Петля анаконды

– Узнай, что нужно, – обращаясь к напарнику, проговорил тот, что был постарше.

Второй охранник поднялся с дивана и вышел на крыльцо.

– Здравствуйте! Я хотела узнать про своего мужа, – крикнула стоявшая по ту сторону ворот пожилая женщина. – Он, случайно, не у вас?

– А кто ваш муж?

– Подольский Матвей Иванович. Он работает у вас заведующим складом.

Второй охранник иронично усмехнулся.

Ох, уж эти бабы! Сначала доведут мужей до белого каления, а потом бегают, ищут их, ночей не спят.

Он обернулся к первому охраннику, точно испрашивая у него разрешения. Тот благосклонно кивнул головой.

– Здесь он, здесь, – снисходительно проворчал второй охранник и направился в гараж. Но когда он оттуда вышел, его лицо выражало недоумение.

– Иваны-ы-ыч! Ты где?! – прорезал территорию базы его зычный крик.

В ответ не последовало ни звука.

Второй охранник обошёл вокруг гаража, обогнул склад, прошёлся мимо хозяйственных построек, даже заглянул в места, так сказать, общего пользования, но заведующего складом как след простыл.

– Точно сквозь землю провалился, – вернувшись в сторожку, констатировал он.

– Когда же он мог уйти? – недоумённо вскинул брови первый охранник.

– А хрен его знает! – пожал плечами второй. – Может он уехал с этими?

Здесь имелась в виду приезжавшая ранним утром компания во главе с хозяином базы.

– Наверное, да, – не находя другого объяснения, заключил первый охранник и сопроводил свои слова точным ударом резиновой мухобойки по вылезшему на божий свет таракану.

Второй охранник снова вышел на крыльцо.

– Ушёл ваш супруг, – сообщил он ожидавшей за воротами женщине.

– Куда ушёл? – осведомилась та.

– А я почём знаю! Наверное, домой.

– Да нет его дома.

Второй охранник раздражённо кашлянул.

– Гражданка, вашего мужа здесь нет, – давая понять, что её присутствие здесь более нежелательно, пояснил женщине он. – Нам некогда заниматься поисками вашего мужа. Ищите своего супруга сами.

9

США, Атланта

Главный редактор телеканала CNN Метт Кэйн стоял у окна, поддерживал правой рукой локоть левой, – это была его любимая поза, – и курил, не обращая внимания на следовавшие один за другим телефонные звонки.

Начальство тоже имеет право на обеденный перерыв.

Но тут раздался пронзительный зуммер. Кэйн резко повернул голову. Проигнорировать его он не мог. На такие вызовы следовало отвечать даже глубокой ночью.

– Да, – почтительно проговорил он, придвинув к себе стоявший на краю стола телефон – это была прямая линия с Госдепартаментом.

Выслушав, что ему сказали на другом конце провода, он почтительно кивнул:

– О'кэй. Сделаем.

Положив трубку, он тут же вызвал к себе шеф-редактора отдела новостей и сухо продиктовал ему следующее задание:

– Созвонись со своими ребятишками в Москве и скажи, что завтра им следует подъехать к пяти часам пополудни к Манежной площади. Там будет небольшой пикет, который нужно хорошо показать. Лейтмотив репортажа должен быть следующим – в России начинаются народные протесты против режима Президента Рогачёва. Давать его будем в прямой эфир.

10

Сумерки постепенно сгущались. Покрытое тучами небо трепетало в сиянии неоновой рекламы. Влажный после прошедшего дождя тротуар, точно радуга, отбрасывал цветовую гамму тянувшихся вдоль него магазинных витрин.

Я неспеша шагал по Тверскому проспекту, – главной московской магистрали, величественные здания которого являли собой беспорядочный калейдоскоп: то светлая точка, то тёмная, – и внимательно наблюдал за окружающими меня людьми. Не скрестит ли кто руки за спиной, не упрёт ли кто руку в бедро, не изменит ли кто скорость в зависимости от темпа маячившего впереди меня Прудиуса…

Задай мне сейчас вопрос, кто мне больше всего запомнился по работе в России, я бы в первую очередь назвал именно его. Ни Степанцова, ни Пригодина, ни Кабалова – этих, растиражированных телевидением, лидеров протестных масс, а именно его – тихого, безликого и незаметного Олега Валерьевича Прудиуса.

Нам подкинул его Степанцов. Прудиус работал у него референтом. Нам требовался хороший координатор из местных, и Степанцов предложил задействовать его.

Исключительно прагматичное отношение к жизни, непомерная корысть, полное отсутствие общечеловеческих принципов и чего-либо святого. Он вызывал стойкое неприятие моралистов, которым присущ поэтический взгляд на обыденную действительность. Но по нашим критериям, – по критериям нашей «Фирмы», – он заслуживал уважение и почёт.

Что меня больше всего поражало в Прудиусе, так это полное отсутствие у него какого-либо тщеславия. Психологи, наверное, возразят: людей без тщеславия не бывает; тщеславие – это неотъемлемый элемент человеческой психики.

Хорошо, тогда поправлюсь… вернее сказать, уточню – отсутствие открытого проявления своего тщеславия.

Прудиус не стремился к роли «первой скрипки», не лез под телевизионные «юпитеры», не жаждал фанфар. Он предпочитал держаться в тени, он стремился к незаметности, он был очень скромен.

Кто-то, может быть, усмотрит в этой скромности чувство собственной неполноценности. Но, уверяю вас, что это не так. Скромность Прудиуса проистекала не от психического нездоровья, а из очень мощного житейского разума.

Степанцов рассказывал, что он как-то его спросил: «Какой бы ты хотел получить от меня пост после того, как я стану Президентом?». Знаете, что ответил Прудиус? Пост директора ФСБ. Он хотел стать шефом тайной полиции. По-моему, это свидетельствует о многом.

Один древний мудрец, – увы, уже не помню его имени, – как-то изрёк: «Дураки жаждут славы, а умные – власти». Вот это как раз про Прудиуса. Превосходный организатор, великолепный аналитик, мастер выявлять и использовать человеческие слабости с максимальной полнотой. Жаль только, что он смотрел на мир исключительно под своим углом…

Итак, я следовал за Прудиусом по Тверскому проспекту, и делал это, разумеется, не просто так. Мне нужно было определить, не интересуется ли им ФСБ. Если он угодил под «колпак», вычислить «топтунов» можно было по указанным мною выше признакам. Ведь все эти жесты: скрещивание рук за спиной, упирание руки в бедро и всё такое прочее – есть специальные знаки, посредством которых агенты наружного наблюдения беззвучно общаются между собой. Руки перекрещены за спиной – значит «объект» стоит. Рука опирается в бедро – значит «объект» свернул направо или налево. Попеременно меняясь позициями, они сообщают эти сведения друг другу. Ну, а если «топтун» обходится без знаков и просто подстраивается под скорость своего «подопечного», то это верный признак того, что он работает по «объекту» один.

Поведение окружающих не вызывало никаких опасений. Всё свидетельствовало о том, что Прудиус пока был чист.

Спустившись вслед за ним в подземный переход, я перешёл на другую сторону улицы и последовал в сторону старого Арбата.

А спустя час, у нас с ним состоялась встреча. Это была самая первая наша с ним встреча. И местом этой встречи был выбран располагавшийся на Старом Арбате, очень популярный в России, вахтанговский театр.

Когда я, поднявшись из гардероба, вошёл в фойе, Прудиус был уже там. Он не спеша прохаживался вдоль стен и рассматривал развешанные на них портреты работавших в театре актёров.

– Простите, – обратился я, подойдя к нему, – а вы не учились на историческом факультете московского университета?

– Да, – кивнул головой Прудиус, – это было в девяностых годах.

– По-моему, мы жили с вами на одном этаже в общежитии. Вас ведь зовут Олег?

– А вас Владислав?…

Это был оговоренный для опознания пароль.

Разыграв встречу двух бывших сокурсников, мы продолжили нашу беседу в буфете.

– Ну, – спросил его я, – как вам сложившаяся ситуация в стране?

Ответ Прудиуса поразил меня своей глубиной. Именно тогда я и уяснил, что передо мной не какой-то там «мальчик на побегушках», а серьёзный, хорошо разбирающийся в политике, специалист.

– Для нашего с вами дела – вполне благоприятная, – отозвался он. – Власть сама по себе, народ сам по себе. Государство и общество разобщены. Действенные механизмы влияния общества на государство отсутствуют.

– Отсутствуют? – изобразил удивление я. – А как же выборы?

– Как будто вы не знаете, что наши выборы – это не более чем формальность, – усмехнулся Прудиус. – У нас на них практически никто не ходит. Зачем тратить время, если зараннее известен результат?

– Да вы что?! – выразительно вскинул брови я.

– Плюс полное отсутствие социальной защиты, – продолжал, не принимая всерьёз мою игру, Прудиус. – Наше трудовое законодательство совершенно не работает. В трудовых отношениях присутствует настоящий феодализм. Работодатель может делать со своим работником всё, что заблагорассудится. «Не нравится – уходи» – и все дела. И ничего не попишешь. Высокая безработица заставляет мириться с этим произволом. Общество разъедает коррупция. Господствует ничем не прикрытый властный беспредел. Нужна только объединяющая сила, чтобы обратить недовольство народа в протестную, сметающую всё на своём пути, волну. А оно сейчас очень даже сильнó, это недовольство!

– Так-так, – поощрительно покивал головой я. – А как на ваш взгляд, существуют ли сейчас уязвимые места у нынешнего политического режима?

– Нет такой власти, в которой не было бы слабых мест, будь это даже самая безжалостная диктатура, – снова усмехнувшись, негромко проговорил Прудиус. Он, безусловно, понял, что я его «прощупываю». – Всё кажущееся неуязвимым имеет свою уязвимость. Это хорошо иллюстрирует один древнегреческий миф. Есть там один такой персонаж – воин Ахиллес. Его невозможно было ни убить, ни ранить. Копья, стрелы, мечи противника попросту не проникали в его тело. А всё потому, что в детском возрасте мать искупала его в водах волшебной реки Стикс. Но была вот такая проблема – во время купания она держала Ахиллеса за пятку, и его пятка, по этой причине, оказалась не защищена. Враги Ахиллеса пронюхали об этой его слабости и стали целиться именно туда. И в битве при Трое им удалось ранить его в пятку отравленной стрелой. Рана оказалась смертельной, и Ахиллес погиб. Вот так же и с любым политическим режимом – в каждом из них присутствует своя «Ахиллесова пята».

– И какова же «Ахиллесова пята» у режима Рогачёва?

– «Ахиллесова пята» режима Рогачёва произрастает из уже названных мною выше особенностей нашей социальной и политической среды: разобщённости власти и общества, засилья коррупции, бесправия простого человека, нищеты. И если в достаточном количестве посыпать солью на эти общественные раны, то можно спровоцировать цепную реакцию костяшек домино, способную в конечном итоге развалить всю нынешнюю политическую систему. Но я, откровенно говоря, не уверен, что вы подобрали правильную кандидатуру на роль вожака.

– Вы имеете в виду Степанцова? – с искренним теперь уже удивлением вымолвил я.

Вот это поворот! Референт столь уничижительно отзывается постороннему о своём шефе!

– Нет. Я имею в виду Пригодина, – уточнил мой собеседник.

Я внимательно посмотрел на Прудиуса. Его дряблые желвачки ходили по щекам ходуном, а глаза – круглые, маленькие скважины – целились в меня, точно из двустволки.

Значит, Степанцов ему ничего не сказал!

– В каждой операции присутствует своя стратегия, – пояснил я. – И лидер уличных протестов не обязательно становится потом лидером страны. Что означает разработать стратегию? Это означает определить правила игры, то-есть рассчитать последовательность действий, которые с большой долей вероятности приведут от существующего положения вещей к желаемому результату. В сложившихся ныне российских реалиях поставленную задачу одним наскоком не решить, и Систему необходимо расшатывать. Расшатывание происходит от малого к бóльшему, и начинать это следует со сравнительно мелких проблем. Главное условие – чтобы эти проблемы символизировали властный беспредел и относились не ко всему обществу, а к какой-то отдельно взятой личности. Широкая огласка, локальные акции протеста, вовлечение в процесс проявления недовольства всё новых и новых лиц, и со всем этим – постепенное развитие масштаба конфликта. И лидером этого процесса, – начального, подчёркиваю, процесса, – должен быть простой, обычный человек. Не какой-то там раскрученный политик, а простой, обычный работяга. Человек, так сказать, из народа, умеющий зажигательно говорить, умеющий повести за собой. И чтобы у этого работяги уже имелась сплочённая кучка единомышленников, готовая подчиняться своему лидеру во всём: нужно маршировать – пожалуйста; бить морды оппонентам – пожалуйста; нужно стрелять – да никаких проблем. Но этот работяга нужен лишь для первых шагов. Для первоначальной, так сказать, дестабилизации. В большую политику Пригодина однозначно никто не пустит. Мы вышвырнем его сразу же, как только тому наступит черёд.

– Теперь понятно, – растянул губы в удовлетворённой улыбке Прудиус.

– Далее – уже более крупный масштаб, – продолжал я. – Как по «полю боя», так и по уровню целей. Бунтуют уже не улицы, а целые регионы. В протест вовлекаются уже не отдельные группы населения, а целые его социальные слои. Возможности активной реакции режима на эти протесты при этом будут максимально ограничены: задействуется как внешнее давление, так и внутренний саботаж. И когда авторитет режима достигнет минимума, можно будет ставить под сомнение его легитимность. Режиму предъявляется ультиматум: либо, мол, уходите по-хорошему, либо вас свергнут силой. И с этим вступает в действие уже последний, завершающий этап.

– Ясно, – заметно повеселел Прудиус.

– Связь будете поддерживать со мной, инструкции получать у меня, – лаконично подвёл черту я…

Спектакль закончился. Я забрал в гардеробе свою верхнюю одежду, спустился в уборную, закрылся в кабинке и произвёл обычный для моего ремесла «маскарад».

Вывернутая наизнанку потёртая куртка превратилась в солидное кашемировое пальто. Вязаная шапка «горшок» обратилась в кожаную фуражку. Джинсы стали классическими брюками, джемпер обернулся пиджаком. Исчезли наклеенные брови и усы, полетели в урну заложенные за скулы тампоны.

Есть одно золотое правило «нелегала» – не светить свою подлинную личину перед теми, кто может тебя потом опознать.

Пришедший в театр скромный, задавленный безденежьем инженер, каким я предстал перед Прудиусом, бесследно исчез. Вместо него из театра вышел уверенный в себе сотрудник преуспевающей фармацевтической фирмы…

Хм… Вспоминаю вот сейчас свою первую встречу с Прудиусом и ловлю себя на мысли, что шпионское ремесло – это ведь тот же театр. Здесь также присутствует актёрская игра, применяется реквизит, используется грим. С той только, может быть, разницей, что в отличие от актёра, шпион рискует не сценической, а своей собственной жизнью.

Глава четвертая

1

Россия, Москва

Поначалу на эту группу молодых людей никто внимания не обращал. Ну, собралась себе компания на Манежной площади – и что? Обычные ребята, ведут себя мирно, не хулиганят. Да подобные компании собираются здесь практически каждый день. Не иначе, как туристы. Небось, ожидают запаздывающего гида.

Но едва часы на Спасской башне пробили пять, как ситуация резко изменилась.

Бой курантов явно был обговоренным загодя сигналом. Молодые люди быстро перестроились и образовали линейный пикет: два ровных ряда, впереди растяжка, над головами транспаранты. Причем, произошло всё это настолько стремительно, что секундная стрелка не успела описать даже круг.

«Требуем справедливого наказания убийце Игоря Боброва!», «Требуем борьбы с коррупцией в правоохранительных органах!», «Наш суд – самый гуманный суд в мире: его можно купить!»

Дежурившие на Манежной площади, облачённые в штатское, сотрудники Федеральной службы безопасности, в чьи обязанности входило пресекать любые несанкционированные акции на корню, рванулись было к пикету, но, заметив выросшие, точно из-под земли, репортёрские видеокамеры, вынуждены были сдать назад.

Из группы манифестантов выделился невысокий, атлетично сложенный, русоволосый молодой человек.

– Уважаемые друзья! Уважаемые москвичи! Уважаемые гости нашего города! – поднеся к губам мегафон, проникновенно проговорил он. – Извините, что отрываем вас от приятной прогулки, но нам очень нужна ваша помощь. Недавно был зверски убит наш товарищ, русский парень Игорь Бобров. Вот он, на фотографии. Обратите внимание, какое у него открытое и доброе лицо. Убийцу нашли. Им оказался известный спортсмен, уроженец Дагестана Мансур Идигов. Но у нас есть опасения, что ответственности за своё преступление ему всё же удастся избежать. Нашлись влиятельные люди, которые стараются «отмазать» его любыми способами, и, по имеющейся у нас информации, уголовное дело уже удалось развалить. В следственных материалах всё произошедшее представлено так, как будто Игорь сам виноват в своём убийстве. При таком развитии событий нам, друзьям Игоря Боброва, ничего не остаётся, как привлечь внимание властей. Сейчас мы готовим обращение к Президенту Рогачёву с просьбой взять предстоящий судебный процесс на контроль. И я очень прошу вас поставить свою подпись под нашей петицией. Чем больше её подпишет людей, тем больше надежды, что она не останется без внимания!

Слова выступавшего нашли самый живой отклик. У листков с петицией тут же выстроилась длинная очередь. Под петицией появлялись всё новые и новые имена.

А полицейскую радиоволну, тем временем, заполнил следующий диалог:

– У нас развернули пикет. Согласно инструкции, необходимо принять меры к разгону…

– Так разгоняйте, чего вы ждёте?

– Но тут телевидение.

– Какой канал?

– Их много, и они в основном зарубежные: Си-Эн-Эн, Би-Би-Си, «Франс-24». Из наших только «Экспресс-ТВ».

– Ё-моё! Подождите, доложу руководству… Отставить. Пикет не разгонять. Вмешиваться только в случае возникновения беспорядков. Имейте в виду, что то, что у вас сейчас происходит, идёт в прямой телеэфир…

Неторопливо прогуливавшийся вдоль забора Александровского сада Прудиус наблюдал за развивающимся на Манежной площади действом и довольно улыбался.

2

Россия, телеканал «Экспресс-ТВ», эфир

Ведущий: Уважаемые телезрители, мы продолжаем знакомить вас с событиями сегодняшнего дня. В эти минуты в Москве на Манежной площади проходит несанкционированный пикет. На месте события работает наш специальный корреспондент Алевтина Шульга. Сейчас она на прямой связи. Алевтина, вы меня слышите?

Корреспондент: Да, Игорь, слышу.

Ведущий: Расскажите, пожалуйста, что за люди собрались на Манежной площади и чего они хотят?

Корреспондент: Игорь, здесь собрались друзья и знакомые погибшего совсем недавно студента Игоря Боброва. Я напомню нашим телезрителям, что московский студент Игорь Бобров был недавно убит возле одного из городских кафе. В его убийстве обвиняется известный спортсмен, чемпион России по боевым единоборствам Мансур Идигов. Вот на нём-то и сходятся все требования собравшихся – они требуют вынести убийце справедливый приговор. Впрочем, пусть нам лучше обо всём расскажет один из инициаторов этого пикета. Он стоит рядом со мной. Я его представлю – Егор Пригодин. Он также известен как председатель фан-клуба футбольной команды «Гладиатор». Егор, ведь так?

Пригодин: Так.

Корреспондент: Но, насколько я вижу, ваша сегодняшняя акция никакого отношения к футболу не имеет.

Пригодин: Да, не имеет. К сожалению, мы вынуждены собраться здесь по совсем другому поводу. Некоторое время назад был убит наш товарищ Игорь Бобров. Прекрасный, обаятельный человек. Его всегда отличало стремление к справедливости. Он всегда заступался за слабых. Не мог пройти мимо, если оскорбляют женщину. Мы все его очень любили. Мы были буквально в шоке, когда узнали, что Игорь мёртв. Его убийца должен быть благодарен судьбе за то, что его быстро арестовали. Если бы он попал в руки к нам, ему было бы несдобровать. И нам плевать, чемпион он там, или не чемпион. Мы бы с ним быстро разобрались.

Корреспондент: Егор, но может всё-таки не стоит вершить самосуд? Мы ведь живём в цивилизованном обществе, где всё должно решаться по закону.

Пригодин: Да мы не против того, чтобы всё решалось по закону. Только в нашем обществе законы писаны не для всех. Разве мало случаев, когда преступники уходили от ответственности? Возьмите, к примеру, всем известного бывшего министра обороны. Развалил армию, нанёс нашему государству многомиллиардный ущерб. И где он? В тюрьме? Ничего подобного. Отдыхает на Канарах. Против него, видите ли, нет улик. Или прокуроры, которые «крышевали» подпольные казино в Подмосковье. Где они? За решёткой? Да ничего подобного. Как жили припеваючи, так и живут. И меня, и моих товарищей просто поражает процветающая в нашей системе правосудия коррупция. Не заплатил – сел. Заплатил – не сел. Суды элементарно покупаются. И у нас есть реальные опасения, что дело об убийстве Игоря спустят на тормозах. У нас есть достоверная информация, что родственники этого бандита Идигова уже начали предпринимать шаги в этом направлении.

Корреспондент: Егор, извините, а откуда у вас такая информация?

Пригодин: Этого я вам не скажу. Этой информацией нас снабдили порядочные люди, которых, к сожалению, осталось не так много, и мне не хотелось бы, чтобы у них возникли неприятности. Наша цель – чтобы убийце Идигову был вынесен справедливый суровый приговор, чтобы его не оправдали и не посадили бы на не очень надолго. И мы в этих требованиях не одиноки. Мы пришли сюда менее часа назад. Нас было порядка пятидесяти человек. А сейчас, посмотрите – нас уже более сотни.

Корреспондент: Спасибо, Егор, за то, что ответили на наши вопросы. Разрешите пожелать вам успеха.

Пригодин: Спасибо и вам.

Корреспондент: Игорь?

Ведущий: Спасибо, Алевтина. Оставайтесь на связи. Мы к вам ещё вернёмся. А сейчас перейдём к другим новостям…

3

Россия, Москва

Соскоблив на следующее утро бритвенным станком выросшую на лице щетину, Пригодин задумчиво застыл перед зеркалом.

– А ведь я – избранник судьбы! – как-то само по себе вырвалось у него, и санузел, в котором он находился, откликнулся на его слова гулким эхом.

– Чего ты там мелешь? – крикнула из кухни мать. Она только что вернулась с ночного дежурства в котельной и, как обычно, пребывала в «хмельной прострации».

– Закрой рот! – грубо одёрнул её он и, не обращая внимания на хлынувший в ответ поток нравоучений, погрузился в мечты об уготованной ему великой судьбе.

Как сильно теперь изменится его жизнь! Его имя прогремело на всю страну. Число предложений о дружбе на его страничке «ВКонтакте» перевалило уже за тысячу.

Вот это взлёт! Вот это он утёр всем нос! И ведь это далеко не вершина! И ведь это всего-навсего только старт!

Через неделю у него день рождения. Как знать, может через несколько лет этот день станет национальным праздником, каким некогда был день рождения Ленина. По улицам будут развешаны его портреты, в домах будут накрыты праздничные столы.

«Вы едете куда-нибудь на день рождения Пригодина?» – «Ну что вы! Такой священный день мы проведём в семейном кругу»…

Когда несколько часов спустя Пригодин зашёл в кабинет Прудиуса, на его лице было написано такое всепоглощающее блаженство, что Прудиус едва не свалился под стол.

– Ну что ж, сработали вы неплохо, – с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, произнёс он. – Пошумели, привлекли народ, обратили на себя внимание. Но следующая задача будет немного посложней.

Пригодин с готовностью подался вперёд.

– Через пять дней, в четверг, состоится суд. Уже доподлинно известно, что приговор Идигову вынесут очень мягкий. По всей видимости, его осудят за убийство по неосторожности. Срок заключения за данную провинность не превышает двух лет.

– Всего два года за убийство? – округлил глаза Егор. – Офигеть! Одному моему знакомому дали столько же за кражу мобильного телефона.

Прудиус развёл руками:

– Такая вот у нас продажная власть, – вздохнул он. – Это лишний раз доказывает, что её нужно менять, и что мы с тобой делаем благородное дело. Виктор Михайлович Степанцов, в случае своего избрания Президентом, намерен самым серьёзным образом взяться за борьбу со взяточничеством.

Пригодин ошарашено покачал головой. Прудиус вернул разговор в прежнее русло.

– Значит так, у здания суда нужно будет устроить пикет. Пикет поначалу должен быть мирным. Развернёте растяжку, поднимите транспаранты, поскандируете: «Требуем справедливого суда!». Словом, сделаете всё так, как делали на Манежной площади. Мирно, цивильно и спокойно. Но когда суд закончится и станет известен приговор, ситуацию нужно резко обострить. В вас должен точно вселиться бес. Вашему возмущению не должно быть предела. Шумите, блокируйте здание суда со всех сторон, кричите, что не уйдёте оттуда до вынесения справедливого приговора. Из суда никого не выпускать. Ни-ко-го! В тех, кто будет появляться, швырять всем, что попадётся под руку: камнями, земельными комьями, баклажками. Неплохо было бы изготовить и чернильные бомбы.

– Чернильные бомбы? – нахмурил брови Пригодин. – А это что?

– А ты не знаешь? – удивился Прудиус. – Ну ты даёшь! С таким боевым опытом – и не знаешь такой простой вещи! Запоминай рецепт. Берёшь куриное яйцо, протыкаешь его с тупого конца и сбоку, удаляешь содержимое – и белок, и желток. Чтобы добро не пропадало, можешь сделать из него омлет или яичницу. Затем с помощью шприца заполняешь его краской или чернилами, отверстия заделываешь пластилином или клеем БФ, и швыряешь это яичко в какую-нибудь продажную рожу.

– Гы-гы-гы! – загоготал Егор, представив в своём воображении последствия подобного обстрела.

– После такого «хоровода» на вас должна накинуться полиция, – продолжал Прудиус. – И дай бог, чтобы она на вас накинулась, потому что это и есть наша главная цель. Полицию во что бы то ни стало нужно спровоцировать на жестокость. Но силой на силу при этом не отвечать. Ты понял? Никакого сопротивления! Ты – мирная, безобидная овечка! Схватят под руки, поведут к автозаку – иди, но при этом сопротивляйся. Вопи во всю глотку: «Продажный суд! Продажная власть!». Ну, и тому подобное. И все твои ребята должны вести себя именно так. Попасть же в полицию не бойтесь…

– А мы и не боимся, – самолюбиво парировал Пригодин. – Нам это не впервой.

– Вот и хорошо, – кивнул Прудиус. – Виктор Михайлович Степанцов вас оттуда вытащит. Из «обезьянника» будешь выходить как герой. Под фанфары, под хлеб-соль и с оркестром. Кстати, вот тебе текст, который произнесёшь, когда будешь давать интервью.

– Нас опять покажут по телевизору?

– Покажут, – заверил его Прудиус и, понизив голос, добавил: – За участие в этой акции полагается гонорар.

И он нарисовал трёхзначное число на листке бумаги.

– Всего-то? – разочарованно протянул Пригодин.

– Это не рубли, это доллары, – пояснил Прудиус.

– А-а-а! Ну, тогда пойдёт, – повеселел Егор. – Побольше бы таких акций. Помитингуешь так в неделю раз или два – и на работу ходить не надо.

– Твой гонорар как вожака будет в два раза больше, – вскинул указательный палец Прудиус. – Ну, а насчёт «не ходить на работу» – подумаем. Если от тебя будет толк, возьмём тебя на постоянную основу. Зарабатывать будешь много больше того, чем ты получаешь сейчас.

Пригодина окатила новая порция вдохновенья…

4

Россия, Санкт Петербург

– Судебное заседание назначено на одиннадцатое число, – сообщил адвокат Максим Чистов. – Массовка укомплектована. Ожидается порядка ста человек.

– Что с прессой? – деловито осведомился Прудиус. Он прилетел в «северную столицу» всего на один день и вечером должен был возвращаться обратно. Их разговор происходил в офисе Северо-Западного регионального отделения партии «Свободная Россия», с одной из стен которого на посетителей смотрел широко улыбающийся Виктор Степанцов.

– Пресса будет, – заверил Чистов Прудиуса. – Со всеми, с кем надо, это уже договорено. Репортаж об акции выйдет в вечерних новостях на «Пятом канале». Газеты, радио, интернет, фотографии и ролики в социальных сетях и «Ютюбе». Так что, шумиха должна получиться вполне приличной.

– Только не перестарайтесь с этой шумихой, – предостерёг его Прудиус. – И никаких стычек с полицией. Ясно? Никаких! Разбить в суде окно, облить эту Куркину зелёнкой – и не более. Более нам пока делать нельзя. Всему своё время.

– Да сделаем, сделаем, – типа «будьте спокойны», выставил ладонь Чистов. – И зелёнку выльем, и мукой обсыплем. Исполнители уже определены. Народу это понравится.

– А как там наш подсудимый? Готов толкнуть яркую речь?

– Подсудимый? Да, готов, – тяжело вздохнул адвокат. – Но только в меру своих возможностей. Парень деревенский, простой, к пиару абсолютно не привычный. Текст я ему принёс. Он его учит. Главное только, чтобы он его с перепугу не забыл.

– Ну, ты уж настрой его как-нибудь, постарайся. Ещё какие-нибудь вопросы есть?

– Есть, – замялся Чистов и покосился на сидевшего рядом с ним пожилого человека. – С Леонидом Борисовичем, вот, никак не можем определиться по деньгам.

Прудиус вскинул брови:

– Леонид Борисович, в чём дело?

Руководитель Северо-Западного регионального отделения партии «Свободная Россия» Леонид Борисович Зонин поднял глаза:

– Да слишком много он хочет! Двести пятьдесят тысяч на такой пикет?! Не слишком ли жирно?

Прудиус пытливо посмотрел на Чистова.

– Двести пятьдесят тысяч? Из чего же они складываются?

Тот нахмурил лоб, и в этот момент в комнату со свистом ворвался ветер.

Обрадованный поводом для паузы, Чистов вскочил с места, подбежал к подоконнику и снял с него горшок с комнатной пальмой. Дескать, а то упадёт. Поставив пальму на стол, он закрыл распахнувшуюся створку окна на щеколду.

– Так из чего же они складываются? – настойчиво повторил свой вопрос Прудиус.

Увенчанный погрызанным ногтем палец молодого адвоката нервно провёл по корешкам лежавших на столе книг.

– Ну-у-у, – неуверенно протянул Чистов, – сто семьдесят – на массовку, пятьдесят – на журналистов, десять – на транспаранты, двадцать – на технику.

– На какую-такую технику? – нахмурил лоб Прудиус.

– На митинговую, – пояснил Чистов.

– А если конкретно?

– Ну-у-у… там, на мегафоны…

– Максим, ты нас за дураков не держи! – вспыхнул Зонин. – Ты сколько мегафонов собрался покупать? Тебе нужен всего один, и мы предоставим его тебе совершенно бесплатно. Теперь насчёт транспарантов. Где здесь десять тысяч? Это на ватман, кисточки и тушь?

– Хочется, чтобы всё было красиво, – пробурчал Чистов.

– В данном случае нужна не красота, а простота. Пять тысяч на это более чем достаточно.

Адвокат покраснел. Переполнявшая его поначалу эйфория заметно улетучилась. На его лице заиграл отсвет холодно поблёскивавших очков Прудиуса.

– Максим, я понимаю, что тебе хочется заработать, – продолжал Зонин. – Но ты не борзей. Говоришь, сто семьдесят тысяч на массовку? И это при сотне-то человек?