Как я и предполагала, нужную аудиторию пришлось поискать, и заходила я в неё уже под монотонный бубнеж Нафани, вещавшего о каких-то чуждых, абсолютно не связанных с солнцем, счастьем и весной вещах.

Пробормотав извинения, я поскорее проскользнула к первому попавшемуся на глаза свободному месту и тут… почувствовала спиной странный жар. Это было ощущение, которое я не испытывала очень давно.

Я рефлекторно выпрямилась.

Перехватило дыхание, пересохло во рту. Кто же позволил себе ТАК на меня посмотреть?!

Опасность! Я постаралась справиться с бурей, поднявшейся в душе: прикрыла глаза и прислушалась к гулкому биению сердца. Глубоко вдохнула, облизала пересохшие губы и поправила волосы…

Без «и». Я поправила волосы.

Ошибки быть не могло: обжигающее тепло от чьего-то особого, пронизывающего взгляда волнами разливалось у меня по позвоночнику, собиралось в жгучий пульсирующий клубок где-то в районе затылка, звоном отдавалось в ушах.

Через бесконечно долгую минуту я решилась, и медленно-медленно обернулась....

3. Он

– А я бы ей вдул! – Борька жмурился, как кот на солнце, сладострастно почмокивал толстыми губами и противно хихикал.

Меня покоробило это «вдул!», и я покосился на товарища.

Борька, по сути, хороший парень – спокойный и добрый. Но вот есть в нем это раздражающее гопниковское, особенно заметное после двух – трех бутылок пива. Хотя… А что такого, собственно, он сказал?!.

Димон, откинувшись на спинку скрипнувшего стула, хмыкнул, выпустил тонкую струю сигаретного дыма к потолку и сморщил кислую рожицу:

– Да было бы кому вдувать!..

Я недовольно глянул и на второго своего однокурсника и вдруг поймал себя на мысли, что очень сильно злюсь. А вот на что злюсь – не очень понятно: то ли на то, что Борька размечтался «вдуть» Галатее, то ли на то, что Димон всем своим видом показывал, что вот уж кому-кому, а Галатее он точно бы «вдувать» не стал.

– А это ты так говоришь, потому что Ирка-то тебе вдувалку, случись что, с корнем оторвет. Если узнает, конечно, – хохотнул циничный Борька.

Димон совсем недавно, неожиданно для всех, женился на нашей старосте, Ирке Неробке, веселой, умненькой, очень бойкой, но, по моему мнению, весьма страшненькой девчонке, обиженной природой некрасивым утиным носиком и смешными, торчащими в стороны ушками.

А вот Димон, я думаю, на женский взгляд – красавчик! Высокий, спортивный, юморной. Он был душой любой компании и, как я знал не по слухам, еще тем разбивальщиком девичьих сердец…

Димон неопределенно пожал плечами, но морщиться перестал:

– Не, ну … конечно … не спорю: фигурка у нее – зашибись! Хотя, попцы, как по мне, не хватает, да и вообще, худовата она…

– Ага! – Борька опять хохотнул, – А тебе толстомордую деревенскую телку с дойками по полведра подавай!

Он так смешно надул щеки, выпучил глаза и руками показал размер телочьих «дойек», что мы с Димоном расхохотались.

– Кузя! – повернулся Борька ко мне, – Будь другом, достань из холодильника еще пивка, тебе ближе тянуться…

Я любил проводить время у ребят в общаге. Они, как и я, только недавно вернулись из армии, восстановились в институте и наслаждались свободой, не очень напряженной учебой, теплом весеннего Крыма и предвкушением грядущих летних удовольствий. Я с этими ребятами всегда был на одной волне. Собираясь вместе, мы то вспоминали вязкие и не очень радостные армейские будни под пиво с копченой ставридкой (которую присылал Димону его отец, страстный любитель морской рыбалки), то совершали вылазки на ночные дискотеки и щекотали себе нервы в конфликтах с местной гопотой, то расписывали вальяжные многочасовые партии в преферанс… Они немного завидовали мне, потому что я жил в большой комфортной квартире у бабушки в самом центре города, в зоне ее особой заботы и любви, а я завидовал им, потому что несытая и тесная общажная жизнь была бесшабашна, весела и бесконтрольна.

– Ну, а ты, Кузька, что скажешь?… Ну, по поводу Галатеи? – Борька хитро сощурился, глядя на меня, да и Димон заулыбался.

– Да ну вас! – я сердито махнул рукой, – У вас одни бабы на уме. Давайте лучше пульку распишем!..

А я вам сейчас расскажу, почему они так многозначительно и хитро заулыбались.

ТОТ день отпечатался у меня в памяти каким-то странным образом.

Утро я помню во всех подробностях – встречи, эмоции, слова, запахи, цвета… Что было вечером, я не помню вообще. Может быть, я сидел в общаге у своих друзей… Или, может быть, гулял по напитанному ароматами цветущей акации Приморскому бульвару… Вообще не помню!

А вот день… Воспоминания о ТОМ дне свелись у меня к двум ярким картинкам, двум ярким ощущениям. Первую картинку я уже описал. Две распахнутые зеленые бездны, две манящие звездные пропасти, в которые можно падать бесконечно… Вторая картинка – волна темных волос, медленный – до боли медленный! – поворот изящной головки, изумрудное сияние, вдруг заполнившее сознание, две желтые молнии, и… пустота.

На следующий день я снова увидел ЭТУ девушку на занятиях: она, оказывается, училась в параллельной группе, а в преддверии зачетной недели лекторы довольно часто объединяли соседние потоки.

Она впорхнула в аудиторию…

Нет. Она вошла в аудиторию, я взглянул на нее, и … не смог сдержать вздох разочарования. Девушка, как девушка. Стройная, статная. Ну, ноги у нее красивые (похоже, она всерьез занималась спортом). Темные волосы. Мягкие черты лица, большие зеленые глаза… Но мало ли таких девушек – длинноногих и большеглазых – учится в институте?!. И вообще, скоро лето, время, когда множество юных сногсшибательных столичных див – открытых для знакомств, флирта и эротических приключений – заполнит крымские пляжи и ночные дискотеки!

А еще через день я узнал, как ее зовут.

– Вера!.. Верочка! Я тебе место заняла!– кричала через всю аудиторию сидящая рядом со мной Анька Козырева – бесконечно добрая и очень деятельная, но, как мне всегда казалось, уж слишком простая и немного безалаберная одногруппница, активистка студенческого профкома.

Итак, ЕЕ звали ВЕРА.

Нет, это я сейчас так пишу: «ЕЕ звали ВЕРА». А тогда я про себя, почти безразлично, отметил: «Ага, ее зовут Вера», и продолжил вырисовывать в тетрадке улыбающихся чертиков, гоняющихся за испуганными ангелочками.

А через несколько дней случилась странность.

Заканчивался четвертый час томительных занятий. Препод, по-