Комплект

Можно подумать, мы их тут же выпили… Из горлышка, без закуски, впопыхах? Ничего подобного! Содержимое аккуратно переместили в армейский безразмерный чайник, а за стеклотару еще и курева прикупили…  Для конспирации заветный сосуд продублировали таким же, с настоящим холодным чаем.   Молодые мозги соображают быстро! На зачетах бы так…

Вот по части интуиции у нас, не нюхавших реальной жизни, было явное отставание. Честно говоря, по разочку отхлебнуть из оловянного носика все-таки успели. Но – не больше. Уверенной начальственной походкой приблизился командир отряда, успевший до ВУЗа отбарабанить срочную службу в рядах родной Советской Армии. Опытный…

– Ну, артисты, готовы?

– Всегда готовы…  – чувствуя подвох, вразнобой пробурчали  трубадуры.

– Довожу боевое комсомольское поручение, – командир вытер лоб, обмахнулся платком, –  Жарко сегодня, пить хочется…

От внимательного взгляда лидера не укрылся предательский румянец на лицах отведавших «чайного эликсира».

– О, у вас чаек… Или компот? Можно? – и «атаман» безошибочно выбрал из двух чайников именно тот, который надо, сделал несколько серьезных глотков…

– Тепловат маненько…

В процессе руководящей дегустации дровосеки, прервав топорный перестук, дружно сопровождали глазами движения мощного кадыка. Кивнув как бы самому себе: «Я так и знал!», вожак, не опуская пиалу, подвел итог симпозиума.

– Сухарика бы еще… Не разжились? Жаль. Ну, ладно, к делу…

Суть поручения никакого боя не предполагала. Предстояло обеспечить музыкальное сопровождение профессионального праздника в местном рыбхозе, тем самым способствуя приятному разнообразию отрядного рациона.

– Выезжаете через полчаса. Василий, помоги им с аппаратурой.  Готовые спицы укройте брезентом, топоры – в инструментальную, – и напоследок командир добавил контрольный выстрел, – А чайники на кухню я сам отнесу.

Вот на той «рыбацкой» гулянке нам и показали, как надо пить-веселиться. А может, наоборот, как не надо делать ни того, ни другого. В нынешние времена подобные мероприятия не называют иначе как «корпоративами». Организация может количественно варьировать от минимума до бесконечности, но суть не меняется.

Так, если бы Карамзину сегодня был задан основополагающий вопрос о происходящем на великой Родине, он, опустив воровство, не колеблясь, ответил бы: «Пьют!» А относительно вероятного числа участников этаких вечеринок приходит на ум анекдотический диалог: «С какой радости сёдни водяру хлещешь, Маня? – Так ить корпоратив! – А почему одна? – Так я ж ИП!»

Местечковый узкоспециальный совхоз носил гордое наименование «Рыбохозяйственный комплекс «Новинки».  Агитбригаду доставили к середине доклада о достигнутых рубежах и планах на будущее, зачитанного как полагается, по бумаге, директором хозяйства. Мероприятие происходило под открытым небом, и оратор с трибуны узрел прибытие грузовичка со студентами-артистами.

Указующей дланью начальство подало знак, реквизит под руководством Васи в считанные минуты выгрузили и разместили на сцене поселкового ДК. А музыкантов пригласили за сцену – угостить и приобщить.

От разнообразия рыбных яств рябило в глазах: соленые, сушеные, вяленые, печеные и запеченные, вареные, жареные, заливные и копченые рыбины, рыбки и рыбешки прогибали здоровенный стол. Не было, пожалуй, только сырых, в смысле живых. И золотых. Уха-потроха, печенка-икра…

В противовес, гарниры выглядели несколько уныло – картошка, лук, огурцы да хлеб. Напитков и вовсе два – вода плюс водка, причем минеральная газировка скромно предлагалась в количестве трех теплых пол-литровок, а запотевшая царица застолья – по-богатому, в наполовину затаренном ящике.  Его встречавший организатор, представившийся партийным секретарем, радушно выдвинул из-под стола.

– Не стесняйтесь, это специально для концерта, – и, видя артистические колебания, добавил, – Всё уже списано!

Приехавший с нами комиссар сделал большие глаза и прошипел:

– Не вздумайте… Сгною!.. – но вслух, широко улыбнувшись, поблагодарил: – Спасибо, большое спасибо! Ребята, конечно, выпьют…

После чего совершил прогулку к машине, где у него, оказывается, был припасен уже знакомый пузатый чайник, но пустой. В него и перекочевала предназначенная для укрепления боевого духа и звонкости голосов жидкость. Дальнейшая ее судьба мне лично неизвестна. Скорее всего, комиссар, как образцовый комсомольский вожак, вылил ее. Да-да, в кювет… В пыль да песок.  А вы что подумали?

Концерт отыграли нормально. Предварительно подогретая изнутри публика принимала полупрофессиональное исполнение с энтузиазмом. Петь, учитывая ограничение подвижности подпертых щедрым ужином диафрагм, было сложновато, но справились.  Окна с учетом жары распахнули настежь, и зрители запросто прибывали-убывали по ходу представления. Репертуар не резиновый, но беззастенчивое повторение некоторых номеров нисколько не понизило рейтинг «звезд». После антракта, совмещенного с переносом действия на открытую эстраду, далеко за полночь длились танцы. Вот когда не помешал бы комиссарский чайник! Или хотя бы наш, с портвешком… Увы, история обратного хода не имеет.

А поселок гудел…  Куда ни глянь, во множестве столы с закуской-выпивкой. Столь же обильные, как и тот, за сценой, они время от времени пополнялись и исправно опустошались. Но кое-что казалось странным.  С учетом специфики праздника пить-гулять, на первый взгляд, полагалось далеко не всем. Каким боком, например, к рыболовецкому застолью прислонить трактористов, электромонтеров, не говоря о доярках с птичницами? Зачем к чужому счастью примазываться?

В социалистическом календаре для каждой профессии выделялись специальные дни. Насчет доярок – точно не знаю, а у механизаторов – был, однозначно. А кому не хватало, запросто мог седьмого сентября добавить, в День танкиста.  Почему бы и нет? Они, как следует из канонов отечественного киноискусства, от тех же трактористов недалеко ушли.

Наивные менестрели с некоторым осуждением поглядывали на очевидно неподходящих по профессиональному признаку участников затянувшегося разгула. Видя это, разносторонне сведущий Вася ощутил необходимость оправдать увлеченных празднованием тружеников полей и ферм. Служитель сцены, в силу алтайского происхождения, собаководческого опыта и трех курсов медицинской науки ставший немного философом, просветил музицирующих невежд.

– Рыбак, братцы, в нашем народе понятие всеобъемлющее!

Из последовавшей краткой лекции всем стало ясно – это действительно так.  Не только потому, что каждому приходилось если не сидеть на берегу с удочкой, то как минимум вылавливать то ли кильку из консервной банки, то ли сардинку из жидкого столовского супчика по четвергам… Детишками все были? То-то… Пеленки-ползунки приходилось намочить? Ну вот. Это как называется? Правильно, «рыбки наловить».  Вот и выходит: наш гражданин, еще и шагу не ступив, уже зачисляется в рыболовы…  Следовательно, имеет право!

Итак, был вечер и было утро. «Вечер трудного дня» – кто не слыхал битловский хит?  Чрезвычайно популярную песенку распевали в каждом дворе наравне с «герл», «мишел» и им подобными. Но, с учетом нашего народного характера, я бы предложил название и текст чуток изменить. «Трудное утро нелегкого дня» – то, что надо!  А остальное – сойдет. Представляете? Вступление, и начали: «Настало утро трудного дня, и мне работать, как собаке… Но снова утро трудного дня! Спать завалиться бы, однако…»

Для гиппократовцев утро после рыбацкого «феста» не было каким-то особенным.  Как обычно, местный шофер, пожилой непьющий дядя Миша, отвез бригаду дерновщиков на все том же бортовом «Уазике» в так называемый «полевой стан».

Поясню. Более-менее ровный участок местности пятьдесят на пятьдесят метров под сенью берез и тополей, где стояли-ночевали тракторы – колесные и бульдозеры, прицепы, навесное оборудование, траншейный и ковшовый экскаваторы, вагончик-столовая. «А туалет где?»  – спросите вы… Ответ знает только ветер, ибо когда приспичит, как раз до него и ходят. Нашим работникам, независимо от специальности и тем более пола, в полевых условиях сортир как таковой не обязателен – он у нас, как известно, везде…

Нас-то привезли. И мы, соответственно, всегда готовы – как к труду, так и к обороне. Но вот незадача! Чем же дерновать, когда этот самый дерн надо нарезать (дернорез трактор должен тащить), погрузить на прицеп к другому трактору, довезти до канала…   Без бульдозера планировку склона не сделать. И прочее.

Обычно к нашему прибытию жизнь на означенном стане кипела вовсю: тракторы под парами, пыхтят, ждут, мужички в замасленных спецовках бойко суетятся, покуривают, балагурят.  А тут одна повариха уныло поглядывает. Никого.

Не сговариваясь, решили: лафа! Платы за простой отряду не полагается, но поспать-покемарить в тенечке – святое дело! Бойцу, как казаку – лучше травки постели не бывает. Только вознамерились…

Смена настроения – штука не новая. Как в литературе, так и в жизни. Ну, например, школьник только плакал: двойку получил, а тут – мороженое…  Или наоборот, не успел зять обрадоваться: теща преставилась – за гроб с венками платить…  Но чтобы три перемены зараз – редкость. В то памятное утро так и вышло. Видим: пылит грузовой «Газон». Не будка, простой «пятьдесят третий». Вот черт, приехали-таки наши механизаторы…

Машина   ближе, ближе, и видно: шофер, он же водитель – один! Как перст. В кабине с ним рядом никого, и в кузове ни одной башки над бортами не видать. То есть дрёма в тенёчке не отменяется! Ага, робы под голову… Грузовик подкатил, тормознул посередке «стана». Водила, хлопнув дверцей, подошел к поварихе, она ему чего-то в кружку налила.  Выпил, крякнул с удовольствием. Не иначе, квасок. А может, кислое молочко. Тоже неплохо, в трудное утро.

Дюжий мужчина поглядел на залегших, ухмыльнулся, поклонился. Типа, «Здрассте вам! Отдыхаем? Сейчас, сейчас…» Обошел свой драндулет, откинул задний борт, вызвав дружный вздох разочарования. Из вороха соломы торчали пять пар подметок разного размера, рисунка и степени износа. Центрально располагались резиновые, в положении солдата на плацу, замершего по команде «смирно». Пятки вместе, носки врозь. На спине. С обеих сторон – по две пары в произвольных позах. Объединяла натюрморт полная неподвижность предметов. До бойцов донесся разнокалиберный храп, наиболее впечатлительным почудилось характерное перегарное амбре́.

Перевозчик, не откладывая в долгий ящик, произвел десантирование – без затей, страховки и парашютов. Поочередно брал безмятежно спавших за ноги и попросту вышвыривал из кузова. Потрясенные студенты (медики как-никак) наблюдали процесс со смешанным чувством ужаса и восторга. Ужаса: убьются же! И восторга: крепок, крепок наш народ!

Разгрузка закончилась, «Газон» удалился.  «Десантники», потирая бока и нецензурно постанывая, расползлись по своим механизмам. Затарахтели моторы, пополз синеватый выхлопной дымок… Рабочий день пошел как ни в чем не бывало.

Василий докурил, аккуратно затоптал «бычок». И выразил общее мнение:

– А если бы у них были мозги, могло случиться сотрясение…

Гангстер

На заре трудовой деятельности мне довелось поработать по распределению в Шкловской районной больнице.

Там и семья образовалась, и нам с женушкой выделили (бывали чудеса) служебную квартирку на первом этаже белокирпичной двухэтажки, произведения местного СМУ, или строительно-монтажного управления. Одна комната – ничего так, метров шестнадцать, а вторая – чуть больше шкафа, ну да молодым много ли надо… Водопровод с мощным напором и очень холодной водой, к нему водогрейный аппарат на дровах с мифическим наименованием «Титан». Зато имелся балкон, типа лоджии.

Ну а для уюта что главное? Правильно, котик в доме полагается. Завели маленького, Тихоном назвали, потому как не слышно было его вообще, ну уникально бесшумное создание. А как подрос, оказалось, что это не мальчик вовсе, а совсем наоборот.

Так и получилась у нас кошка Тишка. Сама беленькая, а ушки, тюбетеечка, полоски по спинке и хвостику черненькие… Чудо! И тоненькая такая, грациозная умилительно. Ручная абсолютно, ласковая. На колени вскочит невесомо, гладишь ее, а она чуть слышно мурлычет – поет, значит, о счастье своем кошачьем. Из еды признавала только вареную рыбку, продавалась такая мелочь по двадцать копеек за кило. Ей там раздолье было. Первый этаж, балконная дверь постоянно приоткрыта, да и форточка для кошки не проблема.

И с окрестной бездомной кошачьей братией она, как теперь бы сказали, тусовалась вовсю. Среди них выделялся один – здоровенный серо-дымчатый лохматый котище совершенно разбойничьего вида и повадок. К Тишке, похоже, благоволил.

Двухэтажек, таких как наша, на краю примыкавшей к райцентру деревни с поэтическим названием Заречье, стояло три штуки. Название свое деревня себя вполне оправдывала – в самом деле за рекой от города, до Днепра через пойменный луг метров пятьсот.

Мы-то ленились, а окрестные жители вовсю занимались прикладным земледелием и животноводством. Одна соседка, к примеру, в сетчатой загородке у дровяного сарайчика десятка два-три цыплят выращивала, уже ладненькие бегали. Цыплят недаром по осени считать полагается – проблемная живность. И куроводка, не полагаясь на удачу, решила мою женушку озадачить…

У Наташки с братьями меньшими отношения особенные. Она их обожает, а они ее. Собаки не облаивают, не кусают, как бы за свою держат. И коты, самые дикие, не от нее бегают, а к ней норовят. Все без разбору, и серый бандит не стал исключением. Жена, бывало, идет домой, а они вокруг нее вьются, и этот о ноги трется, даже, не поверите, на руки она его брала. Я, правда, ныл, типа, микроспория, то да се. Но обошлось.

Соседка-птичница, приметив такие дела, к Наташке пристала, мол, ты гада придержи, а последующую экзекуцию мы с мужичком моим берем на себя. Он, дескать, цыплят ворует и жрет – уже пары-тройки недосчитались. Небось, и кирпичик увесистый для серой шейки припасли, а Днепр-то вот он, рукой подать… Но подруга моя так ее отшила, что та и здороваться перестала.

Однажды я, после дежурства, среди дня в одиночестве прилег вздремнуть, и вдруг послышались странные звуки на балконе. Там и рычание, и ворчание, и какое-то чавканье, и хруст… Сразу ясно: какой-то ужасный хищник терзает и употребляет в пищу беззащитную жертву.

Ну, думаю, сейчас я тебя, изверга серого, воспитаю. Вооружился пластмассовой выбивалкой для ковриков, выглядываю тихонько – и обомлел! Боже!.. Тиша!.. Наша ручная утонченная тихоня, любительница вареной рыбки! Пожирает цыпленка, аж треск стоит.

Так вот, оказывается, кто он, этот вор, негодяй и убийца!..

Я – на цыпочках назад. Гляжу. Она через пару минут в комнату проскользнула, как всегда бесшумно, на кухню подалась и около мисочки нежно так мяукает, с намеком: не пора ли меня, бедненькую, покормить…

Да… Насчет Клайда⁴ – не скажу, а вот Бонни – теперь точно знаю, была белая и пушистая!

В соревнованьи двух начал…

Тогда как раз миллениум отмечали. Типа, смена тысячелетий. Если кто не помнит, то наступал две тысячи первый. Мы спланировали компанией податься на дачу – Андрей пригласил на свою, в Белую Лужу. От города без малого сотня верст, неблизко, зато – природа, тихо, уютно. Банька опять же, дом с печкой, погулять-поспать – всего в комплекте.

Снега, жаль, почти не было. В обед собрались, поехали, добрались. Нас – целых четыре семейства, детей три девчонки-погодки, давно знакомы, им вместе интересно. Собачку взяли.

Я уж о ней рассказывал.⁵ Здоровенная собачища породы ризен-шнауцер, отлично воспитанная, ребенка не обидит, а охранник – Сигал отдыхает. Звали красавицу Тиной. За вожака признавала одного Сашу. По-собачьи вполне логично – он хозяин, глава семейства. Ну и насчет пожрать уж больно не дура была…

Как прибыли, первым делом баню затопили. Саша с детьми и Тиной прошелся к лесочку, елочку приволок, поставили, нарядили, тут и снежок повалил, аперитивчик по чуть-чуть. Красота!

В баньку засобирались – подоспела уже. Пивка у нас с собой было немерено. Впрочем, как и всего остального, годы-то пошли уже не скудные. Рыбка к этому делу имелась аж четырех видов – и холодного, и горячего копчения, и красная, и белая, и разноцветная…

Разобрали, почистили всю, только плавнички-хвостики остались. На шикарное блюдо разместили, посередке стола. Там, конечно, и мясца всякого, и кроме мясца всего уже было вдоволь, оставалось горячее поставить, и – вперед!

Я предложение внес: мол, ее бы, рыбку, нам, мужичкам, в баньку к пиву самое то. А женщины наши встали стеной: красоту рушить не позволим, хвостики берите, а остальное – к курантам! Ладно, обойдемся хвостиками…

Попарились славно, дело к одиннадцати, тут на полчасика к нам в баньку женки подошли. Не все – самая строгая для порядка осталась с детьми и собакой. Разошлись – и с вениками, и так…Одна парильщица умудрилась после полка с разбегу вместо сугроба в кучу торфа с навозом окунуться. Удобрение снегом припорошило, выглядело красиво и соблазнительно… Веселились, в общем.

Уже к полуночи мы в дом, и на подходе – шум какой-то, суета, забегали все. А оказалось, наша собачка к столу заглянула на минутку. Главное дело – ни мясо-ветчину, ни курочку-индейку, ни котлетки-колбаски не тронула.

А вот рыбу нашу вожделенную умяла мгновенно и бесследно! С середины стола достала, скотина!

Ее, конечно, в наказание выставили на холодную веранду. И псина, как будто осознав ужасную вину, сидела тихо, в дверь не скреблась, не скулила…

Только через час, когда уже и эпоха сменилась, до нас дошло, в чем истинная причина ее смирения. На веранде, в холодке, оба тортика сохранялись. Девочки всего по крошке успели отщипнуть…

Устроили, словом, собачке праздник! Все уцелевшее потом самый небрезгливый Саша утром с картона соскреб и с кофейком употребил. Как раз на чашечку и хватило ему.

Так что у бережливости в споре с обжорством шансов немного…

Гены решают все!

В конце мая, около шести вечера, студент-третьекурсник вышел на заднее крыльцо учебного корпуса. Руки были заняты, дверь пришлось открывать ногой, покрепче прижав к груди драгоценную ношу. И, начав спускаться по ступенькам, он вдруг понял: случилось страшное! Не катастрофа, но как минимум трагедия.  По бедрам, коленям и ниже потекло мокрое, горячее, пахучее… Что? Да она, родимая! Моча…

– Сукин сын! Скотина! – в сердцах выругался Студент. И, осознавая непоправимость ситуации, добавил – Чертов идиот! Так тебе и надо!

Первая часть высказывания вполне соответствовала действительности. Непосредственный свершитель безобразия – добродушный беспородный пес – был именно сукиным сыном.  А из второй следовало: виноват во всем, конечно, сам начинающий хирург, несущий на руках мирно спящего «пациента».

Сорвалось…  Являться на первое свидание с девушкой полагается скорее писаным красавцем, чем описанным. До дома далеко, и пока бегал по общаге в поисках штанов подходящего размера и фасона, время было безнадежно упущено. Один сочувствующий вошел в положение, предложил свои «почти новые» вытянутые на коленях треники… Спасибо, друг! Да, наука требует жертв…

Одна из древних премудростей, вбиваемых в головы будущих медиков, гласит: «Лечит слово, трава и нож».  «Слово», понятно, для психов… лечить словом, то бишь заговаривать зубы и тому подобное, многие умеют и без всякого образования, не обязательно медицинского. Любая цыганка-гадалка и бабка-ворожея дадут сто очков вперед большинству продвинутых дипломированных специалистов.

Фрейда в те годы в советских ВУЗах не почитали, да и не читали. Не только его книг – устных пересказов не было и быть не могло. Отечественная психиатрия и помимо австрийского выскочки добралась до сияющих вершин, и все же Студента туда как-то не влекло. В дальнейшем оказалось – правильно.  Кто бывал в наших психбольницах, соврать не даст – запашок там тот еще. Говняный, если начистоту.

«Трава» в мудрой фразе – не наркота, как может показаться, а таблетки заодно с порошками. Лекарственная терапия. Любому читающему школьнику ясен смысл слова «терра» – по приключенческим романам, в сочетании с эпитетом «инкогнита». Неизведанная земля.  Неизведанное – познаем, а вот земля с лечением как-то не увязывалась. На первых же уроках латыни прояснилось и значение частицы «пио» – гной! В сумме имеем: терапия – нечто вроде: пожалуйте, болящие, прямиком в землю с гноем. Кошмар… Тоже не для нас!

Что остается? Нож. Не столовый, не кухонный и не сапожный. «Нож» из той триады – предмет никак не бытовой. Это – ланцет, скальпель.  Символ хирургии. Спасение жизни через сверкание стерильности! Некто Бендер сказал бы: «Беру, заверните!»

Хирургия стала мечтой и целью вчерашнего школьника с первых дней пребывания в стенах института, по давней традиции именуемого особо, с некоторым шиком. Только «Альма-матер», и никак иначе! Произносить надо не «е», а исключительно «Э». «Матэр».  Солидно, весомо. Кормящая, сердечная, душевная. Родная матушка учеников своих.

О том, чтобы стать врачом, он до окончания десятого класса и не помышлял. Вопросу профориентации значения не придавал, было попросту все равно. Пример в семье брать не с кого. Мать – почтальон, отец…  Ну, во-первых, с четырнадцати лет его не видел.  Тот ушел как-то тихо, родительский развод промелькнул обыденно и незаметно.

Во-вторых, судя по старым фотографиям из семейного альбома, папаша в молодости носил офицерские погоны, но недолго – армию взялись сокращать, по сути – разогнали. Он, как и многие подобные, на гражданском поприще себя не нашел. Поменял несколько мест работы. Последнее из запомнившихся младшему сыну – шофер грузовика-самосвала. Какой уж тут пример…

Младшенький потомок в многодетной семье называется «последыш». Его, если хотели обидеть, называли «поскребыш».  Старшие, две сестры и брат, избрали разные профессии – экономика, электроника, слесарное дело… Ничего подходящего для подрастающего романтика. Приходилось выбирать самому.

Среднее специальное образование в расчет не бралось. И проблем поступления в ВУЗ для него не существовало. Аттестат – округленно «пять», из всех школьных наук оценки на балл меньше только по двум предметам. В багаже – городские олимпиады по математике, физике, химии, биологии…  Свою грамотность привык считать абсолютной. А что «четверку» по русскому влепили – так это из-за отвратительного почерка! То же и с иностранным, английским.

Поэтому задачу выбора решал ногами. Мест для получения нормального, читай – высшего образования в родном городе насчитывалось пять, на любой вкус. Технологический, педагогический, медицинский, ветеринарный и даже (!) физкультурный.  Последний, самый новый, расположен ближе всех. Сделать профессией спорт? Не пойдет. Город не слишком большой, остальные храмы науки – тоже в пределах «шаговой доступности» от окраины, где рос абитуриент.  Как раз шагами было измерено расстояние от порога до порога. И самый важный вопрос в жизни решился. В пользу медицины…

Вступительные экзамены не вспоминал. Нечего там было и помнить. Игрушки! Прошел, как горячий ножик через масло. Многие страдали, мучились, проваливались, лезли снова и снова… До смешного доходило. Теперь, с учетом нажитого опыта, кажется – ну на кой черт будущим врачам такие изощрения?

На экзамене по биологии, уже получая законную «пятерку», краем уха разобрал фрагмент ответов соискателя, с треском проваливающегося третий раз подряд.   На вопрос, какие части скелета эволюционно впервые возникают у рыб, неудачник, подумав, ответил: «Жабры…» Тогда мелькнула мысль – тупицам в медицине не место!  Эх, юность, наивность…

Много позже довелось с грустью осознать: появившийся благодаря эволюции у тех самых рыбешек гибкий позвоночник  в людской жизни порой значит намного больше  черепа вместе с его якобы мыслящим содержимым… А уж горячее, отзывчивое,   не рыбье сердце – вообще по нулям.

Тогда же, стоя под дверью и по привычке тихонько напевая, услыхал от вышедшего из аудитории паренька неожиданный вопрос:

– Извини, что отвлекаю… Поешь, слышу, точно, а на гитаре играешь?

Выяснилось – новый знакомый тоже уверен в своем поступлении, играет на скрипке и  немного на гитаре, ищет компанию для будущего ансамбля…  Через полчаса, когда на лестничной площадке раскладывали на голоса четвертую песню, абитуриента спросили, собирается ли он все-таки зайти на минутку, раз уж пришел на экзамен…   По словам лаборантки, комиссию устраивает их исполнение, но формальность надо соблюсти.

Первый год учебы, для большинства полный невероятных трудностей и проблем, Студенту показался легкой прогулкой по залам, полным чудес и открытий. Пролетел как одна неделя. При этом его фамилия не опускалась ниже третьего места в общекурсовой ведомости оценок, еженедельно вывешиваемой на стенде анатомической кафедры.

Летняя сессия принесла очередной закономерный, как ему представлялось, успех и далеко не лишнюю повышенную стипендию. А потом Фортуна и вовсе дала себя оседлать.

«Фирменный» стройотряд, агитбригада. По итогам «трудового семестра» – еще и награждение значком «молодой гвардеец пятилетки». Нос сам собой чуток задрался, но не слишком – мелочь. Больше понравилась призовая поездка в солнечную ранней осенью Болгарию.  Грели душу аплодисменты и восторги зрителей (и особенно зрительниц) на концертах, как-никак – солист курсового, а чуть позже и институтского вокально-инструментального ансамбля!

Все меркло в сравнении с первыми пробами ножа. Еще первокурсником, к концу второго семестра, удалось побывать в операционной. Сначала зрителем, а однажды – «подержать крючки». Прикосновение к мечте получилось будничным и едва не окончилось позором. Дело было под утро, и начинающий ассистент умудрился стоя задремать и выронить доверенный инструмент. К счастью, оперировал куратор группы, совмещавший в городской больнице Скорой Помощи.  Обошлось…

Начиная со второго курса дежурства в клинике и ассистенции на операциях стали привычным делом. Добавилась так называемая научная работа. Тоже, в общем-то, муть. Изучение статей в чужеземных журналах, разглядывание микропрепаратов до темноты в глазах, писанина…  От скуки спасала перспектива: приближался третий! Там – начнется официальная клиника, а еще – вожделенная кафедра, одно название которой на многих прочих наводило тоску и ужас. «Топочка»! Топографическая анатомия плюс оперативная хирургия. Вот куда тянуло по-настоящему.

Предмет – один из труднейших. Ну и что? Побаивался, не без того, но не всерьез, верил: прорвемся! О премудростях науки можно получить представление из студенческого фольклора. Те, кто грызет гранит в технических ВУЗах, говорят: «Сдал сопромат – можно жениться!», намекая: ужаснее «сопротивления материалов» ничего не придумать.  Примерно так же оценивают «топочку» в медицинских.

Третий курс начался со знакомства с будущим кумиром – профессором, заведующим знаменитой кафедрой.  Оказалось – ничего страшного, интеллигентный, эрудированный во всех отношениях и, что немаловажно – способный разглядеть в рутине учебы смешную сторону. Так, заметив на зачете шпаргалку, никогда не выгонял уличенного за дверь – просто сажал за свой стол и вручал новый билет. И некоторые отвечали вполне прилично! А «наглядное пособие» подвергал публичному разбору, с обязательным участием заинтересованного лица. Утверждая: толково и, главное, самостоятельно сделанная «шпора» – своего рода критерий качества подготовки.

Когда Студент после окончания первой лекции заявил: хочу стать хирургом и прошу разрешения заниматься у Вас в кружке, мэтр был слегка озадачен. Но какой-либо корыстной подоплеки не заподозрил. Вероятно, заметил в глазах юноши огонек энтузиазма сродни фанатичному.

Пригласил ассистента, ведшего практикум, убедился – Студент успевает отлично по всем предметам, и начали. Пришлось даже на время сократить участие в репетициях. Наставник не жалел ни себя, ни учеников-помощников. Студент был моложе всех, но отличался настырностью. Поэтому на трупах упражнялся часами.

В то время профессор увлекся идеей изучить воздействие переменных магнитных полей на процесс приживления сосудистых протезов. Понадобился живой материал. Крысы – хорошо, а собаки – лучше. За неимением обезьян…   Пришлось освоить навыки ловли бродячих братьев меньших.

На окраинах полным ходом шел процесс урбанизации. Домики частного сектора беспощадно сносились, на их месте строились многоэтажки. И счастливые новоселы, переезжая в комфорт и тепло, на радостях так же безжалостно оставляли в захламленных дворах своих недавних надежных сторожей. Верных бессловесных дворняг порой забывали спустить с цепи, обрекая на голодную смерть…  Собака – друг человека? Как бы не так! Друзей настолько подло не бросают. Хотя как знать, как знать…

В портфеле третьекурсника прописались ливерная колбаса, именуемая в народе «собачья радость», и поводок с ошейником. На этом поводке в науку отправилось с десяток доверчивых голодных псов. Им, кому на год, кому на месяц, было уготовано безбедное существование. Индивидуальная клетка в теплом виварии, гарантированная сытная кормежка, операционная анатомической кафедры, лечебные процедуры, обследования, анализы, а затем, увы…

Но о прискорбном не будем. Тем более – сам Студент участия в финальной стадии не принимал. Этим занимался старший лаборант с опытом эвтаназии⁶ и навыками изготовления качественных микропрепаратов, наглядно отражающих эффективность будущих лечебных методик.

Надо заметить, «сукин сын», сорвавший свидание своего мучителя-покровителя, печальной участи избежал. В тот день щедро смоченный и ароматизированный экспериментатор с досады забыл закрыть клетку, и пациент, отойдя от наркоза, воспользовался шансом вновь обрести свободу. Сбежал.  Такая операция пропала!

В сентябре песик сам подбежал на улице к торопящемуся на занятия оператору, виляя хвостом в ожидании ливерки. Студент к тому времени перешел к другим задачам, добычу «живого материала» прекратил. И колбаски в портфеле уже не было.

А негодяй, не подозревающий о своей роли крушителя любви, смотрел так преданно… Пришлось забежать в ближайший магазинчик. Пока пациент с довольным урчанием поглощал «собачью радость», хирург пощупал место операции и убедился: пересаженный сосуд исправно пульсирует. То есть основной принцип «non nocere»⁷ соблюден.  И на лекцию отправился пусть с опозданием, но с чувством законной гордости.

На старших курсах пошли науки посерьезнее, посложнее и «почеловечнее». Гитара и пение занимали свободное время все реже, а вот дежурства, участие в сложных операциях и самостоятельное выполнение относительно простых стали практически ежедневными.