Стрелок – тот самый желтоусый
Солдат – нацелился опять
Вслед Кузнецову, боком-юзом
Пытавшемуся убежать.
Хоть на Сергея пехотинец
Свой ствол отнюдь не направлял,
Его свинцово-злой гостинец
В мальчишку именно попал.
Зачем при выстреле подпрыгнул,
Тоткало сам не знал того.
Парнишка только жалко вскрикнул,
Когда пронзила боль его.
Бывает горькая случайность,
Ирония слепой судьбы
Рождает горестную крайность
Из ничего… Увы, увы!
А пехотинец тот усатый,
Шальной, невольный душегуб,
Лишь только крякнул от досады,
Переступая через труп.
Солдата больше занимала
Толпа, что бросилась бежать.
И он стрелял, стрелял немало…
Не только чтобы попугать.
Стреляли резвые драгуны,
Жандармский и пехотный строй…
Лишь на снегу Тоткало юный
Наш мир сменил на мир иной.
* * *
А Кузнецов бежал. На грани
У смерти лютой побывал:
Когда был в руку страшно ранен
И спесь и силы растерял.
И так рука его кровила,
Что ампутировать пришлось.
Шальная пуля раздробила
Ему чуть выше локтя кость.
* * *
По территории завода,
Очищенной за полчаса
От возбуждённого народа,
Прошлась костлявая коса.
На двор, усеянный телами
Пришла глухая тишина,
Какой не знала месяцами
Машзаводская сторона.
В тот день не вьюжило. До ночи
Истоптанный кровавый снег
Тревогу мрачную пророчил
На день, на год и целый век.
К утру, взметелившись, дотошно
Природа попыталась скрыть
Исход и страшный и тревожный.
Но кровь и смерть довольно сложно
Обычным снегом отбелить.
P.S. Александр Кузнецов-Зубарев – профессиональный революционер, человек, чья жизнь сама по себе достойна отражения в приключенческом романе. Разные источники расходятся в указании его происхождения. Хотя ближе всего к правде (по мнению автора) то, что он действительно Александр Михайлович Зубарев, родом из села Чемлиж Орловской губернии, а Кузнецов – его партийный псевдоним, под которым он принимал участие в Горловских событиях.
22 декабря (4 января) Кузнецов-Зубарев был арестован в больнице, в которой находился после ампутации руки. Бежал из Харьковского тюремного госпиталя. Продолжал заниматься революционной деятельностью. Вновь был арестован и опознан как участник Горловских событий.
Один из восьми осуждённых Одесским временным военно-окружным судом в г. Екатеринославе за декабрьские события 1905 года в Донбассе, по отношении к кому смертная казнь была приведена к исполнению.
Рассказывают еще о таком факте, который связал судьбы матёрого революционера Кузнецова-Зубарева и простого горловского мальчишки Сергея Тоткало. Ампутированная рука Кузнецова была захоронена вместе с телом Сергея.
Эпилог прошлого
Когда повстанцы отступили
И следом – царские войска,
Три дни безвластья обнажили
Людские души донага.
Анархия – для фантазёров
Свободы радостный предел,
А для бездельников и воров –
Раздолье для неправых дел.
Вовсю посёлок упивался
Нежданной волей и бузил.
…И тяжкой скорби предавался,
Когда погибших хоронил.
На день четвёртый власть сумела
Собраться с силами, введя
Войска в посёлок оголтелый –
Унять волненья, не щадя.
Дороги, тропы и подъезды
К посёлку взялись под контроль.
Гоненья, обыски, аресты,
Давленье поперёк и вдоль.
Сопротивленья опасаясь,
Сам губернатор предложил
Искоренять, не сомневаясь,
Мятежные и дух и пыл.
Таких тяжёлых притеснений
Не знала Горловка давно.
Угасло пламя возмущений,
Но дух остался всё равно.
* * *
Три года следствие корпело
Над тем, что в хроники страны
Войдёт как «Горловское дело».
Десятки ступ истолчены.
Объём бумаг неизмеримый,
Не нужный. Разве – по нужде.
Сто сорок с лишним подсудимых;
Шестьсот опрошенных в суде;
Плюс шесть десятков осуждённых
На каторги различный срок.
…И тридцать два приговорённых
К повешенью – таков итог.
Душ сорок даже оправдали.
Но годы следствия они
Под стражей всё же прибывали
Вдали от дома и родни.
А в заточении немногим
Хватало мужества сносить
Дознанья пресс сухой и строгий
И о пощаде не просить.
Таких, кто напрочь отказался
Писать петиции царю,
Хотя отнюдь не обольщался
Надеждой, близкою к нулю,
Кому идея помогала
Сберечь и мужество и честь,
Нашлось, мне кажется, не мало,
Но и не много – двадцать шесть.
* * *
Хотя достойно уваженья
Стремленье правду отстоять,
Идее в жертвоприношенье
Себя не стоит отдавать.
Порою даже допустимо
Для виду голову склонить,
Но чтоб потом неотвратимо
Врагу за это отомстить.
* * *
За время долгой переписки,
Продлившейся неполный год,
Росточки шаткой и неблизкой
Надежды дали робкий всход.
Возникли радужные слухи,
Что осуждённых-де простят,
К мольбам не будут власти глухи –
Помилуют да срок скостят.
Первоначальные унынье
И малодушие ушли.
Повстанцы, признанные ныне
Бунтовщиками, расцвели.
Но в сентябре тепло надежды
Рассеялось в единый раз,
Когда решительный, чем прежде,
Пришёл в полицию приказ.
Ждал губернатор, что решенье
Одесского военсуда
Немедля примут к исполненью.
Суть указания проста.
В ночь с третьего на день четвёртый
Прекраснейшего сентября
Казнили спешно самых твёрдых,
Не ставших умолять царя.
И пусть не тридцать два, а восемь,
Но самых стойких из людей
Не пережили эту осень
И не дождались светлых дней.
Злой рок восьмёрка боевая
Была не в силах превозмочь.
На балках старого сарая
Повесили их в эту ночь.
Эпилог настоящего
Не нам спустя сто семь прошедших
Весьма неоднозначных лет
Судить о днях тех сумасшедших,
Оставивших кровавый след;
Не нам оценивать поступки
И быть на чьей-то стороне;
Делить попавших в мясорубку
По правоте и по вине;
Не нам накатывать уколов
И восхвалений снежный ком –
Пусть исторические школы
Крикливо судят о былом.
Немало лбов своих расшибли
Хронисты за прошедший век,
Твердя, что в Горловке погибли
Отнюдь не триста человек.
Историографы советской
И постсоветской чехарды
Дивили цифрой молодецкой
И выводами без нужды.
Был ход событий приукрашен
И той и этой стороной, –
Хотя тот факт уже не важен,
Какой у каждого герой.
Тогда другие были нравы.
И ныне говорить всерьёз,
Не правы стороны иль правы –
Лишь точки зрения вопрос.
Наверняка число погибших
Завышено в десяток раз.
Но и одной души почившей
Уже достаточно для нас.
Достаточно, чтоб с сожаленьем
Припомнить тех декабрьских дней
Трагическое напряженье
И горе страшное людей.
Припомнить, не ища причины
Рождения добра и зла,
Не бить врага, ни рвать личины
С его постылого чела.
И стать терпимыми настолько,
Чтоб всех и каждого простить.
Сейчас не важно, кто и сколько,
Сейчас бы просто – не забыть!
P.S. Мужество всегда достойно уважения.
Из письма Григория Ткаченко-Петренко, одного из восьми казнённых по приговору Одесского временного военно-окружного суда в г. Екатеринославе за декабрьские события 1905 года в Донбассе.
«Здравствуй и прощай, дорогой брат Алеша и все остальные братья, рабочие и друзья!
Шлю вам свой искренний и последний поцелуй. Я пишу сейчас возле эшафота, и через минуту меня повесят за дорогое для нас дело. Я рад, что я не дождал противных для меня слов от врага… и иду на эшафот с гордой поступью, бодро и смело смотрю прямо в глава своей смерти, и смерть меня страшить не может, потому что я, как социалист и революционер, знал, что меня за отстаивание наших классовых интересов по головке не погладят, и я умел вести борьбу и, как видите, умею и помирать за наше общее дело так, как подобает честному человеку. Поцелуй за меня крепко моих родителей, и, прошу вас, любите их так, как я любил своих братьев рабочих и свою идею, за которую все отдал, что мог. Я по убеждению социал-демократ и ничуть не отступил от своего убеждения ни на один шаг до самой кончины своей жизни. Нас сейчас возле эшафота восемь человек по одному делу – бодро все держатся. Постарайся от родителей скрыть, что я казнен, ибо это известие после такой долгой разлуки с ними их совсем убьет. Дорогой Алеша. Ты также не беспокойся и не волнуйся: представь себе, что ничего особого не случилось со мной, ибо это только может расшатать твои последние силы, ведь все равно когда-либо помирать надо. Сегодня, 3 сентября, в 8 часов вечера зашла к нам в камеру куча надзирателей, схватили меня за руки, заковали руки, потом повыводил остальных, забрали под руки и повели прямо в ночном белье, босых, под ворота, где человек 50 стояло стражи с обнаженными шашками, забрали и повели в 4-й участок, где приготовленная была петля, и так это смешно, как эта стража с каким-то удручающим ужасом смотрит на нас, как на каких-либо зверей, им наверно кажется, что мы какие-то звери, что ли, мы честнее их… Живите дружно и не поминайте меня лихом, ибо я никому вреда не сделал. Ну, прощайте, уже 12 часов ночи, и я подхожу к петле, на которой одарю вас последней своей улыбкой. Прощайте, Алёша, Митя, Анатолий и все добрые друзья – всех обнимаю, жму и горячо целую последним своим поцелуем. Писал бы дальше, да слишком трудно, так как окованы руки обе вместе, а также времени нет – подгоняют…
Конечно, прежде чем ты получишь это письмо, я уже буду в сырой земле, но ты не тужи, не забудь Ивану Ильченко передать привет. Прощайте все и все, дорогие и знающие меня. Напиши Богуславскому и остальным. Последний раз крепко целую вас. Григорий Федорович Ткаченко-Петренко, 3-го сентября, 12 час. ночи, г. Екатеринослав, 1909 г.»
Источник: http://infodon.org.ua/uzovka/52
P.P.S. К сожалению, автор поэмы был настолько ленив, что при её написании черпал информацию исключительно из интернета. Хотя о революционных событиях 1905 года в Горловке и Донбассе в целом написано множество книг, а в Горловке есть прекрасный музей истории города, где можно было, наверное, найти достаточное количество интересного дополнительного материала. Но сия поэма не является историческим исследованием. Александр Дюма-отец утверждал, что история – это гвоздь, на который он вешает шляпу своего романа. И автор этих строк попытался где-то рядом со шляпой мэтра приспособить свою бейсболку.
Материалы, которые хотелось бы отметить с особой благодарностью:
С.А. Євсеєнко (Донецька академія автомобільного транспорту) «ГОРЛІВСЬКА СПРАВА» ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ХРОНОЛОГІЇ ПОДІЙ ГРУДНЯ 1905 РОКУ НА ДОНБАСІ.
Музей истории г. Горловки.
Донецк (история, события, факты) – Горловское вооруженное восстание (http://infodon.org.ua/uzovka/52).
Donbass.NAME – Горловское вооруженное восстание (http://donbass.name/191-gorlovskoe-vooruzhennoe-vosstanie.html).
А.І. Зубарева (Донецьк), Н.І. Титлянова (Рязань). Відновити правду про одного з героїв Горлівського повстання 1905 р.
Газетные старости (http://starosti.ru).
Просто Википедия.
Ноябрь 2012 г.