения и он, сканируя город, определял место, где начинается или бушует пожар. Затем выезжал на место и без труда справиться с огнём. Приятно было смотреть на лица людей уцелевших после пожара. Только благодарность получали кто угодно: припоздавшие пожарники, Господь Бог, счастливый случай, но только не он. Обида и разочарование пустили в душу глубокие корни. И вот однажды произошёл случай повернувший спиной Бориса Андреевича к людям и их проблемам. Время приблизилось к середине февраля. Финансы почти полностью исчерпались, и Борис Андреевич направился в Сбербанка, чтобы восполнить нехватку материальных средств. Мурманск, где средняя температура января около минус восьми градусов и зимние оттепели обычное явление, подвергся резкому погружению в холод за счет прихода мощного антициклона с севера, поэтому окончание зимы выдалось очень холодным. Падение температуры было резким, сильно обледенели линии электропередач, дороги и строения. Как следствие – многочисленные обрывы проводов, аварии на дорогах и коммунальной сети. В домах, особенно старых, появились глубокие трещины, не выдерживала система отопления. Ремонтные службы работали в авральном режиме, но устранить проблемы даже спустя полмесяца не получилось. Не повезло так же и медикам. В поликлиники и больницы валом повалили пострадавшие от гололёда. Ссадины, переломы и сотрясение мозга при оскальзывании на льду стали обычным и частым явлением. Предупреждение граждан города о том, что не стоит без особой нужды покидать квартиры, дошло не до каждого. Среди умерших от переохлаждения на морозе были не только бомжи, но и обычные граждане, принявшие изрядную дозу спиртного и присевшие на лавочке отдохнуть. Появились пострадавшие, попавшие под сосульки, словно специально поджидавшие жертву и отрывавшиеся в тот момент, когда кто-то проходил под крышей дома. Был даже случай, об этом писали даже в газетах, когда внезапно оторвавшаяся сосулька убила ребёнка. Мать, державшая его за руку, в шоковом состоянии попала в больницу. Привести в чувство её не удавалось в течении трех с половиной недель. Врачи приложили много сил, и она пришла в себя, но лишь для того, чтобы свести счёты с жизнью. Врачи и на этот раз оказались на высоте, женщину спасли. Что с ней было дальше, в газетах не сообщалось.

Борис Андреевич, не боялся холода. Теперь он мог согреться, даже попав в Антарктиду нагишом, но привлекать внимания не хотелось, да и тратить драгоценную энергию тела тоже. Жгучий мороз впился в кожу лица, стоило Борису Андреевичу открыть дверь подъезда. Глаза слегка засаднили, ноздри смёрзлись, задышалось с трудом. Борис Андреевич хмыкнул, и неприятные ощущения исчезли. Нога опустилась на первую ступеньку крыльца и словно зажившая своей жизнью, рванула вперёд и вверх. Мягкое место со всей дури приложилось к крыльцу, Борис Андреевич позорно съехал по лестнице на заднице. Лёд тонким слоем покрыл крыльцо, ступеньки и дорогу. Дворник полностью соблюдал рекомендации метеорологов, в том числе и не посещение улицы без серьезной необходимости. Работа серьезной необходимостью не являлась, поэтому посыпать лёд песком некому. Ущербнову пришлось широко расставить ноги и идти, будто в штаны наложил. От злости в душе закипело, проклятия потекли из уст бурным потоком. Если бы попался дворник, убил бы. Но ему в этот день повезло вдвойне: и жив остался, и друзья вечером с тремя «пузырями» белой заглянули. Хватило даже утром «подлечиться», поэтому ни о какой работе и речи быть не могло.

Борис Андреевич с трудом добрался до остановки. Человек двенадцать, подпрыгивая и дёргаясь как фашисты зимой сорок первого под Москвой, судя по усиливающимся притоптываниям и прихлопываниям стоят не менее десяти минут. Мороз словно высасывает из тела тепло. Несчастные люди приподняли воротники, натянули капюшоны, прикрыли лицо ладонями, но лютый холод проникает всё глубже и глубже. Неприятное покалывание началось с рук и ног. У некоторых кожа щёк и пальцы потеряли чувствительность. В груди Бориса Андреевича что-то дрогнуло от жалости. Он встал посередине группы. В стороны пошли волны невидимого тепла. Невидимый купол накрыл остановку и стоящих около неё людей. Заметно потеплело. Люди перестали дрожать, словно в лихорадке и пританцовывать. Одна из девушек улыбнулась Борису Андреевичу, словно из благодарности. На душу словно бальзама капнули. Через десять минут подошёл автобус. Двери открылись перед Борисом Андреевичем. Мощный толчок в плечо развернул на сто восемьдесят градусов. Ноги скрутились, тело по инерции завалилось на спину. Он бы устоял, ухватившись за рукав одного из пассажиров, но тот резко отдёрнул руку, да ещё обматерил вдогонку. Ступеньки тупыми лезвиями вонзились в спину. От рези в позвоночнике едва удалось сдержать крик. Кто-то наступил на руку, зацепил концом ботинка подбородок и никто, никто не помог подняться. Борис Андреевич сполз по ступенькам, а затем, превозмогая боль в спине, на карачках забрался в автобус. Двери захлопнулись, колёса заскрипели по снегу. Унижение, боль и ярость смешались в чудовищный коктейль. Едва поднявшись, он дал себе слово больше никогда не помогать неблагодарным тварям. От злости даже двигатель заглох. Автобус двигался какое-то время по инерции, но затем остановился. Водитель сначала пытался включить зажигание. Бесполезно, движок молчал. Двери открылись.

– Всё, граждане, – сказал он, – приехали.

Никто не захотел покидать тёплый автобус, мало ли, может через минуту другую заведётся. Водитель прекратил все попытки, просто сидел на месте и о чём-то думал. Пассажиры возроптали, послышалась ругань сначала ни на кого конкретно не обращенная, потом все «стрелки» переключились на шофёра. Он оказался парнем крепким, опытным в общении с хамами, и перебранка быстро закончилась. Пассажиры потянулись к выходу. Борис Андреевич с каким-то маниакальным удовольствием смотрел, как они запахивают поплотнее шубы, поднимают воротники, морщатся от колючего нестерпимого холода. Он выждал, пока автобус опустеет, а люди растянутся по дороге к ближайшей остановке, и подошёл к шофёру.

– Чё надо? – спросил тот.

– Попробуйте ещё раз завести, – попросил Борис Андреевич.

– Пробовал уже, – зло бросил шофёр.

– Даю слово, что на этот раз получится.

Водила зыркнул глазами.

– Ну гляди, если не заведётся, во всей полноте ощутишь как приятно было жевать своими зубами, – пообещал он.

Показалось, что двигатель завёлся, как только пальцы коснулись ключа. Он с удивлением посмотрел на неприметного пассажира.

– Просто надо было немного подождать, – пояснил тот.

Автобус осторожно тронулся с места. Борис Андреевич занял место в центре салона. В прихваченном узором окне замелькали силуэты бредущих по обочине пассажиров: шофёр решил не собирать их по всей дороге. Неблагодарные твари получили по заслугам. Борис Андреевич почувствовал душевный подъём. Но на следующей остановке автобус заполнился новыми пассажирами, и настроение испортилось.

Сошёл около Сбербанка. Кассир, пожилая женщина лет шестидесяти, долго всматривалась в паспорт, сравнивая с оригиналом, и, наконец, соизволила выдать требуемую клиентом сумму. Борис Андреевич решил закрыть счёт.

Домой вернулся в расстроенных чувствах и обиженный на весь мир. Как нарочно вспомнились старые обиды, настроение упало ниже нуля. После этого он выбрал жизнь затворника. К тому же появились новые друзья, Наставник назвал их огненными элементалями, и надобность в общении с себе подобными отпала окончательно. Теперь Бориса Андреевича окружали удивительные собеседники. Они поведали тайны огня, о чём умолчал Наставник, и Борис Андреевич начал новые эксперименты. Через месяц удавалось, объединив тела элементалей, создать плазму. Удивительное образование, чем-то похожее на шаровую молнию, могло спалить весь дом, но Борис Андреевич не позволил тепловому излучению покинуть шар, в котором веселясь и хохоча носились призрачные тела. Когда пальцы погружались в шар, кожу словно касалась нежная шерсть и теплая вода одновременно. Борис Андреевич разделил шар на крохотные капли. Стоило отделиться от пальцев как они, тихо всхлипнув, гасли. Тогда Ущербнов использовал крохотные пылинки, летающие по воздуху, в качестве субстрата. Множество жёлтых мерцающих огоньков наполнили комнату. Возникло чувство чего-то сказочного. Так бывало в детстве перед Новым Годом. Ребёнок видит не так как взрослый. Иногда комната будто освещается маленькими огоньками. Душу переполняет восторг, счастье, чувство лёгкости и волшебности. В эту минуту забываешь обо всём. Хочется верить только в прекрасное, чудное, магическое. Борис Андреевич прошёл через замерший дождь. Прикосновение к каждой, капли легко проходили через одежду, отдавалось негой во всем теле. Такое испытывает человек умирающий в пустыне от жажды и жары во время неожиданно начавшегося дождя. Затем Борис Андреевич создал спираль из тончайших нитей огня, медленно трансформировавшуюся в паутину. Она раскинулась посреди комнаты от потолка до пола. Ущербнов ощутил себя творцом, от восторга хотелось прыгать и визжать. Но всё испортил Наставник, как обычно появившийся неожиданно и со спины.

– Браво, вы уже до плазмы дошли. Это хорошо.

Борис Андреевич отвлекся. Раздался тихий многоголосый крик, и огненная паутина с лёгким хлопком исчезла. Показалось, что со всех сторон повеяло холодом. Чувство волшебства исчезло, он снова оказался в жестоком мире прагматизма, подлости, эгоизма, рвачества, алчности и воровства. Не наброситься на гостя удалось с трудом.

– Чё надо? – спросил он грубо.

– Пора отправиться в новое путешествие, – спокойно ответил Наставник.

– Куда на этот раз?

– Почти туда же.

– Какого чёрта? – закричал на него Борис Андреевич. – Неужели нельзя было сделать два дела сразу?

– Не смей орать на меня, – тихо и с улыбкой сказал Наставник, но в голосе прозвучало столько холода и угрозы, что Борис Андреевич замолчал. – Если бы можно было посетить два места за один раз, то мы бы так и сделали. Я ясно излагаю?

Ущербнов кивнул.

– Сейчас четыре дня. Ваш маршрут Мурманск-Москва-Волгоград-Урюпинск. Конечным пунктом назначения, к которому должны прибыть ровно к десяти дня, является Синяя гора, местных спросите, они знают. Держите. – Он бросил карточку с золотым тиснением на стол. – Что делать – знаете. И ещё, постарайтесь не пользоваться способностями. С таксистом повезло, с ментами тоже, но так долго ваше везение продолжаться не может.

– А что мне теперь могут сделать? – сказал Борис Андреевич, тело скрыл огонь.

– Могут, – туманно ответил Наставник.

Борис Андреевич посмотрел на объятые пламенем руки, а когда поднял глаза, гость исчез. Лишь карточка на столе указала, что не привиделся. Он раздраженно сплюнул и стал собираться: натянул черные штаны в узкую полоску, серый пуловер и любимое чёрное пальто. Сунув ноги в ботинки, покинул квартиру.

Начало марта порадовало резким повышением температур до нулевой отметки. Во второй половине месяца днём было около плюс пяти и, иногда, выше. Началось таянье снега, по улицам зажурчали ручьи, на асфальте в ямах разлеглись лужи. Грязь и слякоть подействовали на людей раздражающе. В домах чувствовался сильный запах сырости. Из подвалов в квартиры потянулась вонь из прорванных труб канализации. Стараясь дышать ртом, Борис Андреевич выскочил на улицу. До остановки чистым дойти не удалось. Как не берёгся, но штаны сзади уделал так, будто машина окатила.

Автобуса долго не было. Из-за чего едва не опоздал на единственный рейс до Москвы. Остальные лишь утром следующего дня. Но словно кто-то сглазил: рейс несколько раз откладывали, и удалось вылететь только в полночь. Чёрная полоса на этом не закончилась. Через пятьдесят пять минут полёта на высоте семи тысяч метров отказала левая турбина. Топливо поступало, но что-то произошло с зажиганием. Только это и спасло. Борис Андреевич с холодком в душе попытался его завести. Получилось. Но, поработав немного, турбина снова замирала. Борис Андреевич снова заставил работать ретивый механизм, но ситуация повторилась через минут пять. Аэропорты близлежащих городов самолёты не принимали из-за сильного обледенения полосы, поэтому пилоты приняли решение вести самолёт до Москвы. Пришлось Борису Андреевичу поддерживать работу турбины до самой посадки. Никто из пассажиров о проблеме так и не узнал.

В Москве температура поднялась до трех градусов тепла, но пассажиры, разомлевшие от комфорта и теплоты, покидали самолёт неохотно. Борис Андреевич был единственным, у кого ноги не слушались, и от усталости даже удержать постоянно норовящие опуститься веки удавалось с трудом. Лишь теперь понял, что властью обладает большой, но как был смертным, подверженным несчастному случаю, так им и остался. Захотелось как можно быстрее попасть в Урюпинск. Но пришлось опять ждать. Ближайший рейс до Волгограда в четыре утра. Единственное, что радовало – пустота в зале ожидания. Благодаря устоявшейся погоде самолёты летают по расписанию, и у пассажиров нет необходимости ожидать рейс. Борис Андреевич, без проблем приобрёл билет и занял одно из кресел. Стало клонить в сон, и он бы заснул, если бы не вспыхнувший голод. Он усаживался то так, то эдак, вставал, ходил, но боль не ушла, через полтора часа перейдя в разряд нестерпимых. Ущербнов заметался по аэропорту, но кафе и ресторан оказались закрыты. Единственное, что осталось – автоматы с газированной водой. Он выпил пять стаканов, боль немного притупилась, но спустя минут двадцать вспыхнула с новой силой. Борис Андреевич вдруг поймал себя на мысли, что размышляет над тем, как незаметно прикончить какого-нибудь пассажира и поджарить за углом. Осознание чудовищности мысли даже уменьшило боль. Но скорее всего, Борис Андреевич совершил задуманное, если бы не объявили посадку на самолёт. Сонная стюардесса с удивлением наблюдала, как тщедушный пассажир поглощает одно блюдо за другим, да ещё заказывает всякую мелочёвку вроде орешков, пирожных и шоколадок. Никогда в жизни Борис Андреевич не съедал столько всего и, что удивительно, плохо не стало. Тело, получившее пищу, разомлело и потребовало отдыха. Борис Андреевич не стал с ним спорить. Сон был короток, но невероятно приятен. Проснулся оттого, что кто-то трясёт за плечо. Он с трудом разлепил веки.

– Пристегните ремень, пожалуйста, – попросила стюардесса.

Борис Андреевич вяло выполнил просьбу. Самолёт немного накренился вперёд. Лёгкая сила вдавила пассажиров в кресла, что говорило о том, что шасси коснулись взлетной полосы, и скорость самолёта быстро спала. Борис Андреевич посмотрел на часы. Шесть часов утра. Осталось всего четыре.

Погода не радовала: слякоть, промозглость и моросящий дождь. К Поволжью дошёл циклон со Средиземного моря и принёс потепление. Искать автовокзал времени не было и Ущербнову пришлось снова воспользоваться услугами таксиста. Шофёром оказался калмык, парень лет двадцати пяти, с хваткой крокодила. Они долго торговались, водила требовал оплатить три счётчика, что вызвало естественное негодование у Бориса Андреевича. Наконец обе стороны достигли консенсуса. Таксист поехал «огородами», поясняя, что в одном месте дорога ремонтируется, в другом с утра после аварии машины никак не растащат, а в третьем прокладывают кабель. Ущербнов «закипел»: его держат за идиота. В салоне запахло чем-то подгоревшим. Борис Андреевич обратил внимание на вонь, лишь когда заметил струйки дыма, выбивающиеся из рукавов свитера. Приступ гнева удалось подавить с трудом. Водила завёл бессмысленный разговор, задавая Ущербнову вопросы и отвечая на них, и раздражение опять усилилось. Ещё бы немного и Борис Андреевич не сдержался, благо подъехали к железнодорожному вокзалу. Ущербнов расплатился по договору, парень пожелал ему доброго пути. Борис Андреевич проворчал проклятие в ответ.

Железнодорожный вокзал не поразил ни обстановкой, ни размерами. Но удивила чистота и ухоженность помещений. По холлу витает аромат пирожков или чебуреков. Пассажиров в зале немного. Люди выглядят доброжелательными, в глазах нет озабоченности проблемами, которую неоднократно приходилось видеть у москвичей или мурманчан.

Кассирша, девушка лет двадцати пяти, встретила как родного. Улыбаясь как Мерлин Монро, поздоровалась и после того, как Борис Андреевич заплатил за билет, пожелала доброго пути. Ущербнова это разозлило ещё больше. Пока шёл к поезду несколько раз «удачно» толкнули в спину здоровенными баулами и наступили на ногу. Один раз даже извинились. Кипящий как чайник, Борис Андреевич занял одно из пустующих мест. Рядом приземлился здоровенный мужик с бутылкой пива в руках в тельнике и ватных штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Рожа помятая, заросла щетиной по лоб, в глазах, водянисто-голубых, мутных полопались сосуды, отчего вид у него как у хорошо набравшегося быка. Движения неточные, дёрганные и пока пытался закинуть сумку на полку заехал Ущербнову сначала в висок, а затем по темени локтем.

– Извини, мужик, – сказал он и рухнул на лавку. Бутылка приподнялась, кадык задёргался, захлюпало. – Ох, хорошо, – сказал он, опустив бутылку. – Хочешь?

Ущербнов отрицательно мотнул головой. Мужик с удивлением на него посмотрел.

– На спортсмена вроде не похож. Больной что ли?

Борис Андреевич скрипнул зубами.

– Значит больной, – сочувственно сказал мужик. – Мне врачи тоже запретили, мол, сердце, нельзя, но я их перехитрил. Сказал, что пить не буду, а сам потихоньку, потихоньку. Вчера с братаном четверть самогона на двоих раздавили и ничего.

Борис Андреевич отвернулся к окну. Его всегда раздражала человеческая тупость и невежество. Всем известно, что курить вредно и всё равно курят. Причём те, кто втянулся, ощущают вред на своей шкуре, но не избавляются от опасной привычки. Это же сложно, надо напрягаться, крепиться, терпеть. И из желания не выглядеть «белыми воронами», выставлять напоказ безволие, ничтожность, слабохарактерность заставляют поступать других так же как и они под предлогами, ставящими человека без вредных привычек в положение парии, отверженных, неполноценных личностей. Особенно смешно, как многие из подобных моральных уродов разводят философию по поводу того, насколько было бы плохо, если бы не курили, не пили или не кололись. Чего стоит казуистическое утверждение: «Чем больше пьешь, тем сильнее дрожат руки. Чем сильнее дрожат руки, тем больше проливаешь. Чем больше проливаешь, тем меньше попадает в организм. Поэтому чем больше пьёшь, тем меньше выпиваешь». А уж как смешно, когда некоторые из подобных философов после операции на сердце и совета врачей, что, мол, пора, батенька, бросать енто дело и необходимости «встать на лыжи» упрямо заявляют, что всё равно будут продолжать и ничьё мнение этого не изменит. А «вставать на лыжи» – полнейший бред, вот ещё. К тому же физические нагрузки вредны. Вон в спорте сколько инвалидов. Очевидная тупость такого утверждения их не смущает. Мозги уже затронуты коростой разрушения и, если не в прямом смысле, то в переносном точно. Сам Борис Андреевич не курил и никогда не притрагивался к спиртным напиткам, если не считать момента тяжёлого периода в жизни, поскольку с детства не отличался крепостью здоровья, да и не видел в этом никакого удовольствия, поэтому и был изгоем в любом коллективе, исповедующем принцип: «Если человек не пьёт, то либо больной, либо падлюка, шпион, соглядатай, мразь и так далее». Список предположений прилагался большой, нелицеприятный, и общаться с таким человеком является дурным тоном.

– А может хлебнёшь? – оторвал от размышлений голос мужика. – Даже врачи говорят, что вино и пиво полезны для здоровья.

Борис Андреевич поморщился, будто в лицо плюнули. Как же просто идиоты извращают смысл любого, даже понятного ребёнку, выражения. Ведь сказано об употреблении вина в небольших дозах, курсами, с большими промежутками воздержания, а такой недоумок принимает это выражение как прямое указании к действию, согласно которому спирт полезен в малых дозах при неограниченном количестве.

– Ну не хошь, как хошь, – сказал мужик.

Забулькало. Вагон дёрнулся, перрон поплыл назад. Небольшой ручеёк пива потёк по ватнику.

– Ох, хорошо!

Мужик рыгнул. Перегар смешался с запахом пива и получился омерзительный коктейль. Организм Бориса Андреевича не мог выдержать такой мерзости, к горлу подступила тошнота. Он прикрыл нос ладонью и попытался дышать через рот. Глаза зашарили по вагону, но к тому времени все места оказались заняты. Борис Андреевич подумывал перейти в другой вагон, но наверняка и там не сядешь, а стоять не хочется, да и ноги побаливают. Мужик поначалу тоже пялился в окно, но вид проплывающей степи с пожухлой буровато-коричневой травой, мрачным свинцовым небом и убегающими за горизонт лесопосадками, вызвал зевоту. Веки опустились, раздалось сопение, перешедшее в храп. Мужик завалился на бок. От удара по голове у Бориса Андреевича в глазах потемнело. Мужик при это не проснулся. Ущербнов придал его телу вертикальное положение, но мужик словно нарочно снова завалился на него. Между неплотно сомкнутыми губами просочилась струйка тягучей желтоватой слюны. Несколько капель попало на рукав пальто Ущербнова. Он с омерзением утёр слюну о ватник мужика и снова приподнял его. Мужик заворочался и завалился на сидящую слева женщину. Та пихнула в бок. Глаза открылись. Мужик долго не мог понять, где находиться, озирался, что-то бормотал, плямкал губами, пускал пузыри, словно ребёнок, но сон снова сморил. Голова откинулась, пасть раскрылась во всю ширь. Даже металлический грохот колёс не смог заглушить вырывающиеся из глотки звуки. Гадкий запах усилился. Борис Андреевич попытался дышать через ворот пальто, но показалось, что оно пропиталось перегаром насквозь. Желание желудка избавиться от съеденного возросло. Перед станцией Самофаловка поезд резко затормозил. Мужик по инерции рванулся вперёд и едва не съехал с лавки. Голова оказалась перед коленями. Раздалось недовольное бормотание, переходящее во внятный мат. Мужик разогнулся, упёрся локтями в колени, голову положил на ладони и как упившийся роденовский мыслитель попытался уснуть. Не удалось. Как только поезд тронулся, левый локоть соскользнул с колена, и мужик опять завалился на женщину. Наверное ему показалось, что под головой подушка и могучие ладони похлопали женщину по ногам. Она недовольно взвизгнула и спихнула его голову с колен. Мужик хрюкнул, приподнялся. Мутные глаза осмотрели вагон. Он поцыкал. Не помогло. Ноготь вонзился между зубами, начались длительные раскопки с новым цыканьем и глубокомысленным осмотром пальца. Наконец удалось избавиться от помехи. Борис Андреевич сделал глупость и тоже посмотрел на объект обеспокоенности мужика. На ногте повисли несколько мясных волокон, покрытых желтовато-зеленоватой слюной. Мужик заметил его заинтересованность и поднёс палец поближе, чтобы лучше было видно. Отступившая тошнота с новой силой подступила к горлу. Желудок несколько раз судорожно дёрнулся, содержимое достигло глотки, во рту появился неприятный кисловатый привкус, в горле возникло жжение. Борис Андреевич отвернулся к окну, чтобы хоть как-то отвлечься от увиденного. Но мужик словно нарочно озвучивал процесс громко и с таким чувством, будто это доставляет огромное удовольствие. Он с шумом всосал с ногтя содержимое, а затем стал обсасывать палец, будто леденец на палочке. Борис Андреевич этого вынести больше не мог. Он кинулся в тамбур, где его несколько раз вывернуло. Желудок ещё несколько раз судорожно дёрнулся, но больше освобождаться не от чего. Несколько минут приходил в себя, опершись рукой о стену. Гнев с новой силой ударил по сознанию, разрушая нравственные барьеры, уничтожая остатки сострадания и человеколюбия.

– Быдло! – прошипел Ущербнов. – Ублюдки! Ненавижу!

Тупого мужика и всех кто ехал в поезде и мог случайно пострадать спасло лишь то, что Борис Андреевич вспомнил запрет, наложенный Наставником на использование полученной способности. Ущербнов перешёл в другой вагон. Как и думал, свободных мест не оказалось. Пришлось идти в следующий, в следующий, в следующий. Но чем дальше шёл, тем больше пассажиров встречалось. Колени заныли невыносимо. Боль подстегнула бушующую в груди бурю гнева. Даже руки задёргались в каком-то непереносимом желании удавить каждую сволочь, так вольготно рассевшуюся на лавке. Благо на следующей станции с сиденья, около которого остановился Ущербнов, поднялась девушка. Борис Андреевич рухнул на её место. Пальцы принялись растирать гудящие колени. Боль постепенно уменьшилась. За окном промелькнуло название станции – Панфилово. Сосед у окна, крепкий парень лет двадцати, то ли спящий, то ли делающий вид, что спит, вскочил и принялся спешно стягивать с полки здоровенный рюкзак. Если бы Борис Андреевич не уклонился, то сотрясения мозга не миновать. Рюкзак рухнул на левое плечо. Хрустнуло. Огненная боль ударила во все стороны, замутняя сознание и парализуя руку. Между плотно сомкнутыми губами просочился стон. Парень даже не удосужился извиниться, лишь безразлично посмотрел на сморщившегося соседа и пошёл к выходу, задевая наброшенным на плечо рюкзаком пассажиров.

Боль долго не отпускала, рука онемела. Шевелить пальцами удавалась с трудом. Через час чувствительность вернулась, но боль в плече угасла незначительно. Покидая вагон, получил два ощутимых удара от толкающихся, словно за ними кто-то гонится, сзади и рвущихся быстрее занять места спереди. Борис Андреевич приходил в себя минут десять, прислонившись к указателю с названием станции «Урюпинск». Ненависти, заполнившей до краёв, хватило бы не на одну тысячу человек. Она бурлила и клокотала в груди, требуя выхода, грозя сжечь изнутри, и он приоткрыл маленькую дверцу в душе. К тому времени поезд подобрался к горизонту. Ненависть рванула наружу тугим, раскаленным потоком. Пламя объяло последний вагон разом. Борис Андреевич к удивлению услышал крики, будто находится в вагоне. Каждый вопль отдавался в душе томным чувством глубокого удовлетворения. Вагон словно приблизился и Борис Андреевич увидел пассажиров, но в инфракрасном спектре, чувствовал каждое тело по испускаемому теплу. Такого раньше не было. Пассажиры орали как недорезанные, хотя в салон огонь ещё не проник. В панике несколько человек упали на пол, но никто не подал руку, не помог подняться. Люди превратились в стадо кретинов, стремящихся любой ценой избежать смерти. Упавших давили, топтали, четко слышались звуки ломаемых костей. Старушку затоптали насмерть, а маленькую тщедушную женщину сжали в тамбуре так, что сломали пять рёбер. Одно из них вонзилось в сердце. Смерть наступила мгновенно. Седовласого мужика угораздило упасть в переходе между вагонами. Десятки ног в крепкой обуви прошлись по ногам, спине, голове. Кто-то наступил на шею. Позвоночник не выдержал, хрустнул. Мужик вскрикнул и замер, а люди продолжали бежать по нему как по тряпичной кукле. Ущербнов испытал сладостную радость. Напряжение немного спало. Осмотрелся. Пейзаж не особенно изменился: холмы, побуревшая степь, лесопосадки, уходящие за горизонт и серые облака, давящие на психику, наводящие чувство безысходности и тоски. Рядом с платформой расположилось здание вокзала, каких много в периферийных городах. Большая часть пассажиров разошлась, остальные заняли место на небольшой площади, за которой находится небольшое, огороженное высоким, но с большими дырами забором, строение, похожее на завод или фабрику, со своей веткой железной дороги и складами. Недалеко справа расположились полузаброшенные строения колхоза и ферма.