Надо жить!

– Где, где? В Караганде! – уточнил он. – Сейчас я пойду за ней на станцию. Кто со мной?

Вызвались все. Cерый откуда-то узнал, что будет проходить товарный поезд и он сделает на станции остановку. Но там в это время полно народу и украсть картошку прямо на станции не получится. На полном ходу на поезд тоже не залезть. Остаётся одно – поймать момент, когда состав ещё не наберёт полный ход, но уже отойдёт достаточно далеко от людных мест.

– "Зак-рой под-ду-ва-ло и си-фон" – прочитал Вовка табличку возле устройства для перевода стрелок, напоминающего огромную кувалду. Книги читать он ещё не мог, но с вывесками и разного рода заголовками уже справлялся.

Никто из пацанов не смог бы догнать поезд уже почти набравший скорость, а Серый смог. Он зацепился за край низкобортной платформы, на которой горкой возвышался бархан из картошки, закарабкался на неё и начал быстро выбрасывать корнеплоды на насыпь. Времени у него было немного. Через минуту скорость может быть такой, что можно будет сломать себе шею, соскакивая вниз. Но он спрыгнул с ловкостью каскадёра, умело кувыркаясь вокруг своей оси. Так хоть синяки и ссадины тебе обеспечены, зато переломов можно избежать. Все шли в это время по насыпи, прочёсывая кустарники и траву и собирали урожай.

Когда костёр догорел и зола созрела для запекания картошки уже стемнело. От реки повеяло прохладой. К Вовке подошла Валька и попросила его помочь найти её маленькое круглое зеркальце, которое она потеряла в траве.

– А где ты его посеяла? – спросил он.

– Возле во-о-он той копны сена.

– А что ты там делала?

– Захотелось побыть одной. Пока я там сидела оно выпало из кармана платья.

– Эх, растяпа! – пожурил Вовка, но помочь не отказался.

Минут двадцать они наощупь перебирали траву. Присели отдохнуть, облокотившись на копну.

– Картошку наверное всю давно съели – посетовал Вовка.

– Хочешь, сбегаю принесу? – предложила Валька.

– Да ну её. Всё равно ничего не осталось уже.

Валька села рядом и, прижавшись к мальчику, положила свою голову на его худосочное плечико. А ведь она была намного выше него. Он откинулся, закопавшись в сено и крепко обнял её.

Он не чувствовал ни возбуждения, ни влечения, – эти ощущения ему были неведомы и недоступны. Он не чувствовал даже любопытного желания потрогать её. Хотя нормально развитым мальчикам это любопытство было знакомо с ранних лет. Зато он чувствовал тепло. Необычайно приятное тепло, исходящее от неё.

Доброта, забота, доверчивость смешались в единую субстанцию, материализовались в виде незримой лучистой энергии и, не проходили насквозь как нейтрино, а наподобие солнечных лучей застревали в нём, согревая. Ничего подобного он не испытывал ранее. Всё случается с нами когда-то впервые. Вот и сейчас он ошибочно думал, что так и должно быть. У всех и всегда.

В назначенный час Вовка пришёл домой, чтобы мамка накормила его супом. Она специально для этого прибежала с работы. А когда он выскочил снова на улицу, то никого из ребят найти не смог. Пробежав несколько улиц, встретил Василия Ивановича.

– А где пацаны, дядь Вась, ты не видел?

– Да минут пять назад промчались как угорелые. Чуть не затоптали.

– А куда побежали?

– Немец подбитый вот так пролетел… – он показал рукой. – Колёсами едва крыш не касался. Во-о-он там, видать, упал.

– Эх, дядя Вася! – с укоризной произнёс Вовка. Словно инвалид был виноват в чём-то. И побежал туда, где должен был упасть самолёт.

Выбежав в поле он сразу увидел горящий истребитель с крестами и всех ребят суетившихся вокруг него. Главная добыча досталась Серому. Он в копоти дыма пытался вытащить из кабины убитого лётчика. Там богатства – на всю жизнь хватит. Кожаная куртка, шлемофон, комбинезон, сумка, пистолет. Всего не перечислить. Мишка сначала помогал ему, но не выдержав ожогов, отступил. Серый один старался. Вот уже верхнюю часть туловища выволок, да ноги как-то застряли. "Ну, ничего, сейчас я ему помогу. Добежать бы только быстрее. Я ведь должник его. Стерплю любую боль, а долг отработаю" – подумал Вовка. Но добежать он не успел. Шагов сорок-пятьдесят ему оставалось. Раздался взрыв. Один за другим рванули топливные баки. И Серого проглотило море огня. Кого-то отбросило огненным валом. Вовка остолбенел, не зная что делать. И только когда из огня на четвереньках выполз Сергей, он очухался и побежал к нему. Одежда на нём почти сгорела. Из-под чёрных корок обугленной кожи виднелось розовое мясо. Несмотря на нестерпимую боль Вовка тащил и тащил вожака подальше от огня. Кто-то из ребят катался по траве, корчась от полученных ожогов. Юрка не пострадал. Его не подпустили к добыче и сейчас он помогал тащить Серого.

Когда его положили на траву в безопасном месте, стало ясно: выжить он не сможет. Но Серый был в сознании и, увидев Вовку, попробовал улыбнуться. Но это плохо у него получилось.

– Не умирай, Старый. Продержись, скоро военные приедут, заберут тебя в госпиталь.

– Это мне-то умирать? Дурачок ты, Вовка, что ли? Ну уж нет. Мы ещё с тобой… – он прикрыл глаза. Ему было трудно говорить. Потом снова открыл и сказал:

– На, держи! Теперь она точно твоя – и он протянул Вовке свою финку, которой до последней секунды перед взрывом пытался резать ремни, спутавшие ноги пилота. Вовка взял нож – сейчас было не до споров. А Серый продолжил:

– Когда твой отец вернётся с войны, ты передай ему, что Зинка его очень любит. Нет, пожалуй, лучше не говори.

Серый не дождался приезда военных. Впрочем, это мало бы что изменило.

Недели две залечивали ожоги те, кто их получил. И столько же времени они как и все остальные не могли вспоминать и обсуждать тот трагический эпизод с самолётом. Но вскоре на нежных мальчишеских душах наросла корка, похожая на ту, что образовывается у нас на сбитом колене или локте. И когда она заживает, то начинает нестерпимо чесаться. И в конце концов мы её сдираем до крови. Так и теперь все вдруг стали обсуждать кто где стоял за секунду до взрыва и что делал. И как всё было бы, если бы он в это время делал что-то другое.

Неожиданно для всех в их маленьком социуме более похожем на волчью стаю, чем на коллектив будущих строителей коммунизма, произошёл тектонический сдвиг. Костян – белобрысый подросток, ровесник Серого, тихоня из тихонь, внезапно заявил свои права на роль вожака их ватаги.

Ещё недавно он мог часами сидеть не проронив ни слова, боясь просто привлечь к себе внимание Старого, а теперь в нём проснулась недобрая сила и желание не просто подчинить себе всех, но и унизить при этом.

Костян был одного с Серым роста и так же сложен. Но ведь и в ринге боксёры бьются обычно в одной весовой категории, а один побеждает всех подряд, да при этом за считанные секунды. При Сергее Косте лучше было и вовсе не высовываться – ему ничего хорошего от этого не светило. А теперь когда все против него мелюзга, наилегчайший вес, так сказать, он церемониться с ними не стал.

Разве что Мишка крупней и сильней него. Если бы он по-настоящему разозлился, то мог бы поднять Костяна и шваркнуть об землю наповал. Но этот здоровяк был настолько добрым и бесконфликтным, что вряд ли найдется на свете способ разозлить его до необходимой для такого поступка степени.