Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)

Разведшкола при ВФП носила наименование курсов по изучению СССР (известна также как курсы организаторов или национал-революционеров), срок обучения составлял шесть-семь месяцев. Школа располагалась в здании на углу Большого проспекта и Правленской улицы. Занятия проводились в первой половине дня. В программу обучения входили такие предметы, как политико-административная, военная, экономическая структура СССР; основы пропагандистско-агитационной, конспиративной и разведывательной деятельности; военное дело. Курсанты, в частности, знакомились со способами перехода границы (пешим и конным порядком), маскировки, связи. Изучали оружие – винтовку, револьвер, маузер. В течение двух месяцев (август-сентябрь) они совместно с Учебным отрядом ВФП осуществляли практические занятия на Крестовом острове, получив очередные «воинские» звания ефрейторов и унтер-офицеров.^[70]

Число курсантов фашистской школы организаторов было невелико – всего одиннадцать человек. Причем один из них через два месяца после начала учебы был исключен из школы за связь с советскоподданным. Несмотря на то, что все они друг друга хорошо знали, в период обучения вместо настоящих фамилий курсанты использовали только псевдонимы.

После окончания курса обучения для выпускников был организован банкет, на котором присутствовали все преподаватели школы – Константин Родзаевский, Лев Охотин, Иван Якуш, Кавакаси, майор Судзуки, он же заместитель начальника Харбинской ЯВМ.^[71]

Курсы по изучению СССР, созданные под руководством Шепунова, имели аналогичную организацию и программу обучения, только состав курсантов был еще малочисленнее – всего пять человек.^[72] Это лишний раз показывало, насколько слабыми организационными ресурсами располагают радикальные силы эмиграции.

В декабре 1937 года японские власти приняли решение полностью поставить под свой контроль работу по подготовке из числа русских эмигрантов разведчиков и пропагандистов. Не последнюю роль в этом сыграла начавшаяся летом 1937 года широкомасштабная война Японии против Китая, в которой Советский Союз выступил стороной, оказывавшей большую военно-материальную помощь Китаю. Что, в свою очередь, вело к росту напряженности между СССР и Японией.

Весной 1938 года при 4-м (агитационно-пропагандистском) отделе Харбинской ЯВМ начала работать школа агитаторов-пропагандистов. Срок обучения в школе составил шесть месяцев, а количество курсантов, первоначально не превышавшее двух десятков, в середине 1941 года достигло 80 человек на дневном (казарменном) и вечернем отделениях. Всего за период существования школы (до 1944 года) состоялось одиннадцать выпусков курсантов.^[73]

В это же время японцы приступили к формированию регулярного воинского подразделения из молодых русских эмигрантов, формально входившего в состав армии Маньчжоу-го.

Глава 1
Формирование отряда Асано

По плану японского военного руководства будущее русское воинское подразделение должно было играть роль вспомогательного общевойскового с возможностью использовать его в случае необходимости и как разведывательно-диверсионное. Это было особенно важно в случае начала войны с Советским Союзом, возможность которой в ближайшем будущем допускалась японским командованием. Контроль над формированием и деятельностью русского воинского подразделения возлагался на 3-й отдел Харбинской Военной миссии. Месторасположением будущего подразделения стала станция Сунгари-2 на южной ветке СМЖД, находившаяся в 130 км от Харбина.

Станция располагалась на левом высоком берегу Сунгари и являлась важным перевалочным пунктом для хлебных грузов – здесь пересекались железнодорожная и судоходная речная трассы. Рядом со станцией находился пресекающий Сунгари большой железнодорожный мост, второй по значимости после харбинского, охрану которого несла японская воинская часть. Расположенная недалеко от Сунгари-2 станция Лаошаогоу считалась летним курортом железной дороги, еще в 1920-е годы здесь было построено несколько хорошо оборудованных дачных сооружений, имелся курзал, пляж. Однако постоянно проживавшего на Лаошаогоу и Сунгари-2 русского населения было немного.

В дореволюционный период вблизи станции Сунгари-2 (около 500 метров к северо-западу) размещался 3-й линейный отряд Заамурского пограничного округа (1901–1910), а с 1910 года – 4-я Заамурская пограничная конно-горная батарея. Добротные краснокирпичные казармы и другие постройки Русской охранной стражи КВЖД стали основой для военного городка эмигрантского воинского отряда.

Командиром формирующегося подразделения был назначен японец – майор резерва Асано Макото.^[74] Асано родился в 1899 году в префектуре Хиросима. Окончил военное училище в 1921 году и служил в одном из японских кавалерийских полков, позднее был переведен в армию Маньчжоу-го. Очень высокий (рост примерно 1,8 м), худощавый, он носил усы стрелками и имел несколько вставных зубов. Вероятно, майор был в свое время контужен, и, как результат этого, по воспоминаниям очевидцев, его руки слегка подрагивали, а глаза часто моргали.^[75]

Вместе с майором Асано на Сунгари-2 прибыла большая группа служивших в армии Маньчжоу-го японских офицеров.^[76] Они должны были возглавить подразделения формирующегося отряда. Это были майор Минами, капитаны Адати Хэйтаро, Асакура Тосихару, Васио, Кодама, Кумада, Мацура, Ооно, Оомура, Сайто Санатоси, Томинага, Уэда, поручики Айда, Икэда, Исино, Исобэ, Катахира, Китамура Риити, Мурата, Симасэ, Томидзава, Хиромацу, военный чиновник Фудзикава, и др.

Куратором от Квантунской армии в отряде являлся офицер Ямаока Мититакэ.^[77]

Кроме этих чинов в командование формирующегося отряда были включены два русских офицера из состава штаба 4-го военного округа Маньчжоу-го:^[78] майор Н. Б. Коссов (Косов) и капитан Г. Х. Асерьянц.

Коссов Н. Б.

Николай Борисович Коссов родился в 1908 году в Киеве. Еще до Первой мировой войны семья Коссовых выехала на Дальний Восток, в Благовещенск, откуда в 1918 году перебралась в Маньчжурию. Первоначально Николай учился в Харбинском коммерческом училище и состоял в отряде скаутов при училище, но в дальнейшем перешел в 1-е Харбинское реальное училище, которое и окончил в 1926 году. После окончания реального училища прослушал курс горных техников при Харбинском политехническом институте. Военную службу Коссов, обладая хорошим знанием китайского языка, начал в Главном штабе охранных войск КВЖД. Являлся адъютантом штаба бригады, помощником коменданта станции Харбин, начальником 3-го отделения оперативного отдела штаба железнодорожной охраны. К 1932 году Коссов имел звание капитана китайской службы, а после образования Маньчжоу-го был переведен на службу в новую армию. В 1935 году он в чине майора являлся заведующим воинскими перевозками штаба 4-го военного округа. Военное образование майор получил, прослушав программу военно-училищных курсов РОВС (1934) и окончив Мукденскую офицерскую пехотную школу (1937). В то время, когда он был направлен на Сунгари-2, Коссов продолжал обучение в Мукденской высшей военной пехотной школе, по окончанию которой в 1939 году будет причислен к офицерам Генерального штаба.^[79]

Ассерьянц (Наголен) Г. Х. ГАХК

Гурген Христофорович Асерьянц, армянин по национальности, родился в 1907 году в селении Сусалык в районе Нагорного Карабаха (Елизаветпольская губерния). Через некоторое время его семья выехала в Уфу, где отец Гургена открыл продовольственную лавку на одной из железнодорожных станций. Торговые дела шли неплохо, семья богатела, но начавшаяся в России Гражданская война заставила все бросить и пробираться на Дальний Восток. В конце концов Асерьянцы осели на станции Маньчжурия Китайской Восточной железной дороги. Здесь старший Асерьянц вновь открыл лавку, но прежнего размаха уже не было. Гурген, окончив в 1926 году на станции Маньчжурия гимназию, уехал в Харбин учиться на Юридическом факультете. Обучаясь на Юридическом факультете, он входил в Русское студенческое общество и Русскую фашистскую организацию. Из-за нехватки средств Асерьянц вынужден был уйти с третьего курса факультета и начать работать учителем русского языка в Фуцзине. К этому времени он уже довольно бегло говорил по-китайски. В 1931 году Гурген работал преподавателем русского языка в Гиринском университете, а уже в августе 1932 года стал сотрудником дипломатического отдела Штаба охранных войск КВЖД в Харбине в чине капитана.^[80] В 1935 году Асерьянц был переведен в штаб 4-го военного округа Маньчжоу-го. Известно, например, что он работал в качестве переводчика во время визита императора Пу И в Харбин в сентябре 1935 года.^[81] В начале 1936 года Асерьянц получил назначение офицером для поручений в штаб 23-й смешанной бригады армии Маньчжоу-го в Фуцзинь, а в июне 1937 году – офицером штаба 7-го военного округа в Цзямусы.^[82] Армянская фамилия Асерьянца была очень трудна для китайского произношения, поэтому во время службы в китайской армии он получил фамилию Наголян, которая в дальнейшем практически вытеснила его настоящую фамилию.

Коссов и Асерьянц, помимо всего прочего, выполняли в отряде функции переводчиков, обладая знанием не только китайского, но и японского языков.

Что касается младшего командного состава отряда, его предполагалось подготовить из эмигрантов. Для чего необходимо было подобрать людей, имевших достаточно высокий образовательный уровень, знакомых с военным делом и, самое главное, политически надежных. Чтобы не обидеть ни одну из политических группировок эмиграции, японцы дали возможность участвовать в отборе кадров будущего младшего комсостава отряда фашистам, монархистам Шепунова, казакам, Дальневосточному союзу военных.

15 марта 1938 года в здании штаба 4-го военного округа в Харбине для отправки на Сунгари-2 было собрано 32 предварительно прошедших медицинский отбор кандидата на должность младшего комсостава в формирующийся воинский отряд.

От фашистской партии в отряд была направлена группа в восемь человек. В состав группы входили семь выпускников школы организаторов 1937 года: Александр Бердник, Юрий Витвицкий, Константин Кузнецов, Антон Макаревич, Иоиль Приказчиков, Александр Шабельник, Георгий Шехерев. Молодые, энергичные, исполненные романтикой борьбы за освобождение России – именно о таких писал Арсений Несмелов, крупнейший поэт «русского Харбина», близкий к ВФП: «Воля к победе, воля к жизни. // Четкое сердце, верный глаз. // Только такие нужны Отчизне, // Только таких выкликает час! // Через засеки и волчьи ямы, // Спешенным строем иль на коне, // Прямы, напористы и упрямы – // Только такие нужны стране!..»

Кроме Приказчикова, Витвицкого и Шехерева остальные члены группы были коренными харбинцами, их родители еще до революции перебрались в полосу отчуждения КВЖД. Приказчиков происходил из Благовещенска, возможно, из старообрядческой семьи. Витвицкий родился в Москве, в Харбин его семья прибыла в 1920 году. Купеческая семья Шехеревых из Оренбургской губернии в годы Гражданской войны выехала в Забайкалье, а оттуда в 1925 году переселилась в Харбин.

Витвицкий Ю. Е. Кузнецов К. И. ГААОСО

Витвицкий Ю. Е.

Кузнецов К. И. ГААОСО

Самому старшего из выпускников школы организаторов, Александру Берднику, было около тридцати лет, остальным – от двадцати одного до двадцати шести. Как показывают имеющиеся у нас материалы, благосостояние семей этих молодых людей было невысоким, только Георгий Шехерев после окончания средней школы некоторое время учился в Педагогическом институте. Все они рано начали зарабатывать себе на жизнь. Приказчиков и Шабельник имели профессию шоферов-автомехаников, Кузнецов работал конторщиком в фирме Чурина до своего увольнения по сокращению штатов в 1936 году. Витвицкий служил в охранном отряде на строившейся Лафа-Харбинской железной дороге, позднее был поденным рабочим на КВЖД. Бердник, начав свою трудовую деятельность в 1925 году, успел поработать приказчиком, маляром, швейцаром, трактористом. Учился в Шаньдунском военно-инструкторском училище (через пять месяцев бросил обучение), полгода служил в Русском полку Шанхайского волонтерского корпуса.^[83] Помимо Бердника, до прихода в ВФП некоторую военную подготовку получил еще Витвицкий, обучавшийся в 1931–1932 годах в учебной команде при Военно-монархическом союзе.

Разными путями наши герои в 1935–1936 годах оказались в составе фашистской партии. За исключением Шехерева, который с октября 1936 по апрель 1937 года возглавлял юношескую организацию ВФП «Авангард», все остальные были рядовыми членами партии. Обучались в Учебном отряде ВФП, а в дальнейшем попали в первый (и единственный) состав фашистской школы организаторов.

Шехерев Г. ГАПК

После окончания школы несколько выпускников, включая Витвицкого и Приказчикова, были отправлены для военного обучения на станцию Ханьдаохэцзы в Военно-полицейское училище, остальные оказались временно не востребованы.

В дальнейшем трое выпускников школы организаторов, Белосков, Гольцов и Наумов, были привлечены к разведывательной работе по линии ЯВМ в приграничных районах и неоднократно засылались на советскую территорию. По воспоминаниям В. Е. Гольцова, он шесть раз в составе группы ходил на советскую территорию из района Трехречья. В задачи разведчиков-диверсантов включались захват пограничного разъезда, похищение секретаря Усть-Уровского райкома (попытка не удалась – секретарь не ночевал дома, поэтому забрали только его личные и райкомовские документы), проведение топографических съемок, переброска антисоветской литературы.^[84] Другие семеро выпускников школы организаторов были вызваны 15 марта 1938 года повестками Военной миссии в штаб 4-го военного округа, где они встретились с еще одним соратником по ВФП, отправляющимся на Сунгари-2. Это был руководитель военной подготовки в Учебном отряде партии, один из преподавателей фашистской школы организаторов, капитан Иван Якуш.

Другую группу будущих младших командиров отряда майора Асано составили «люди Бориса Шепунова».

Будучи непримиримым антикоммунистом, Шепунов быстро «пошел в гору» с приходом в Маньчжурию японцев, которому он активно способствовал. В первые годы существования нового государства основным центром его деятельности являлась станция Пограничная, где он командовал русским погранично-полицейским отрядом, а после создания Бюро эмигрантов возглавил Пограничненское отделение БРЭМ. Все сотрудники отделения являлись близкими Шепунову людьми, служили с ним в полиции и так же, как и он, стремились выкорчевать в Маньчжурии «большевистскую заразу». В состав команды Шепунова входили И. А. Вощилло,^[85] Н. В. Меликов, Н. В. Рычков, В. Н. Мустафин, П. А. Дегтев.^[86] Эти люди были инициаторами громких «разоблачений» и многочисленных арестов среди эмигрантов на Мулинских угольных копях (Лишучжэнь) и станции Пограничная. Шепунов и его люди активно помогали японским спецслужбам ослабить экономические позиции семьи Скидельских,^[87] одной из самых мощных и успешных в деловых кругах русской Маньчжурии. Под давлением японцев Скидельские, будучи обвиненными в связях с советской стороной (впрочем, не совсем беспочвенно), потеряли часть своей собственности в Маньчжурии. Некоторые средства от «экспроприации» Скидельских попали и в руки Шепунова.

Весьма нелицеприятная характеристика окружения Шепунова была дана О. Лешко в его книге «Русские в Маньчжуго», изданной в Шанхае в 1937 году. Проживая на Мулинских копях, автор дважды подвергался аресту за якобы просоветскую деятельность и близко познакомился с «людьми Шепунова» и их методами работы. За недоказанностью обвинений Лешко в конце концов был освобожден и сумел покинуть Маньчжоу-го. Избежав смертельной опасности и понимая, что руки БРЭМ не дотянутся до «свободного» Шанхая, Лешко в своей книге не пожалел темных красок, характеризуя ситуацию в Маньчжурии и деятельность Шепунова и K°.

Рисуя моральный облик Шепунова, бывшая невинная жертва «японских прихвостней» отмечала, что Шепунов «очень ограниченный человек. Старается сохранить вид тоннаго жандармского ротмистра. Бьет редко, но руководит допросами и дает распоряжения избивать, пользуясь со стороны японцев большим доверием – широко этим пользуется. Самовлюблен. Местное население с иронией называет его „губернатором“».^[88] О Рычкове и Мустафине автор пишет следующее: «Н. В. Рычков – сын генерала Рычкова; недоучившийся студент. Ограниченный человек, помешанный на борьбе с масонством и коммунизмом. Страшно избивает допрашиваемых. В. Н. Мустафин. 25-летний юноша. Сын священника… Бывший шофер. Тупой, малограмотный. Все его обязанности сводятся к разноске корреспонденции и избиению допрашиваемых. Располагает значительной силой, избивает жестче всех».^[89]

Не стоит обвинять Лешко в том, что он придумал все от начала и до конца. В этих приграничных районах гражданская война не прекращалась ни на миг после 1922 года. Советская агентура, которой была нашпигована Северная Маньчжурия, помимо разведки и морального разложения эмиграции не останавливалась и перед физическим устранением белых активистов. Были случаи насильственного захвата и увода эмигрантов на советскую территорию, где их ждала печальная участь. В этой борьбе, шедшей на уничтожение, никто не видел возможности компромисса. Тем не менее мы погрешим против истины, если сошлемся только на свидетельства Лешко, как человека заинтересованного.

Те же «люди Шепунова», которых Лешко отнес к разряду японских прихвостней и палачей, являлись активными организаторами и руководителями эмигрантского молодежного движения на восточной линии КВЖД. Под их руководством было создано несколько отрядов скаутов, объединившихся в Восточный район Маньчжурского отдела Национальной организации русских разведчиков (НОРР),^[90] а также функционировал Восточный отдел Союза мушкетеров.

В 1937 году Шепунов перебрался в Харбин, потянув за собой и часть своих соратников. Пятеро из них в апреле того же года составили контингент обучающихся на курсах изучения СССР. В дальнейшем все пятеро участвовали в отборе претендентов на роль младших командиров в формирующемся воинском эмигрантском отряде. Кроме забракованного медкомиссией бывшего подпоручика Белой армии В. А. Бржезицкого, все остальные попали в отряд. Это были Николай Рычков, Виссарион и Леонид Мустафины и Георгий Джакелли.

Николай Вениаминович Рычков родился в 1901 году в Александрополе Эриванской губернии, где в это время служил его отец, в будущем Генерального штаба генерал-лейтенант В. В. Рычков.^[91] Учился в Ташкентском Наследника Цесаревича кадетском корпусе (1910–1914), позднее – во 2-м Московском Императора Николая I кадетском корпусе (1914–1917). В 1916 году бежал на фронт, но через два месяца, как несовершеннолетний, был возвращен домой. После окончания кадетского корпуса в 1917 году Николай вышел в Алексеевское военное училище. По его словам, участвовал в восстании юнкеров в Москве, был арестован и несколько недель находился в Лефортовской тюрьме. В 1918 году Рычков был направлен в 4-й эпидемический врачебно-питательный подвижный отряд, в котором работал до 1922 года по борьбе с эпидемиями тифа и холеры в Малороссии, Оренбургской губернии и Сибири. В 1922 году, будучи призван в Красную армию, Николай дезертировал и около года жил, скрываясь, по подложным документам в Москве. Весной 1923 года Рычков получил сведения, что его семья находится в Маньчжурии, выехал в Читу и нелегально перешел границу в районе станции Маньчжурия, где его отец в это время служил надзирателем железнодорожной полиции. Перебравшись с семьей в Харбин в 1925 году, Николай окончил электротехнические курсы, два года учился на Юридическом факультете, но так его и не окончил. Содержал небольшую электротехническую мастерскую в Харбине, служил на электростанции Сунгарийских мельниц, в торговом доме «Чурин и K°». Во второй половине 1920-х годов Николай активно участвовал в жизни харбинской дружины Русских Соколов, командовал 1-м станом (ротой). После вторжения в Маньчжурию японцев часть «соколов» их активно поддержали. Они участвовали в разведывательных мероприятиях в расположении китайских войск на западной линии КВЖД, в частности, в отряде И. А. Пешкова. Несколько «соколов» погибли в разведке.^[92] Неизвестно, участвовал ли в этих событиях Рычков. Летом 1932 года он, будучи безработным, поступил в русскую самоохрану Славянского городка, зимой следующего года являлся командиром одного из подразделений Модягоуской самоохраны. К слову сказать, главой всех русских вооруженных формирований в Маньчжурии в то время являлся генерал Косьмин, муж старшей сестры Рычкова. В марте 1933 года Николай вместе с бывшим руководителем харбинской дружины Русского Сокола, штабс-капитаном Николаем Венедиктовичем Меликовым, выехал на станцию Пограничная, где поступил на службу в погранично-полицейский отряд, возглавляемый Шепуновым, а с 1935 года одновременно являлся начальником регистрационного отдела Пограничненского отделения БРЭМ. Помимо прочего, в 1936 году он начал работать в Союзе мушкетеров и вскоре возглавил Восточный район Союза.^[93]

Большая семья Мустафиных эвакуировалась из Владивостока в октябре 1922 года в Гензан и оттуда позднее прибыла в Маньчжурию, где в это время уже находился глава семьи – Николай Андреевич Мустафин, в прошлом полковой священник Енисейской бригады, с которой он отступил на китайскую территорию в 1920 году. Семья соединилась в 1923 году в Чаньчуне, где и жила до 1926 года. После того, как о. Николай получил должность священника и законоучителя в русском Реальном училище в Мукдене, вся семья перебралась туда. Все дети о. Николая (шесть сыновей и дочь) рано начали работать, не получив регулярного образования. Виссарион (1910 года рождения), окончив за два года Мукденское реальное училище и сменив ряд мест работы (разносчик в магазине Чурина, автозаправщик в «Техас компании» и др.), в 1933 году выехал на станцию Пограничная, где поступил в полицейский отряд.^[94] Вскоре два младших брата Мустафина – Леонид и Аркадий – стали полицейскими в этом же отряде. Леонид, будучи на четыре года младше Виссариона, до того, как отправиться на Пограничную, окончил в Мукдене унтер-офицерские курсы РОВС, некоторое время жил в Харбине, где, вероятно, вступил в члены БРП.^[95] Все три брата Мустафиных активно участвовали в скаутском движении на восточной линии КВЖД. Виссарион являлся старшим разведчиков (скаут-мастером) и возглавлял один из отрядов разведчиков, Леонид – инструктором по строевой части Восточного отдела НОРР, Аркадий – сначала адъютантом начальника Восточного отдела И. А. Вощилло, а позднее – начальником бригады скаутов, оставив НОРР только в 1941 году.^[96]

Мустафин В. Н. ГАХК

Мустафин Л. Н. ГАХК

Джакелли Г. Г. ГАХК

В начале 1937 года по предложению Шепунова Николай Рычков, Виссарион и Леонид Мустафины вместе с ним уехали в Харбин и стали обучаться на курсах по изучению СССР. После окончания курсов старший Мустафин выехал для дальнейшего обучения в Военно-полицейском училище на станцию Ханьдаохэцзы, а его младший брат и Николай Рычков возвратились на станцию Пограничная, где работали в местном отделении Бюро эмигрантов, пока оба не были вызваны в Харбин для отправки на Сунгари-2. Вместе с ними на службу в отряд уехал Георгий Джакелли, грузин, бывший вахмистр Белой армии, до этого служивший в Пограничненской полиции.

Пять человек в формирующийся воинский отряд были отправлены из казачьего Трехречья, но медкомиссию прошли только трое – Игнатий Овчинников, Григорий Тоболов и Василий Тырсин.

Наиболее примечательной личностью из «представителей» Трехречья являлся Василий Васильевич Тырсин, чей жизненный путь к его тридцати двум годам имел немало причудливых изгибов.

Василий родился в 1906 году в семье полковника (в дальнейшем – генерал-майора) Оренбургского казачьего войска Василия Дмитриевича Тырсина. К началу Гражданской войны Василий обучался в Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе, в составе которого в 1919 году был эвакуирован в Иркутск. Сюда же выехал его отец, позднее, в ноябре 1920 года, скончавшийся от порока сердца. Василий закончил в Иркутске советскую школу и уехал в 1922 году к матери в Семипалатинск. Работал некоторое время на строительстве Белегачского шоссе, затем перебрался в Благовещенск, откуда в ноябре 1923 года ушел за границу, в Маньчжурию. Решив продолжить прерванное образование, Василий выехал в Шанхай, где поступил в Хабаровский кадетский корпус. Последний выпуск Хабаровского кадетского корпуса, в составе которого был и Тырсин, состоялся в сентябре 1924 года, после чего оставшийся кадетский состав Хабаровского и Сибирского корпусов был отправлен в Сербию. Тырсин уехал в Кантон (Гуанчжоу) и поступил на службу в португальскую речную полицию, однако вскоре уволился и нелегально на французском пароходе отправился в Марсель. Во Франции Василию пришлось много и тяжело работать (матросом, сельскохозяйственным рабочим, рабочим-сборщиком на автомобильном заводе «Рено»), к тому же мучила тоска по родине. Летом 1926 года он обратился в советское консульство с просьбой дать ему возможность вернуться в Россию. Разрешение было получено, и осенью того же года он прибыл к матери в Оренбург.

Тырсин В. В. ГАХК

«Вояж» Тырсина не остался незамеченным ОГПУ. Вероятно, он был завербован в качестве агента для дальнейшей работы в Китае. Иначе чем объяснить его выезд по приказу ОГПУ в Кызылорду, где он некоторое время, не имея соответствующей квалификации, служил архивариусом в Центральном архиве Казахстана, позднее в алма-атинском отделении того же архива. Летом 1927 года он, будучи уволен из архива по сокращению штатов, побывал в Киргизии, затем перебрался в Забайкалье, где перешел границу в районе станции Маньчжурия.^[97] Можно предположить, что с советской разведкой он прервал всякие связи, остается вопрос – когда?

В сентябре 1927 года Тырсин поступил на службу в Шаньдунскую армию генерала Чжан Цзунчана, два месяца служил вахмистром на бронепоезде «Шаньдун», потом оставил службу и уехал в Шанхай. Летом 1928 года он по рекомендации шанхайского Казачьего союза устроился в Отдельный русский отряд Шанхайского Волонтерского корпуса в чине капрала. Однако вскоре сбежал, не выполнив условий подписанного им контракта, с намерением выехать в Японию в качестве боксера.^[98] После возвращения из Японии Тырсин в компании с неким Ланге открыл в Шанхае частную автомастерскую, которая вскоре прогорела, и Василий был вынужден искать другой заработок. Он уехал в британский Гонконг, где поступил на службу в английскую морскую полицию, находился в охране торговых пароходов на линии Шанхай – Сингапур. Пиратство в те годы было очень распространенным явлением в Китае, немало русских, особенно бывших военных, нашли себе здесь работу. Некоторые погибли в стычках с пиратами. Дополнительным доходом некоторых полицейских являлась контрабанда. В 1932 году Тырсин был изобличен в провозе контрабанды и приговорен английским судом к огромному штрафу в пять тысяч гонконгских долларов. Не имея средств выплатить штраф, неудачливый контрабандист провел десять месяцев в тюрьме. Выйдя на свободу, Тырсин несколько месяцев жил в Шанхае, работал во французской трамвайной компании, а в августе 1933 года уехал в Маньчжоу-го.

В Маньчжурии он сначала служил в охранном отряде Мукден-Гиринской железной дороги, позднее в поселковой полиции и пограничной охране в Трехречье (был начальником пограничного поста в Келари). После расформирования русского погранотряда осенью 1934 года Тырсин работал переводчиком в японской жандармерии поселка Драгоценка, административного центра Трехречья, и агентом Военной миссии под прикрытием службы в частных японских фирмах.^[99] Своим крутым нравом и жестокостью он быстро приобрел дурную славу в трехреченских поселках. По свидетельствам А. М. Кайгородова, выведшего на страницы своих печатных работ немало бытовавших в эмигрантской среде легенд и слухов, Василий, «будучи отменным садистом, что не вязалось с его ангельской внешностью, быстро пошел в гору. На совести Тырсина трое расстрелянных поселян из Трехречья – Ивачев, Патрин, отец Александр. Их обвиняли в сотрудничестве с Советами. Во время допроса Тырсин сорвал с отца Александра крест и его тяжелой цепью бил по глазам арестованных. Его же заслуге приписывают длительные тюремные сроки в страшной цицикарской тюрьме трехреченских казаков Антипьева, Молокова, Коломыльцева и Власова».^[100]

Кроме того, Тырсин участвовал по крайней мере в одной диверсионной вылазке на территорию советского Забайкалья. Группа в составе Тырсина, Гордеева и Гольцова (последний являлся членом ВФП и сотрудником трехреченской Военной миссии) ворвалась в здание Коченского сельсовета, захватила находившиеся там документы и подожгла здание. Когда поднялась тревога, диверсанты, рискуя быть схваченными, перед тем как бежать, пытались сорвать советский флаг.^[101]

Остальные кандидаты в младшие командиры формирующегося отряда подбирались Дальневосточным союзом военных. Так, например, в отряд попал Дмитрий Золотаев, участник Гражданской войны, окончивший Читинское военное училище и имевший чин подпоручика русской службы, который в это время был безработным. Но основную часть этой группы составили полицейские из русских отрядов горно-лесной полиции.

Среди полицейских специально отбирались те, кто имел опыт боевых действий, достаточный уровень военной подготовки (большинство закончили Ханьдаохэцзийское Военно-полицейское училище) и хорошо зарекомендовал себя.

Из Мулинского полицейского отряда на Сунгари-2 были откомандированы Гавриил Ефимов, Сергей Козырев, Даниил Ложенков, Владимир Лукеш, Алексей Макаров, Яков Федореев.

Лукеш В. Э. ГАХК

Лукеш, с 1925 года являясь членом Союза мушкетеров, служил в Русской группе войск Шаньдунской армии в составе Юнкерской роты 65-й дивизии, имел чин фельдфебеля китайской службы. Был ранен в одном из боев. После возвращения из китайской армии он продолжил работу в Союзе мушкетеров. Имея «чин» капитана, возглавлял строевую подготовку «мушкетерской» молодежи. В дальнейшем, будучи уже на службе в горно-лесной полиции, Лукеш в первом наборе окончил Ханьдаохэцзийское ВПУ.^[102]

Все остальные «мулинцы» также окончили Военно-полицейское училище. Федореев, будучи отличником подготовки, после окончания училища полгода работал в нем инструктором. Ложенков в 1936 году участвовал в разведывательном переходе советской границы в районе реки Уссури, позднее, после окончания ВПУ, работал на радиоперехвате при Военной миссии в пограничном поселке Хулин.^[103]