Удивительный сон приснился, когда мне было, наверное, годика три – четыре, и это был сон, полный страха и ужаса. Он был настолько реален, что иногда мной овладевает искушение засомневаться… но это действительно был сон.

Я лежу в родительской кровати (я часто «досыпал» в ней по утрам, когда отец был на суточном дежурстве в части, а мама рано уходила на работу). Я хочу спать, но через ресницы смотрю, как мама прихорашивается перед зеркалом в трех метрах от меня. Она у меня очень красивая. Ее тепло до сих пор хранит пуховое одеяло. Мне хорошо и спокойно. И вдруг…

На моей кровати, в ногах, сидит страшная старуха в лохмотьях – нос крючком, глаза краснючие, седые космы выбиваются из-под грязной косынки. Ну, точно, злая колдунья из книжки, которую мне мама читала перед сном! Она мерзко хихикает, шепчет тихо и зловеще: «Ну все-е-е…. Заберу тебя! Выпью твои соки!..» Я хочу крикнуть, позвать на помощь, метнуться к маме. Но ужасная старуха больно сжимает крючьями-пальцами мою ногу, и… я лишаюсь сил, а из моего горла вместо крика вырывается лишь слабый сип. Я разеваю рот, беззвучно шевелю губами, но все тщетно: мама не слышит мое сипение, не видит старуху… За спиной старухи я вдруг замечаю темный волчий оскал. Накатывает ужас, чувство полной беспомощности и отчаяния заполняет мой разум. Я понимаю, что еще немного, и старуха вберет в себя остатки моих сил, и я умру.

А потом вдруг яркий слепящий свет разливается по комнате, что-то светлое изливается с потолка, и хватка страшной старухи ослабевает, а я проваливаюсь в беспамятство…

Вот это паническое, лишающее воли чувство бессилия из ночного кошмара, чувство отчаяния и ужаса, иногда накатывает на меня и в реальной жизни.

Детские психологические травмы невозможно излечить, как поведала мне однажды Ленка. Она знает, она учится на психолога…

… -Ангелы живут среди нас! – Ленка крепко держала меня за руку и упорно старалась поймать мой взгляд, который я, также упорно, отводил в сторону.

– Да-да! – хихикнул я, и мой смешок получился немного глупым.

– Ты не понимаешь!!! – в Ленкином голосе зазвучали нотки отчаянья, – Ты совсем не понимаешь!

Ее красивое личико (очень красивое, нужно сказать, личико!) вдруг неприятно скуксилось, и огромные голубые глаза словно заволокло серыми тучами.

– Да ладно тебе, Лен! – я в отчаянии оглянулся по сторонам, ища повод дезертировать, но, как назло, ни одного знакомого студента рядом не было.

… Когда мы с Ленкой начали встречаться полгода назад, мне завидовали все однокурсники. Высокая, изящная шатенка с осиной талией, пышными бедрами и удивительно ясными голубыми глазами, она считалась одной из самых красивых девчонок в институте. За ней ухлестывало много студентов, в том числе и со старших курсов. Она игнорировала всех, но вдруг выбрала меня – в общем-то, ничем особым не выделяющегося парня. Почему? Для меня это до сих пор было загадкой.

Но, если честно, кроме утоленного мужского тщеславия, наша с Ленкой дружба не приносила мне особого удовлетворения.

Лена была интересной собеседницей, она обладала отличной эрудицией, перечитала множество книг, из которых могла цитировать целые страницы. А еще, она была исключительно доброй и нравственной девочкой. Но разве это главное для парня в двадцать один год?! При всем совершенстве и эстетичности фигурки, удивительной миловидности почти кукольного личика, Лена оказалась совершенно нестрастной, можно даже сказать, холодной подругой. Она не любила целоваться, не терпела тисканья на парковых скамейках и прочие «телячьи нежности». Она безотказно и даже охотно соглашалась на близость, но секс с ней был скучен, словно забавы с заводной механической куклой. Она никогда не проявляла нежность сама, а мои ласки принимала с плохо скрываемым безразличием.

В последние недели, несмотря на всеобщее весеннее игривое настроение и с особой силой проснувшуюся жажду эротических переживаний, охватившую всю студенческую среду, мы с Ленкой встречались все реже: я начал тяготиться нашими странными отношениями, да и Лена не делала никаких шагов, чтобы оживить нашу дружбу.

И вот, сегодня она буквально налетела на меня у лифта в перерыве между парами, схватила за руку, потащила в сторону, обвила мою шею своими красивыми руками и жарко зашептала на ухо, что соскучилась, что ей меня не хватает, что какой я гадкий и ее не люблю, потому что стал ее избегать… Ну и все такое прочее.

Я, конечно, слегка опешил, осторожно обнял ее за тонкую талию, соображая, что бы это все могло значить. И вдруг, с удивлением поймал себя на мысли, что мне Ленкины объятия не то, что безразличны, но даже неприятны!

Я аккуратно, но твердо взял ее за локти, снял ее руки со своих плеч и высвободился из настойчивых объятий. Ленка с минуту, молча, смотрела на меня, насупив изящные бровки, а потом тихо заговорила – горячо, быстро, несвязанно.

– Ангелы живут среди нас!.. Ты не понимаешь. Ты совсем не понимаешь!!! И Красный Свет тоже… Ангелы защищают. А те… Они другие! С ними нельзя…

Сколько отчаяния было в ее голосе, сколько мольбы в глазах! Вот уж никогда бы не подумал, что Лена может быть настолько эмоциональной.

Она вдруг запнулась и смахнула ладошкой навернувшиеся на глаза слезы.

– Тебе нельзя… с ней. Ее привели к тебе, чтобы она… Чтобы она допила из тебя те соки, что не успела тогда, в твоем детстве. Потому что ей тогда успели помешать…

…Случилось ЭТО в тот момент, когда я снял тополиную пушинку с ее ноги. Легкое прикосновение кончиками пальцев к шелковистой коже… и я утонул. Да-да, ЭТО лучше всего описать так: я утонул. Я вдруг погрузился во что-то нежное, мягкое, сахарное. Нереально прекрасное. Аудитория наполнилась щебетаньем райских птиц, и изумрудные блики поплыли по стенам… Нет—нет, никакого щебетанья, конечно, я не слышал: это я для красного словца ввернул. А вот изумрудные блики – готов поклясться! – были…

В детстве я обожал книжки про Изумрудный город и Волшебную страну. Когда я был совсем маленький, мне их читала мама, а когда подрос, сам, до самого отрочества, с упоением зачитывался историями про Элли и ее друзей. Мне нравились в этих книжках картинки. Ужасная кривоносая Бастинда, злющая Гингема, прекрасная Стелла, добрая Виллина… Но особенно привлекали меня картинки про сам Изумрудный город, полный сияющих зеленых драгоценных камней, которые были вмонтированы не только в прекрасные сказочные башенки и городские стены, но даже в мостовую…

Так вот, когда я ощутил ЭТО, я словно на мгновенье оказался в прекрасной Волшебной Изумрудной стране.

А потом вдруг изумрудный мир дрогнул, перевернулся, и на мгновение на меня накатило это жуткое ощущение паники и бессилия из страшного сна моего детства.

Впрочем, кошмарное наваждение тут же и рассеялось, хотя и переливы изумрудных огней пропали тоже.

Не могу точно объяснить, почему я захотел привезти Галатею именно сюда, да еще ночью. Я чувствовал, что Галатея… то есть Верочка была готова ответить на мои ухаживания благосклонной близостью еще несколько дней назад. Иногда даже, во время наших, ставших ежедневными, встреч я замечал в ее удивительных зеленых глазах легкую усмешку и немой вопрос. Но мне страстно хотелось, чтобы ЭТО случилось между нами при свете луны, на берегу моря, в очень красивом, странно волнующем меня с детства месте.

Скала, в которой силы Природы создали красивейшую сквозную арку, называется нынче мысом Лермонтова. К Михаилу Юрьевичу название не имеет никакого отношения (поэт никогда в Крыму не бывал), но когда-то тут располагалась дача какого-то его однофамильца.

Знаменит фиолентовский Грот, конечно, не этим.

Фиолент всегда был окружен множеством легенд. По преданиям, записанным греческими историками задолго до нашей эры, именно здесь, на вершине утеса, в эллинской древности располагался величественный Храм Дианы (в таврической традиции называемой Девой). Над морем, на скальном обрыве, располагался алтарь, на котором приносились человеческие жертвы, а к краю пропасти вели ступени, с которых несчастных сбрасывали в морскую пучину.

Между прочим, в древности мыс Фиолент носил название Партениум – Девичий, или Девственный, а в его окрестностях до сих пор можно встретить звучные названия – балка Дианы, роща Дианы, грот Дианы…

По рассказам «очевидцев», в полнолуние и штиль, если осторожно подплыть на ялике к Гроту Дианы с западной его оконечности, в призрачной полутьме, образованной тенью от нависшего скального уступа, на плоском камне, выступающем из воды недалеко от арки, можно увидеть силуэт самой прекрасной богини, медленно расчесывающей свои волосы золотым гребнем…

И вот, в тихий и теплый вечер, наполненный сладкой негой вошедшего в полную силу июня, я решился.

Выклянчить у Борьки ключи от его потрепанной восьмерки не составило особого труда (ящик столового вина, всего-то!), но вот Галатея…

Я поджидал ее у институтской проходной, но когда она появилась, вся моя решимость куда-то пропала. Я смущенно улыбнулся на ее радостное приветствие, замялся и почему-то отвел глаза.

Я не знаю, что на меня нашло. Мы ведь встречались уже месяц. И начиналось все с моей стороны довольно браво.

В тот день, когда я так смело дотронулся до Верочкиной красивой ноги, снимая белую пушинку с атласной кожи, я подошел к ней после занятий, взял ее за руку и просто сказал: «Давай прогуляемся!». «Давай!» – тихо ответила она, и мы пошли в парк. И в этот же вечер мы поцеловались. О!.. Целоваться Галатея умела мастерски! Нет, не так сказал, совсем не так. Никакого особого, специального умения в ее поцелуях не было, но она делала это так открыто, так искренне, так нежно и доверчиво, что просто дух захватывало.

И обнимались мы уже через пару дней, надо сказать, совсем не по-детсадовски.

Но вот дальше поцелуев и нежных касаний разгоряченной кожи под легкими летними одеждами дело не шло. Словно что-то сдерживало нас, и мы не могли сделать последний шаг навстречу друг другу.

… И вот, мы у самой линии прибоя, и тихая ночная вода с легким шелестом осторожно перебирает мелкую, поблескивающую в свете встающей луны гальку. Лунный штиль.

Мы одни на маленьком пляже у подножия высокого обрывистого берега, на добрую сотню метров вдающегося черной неровной стеной в подернутое легкой рябью распростертое перед нами бескрайним серебристым ковром море. И в нескольких десятках метров от нас, в этой черной стене, десятиметровым светящимся окном в волшебный мир, заполненный подрагивающими, словно живыми лунными лучами – великолепная арка Грота Дианы.

Мы садимся на расстеленную мною на гальке подстилку, Верочка заворожено разглядывает фантастическую картину, раскинувшуюся перед нами. Потом переводит на меня широко распахнутые глаза, отливающие даже в полутьме изумрудным светом, крепко обнимает, целует, а потом шепчет на ухо: «Люби меня!». И мы забываем обо всем на свете, мы больше не видим море, звезды, скалы. Мы забываем кто мы, где мы.

Влажный жар поцелуев, шелест сбрасываемой одежды, бесконечное страстное желание.

А через мгновенье (через минуту? через час?) уже струится прекрасный узор из движения тел, смешения душ, вскриков и лобзаний – игра стихий, танец энергий. Вихри, вспышки, безвременье, безмирье …