Глава 12
«Эта задача не для меня»
Седьмого августа, в субботу, Андрей Константинович Носов был вынужден перейти на самообслуживание. По административному отделу дежурил старик Баранников, и генеральный директор взялся за кофемолку собственноручно. Его это, впрочем, не смутило. Под мелкие хозяйственные хлопоты Носову всегда хорошо думалось о делах стратегического свойства.
События политической жизни заставляли его мыслить очень напряженно. К тем, кто бурно приветствовал выдвижение генерала, Андрей Константинович не относился. Мундир, погоны, массивная челюсть – все эти признаки альфа-самца возбуждали кого-то еще. Шеф же «Города плюс» хорошо знал, какие преимущества дает реальная власть, а у Гордея Романовича кроме нее имелся партийный ресурс. Накануне Царёв поднял брошенную ему перчатку и ответил на коллективное воззвание в поддержку будущего конкурента.
– Трудно было, но худшие времена мы пережили! А теперь спасителям не терпится каркнуть во всё воронье горло. Знаем, чьи потные ручонки тянутся к нашей промышленности, к сельскому хозяйству. Очень хотят забрать себе лакомые куски собственности, которые я им не даю пока! – такую тираду он выдал на областном слете санитаров и медсестер.
Вечерние новости ГТРК в пятницу показали именно этот фрагмент его речи, притом без комментариев. Такой подход дополнительно насторожил Носова. Он знал, что на государственном канале просто так ничего не появляется – тем более, если речь идет о губернаторе.
Вообще, гендиректор, если только была возможность, раскладывал яйца по разным корзинам. Давая слово противникам Гордея Романовича, он позволял высказаться и его сторонникам. То же касалось и обоих мэров – избранного и свергнутого. Наотрез отказывать той или иной стороне был не его метод. Так что показ путча, случившегося в мае в городской Думе, вполне укладывался в концепцию Андрея Константиновича. Особенно правильной представлялась ему эта концепция, когда она приносила неплохие суммы денег…
– Можно к вам, Андрей Константинович?
Носов поднял глаза от счетов за электроэнергию и коммуналку. Не успел он толком устроиться на излюбленном месте в студии с кружкой благоухающего, очень крепко заваренного кофе, как появился посетитель.
– Давай, не робей.
Клевцов приблизился всё равно как-то нерешительно, поздоровался и сел напротив.
– Я хотел бы программу обсудить.
– Правильно сделал, что зашел, – одобрил Носов.
– Тут всяческие потрясения грядут, – начал Дима.
– Какие?
– Губернаторские выборы, федеральные.
– Верно. Что предлагаешь?
– Может, нам подумать и выходить, например, еженедельно?
Идея показалась генеральному директору заслуживающей внимания. Программа «Объективно» взяла тайм-аут на август, и ближайший эфир планировали в сентябре. Время для возможной перестройки было.
– Достойных тем хватит?
– В такой период? Не может не хватить, – уверенно ответил редактор.
– Так-так-так…Позови, пожалуйста, Олю… Ах, да, сегодня Василий Иванович на смене, – спохватился Носов. – Напомни мне на следующей неделе посмотреть сетку вещания на осень.
– В понедельник?
– Нет, лучше во вторник. Я свободнее буду, посидим вместе, поищем варианты.
– Понял, – кивнул Клевцов, но уходить не спешил.
– Еще вопрос?
Дима явно не знал, как ловчее подойти ко второй теме.
– Случилось страшное? – улыбнулся Носов.
– Да как сказать… Вы некоего Седельникова знаете?
Андрей Константинович пощелкал зажигалкой, но не закурил, а внимательно оглядел своего сотрудника с головы до ног. Предпринимателя Седельникова он, конечно, знал. Тот был широко известен в узких кругах воротил частного бизнеса, до недавнего времени державших водочные потоки из Северной Осетии. Пик успехов бизнесмена пришелся на середину девяностых, когда он ворочал многими миллиардами рублей – разумеется, в старых дензнаках21. Поговаривали, что черный нал в его офисе в прямом смысле разгребали лопатой.
В отличие от некоторых своих конкурентов, Седельников никогда не сидел, и напрасно кое-кто из недоброжелателей писал его фамилию через «и». Тем не менее, в делах он исповедовал наступательный стиль, окружая себя молодцами самого устрашающего вида. Когда по его джипу выпалили из гранатомета, не спасли бы и они, но граната, пролетев перед ветровым стеклом, разнесла мусорный бак. Водитель рванул с места на третьей скорости, а кто выступал заказчиком, правоохранительные органы так и не смогли установить. Стрелка уложили наповал телохранители Седельникова, выскочившие из второго джипа.
После покушения бизнесмен около года отсиживался то на Кипре, то в Греции. За это время, по стечению обстоятельств, дотла разорились две соперничающие фирмы, а их хозяев след простыл. Вернувшись на родину, Седельников отошел от водочного промысла, стал активно инвестировать в строительство и недвижимость, не чураясь и меценатства…
– Знаю, – ответил Носов.
– Вам Элеонора говорила, наверное, какая со мной история произошла в магазине одежды, – продолжил Дима.
– В магазине?
– Когда я костюм примерял, у Фимы зазвонил телефон.
– А, вспомнил. Рассказывала, да, – Андрей Константинович передумал курить и потянулся за кружкой.
– Так вот, Седельников – это и есть Иван Кузьмич, который Орлову угрожал, и вам тоже, – Клевцов перевел дух.
Молотый колумбийский кофе был чудо как хорош. Генеральный директор «Города плюс» насладился его вкусом, потом вкрадчиво сказал:
– Я еще тогда всё знал, Фима на меня сразу вышел. Но тебе в любом случае спасибо. Ты, кстати, как выяснил, что это был Седельников?
– Мы сняли его скрытой камерой на турбазе, а картинку я показал одному оперу, – сознался Клевцов. – У меня сначала была версия, что ЧП с порнографией их рук дело – ну, Фимы, точнее. Под давлением или как-то еще. Вы считаете, это исключено?
– Седельников такой чепухой заниматься не станет и людей своих не пошлет, – Носов всё-таки не отказал себе в удовольствии закурить. – Он меня сам, тоже через Орлова, предупреждал в марте. Мы с ним всё уладили.
– Да? Здорово.
Дима, кажется, был чуть разочарован. Андрей Константинович снова улыбнулся.
– Год назад мы заняли у него… э-э… некоторую сумму на обновление канала. Дефолт помешал быстро отдать. Договорились, что часть вернем бартером – рекламой. Сделаем кино про эту его базу с чудным названием. Как она правильно называется?
– «Найди себя», – подсказал Клевцов.
– Точно. Покажем кино несколько раз в прайм-тайм, ролик покатаем, и все будут довольны. За фильм я съемочной группе премию подкину из своего фонда, – Носова позабавила детективная деятельность Димы, но отвечал он совершенно серьезно.
– Откуда у него это прозвище? Он ведь Алексей Прохорович.
Гендиректор хмыкнул.
– От футбола, может быть. По приколу.
– От футбола?
– Кузьмичи – такой сорт болельщиков22, а Седельников ни одной игры нашего «Металлурга» не пропускает. Ты к этому виду спорта равнодушен?
– Увы, – покаялся Дима.
– Между прочим, в областном суде мы вчера выиграли, – поделился свежей новостью Носов. – Снимут с канала предупреждение.
– Как?
– Я сначала сам не поверил. Решение на руки пока не выдали, но результат огласили. Так что инспекция никуда не денется, сдаст назад. Правда ведь на нашей стороне, а правду говорить легко и приятно, – в третий раз улыбнулся Андрей Константинович, стряхнув пепел в опустевшую кружку.
Директор информационного вещания заехал на канал «Город плюс» около двух часов дня. Разговор с Носовым отнял у него немного времени. Обе стороны были морально готовы к переменам, к тому же Александр Владимирович информировал шефа о своих действиях на направлении главного удара. На этот раз он в лицах пересказал Андрею Константиновичу свой диалог с генералом, включая торжественную клятву – есть землю, если потребуется. Носов посмеялся.
– Помню, во дворе так делали. Но я не ел.
– Мне тоже не довелось, – сказал Ветров.
– Когда точку ставим?
– Будет ясно в понедельник.
Андрей Константинович скрепил их договоренность рукопожатием и отбыл. Кроме дежурного оператора эфира и Ветрова, на всем этаже остались Баранников и Дима. Клевцов ходил с кассетами к магнитофону и обратно, что-то долго искал, просматривал и не находил. Вид у него был задумчивый и сосредоточенный.
– Покурить не желаете? – окликнул его Ветров.
– Вы же не курите.
– Допущу исключение, так и быть.
Судя по его лицу, Клевцов догадывался, что предстоит не простой перекур. Парень он был, вообще, с мозгами, да и неплохой школой тоже. Решение взять его в штат прошлой осенью было экспромтом со стороны Александра Владимировича. Носов буркнул тогда, что мест в новостях больше нет, а рекламодатели норовят рассчитаться одним бартером, но вновь прибывший зам убедил его изыскать хотя бы полставки. Жалеть об этом не пришлось. Даже с ведением аналитической программы Дима справился на удивление пристойно, хотя тут еще было над чем работать. По мнению Ветрова, ему не хватало одного – здоровой наглости, причем и на телевидении, и в жизни в целом. «Ну, вот убедимся заодно, прав я или нет».
– У вас какие планы на будущее? – прямо спросил Ветров, отказавшись от сигареты и не став садиться на скамью.
Дима передумал курить.
– Личные?
– Профессиональные.
– Мои планы зависят от планов канала. С программой разобраться надо, сезон на носу.
– Дальше сезона не заглядываете?
«Да, если обсуждать такую тему, то с ним. Другие сыроваты или будут держаться за свои места до конца. Собственно, и выбор небогатый. Эх, провинция, тихое болото, «красный пояс»! Ладно, нечего жалеть».
– Дальше заглядывать не привык, – ответил Дима, кажется, честно.
– Почему?
– Бесполезно. То черные вторники, то четверги. Планирование – это удел олигархов, наверное, или президентов. Хотя смотря каких, конечно.
– Не наших?
– Кто их знает, не наших.
– А вы сами кому симпатизируете? Ну, из политиков, если не секрет? Имена можете назвать? – полюбопытствовал Александр Владимирович.
Клевцов неопределенно поморщился.
– Не сказал бы, что есть особые симпатии. Скорее, вижу, у кого шансов больше на выборах.
– Интересно, интересно… У кого же?
– Думаю, у Примакова с Лужковым. Готовая связка «президент – премьер»: политик и хозяйственник. Когда я программу собирал в июле, все опросы подтверждали: народ больше к ним тяготеет.
– Вы когда Москву в последний раз посещали?
Дима помедлил, припоминая.
– Больше года назад. Ездили к денежному мешку на переговоры.
– Надолго?
– Утром приехали, вечером обратно на поезд. Не ночевали даже. Я в столице редкий гость.
– Я чаще бываю, а раньше там жил, – сказал Ветров. – Если эта связка власть над Россией получит, мало никому не покажется.
– Почему?
– Вы олигархов упомянули. Так вот, в Москве олигархия, какая нам и не снилась. Задавит и сожрет! Ваш лучший хозяйственник создал систему, мимо которой муха бесплатно не летит. Здесь, в провинции, просто казацкая вольница по сравнению с ней.
– При коммунистах вольница? – откровенно удивился Клевцов.
– Да какие они коммунисты…
«Ну, пора. Не пойму его пока, придется открыть карты».
– Перейти на другую работу хотите?
Клевцов замер, не веря словам Ветрова. Посмотрел, будто ожидая подвоха.
– Какую работу? Зачем?
– Главным редактором телеканала.
В нескольких готовых фразах директор информационного вещания растолковал смысл своего предложения. Пятьдесят процентов городского кабельного канала отныне принадлежат пулу акционеров, который хочет поставить туда своего человека. Его, Ветрова, попросили помочь. Конечно, канал будет решать определенные политические задачи. Разумеется, он, Ветров, своим вниманием и заботой Диму не оставит.
– А еще пятьдесят процентов чьи? – спросил Дима.
– Птицына.
Редактор то ли горло прочистил, то ли издал какой-то загадочный нутряной звук.
– Тот еще фрукт.
– Ну, так что?
– Птицын жутко склочный человек, и ведет себя как питекантроп. О нем легенды ходят.
– Именно поэтому у него пятьдесят процентов и ни одной акцией больше.
Дима почесал в затылке.
– Всё равно этот канал долго не протянет.
– Боитесь? Зарплата будет совсем другая.
Внутри Клевцова явно схватились и тянули одеяло на себя разные мотивы и начала. «Сколько их уже было, таких разговоров, и сколько предстоит, наверное. А смысл вечно сводится к одному – готов человек рисковать или нет. Остальное от лукавого». Самое же главное заключалось в том, что Ветров интуитивно понял, какой ответ он сейчас услышит.
– Спасибо, Александр Владимирович, но эта задача не для меня, – Дима был сама обходительность. – Я вас не подвел?
«Мне бы его тридцать лет», – подумал Ветров.
Во время своей супружеской жизни Клевцов не любил бывать здесь. Живописность места, где открывался потрясающий вид на луга и сосновый лес за рекой, омрачали его отношения с матерью жены. Отец Алины внезапно умер, когда их браку исполнился год (во сне остановилось сердце), и загородный дом с огородом и садом остался на попечении этой угрюмой, немногословной женщины. При своей неразговорчивости она регулярно давала понять, что ее дочь ошиблась с выбором. Профессию журналиста Димина теща не считала занятием, достойным мужика, а равнодушие зятя к земле трактовала как врожденную лень.
В это воскресенье Дима с удовольствием не поволокся бы туда, но других вариантов у него не было. На весь июль и август Алина с маленьким Вадиком покинули душную городскую квартиру и перебрались к бабушке. У сына появился милейший пушистый друг – котенок по имени Фунтик, проказник и любитель подвижных игр. Вместе они скакали по комнатам и двору, кувыркались по разложенному дивану в спальне и чувствовали себя превосходно. Первыми словами, которые Дима услышал от Вадима, были: «Пойдем котю мучить!» Конечно, всё мучительство представляло собой легкое тисканье и почесывание за ушком.
Вежливо отказавшись от трапезы, Дима принял участие в пробежках с участием Фунтика, потом, отдыхая, повалялся с сыном на сене, бездумно уставившись в чистое, без единого облачка, небо. Рассказал сыну о том, как подвергся репрессиям в детсаду – был поставлен в угол, когда отказался есть гороховый суп. «Алина опять обвинит, что подаю плохой пример», – не сомневался он.
– Папа, а когда у тебя работа кончится? – спросил вдруг тонким голоском Вадим.
– Когда на пенсию выйду, как бабушка?
– Нет. Когда ты к нам вернешься?
Вся прелесть летнего дня моментально испарилась. Что можно было ответить – что уже точно никогда? Что у него есть другая женщина, которую он любит? А любит ли?.. Они с Наташей почти не произносили само это слово «любовь», разве что в шутку: «Любовь придумали русские, чтобы денег не платить». В самом деле, что ждет их дальше? Прогулки, кино, посиделки в кафе и ресторанчиках, безумные ночи на ее королевском ложе – это навсегда? Вообще, бывает ли что-нибудь навсегда? Не оглянется ли он когда-нибудь с недоумением на эти прожитые недели и месяцы… или, чем чёрт не шутит, годы?
– Зайчик мой, мне пока трудно сказать, – ответил Дима.
Алина тоже захотела поговорить. Они присели на бетонную плиту в глубине двора, нагретую солнцем, за раскидистой вишней, укрывавшей их от прямого взгляда из дома. Получилось что-то вроде импровизированного солярия, где при желании можно было загорать. Хотя такого желания не было, и солнце уже клонилось к закату.
– Нам с тобой надо всё прояснить, – сказала Алина.
За время, прошедшее с января, она, кажется, похудела на несколько килограммов и подстриглась почти как Элеонора, став очень похожей на ту девушку, с которой Дима близко сошелся во время застолья в честь одного из мэтров-газетчиков. Выпив шампанского, они начали с обычной болтовни о том, где платят больше и кто куда собирается переходить. Потом сбежали и долго гуляли по проспекту. Если бы можно было заглянуть в будущее…
– А что неясно?
– Мы до сих пор муж и жена.
– Формально.
– Ты ужасно спокойно об этом говоришь.
– Наверное, нам обоим хватит волнений, – Дима не поворачивался в ее сторону, подчеркнуто исследуя древесный ствол.
– Вадик тебя так любит… Мы оба проплакали всю ночь, когда ты ушел.
У Клевцова в носу мерзко защипало.
– Алина, ничего не получится, – проговорил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Почему?
– Разные стихии, очень разные натуры… Я не знаю, как это правильно назвать, но нас не склеить, понимаешь?
– Ты кого-то встретил? – спросила она тихо.
– Это совершенно неважно.
– Нет, важно.
– Чем же?
– Я люблю тебя.
Диме захотелось оказаться всё равно где, но как можно дальше отсюда. Он вздохнул не по годам тяжко, но смолчал.
– Возвращайся к нам. Пожалуйста…
«Еще немного, может, всего несколько минут, и я могу поддаться, уступить». Эта мысль поразила его, как электрический разряд. Ему и хотелось, и не хотелось ответить «да», его сознание раскалывалось надвое. «Если вернусь, уже не сумею уйти никогда», – вторая мысль пришла на смену первой, заставила вздрогнуть, сжать кулаки. «Жалость – плохой советчик», – уцепился он за еще один довод, всё так же избегая встречаться глазами с Алиной.
В доме с настежь распахнутым окном забубнил телевизор, очевидно, включенный тещей на полную громкость. Ведущий выпуска федеральных новостей рассказывал о каком-то вторжении в Дагестан, Цумадинском и Ботлихском районах, отрядах Басаева и Хаттаба, внутренних войсках МВД23. В эти выходные Клевцов не следил за тем, что происходило в горах и ущельях Кавказа, да и вообще где бы то ни было, поэтому не сразу разобрался в ситуации.
– Война опять, что ли, – пробормотал он, вставая с бетона.
– Не останешься? – Алина тоже поднялась на ноги.
– Нет. Прости.
Он шел к остановке пригородного автобуса, стараясь не горбиться и борясь с мучительным желанием оглянуться. Я просто сволочь, последняя сволочь, повторил Дима сто или двести раз про себя, пока тряский ПАЗ, набитый пассажирами, вез его по длинному мосту над рекой и дальше, через фабричную слободку в сторону центра.
Эскимос в полном облачении охотника таращил на них свои неживые глаза. Его восковая фигура украшала собой вход в кафе-бар «Аляска», особо чтимое городской богемой. Внутри, вдоль по стенам, были развешаны фотографии с видами самого северного американского штата, рядом с барменом торчал корабельный штурвал. Театральный обозреватель Ванин на минуту отлучился к стойке и притащил по третьей бутылке пива.
– Давай, хлебни еще, – сказал он, удалив крышки с помощью связки ключей.
– Понедельник завтра, – вяло возразил Клевцов, прикладываясь к горлышку.
– Пиво не водка, – заметил критик.
– Твой гонщик Борис вообще отмороженный. Чуть не угробил нас.
– Он по жизни такой, совсем не изменился. Мы с ним в массовке снимались.
– В «Ну, погоди!», что ли?
– Сам ты из «Ну, погоди!», – обиделся Ванин. – На «Мосфильме», в комедии «Витя Глушаков – друг апачей». Помнишь? С Куравлевым в главной роли.
– Очень смутно.
– Борю тогда еще хотели отчислить за прогулы, родители заступились.
– А кто его родители? – без особого интереса спросил Дима.
– Папа – членкор Академии наук, физик, мама в Госцирке работала, на серьезной должности.
– Я почему-то так и подумал, про цирк.
– Зря издеваешься. У них семья хорошая, интеллигентная. Брат в Израиле сейчас.
– На тебя-то он как вышел?
– Отыскал номер в записной книжке, дозвонился домой. Я же опять по старому адресу живу, – сказал Слава.
– Тоже развелся?
– Мы со Светкой не расписывались.
Дима помнил, что Ванин вроде как муж известной в городе актрисы драматического театра Светланы Чижевской. Настоящая ее фамилия была Коржик, поэтому служительнице Мельпомены приходилось использовать псевдоним. Актриса, кажется, успела сменить нескольких гражданских мужей.
– Она от тебя ушла?
– Скорее я. Моногамия – это не мое, понимаешь?
– Султанист, значит? За многоженство?
– Все вокруг султанисты, только не все признаются, – авторитетно заявил Ванин и прикончил третью бутылку.
Он уже давно озирался по сторонам, словно кого-то искал.
– Я выйду, подышу, – предупредил его Дима.
Посетив сначала каморку с буквой «W», Клевцов вывалился на тротуар перед «Аляской». Близилась ночь. На проспекте давно зажглись фонари. По проезжей части со свистом пролетали машины тех, кому не надо было завтра к девяти на работу. Какая-то компания, явно с пляжа, катившая в Suzuki с открытым верхом, огласила улицу нечленораздельными воплями.
– Закурить не найдется?
Голос, раздавшийся за спиной, показался знакомым. Дима обернулся и увидел Малявкина. Бывший оператор эфира, который привел в порядок свою прическу, выглядел теперь вполне заурядно и не выделялся бы из толпы, если бы вокруг была толпа.
– О, привет! – сказал Малявкин.
– Ты где сейчас? – поздоровавшись, спросил Клевцов.
Выяснилось, что Малявкин подался в компанию, которая занималась особой офисной телефонией и внедрением широкополосного Интернета. Начальством и коллективом доволен, на зарплату не жалуется.
– Перспектива-то есть? – Дима задал этот вопрос почти на автопилоте, вспомнив последнюю беседу с Ветровым.
– Перспектива огромная! Весь рынок будет наш, – без тени сомнения заявил Малявкин.
«Привирают, наверное, как и все», – решил редактор.
– Признайся, только честно, – под влиянием хмеля начал он, не без труда ворочая языком – ты же тогда сам облажался с этой порнухой? Ну, правда, сам ведь?
Малявкин насупился.
– Я, конечно, х…ню спорол, бухал вообще зря. Но сознание не терял, всё помню.
– То есть, кто-то из наших всё-таки?
– Конечно.
– Может, проблемы какие-нибудь старые? Месть?
На Димину версию Малявкин отреагировал пожатием плеч.
– Не было у меня ни с кем проблем, кроме Баранникова.
Более мирного и безобидного человека на канале «Город плюс», действительно, еще следовало поискать.
– Ты не парься, – посоветовал бывший оператор. – Забудь, как я забыл. Всё в этой жизни к лучшему.
Зайдя обратно в «Аляску», Клевцов обнаружил друга-театрала поверх высокого стула у стойки, как на насесте, в окружении трех юных особ. Ванин размахивал руками, сжимая в одной из них откупоренную бутылку, и что-то весьма оживленно рассказывал. Возможно, про давнишние съемки на «Мосфильме». Девушки, оседлав такие же стулья, хохотали взахлеб. Узрев приближавшегося Диму, он неожиданно ловко спрыгнул со своего седалища и бросился навстречу.
– Выручай товарища, – заговорил критик, понизив голос. – Все трое теплые уже. Берем сейчас по пиву и дуем к ним в общагу.
– Они откуда вообще?
– Академия искусств, актерский факультет.
– По твоей части.
– По твоей тоже. Глянь, какие ножки у этой, ближе к нам! Василисой кличут.
Длинноволосая блондинка Василиса разгуливала по барам в таком платье, которое легко можно было принять за комбинацию. При сидении на стуле оно задралось почти до пояса. Чулок или колготок будущая актриса в это время года не носила.
– Езжай без меня, – сказал он.
– С ума сошел! Мне троих не осилить, – отчаянно задышал на него пивным духом Ванин и деловито добавил: – Гондоны есть, если что.
Для Наташи понедельник стартовал суетно. Рано утром папа завез ее на своей машине домой (воскресенье она провела у родителей в «Санта-Барбаре»), но тут обнаружилось, что в ее отсутствие отключали свет, и пришлось экстренно убирать воду, которая подтекла из холодильника. Сборы вышли скомканными, она чуть не опоздала на планерку. Все уже расселись по местам в ожидании Ветрова, и Элеонора посмотрела на нее, кажется, неодобрительно. Маша демонстративно повернулась головой к окну.
У Димы видок был хмурый. Редактор-аналитик уставился в пол перед собой и приветствовал Наташу вялым поднятием руки. Она не слишком удивилась его состоянию. После воскресных визитов к сыну Клевцов редко бывал в духе.
Девять ноль-одна… девять ноль-две… девять ноль-шесть… Сотрудники службы новостей, кроме Элеоноры, стали переглядываться. Наконец, в коридоре послышались быстрые шаги. Дверь кабинета была открыта для притока воздуха, поэтому в следующий момент перед ними возник Андрей Константинович Носов. Один, во весь рост в метр семьдесят три. Без директора информационного вещания.
– Добро утро, – сказал он, будто ни с кем не расставался.
Женя Жданов предпринял попытку встать.
– Сидите, сидите, – махнул рукой генеральный директор.
Наташа, как и все, поняла, что сейчас прозвучит нечто важное.
– Я буду краток, – шеф поставил свой портфель рядом с компьютером, но от предложенного ему стула отказался. – Александр Владимирович Ветров покинул нашу телекомпанию. Сегодня он выходит на новую работу, первым заместителем председателя ГТРК. Обещал помнить и быть на связи.
Раздался громкий стук. Упала и повисла, болтаясь на шнуре, телефонная трубка, которую Маша нечаянно задела локтем. Дима поднял глаза на шефа, но особенного изумления Наташа в них не прочла. Для Клевцова эта весть если и явилась чем-либо, то, видимо, не потрясением, как для Маши, а просто сюрпризом.
– Исполнять обязанности директора информационного вещания будет Элеонора, – заключил Андрей Константинович. – В остальном ничего не меняется. Работаем в том же составе и режиме.
Его краткое выступление так подействовало на коллектив, что провести разбор пятничных сюжетов просто забыли. Через минут десять, не успев перекинуться с Димой хотя бы несколькими словами, Наташа уже ехала на съемку. В машину втиснулись вчетвером – она в паре с Геной Фединым и Женя со Стасом Омельченко. Женю и Стаса завезли в школу, где ударно завершался ремонт, а Наташа и Гена после долгой, окольными путями, поездки были высажены в противоположном конце города, у приюта для животных.
Тему ей подсказали знакомые, которые жертвовали для зверушек еду и деньги, а поводом послужило обращение к горожанам. Основатели приюта умоляли народ помочь, кто чем может. При утверждении плана выпуска Маша откровенно скривилась, давая понять, что новая сотрудница тащит в эфир всякую ересь. Но день был не ее, а Жоры, и он как ведущий против животных ничего не имел. К тому же, его дочка недавно обзавелась хомяком.
Звери растрогали Наташу. Одну грустную таксу, подло выкинутую прежними хозяевами, ей очень захотелось взять с собой. Жаль, что на канале не было местечка для нее. «Может, правда, забрать себе?» – думала она всю дорогу назад.
Когда они с Геной вернулись, на этаже царила иная атмосфера. Старик Баранников стоял возле административного отдела с сигаретой за ухом и рассеянным взором, но не спешил в курилку, в едальне кто-то ожесточенно спорил (кажется, «Фиолетовый арбуз» и Валентин Тимофеевич), коллеги из новостей казались смущенными. На вопрос, что еще произошло, Элеонора отстраненно ответила:
– Только что Борис Николаевич выступил.
До Наташи всё равно не дошло, из-за чего сыр-бор, пока Жора не пояснил:
– Правительство отправлено в отставку24.
– Как, снова? А кто вместо Степашина?
– Путин.
Фамилия ни о чем не говорила Наташе, и похоже было, что не ей одной.
– Кто это?
– Самый главный чекист. Ельцин сказал, что он способен обеспечить продолжение реформ, – по голосу Жоры было невозможно догадаться, как сам ведущий оценивает нового премьер-министра.
– Пообещал через год передать власть следующему президенту, – скептически добавил Дима.
– Как передать?
– По итогам выборов, конечно.
– Этот… Путин пойдет на выборы? Его изберут?
После наивных Наташиных вопросов Клевцов, наверное, впервые за сегодняшний день снисходительно улыбнулся.
– Ну, процента два у него уже сейчас есть. Или три, по наследству от Бориса Николаевича. А если серьезно, то чудес не бывает. Мы ведь не в кино.