Все грехи мира. Книга II

По-видимому, эти люди сильно нуждались в самом необходимом – питании, деньгах, возможно, каких-то вещах или медикаментах. Мы можем допустить, что они находились в бегах. Кто-то из них имел опыт ночных нападений и убийств… И мысль применить хорошо зарекомендовавшую себя методику ночного нападения могла показаться адекватной той ситуации, в которой они оказались.

У нас нет чётких и однозначных свидетельств того, что преступление в Уотоге явилось делом рук «Убийцы с топором», ведь в Техасе действовал, всё же, убийца с палкой. Точнее, убийцы. Но пройти мимо этого преступления и не сказать о нём ни слова было бы неправильно. С отнюдь ненулевой вероятностью мы можем допустить, что серийный убийца, которому посвящена эта книга, во второй декаде апреля 1908 г. объявился в Техасе; это было вынужденное появление и действовал он не один.

25 ноября 1908 г.

В книге I мы уже писали о природе штата Алабама и укладе жизни его жителей. Этот небольшой экскурс нам пришлось сделать в главе, посвященной убийству 3-х членов семьи Кристмас в ночь на 8 февраля 1906 г. Тогда трагические события имели место в городке Коттонвуд на юго-востоке штата. То преступление, о котором пойдём речь сейчас, произошло в районе на севере штата, удаленном от Коттонвуда примерно на 380 км. В отличие от Коттонвуда местность здесь была сильно всхолмленной, пересеченной оврагами и многочисленными ручьями, фактически это было предгорье известного в США плато Камберленд (Cumberland). Сходство обеих территорий заключалось, пожалуй, в их малой населенности, причём та местность, о которой пойдёт разговор сейчас, была даже более дикой, чем Коттонвуд.

Местечко Вудланд Миллс (Woodland Mills) на территории округа Морган мы бы сейчас, пожалуй, не назвали населенным пунктом вообще. Это было сообщество уединенных фермерских участков, удаленных друг от друга на 700—800 и даже 1 тыс. метров. Местные детишки ходили в школу за 2 км. и даже за 3 км. – это зависело от того, кто где проживал. С 1874 г. здесь работало почтовое отделение, но через год после описанных событий его закрыли.

До железной дороги от Вудланд Миллс было неблизко. Если идти на запад, то до ближайшей железнодорожной станции в городке Хартселл следовало пройти 22 км. прямиком через леса и холмы, а если по дороге – то все 30 км. В восточном направлении в местечке Хоббс имелась станция поближе – всего-то в 16 км., но чтобы попасть туда следовало сделать крюк почти в 5 км. дабы перейти по мосту через широкую реку Теннесси. Телефона в Вудланд Миллс не имелось, как не имелось его и в близлежащих посёлках – в общем, в 1908 г. это была настоящая глушь.

История, о которой пойдёт речь, описана в упоминавшейся ранее книге Билла Джеймса³, причём описана так, что толком ничего нельзя понять. По прочтении фрагмента книги, посвященного событиям в Вудланд Миллс, воистину чувствуешь себя профессором Преображенским из «Собачьего сердца», вопрошавшим Швондера: «Кто на ком стоял?» На основании повествования Билла Джеймса события невозможно сложить даже в простейшую последовательность, не говоря уже об их анализе и трактовке. Это тем более странно, что история, произошедшая в Вудланд Миллс, мало того, что чрезвычайно интересна сама по себе, но к тому же и хорошо задокументирована. Это очень любопытный психологический триллер, который заслуживает отдельной книги и обстоятельного детективного сериала, его повороты воистину захватывают дух! Автор не может объяснить, почему Билл Джеймс вместе с дочерью изложили случившееся скомкано и с большим количеством неточностей. Вернее, объяснение есть, но оно вряд ли понравилось бы американским исследователям, поскольку ставит под сомнение их объективность. По мнению автора, американские писатели явно попытались подогнать случившееся под свою голую схему и ради этого скрыли одни факты и неверно изложили другие.

После этого необходимого пояснения, имеет смысл перейти к изложению фактической стороны дела.

Супруги Эдмондсон – Томас и Лили (Thomas & Lyle Edmondson) – проживали в Вудланд Миллс всю свою жизнь. Они владели большим участком земли, настолько большим, что часть его сдавали в аренду. Кроме этого участка, им принадлежала земля отца Томаса, умершего ко времени описываемых событий. 72-летняя мать Томаса проживала вместе с сыном. В середине ноября 1908 г. она заболела и почти не поднималась с кровати. Томасу исполнилось 38 лет, Лили была несколько моложе – 31 год – и по-видимому, она являлась женщиной весьма привлекательной – данная деталь, как станет ясно из дальнейшего, имеет некоторое значение. Её характеризовали как хорошую домохозяйку, занимавшуюся детьми и домом, без совета с которой супруг решений не принимал. Тома описывали как мужчину доброго, покладистого, готового всегда прийти на помощь, неглупого, с большим житейским опытом. Один из свойственников Тома высказался о нём так: «обмануть Тома было невозможно» – характеристика лаконичная и ёмкая!

Чтобы закончить рассказ о семье, добавим, что пара прижила в браке 2-х детей – девочку 12 лет и 2-летнего мальчика⁴.

По местным меркам Эдмондсоны были не просто зажиточны, а по-настоящему богаты. Они проживали в солидном просторном бревенчатом доме – данная деталь существенна, так как бревенчатые постройки ценились в Америке тех лет намного дороже сколоченных из досок. Неподалёку от дома находился большой каменный сарай, а между ними стоял другой – деревянный. Эта деталь, как станет ясно в своём месте, также имеет значение.

Карта восточных и южных штатов США с указанием мест совершения «семейных убийств» с использованием топора в начале XX века. Цифрами обозначены: 1 – место убийства супругов Харт 4 марта 1908 г. в местечке Фрейзер, штат Джорджия; 2 – место убийства 12 апреля 1908 г. семьи Геррелл в г. Уотога, штат Техас; 3 – место убийства семьи Эдмондсон в районе Вудланд Миллс, штат Алабама.

На некотором отдалении – примерно в 150 метрах – находился другой большой дом с сараем – эти постройки занимал арендатор земли (т.н. издольщик).

Эдмондсоны вели дела очень удачно и деньги в банках не хранили, а потому в их доме должна была находиться наличность в размере по меньшей мере 3 тыс.$, вырученных от продаж последнего урожая. Впрочем, упомянутые 3 тыс.$ кто-то называл сбережениями матери Томаса Эдмондсона – полной ясности в происхождении этой суммы нет, как нет и подтверждения факта её существования. Но здесь важно отметить, что по всеобщей убежденности местных жителей такая сумма должна была находиться в доме фермера. По тем временам такие деньги представлялись весьма немалыми. Кроме того, отнюдь недёшево стоило принадлежавшее Эдмондсонам недвижимое имущество и сельхозинвентарь – в общем, проживали они в достатке и деньги за душой имели.

С 1904 г. издольщиками Эдмондсонов являлась семья Роберта Клементса в составе родителей и 7 детей, старшей девочке уже исполнилось 10 лет, младшему мальчику – 2 годика. Ко времени описываемых событий Роберту исполнилось 35 лет, у него были прекрасные отношения с Томом Эдмондсоном, который даже называл Боба двоюродным братом, хотя родственниками они не являлись.

На территории округа Морган проживало большое количество родственников Тома Эдмондсона – братья, сёстры (родные и двоюродные), дядья и племянники. Эдмондсоны давно укоренились в Алабаме и хотя никаких выдающихся постов никто из них не занимал, этот разветвленный род был широко известен и пользовался хорошей репутацией. Данную деталь, пожалуй, имеет смысл сейчас подчеркнуть.

Совершенно точно известно, что 24 ноября 1908 г. Том Эдмондсон продал 10 тюков с хлопком, выращенным на своей земле. Мы не знаем точную сумму, вырученную им от этой сделки, но даже если считать, что килограмм очищенного хлопка-сырца стоил 10 центов (а в ценах 1908 года он мог стоить и 30 центов в зависимости от качества!), то за 500 кг. фермер мог получить 50$. А то и по более!

Рекламное объявление из газеты 1910 г. помогает получить представление о ценах на продукты питания в крупных продуктовых магазинах по субботам. Почему по субботам? Ну, потому что суббота – это день семейных закупок. Фунт местного гороха (~450 гр.) стоил 35 центов, мексиканские лаймы – 25 центов, масло в банке – 23 цента за фунт, а развесное – 25 центов. Огурцы шли в одну цену с апельсинами – по 35 центов за фунт. Дюжина яиц стоила 19 центов, а неощипанные цыплята продавались по 30 центов за фунт. Простейший подсчёт показывает, что на 7—8$ в неделю семья из 4 человек могла питаться не только полноценно с точки зрения физиологического поддержания жизни, но и разнообразно.

А поздним вечером 25 ноября, накануне Дня Благодарения, дом семьи Эдмондсон загорелся. Случившееся в Вудланд Миллс является тем редким случаем, когда начало пожара наблюдал свидетель – им оказался Айзек Тёрни (I. B. Turney), один из нескольких ближайших соседей Эдмондсонов, проживавший на удалении около 700 м. от их дома. Около 23 часов Тёрни услышал со стороны дома Эдмондсонов два отчётливых крика – мужской и женский – которые, несмотря на значительное расстояние были хорошо слышны в ночной тишине. Эти крики вызвали вполне понятную тревогу Тёрни и тот некоторое время смотрел в темноту в направлении участка Эдмондсонов. Он видел, как резко занялось пламя там, где стоял бревенчатый дом. А буквально через несколько секунд появился второй очаг возгорания и Тёрни понял, что это загорелся один из сараев. Расстояние между постройками было слишком велико для самопроизвольного переноса пламени, кроме того, между домом и загоревшимся большим каменным сараем находился деревянный сарай поменьше – который не загорелся! – так что Тёрни моментально догадался, что на участке соседей орудует поджигатель.

Айзек немедленно разбудил жену и детей, объяснив им, что происходит. Он приказал старшему сыну звонить в пожарный колокол, а супруге вручил пистолет и велел следить за детьми. Сам же Айзек помчался на выручку Эдмондсонам, разумеется, также вооружившись пистолетом. Он не сомневался в том, что сосед стал жертвой преступления и возможно нуждается в помощи.

Нельзя не отметить мужество этого человека, без колебаний бросившегося на помощь чужим людям, сознавая при этом, что его вмешательство может закончиться столкновением с опасными преступниками. Как мы вскоре увидим, Тёрни станет одним из важнейших свидетелей в этом деле, хотя и не единственным.

Другой важный свидетель находился намного ближе к месту трагедии. Речь идёт об упоминавшемся выше Роберте Клементсе, арендаторе, проживавшем вместе с семьёй в доме на участке Эдмондсонов. Клементс увидел всполохи пламени около 23 часов. Он не сразу понял, что это такое, поскольку дом Эдмондсонов заслоняли деревья. Тем не менее, Роберт встревожился, вылез из кровати и вышел на веранду, дабы посмотреть, что же происходит. Сообразив, что горят дом и сарай Эдмондсонов, он побежал на пожар. Впоследствии Клементс не раз говорил, что расстояние от его дома, до дома Эдмондсона составляет 166 шагов и тут уместно задаться вопросом: сколько потребуется времени на то, чтобы преодолеть такую дистанцию? Минута – полторы – и то, если не бежать… Роберт Клементс оказался на месте происшествия первым, что легко объяснимо близостью его проживания.

Очень скоро к нему присоединились ближайшие соседи – Джон Гриер (John L. Grier) Джон Данн (John Dunn) и Джон Хелм (John Helm) – проживавшие на удалении около полумили или чуть более от участка Эдмондсона.

Что сделали эти люди, оказавшиеся на месте происшествия первыми? Ни за что не догадаетесь!

Все они принялись искать Эдмондсонов в зелёном массиве, примыкавшем к дому с южной стороны. Когда Тёрни добежал до места пожара, он был несказанно удивлён поведением Клементса, Гриера и Данна, которые вместо того, чтобы пытаться потушить огонь или хотя бы проникнуть в дом, бегали по кустам и истошно кричали. Впоследствии, когда их стали спрашивать, зачем они это делали, мужчины дали ответы довольно странные. Гриер простодушно заявил, что он делал то же, что делал Клементс, а Клементс объяснил логику своего поведения тем, что он якобы подумал, будто Эдмондсоны должны были испугаться огня и могли от него убежать в лес. Почему они должны были бежать, а не тушить огонь, и почему они должны были бежать в именно лес, а не в поле, Клементс объяснить не мог…

Это была первая странность в ряду прочих, хотя поначалу никто не обратил на неё особого внимания. На протяжении ночи с 25 на 26 ноября к горевшему дому Эдмондсонов съезжались жители соседних ферм, а также разного рода путники, проезжавшие через Вудланд Миллс. Нельзя сказать, что собралась большая толпа, но к восходу Солнца на территории фермы находилось уже более десятка мужчин.

К 8 часам утра на пожаре появился Джон Хелмс (J. E. Helms), нотариус, постоянно проживавший в Вудланд Миллс. Его не надо путать с фермером Хелмом, упомянутым чуть выше. Нотариус впоследствии также стал одним из важнейших свидетелей по данному делу, хотя в ту минуту никто этого не мог и предположить. Хелмс провёл ночь на 26 ноября в доме родственников в местечке Волхермуза (Valhermoosa) примерно в 3 км. от места пожара. Около полуночи он увидел зарево над лесом, услышал звон пожарных колоколов и понял, что где-то неподалёку занялся сильный огонь, однако решил ночью не пускаться в опасный путь. К ферме Эдмондсона нотариус отправился поутру. К моменту появления Хелмса на участке Эдмондсонов собралась уже довольно приличная группа людей – порядка дюжины человек или чуть более – причём, некоторые из присутствовавших успели уже уехать и вернуться обратно.

Как видим, Хелмс был далеко не первым человеком, оказавшимся на месте пожара, но именно он сумел организовать разобщенную группу спасателей и придать её действиям осмысленность и целеполагание. Хелмс закончил университет, одно время был мировым судьёй, во время описываемых событий владел нотариальной конторой, в которой давал юридические консультации – в общем, этот человек был не только хорошо известен местными жителями, но и пользовался их бесспорным уважением. До появления шерифа именно он в глазах окружающих сделался символом Правосудия, хотя никаких формальных оснований считаться старшим не имел.

Уже после появления Хелмса прогоревшая кровля дома провалилась, примерно тогда же провалилась крыша сарая. Т.о. открытое горения продолжалось без перерыва ~9 часов, что стало возможно в силу обилия горючего материала (напомним, что дом Эдмондсонов в отличие от большинства американских щитовых домов был сложен из массивных брёвен). В это время пошёл сильный ливень, который привёл к тому, что ослабевшее пламя затухло.

Наступивший день открыл безрадостную картину: перепачканные сажей люди бродили по пепелищу, заливая водой последние очаги горения и разгребая золу, и вот тут-то было сделано первое пугающее открытие. На месте сгоревшего дома под упавшими стропилами была обнаружена… нижняя часть женского тела. Принадлежность обнаруженного фрагмента особых сомнений не вызывала – он явно принадлежал молодой женщине! Не спрашивайте автора, почему присутствовавшие решили, что видят останки именно молодой женщины – напомним, что в семье жила мать мужа преклонных лет – просто по всеобщему убеждению нижняя часть торса и ноги принадлежали 31-летней Лили Эдмондсон.

Нотариус Хелмс, уже выслушавший к тому времени Айзека Тёрни и убежденный в том, что проживавшая на ферме семья в стала жертвой преступления, понял, что убитые находятся внутри сгоревших построек. Он попросил присутствующих тщательно осмотреть пепелище, дабы отыскать сохранившиеся улики, а сам занялся сараем. Там-то нотариусом и были сделаны новые открытия.

Сейчас сложно сказать, как был устроен сарай – его фотографий и даже приблизительного плана не сохранилось. Нам только известно, что это была капитальная постройка внушительных размеров, разделенная на несколько секций. Не совсем понятно, были ли эти секции полностью изолированы глухими стенами, или же в стенах существовали двери благодаря чему можно было перемещаться из одной части сарая в другую. Как станет ясно из дальнейшего, данная деталь имеет важное значение, но никакой ясности в данном вопросе нет. Известно, что в одной или даже двух больших секциях хранился урожай – примерно 10 тонн хлопка, несколько сотен бушелей кукурузы (1 бушель – это примерно 200 кг.) и пшеница. В другой находился корм для свиней, по-видимому, таковым служили измельченные кукурeзные стебли. Одно из отделений использовалось как конюшня. Имелась зона для содержания коров, известно, что таковых в сарае было по меньшей мере 3, а кроме них – племенной бык. Также в сарае имелся большой свинарник. Безусловно, в хозяйстве Эдмондсонов был и птичник – куда же без кур, гусей и индеек? – но находился ли он в упомянутом сарае или же для него существовала отдельная постройка, мы не знаем. Вполне возможно, что птичник был вынесен в другой сарай – деревянный, тот, что находился между домом и каменным сараем и остался не тронут огнём. Во всяком случае, в документах окружной прокуратуры и суда есть информация о спасении во время пожара крупных животных – коров, быка и лошадей – но ничего не говорится о птице. Вполне возможно, что птице ничего не угрожало, потому о её спасении нет упоминаний. Зато мы точно знаем, что в упомянутом каменном сарае была устроена особая кладовка для сушки и хранения семян хлопчатника.

Именно в этой кладовке и были найдены тела детей, точнее, фрагменты тел. Кровля сарая прогорела и провалилась подобно тому, как это случилось с кровлей дома, но помещение кладовки от этого практически не пострадало. Произошло это по двум причинам: во-первых, из-за небольшой площади помещения в него попало сравнительно немного горящей древесины, а во-вторых, сильный дождь, начавшийся под утро, промочил мешочки с семенами хлопка и они не загорелись от искр и фрагментов стропильной системы. На этих-то мешочках с семенами, уложенных в несколько рядов на деревянный поддон, нотариус Хелмс и нашёл части тел двух детей – маленького мальчика и девочки 10—13 лет.

Строго говоря, тело девочки оказалось частично расчленено, отсутствовала правая рука и часть левой от локтя вниз, отсутствовала часть правой ноги от колена, а также верхняя часть черепа. От головы фактически остались подбородок и часть верхней челюсти с двумя резцами, имевшими аномалию развития (зубы были немного повёрнуты). Тело девочки было обнажено, а мальчик оказался одет, на его ногах даже остались носочки. Хотя тела пробыли долгое время в горевшем здании, они фактически не обгорели, а скорее прокоптились в результате обдува дымом.

Тела детей в тот же день опознали их дядя Эдвард Эдмондсон, брат отца, и друг семьи Джон Белл, видевший всех членов семьи 24 ноября. Тело девочки принадлежало 12-летней Нетти (Nettie) Эдмондсон, а мальчика – 2-летнему сыну⁵.

Чтобы закончить с медицинской стороной вопроса, скажем, что судебно-медицинский осмотр найденных на пожаре останков провёл местный доктор Теодор Расселл (T. J. Russell). Причину смерти Лили Эдмондсон он установить не смог, по той, видимо, причине, что все повреждения были сосредоточены на верхней части тела, которая отсутствовала. Сложно сказать, была ли верхняя часть тела отрублена и унесена с места преступления убийцей или же её уничтожил огонь. Последнее представляется всё же сомнительным, температура открытого горения древесины ниже 700° по Цельсию и полное уничтожение крупных костей черепа, позвонков и зубов кажется маловероятным. В общем, никакой ясности с причиной отсутствия верхней части тела Лили Эдмондсон в начале расследования не было и последующий ход событий данный аспект установить не позволил.

Что же касается мальчика, то по мнению доктора тот был зарублен топором, его череп от полученных ударов потерял форму. А вот раны девочки оказались очень необычны – в её правом боку находился след ножевого ранения, второй аналогичный след имелся у основания шеи. Врач, желая определить длину клинка, ввёл в рану зонд и обнаружил, что тот достиг сердца. На этом основании Рассел заключил, что девочка была убита ударами ножа и уже после этого подверглась частичному расчленению. Врач сделал кое-какие заключения о размерах ножа, которым была убита девочка – по его мнению клинок должен был иметь длину не менее 20 см. и ширину не менее 3 см. – но суждение это следует принимать с важной оговоркой. А именно, Рассел не был судебным медиком и не мог быть специалистом в области ранений холодным оружием, выражаясь современным языком, это был врач общей практики и его повседневный профессиональных опыт сводился к лечению неврозов, мигреней и триппера. Вряд ли такой специалист мог действительно компетентно описать оружие, которым была убита Нетти. Тем не менее, запомним его вывод об использовании большого ножа, в скором времени мы к этому пункту вернёмся.

Ещё раз подчеркнём, что изложенные выше детали стали известны позже, но нотариус Хелмс, внимательно осмотревший трупы, отчасти предвосхитил выводы врача. Предположения Хелмса в самом общем виде можно сформулировать следующим образом: а) людей убивали в разных местах, по-видимому, в разное время, разным оружием и б) убийца предпринял попытку расчленить трупы для их последующего сокрытия, но в силу неких причин не смог этого сделать, точнее, не смог довести реализацию своего намерения до конца. Можно было лишь догадываться, что именно помешало преступнику полностью расчленить трупы – появление свидетеля, нехватка времени, физиологическая слабость – но важно то, что он явно хотел запутать расследование, создав видимость, будто убитые не убиты, а отсутствуют по иной причине…

Картина случившегося получалась довольно странной и Хелмс после того, как Солнце поднялось достаточно высоко, принялся тщательно осматривать территорию фермы. Мы должны быть очень признательны этому человеку за его настойчивость, поскольку представители власти были вынуждены проехать к месту преступления на лошадях около 28 миль и прибыли на ферму уже к закату. За время их отсутствия на месте преступления побывало довольно много зевак, исказивших обстановку. Поэтому именно наблюдения Хелмса дали следствию очень ценную информацию, которая в противном случае могла бы попросту исчезнуть.

Итак, что же установил нотариус утром 26 ноября?

Прежде всего, при осмотре территории возле каменного сарая он обнаружил большое количество мелких костей и фрагментов крупных с частицами плоти на них. Упомянутый выше доктор Рассел впоследствии под присягой рассказал об этих костных останках так: «Большое количество зубов, челюстей и другие кости были найдены разбросанными возле руин дома и сарая, но их состояние было таково, что не представлялось возможным сказать, телам каких людей они принадлежали.»⁶ Этих костных фрагментов оказалось столько, что они заполнили ведро! Найденные останки Хелмс не отдал для захоронения, а передал окружному прокурору, так что впоследствии они фигурировали в суде в качестве важной улики, свидетельствовавшей о методичном расчленении тел убийцей.

Внутри сарая и снаружи присутствовали многочисленные кровавые пятна и брызги, что объясняло происхождение костных фрагментов – убийца рубил тела жертв.

Продолжая исследование фермы, Хелмс в компании с несколькими другими местными жителями сделал и другое открытие. Он увидел большие потёки крови как возле дома, в котором проживала семья Клементс, так и на самом доме. Речь идёт о той самой постройке, что находился на удалении 150 м. от основной усадьбы. Сейчас нам сложно сказать, насколько велики были эти пятна – никаких фотографий, сделанных на месте совершения преступления, не сохранилось, как не сохранилось фотографий дома, занятого Клементсами – но насколько можно судить по устным описаниям, имелось не менее 3-х больших участков, испачканных кровью. Один из них находился на крыльце или веранде, устроенной у входа в дом, второй – в нижней части здания возле угла, а третий – за углом на каменной каминной трубе, встроенной в стену гостиной.

Кровь была засохшей, не пачкала и не оставляла помарок при трении, но выглядела довольно свежей. При взгляде на эти следы создавалось впечатление что некое довольно крупное раненое существо – человек, корова или свинья – бежало вокруг здания, задевая его. Крови не было найдено на подходе к дому. Помимо упомянутых больших пятен имелось большое количество мелких брызг на входной двери и стенах постройки. В частности, свидетели упоминали о довольно крупном («размером с оливу») кровавом пятне на входной двери, причём некоторые вполне уверенно утверждали, что это пятно являлось ничем иным, как кровавым отпечатком большого пальца. Хелмс, разумеется, поинтересовался у Роберта Клементса происхождением крови, и тот ответил, что несколькими днями ранее попытался перед домом зарезать свинью, но та вырвалась. Объяснение было так себе, не очень удачным, поскольку сельские жители хорошо осведомлены о силе и свирепости раненой свиньи. Подобную процедуру не осуществляют в одиночку – слишком она тяжела и опасна – есть у неё свои специфические приёмы и фермеры, разумеется, знают все эти нюансы.

Так что объяснение Клементса прозвучало как-то недостоверно и легковесно, хотя в те часы и минуты никто не обратил на его слова особого внимания.

Продолжая осмотр территории фермы, дотошный нотариус сделал ещё одно важное открытие.

Условная схема дома, в котором проживала семья Клементс, с указанием локализации кровавых пятен. Как и многие американские дома на юге страны, это была дощатая постройка с большим камином в гостиной комнате. Камин был выложен из песчаника (или иного местного камня) и частично выступал из стены постройки. С точки зрения жителя северных территорий подобное архитектурное решение кажется нерациональным, но перед обитателем юга не стоит задача сбережения каждой калории, поэтому такие постройки возводились в США и Мексике на протяжении столетий. Условным знаком «а)» обозначены обширные пятна крови, обнаруженные Хелмсом и группой фермеров при осмотре дома днём 26 ноября. Они располагались прямо перед домом и частично на его крыльце (веранде), а также у угла и за углом на камнях камина, встроенного в стену гостиной.

Он последовательно отыскал в грязи в разных местах неподалёку от сгоревшего дома серебряные часы, бумажник и мелкие серебряные монеты. В упоминавшейся ранее книге «Человек из поезда» можно прочесть, будто бумажник и череп были найдены на краю поля на второй день обследования фермы, но это утверждение ничем не подтверждается – череп в рамках данного расследования вообще никто никогда не находил, а бумажник, как сказано выше, оказался найден в первый же день в непосредственной близости от дома.

Чем эти находки были важны? Тем, что родственники опознали серебряные часы как принадлежавшие умершему отцу Тома Эдмондсона, его мать всегда их носила с собой в качестве своеобразной реликвии. То, что часы оказались выброшены с большой вероятностью означало её смерть, точнее, убийство.

В тот же день на некотором удалении от часов и бумажника был найден большой охотничий нож, который принадлежал Тому Эдмондсону. По крайней мере, он очень походил на тот нож, который глава семейства часто носил на поясе. Вместе с тем, найденный нож не имел каких-то особых признаков – гравировки, царапин, сколов и пр. – однозначно доказывавших его принадлежность исчезнувшему фермеру. Исходя из размера клинка, данный нож мог явиться орудием убийства Нетти Эдмондсон, по крайней мере так считал доктор Рассел, однако тут следует заметить, что на ноже не имелось видимых следов крови. А анализ смывов с ножа с целью выявления скрытых следов крови не проводился – американская криминалистика начала XX столетия понятия о подобном не имела.

Однако самое важное, пожалуй, открытие ожидало Хелмса и его спутников отнюдь не возле построек! В зарослях осоки, на некотором удалении от сгоревшего дома и сарая, рядом с дорогой он увидел довольно большой участок примятой травы с… большим пятном крови. Исследуя траву, нотариус обнаружил ценную находку – небольшую серебряную подвеску в форме сердечка и оборванную цепочку. Эти находки он передал окружному прокурору и тот провёл их формальное опознание. Родная сестра Тома Эдмондсона Нола (Nola Edmondson) опознала в серебряном сердечке свой подарок племяннице – той самой 12-летней Нетте, чьё обезображенное тело было найдено в подожжённом каменном сарае.

Итак, во второй половине дня, спустя примерно 16 часов со времени обнаружения пожара, на месте преступления появились должностные лица, которым предстояло вести расследование далее. Это были окружной шериф Томас Шипп (Thomas R. Shipp), окружной прокурор Грин (D. F. Green) и коронер Дэвид Элмон (David C. Almon). Они заслушали свидетелей, осмотрели ферму, внимательно выслушали рассказ нотариуса Хелмса о сделанных им открытиях. Посовещавшись, правоохранители пришли к единому мнению, что собранные материалы позволяют коронеру собрать жюри и принять формальное решение о факте совершения преступления.

Момент этот довольно любопытен и имеет для нас значение, смысл которого станет ясен чуть позже. Пока же просто уточним, что сами по себе действия коронера по предварительному расследованию подозрительного инцидента являются совершенно рутинной процедурой и по этой причине в этой книге на них не делался акцент. Мы обычно сообщали, что после того, как факт убийства был доказан, окружной прокурор начинал следствие, в рамках которого шериф выполнял его – прокурора – поручения.

По американской традиции коронерское жюри собиралось в первые сутки с момента, когда становилось известно о подозрительном инциденте. Если жюри признавало случившееся несчастным случаем, то все юридические процедуры на этом останавливались, а если жюри склонялось к мысли об имевшем место нарушении закона, то в дело вступал окружной прокурор.

Итак, коронер собрал жюри, которое заслушало сообщение окружного шерифа о событиях последних суток, найденных на территории фермы человеческих останках и вещественных уликах, а также заслушало свидетелей. В числе последних оказался Роберт Клементс, что неудивительно, ведь он жил в непосредственной близости от эпицентра событий и рассказывал о себе как о хорошем друге хозяина ферме.

Показания Клементса были лаконичны и вполне корректны. Он сообщил членам жюри, что прекрасно ладил со всеми членами семьи Эдмондсон, никаких конфликтов между ним и владельцем фермы никогда не было, а также особо уточнил, что всем окрестным жителям было хорошо известно, насколько же Эдмондсоны были зажиточны. Затем Клементс рассказал о своих действиях после того, как увидел пожар в окно и о том, как вместе с другими соседями пытался бороться с огнём.