Однако геморрой и не думал отступать. На столе, мигая светодиодом, лежал забытый врачихой телефон! Перспектива вновь видеть ее ужасала. В одних трусах, кивнув удивленному охраннику, я рванул в гору и, пробежав метров триста, с трудом выполз на остановку. Она, слава небу, еще не уехала. Отдав пропажу, держась за ноющий бок, я с трудом поплелся обратно в корпус.
Протрахались мы года три. В 52 года у докторицы пропали месячные, испортился характер. Лоно иссохло и грешить не получалось. Она стала порицать то, на что по старости оказалась уже не способна. Климакс и раскаяние овладели ей. Баба скорбела о потерянном навсегда женском счастье, и в этом помочь ей я не мог.
Как-то медик рассказала о своем конфузе. Вместо заболевшего коллеги, ее неожиданно направили в богом забытую районную больницу. Толком не успев собраться, поехала. Пока добралась, стемнело: стояла поздняя осень. Заночевала. Пошла в кабак ужинать, а там мужик подвернулся. Напилась и только у него дома вспомнила, что пятки до черноты грязные и месяц не брила ног. Отказать уже не могла: парень настроился, да и у самой зачесалось. Говорит ему: «Я тебе дам, но сапоги снимать не буду». Залезла голая на кровать и прела в ботфортах до утра, пока он драл ее.
Вспоминая дохтуршу, я задумался, кому из нас повезло больше.
Романтизм не обошел стороной наши отношения. Я посвящал врачихе стихи, но муза моя плохо возбуждалась от вида медика! Стишки вышли так себе, поэтому не обессудьте!
ИМПРЕСИОНИСТ
Один кубист по прозвищу Манне,
На выставке крутого авангарда,
Однажды предложил любезно мне,
Попробовать себя в стихах поп-арта.
Все дело в том, что в тягостном бреду,
Который день, страдая от безделья,
Он на холсте намалевал манду,
Плюс что-то непонятное, с похмелья!
Махнув еще немного грамм,
Он осмотрел недоразуменье,
Холстина обнажала срам!
Но как же обозвать творенье?
Добавив фаллос в натюрморт,
Он обозначил в миг концепт,
Картина вышла первый сорт:
«В лоне вибрирующий адепт»!
СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ
Ты далеко, и на моих губах,
Ланит твоих осталось трепетанье,
Быть может в самых сокровенных снах,
Опять твое увижу очертанье.
Ты утром умываешься росой,
И возбуждаешь в людях некий дар,
Не одевайся, подожди, постой!
Я не Манне, но в чем-то Ренуар.
Чулки, подвязки, чокер красный,
Сюжет для смелого кино,
И секс! Конечно, безопасный:
Адепт влезающий в лоно!