– Да и правильно, Сашок – оживился Арсен, похоже – довольный, что вечер близится к финалу. – Вот и молодец, давай-ка на посошок, потом – по стремянной, и закругляемся. Я завтра работаю – вот такое хреновое воскресенье получается. А тебе на днях – на самолёт и в Ма-а-аскву, по настоящей Красной Площади гулять, и крем-брюле кушать. Это при хорошем раскладе. А вот при плохом – за какой-нибудь там кокаин отдуваться. А я тебе передачи носить буду. Опять же – тут в тюрьме пироженки дают, отдохнёшь, поправишься. Анжела ты наша Дэвис с Нельсоном Манделлой в одном флаконе, неутомимый борец с американским империализЬмом, бесстрашно отринувший хищную когтистую лапу буржуазной разведки. И отоспишься, кстати, на том же ходу.
– Грешно смеяться над больными людьми. – перебил тираду Александр. – Или это ты меня так лечишь по методу доктора Геббельса? Типа «Одна боль заглушает другую»? Тебе-то хорошо, а сам бы ты как поступил, а?
– Я-то? – Арсен смотрел уже без улыбки. – Надеюсь, братка, вопрос твой риторический, потому как мы с тобой не первый день знакомы. Однако, чтобы поддержать боевой дух старого товарища, могу повториться… Я, Саша, по-любому с ними, как говориться, на одном поле не сяду. Они ведь, Сашок, страну нашу с тобой развалили. Не самую плохую страну кстати. Да так развалили, что мне теперь и возвращаться некуда. Эх, да ладно, про это всё уже давно говорено-переговорено… Да и вообще, что-то мы увлеклись. Болтун – находка для шпиона, извини за каламбур, конечно же не совсем уместный в твоей ситуации.
Вот оно: «Болтун – находка для шпиона»! Рыбка-мысль, вилявшая вокруг с самого начала вечера, хитро прищурилась, и выскочила из подсознания прямо в руки.
Саша наклонился через стол и уставился на Арсена с таким победоносным видом, что тот даже приостановил приготовления к «на посошок». Так и застыл с банкой маринованных огурцов в одной руке, и вилкой – в другой, выжидательно-изучающе глядя на Сашу.
– Ты, мин херц, только что придумал как украсть миллиард, изобрёл лекарство от рака, или открыл закон Кулона?
– Херц ты сам, за «херц» ответишь – скороговоркой выстрелил Саша стандартный ответ. – На чём работает разведка?
Арсен вопросительно поднял бровь и ничего не ответил.
– На чём работает разведка? – повторил Саша. Ему нетерпелось поделиться идеей, но мысль ещё не обрела словестную форму.
– Не совсем понял вопрос, сэр подхорунжий. Во-первых, смотря какая разведка, а во-вторых… На информации? На деньгах? Много на чём…
– Извини, старина, не так спросил. – Саша решил обойтись без картинных наводящих вопросов, и перешёл к быстрому монологу, спеша изложить блестящую, как ему сейчас казалось, мысль. – Разведка может работать только пока её действия с собственно разведкой никак не ассоциируется. Как только активность засвечена, и тайное стало явным, разведка работать не может, верно? Или вот как: сущность работы любой секретной службы заключается именно в секретности, так ведь?
Арсен молча кивнул, разом отвечая на все Сашины «верно?» и «так?», совершенно справедливо полагая что развёрнутых ответов от него сейчас и не ждут.
– А теперь представь, что я на каждом углу буду трубить, что ко мне американская разведка пыталась подкатиться. Подписки я этому колорадскому кренделю никакие не давал, сотрудничать отказался. Получается – с меня взятки гладки, и им я ничего не должен. Кому хочу – тому эту историю и рассказываю. А хочу я рассказывать абсолютно всем. Ну вот такое я трепло, болтун и дурак. Нет лучше щита чем дурацкий колпак с бубенцами.
– И в результате ценность твоя для разведки обнуляется. – подхватил мысль Арсен, поднимая рюмку. – То-есть наехать на тебя они теоретически могут, только на фиг ты им нужен такой засвеченный, если агентурить тебя больше толку никакого нет. Ай Александр свет … эээ?
– Владимирович – ответил Саша, мысленно похвалив себя за давешнюю догадку с отчеством, раз даже дружище-Арсен его отчества не знает.
– …Александр свет Владимирович, ай светлая голова. За победу!
– За Нашу победу! – подмигнув, ответил Саша.
04. Ладья
Валентин Борисович Аверин вышел из служебного автобуса и зябко поёжился. Несмотря на то, что календарная весна официально наступила, московская погода оставалась типично зимней, как в месяце марте и должно быть. Бросив смурной взгляд на низкое небо, подполковник Аверин закутался поплотнее в совершенно гражданское пальто, и зашагал по чистой дорожке к месту службы – одному из корпусов Штаб-квартиры Службы Внешней Разведки.
Уже в кабинете, повесив пиджак на »плечики», а «плечики» – в стенной шкаф, на пути к рабочему столу Валентин Борисович бросил взгляд на часы – семнадцать минут десятого. Московские пробки сказываются даже на служебных автобусах, утром подбирающих сотрудников СВР в условленных точках и доставляющих сюда, на окраину Москвы, в Ясенево. Именно из-за пробок Валентин Борисович предпочитал служебный автобус своему достаточно новому Фольксвагену. Не то чтобы он не любил водить машину – конечно любил, как русскому мужику и свойственно. Однако по Москве это уже не вождение, а стояние. Вернее – сидение. Как там было в «Летучей мыши»? – «В тюрьме покой и тишь, и даже если ходишь ты, то всё равно сидишь». Вот и в пробке ты если стоишь – то всё равно сидишь, только в автобусе сидеть удобнее, можно и книжку почитать, и с сослуживцами поговорить. Поговорить исключительно на отвлечённые темы конечно, на служебные темы в непредназначенных для этого помещениях говорить не следует. А если нужно поехать куда-нибудь во время рабочего дня, так можно и дежурной служебной машиной воспользоваться. Однако служебной машиной товарищ подполковник пользовался редко, потому что в интересах службы перемещаться по Столице ему было практически некуда. Сфера служебных интересов Валентина Борисовича находилась далеко от Москвы, далеко от России, и даже далеко от континента Евразия. Валентин Борисович был сотрудником северо-американского управления, чем совершенно заслуженно гордился.
Поудобнее усевшись в кресло, Аверин машинально убедился что лампочка на матово-чёрном ящичке под монитором горит под цифрой «один», а значит монитор, клавиатура и мышка сейчас подключены к первому компьютеру – тому, который и предполагалось использовать. Тронул мышь, и компьютер под столом зашелестел жёстким диском, а монитор тихо щёлкнул, просыпаясь, и плавно повысил яркость.
Картинка, на которую сейчас смотрел Валентин Борисович, привела бы в замешательство подавляющее большинство пользователей персональных компьютеров, привыкших к Майкрософтовским «Окошкам». Энтузиастам же «ничейной», бесплатной операционной системы «Линукс» она, напротив, бы показалась знакомой. На этом компьютере работала «дочка» Линукса, российская МСВС – Мобильная Система Вооруженных Сил. Нашлись, слава богу, умные головы в армии и спецслужбах в нужное время, занялись созданием своего программного обеспечения в тот момент, когда Российское правительство заключало с Майкрософтом договор на поставку «Окошек» для госучреждений. По этому самому договору Майкрософт предоставляло исходные коды программ для проверки российскими специалистами. А что толку-то, если обновления американцы пекут как блины, чуть ли не каждую неделю? Все же обновления вовремя не проверишь… И ведь что характерно: договор этот был заключен в тот же год, когда в Германии был принят закон, запрещающий установку чужих операционных систем на правительственные компьютеры, потому что немецкое правительство не хочет чтобы американское правительство читало то, что немецкое правительство пишет.
В отличие от «Окошек», МСВС была собрана насквозь проверенными российскими специалистами из предварительно многократно прочитанных исходных кодов Линукса, и не могла содержать закладок, шпионских программ, или просто вирусов. Компьютеры под управлением МСВС были соединены во внутреннюю локальную сеть Ясенево, целиком отрезанную от внешнего мира. Вернее, Валентин Борисович полагал что отрезано Ясенево от внешнего мира не то чтобы совсем целиком, должны были быть какие-то соединения с другими объектами СВР, с ФСБ, ФСО, ГУСП, а так же скорей всего с военными в ГРУ, и, возможно, с дипломатами в МИДе. Однако, если такие соединения и были, то ими занимались технари, сидевшие за дополнительной парой бронированных дверей. Подполковнику же Аверину о таковых знать не положено. Да и не хотелось вовсе – в разведке лучше знать только то, что тебе действительно необходимо по службе.
После ввода имени пользователя и пароля, в углу экрана замигала иконка нового сообщения. Кликнул, прочитал: «В девять сорок зайди к шефу». Сообщение и пришло именно от этого самого шефа – Сергея Петровича, непосредственного начальника подполковника Аверина. Несмотря на то, что вызовы к начальству большинство граждан как минимум настораживают, Валентин Борисович вызову к начальству скорее обрадовался, потому что относился к тому мизерному, но счастливому проценту трудоспособного населения, который действительно любит свою работу.
Большинство должностей в Генштабе – полковничьи. Идя по коридорам белого здания на Арбате очень редко увидишь россыпь мелких звёзд старлеев и капитанов. Чуть чаще встречаются большие шитые генеральские звёзды. А вот полковники представлены в изобилии. Полковники тут буквально все – и те, кто занимается учётом и выдачей карт, и те, кто на этих картах рисует схемы будущих сражений, и те, кто эти схемы утверждает. По-этому существует присказка о том, что в Генштабе офицеры делятся на три категории «эй, полковник», «полковник», и «товарищ Полковник». Спецслужбы гораздо скромнее подходят к раздаче воинских званий, по-этому полковник тут – большой начальник, зато подполковников хватает. Если провести аналогию с Генштабом, подполковник Аверин относился как раз к категории «товарищ Подполковник». Служил он в структуре североамериканского направления, и был «вольным стрелком», «свободным охотником», или «варягом», то-есть занимался подготовкой и проведением особо-важных, «разовых» операций в США, Канаде, а с недавних пор и в Мексике. Работу свою Валентин Борисович не просто любил, он считал себя откровенным везунчиком – слишком мало людей около «полтинника» (а до сакраментальной цифры «пятьдесят» оставалось не так уж много) действительно ходят «на работу как на праздник».
Судите сами: во-первых, каждая операция – всегда новое приключение. В разведке, как и в любой организации повседневной рутины достаточно, а у Валентина Борисовича – практически свободное творчество.
Во-вторых, мир посмотрел, и ещё посмотрит, и работает почти всегда под дипломатическим прикрытием, что немаловажно. Бывают разведчики – нелегалы. Живёт такой нелегал под видом местного бизнесмена, или эмигранта-таксиста, или какого-нибудь глухонемого пастуха, и ходит каждый день по лезвию бритвы, потому что контрразведка страны пребывания не дремлет, во-всю на шпионов охоту ведёт. А поймает – случится срок в местах «не столь отдалённых». Конечно, разведка своих не бросает, но всё равно, пока тебя обменяют, или ещё как-нибудь договорятся, придётся немного просидеть и изрядно поволноваться. А Валентин Борисович обычно работает под дипломатическим прикрытием, то-есть совершенно официально приезжает в страну проведения операции как секретарь посольства, или атташе, или хотя-бы дипкурьер. Это значит что у него – дипломатический иммунитет, и максимум что может случится – так это высылка из страны. Впрочем, такого никогда пока не случалась, и ни одна операция откровенным провалом не закончилась.
В-третьих, так уж было заведено что и отвечал за всё сам, и решения принимал сам. Сам разрабатывал план операции, сам подбирал людей, и после утверждения плана шефом, подготовку, и оперативное руководство осуществлял лично. Самое интересное начиналось в активной фазе операции. Чертовски приятно было ощущать за своей спиной всю мощь огромной страны, Державы, Империи. Валентин Борисович знал, что если понадобится, то он буквально может попросить, а вернее потребовать звезду с неба, и если такая техническая возможность есть, то специально обученные незаметные люди эту звезду с неба выхватят, и доставят в указанное место.
Впрочем, подполковник Аверин дело своё знал крепко, и проколов, требующих нечто экстраординарное в качестве заплатки, практически не случалось – спутники оставались на плановых орбитах, и подводные лодки не меняли курс по внезапному и непонятному приказу. Впрочем, однажды исследовательское судно «Академик Сергей Вавилов», бросив научные исследования, на полной скорости аж тринадцать с половиной узла бросилась к берегам Мексики, где и проторчало четыре дня на самой границе территориальных вод. Судно это могло стать резервным вариантом аварийной эксфильтрации одного мексиканского сенатора, и было выбрано просто потому что оказалось ближе всех к месту событий. Впрочем, резервный вариант не понадобился – обошлись основным.
А история кстати получилась достаточно забавная. Один мексиканский сенатор – кабальеро, ведущий родословную от одного из лейтенантов того самого Кортеса, оказался в стеснённых финансовых обстоятельствах, и сам предложил российской разведке свои услуги. Конечно, он не выкрадывал тёмной ноченькой какие-нибудь планы развёртывания третьего батальона оакаханских стрелков на случай осложнения обстановки на границе между Гватемалой и Белизом. Нет, попади в руки разведки такие материалы – их конечно не выкинут, разведка вообще никакую информацию не выкидывает. Но и специально тратить время и деньги на получение сведений такого калибра никто не станет. Мексика с военной точки зрения – страна совершенно скучная. А вот с экономической – даже очень интересная: сто миллионов человек, южный сосед США, нефть на океанском шельфе, и кое-какая промышленность – между прочим, каждая третья машина, считающаяся американской, на самом деле собрана в Мексике.
Так вот, этот самый кабальеро сделался как раз так называемым «агентом влияния», то-есть он лоббировал интересы России. Проталкивал, миляга, в правительстве решения, выгодные российскому бизнесу или политике – что в общем-то в наше время практически одно и то же. Надо признаться, немалые деньги, падавшие на офшорные счета кабальеро (в форме как-бы доходов от безумно прибыльных финансовых операций) безусловно окупались. Не без его участия мексиканское правительство закупило партию вертолётов Ми-17Б, что приятно и тем, что янкесам нос утёрли, продав их непосредственным соседям российское оружие, и тем, что оборонка подкормилась, да и подкормится ещё не раз и не два на запчастях и техобслуживании вертушек.
Однако с некоторых пор сенатор начал страдать «синдромом нелегала» – везде ему мерещилась контрразведка, люди с направленными микрофонами и длиннофокусными камерами, слежка, тёмные личности задающие странные вопросы его знакомым, и всё такое прочее. И вот однажды нервы кабальеро не выдержали. Ожидая, что с минуты на минуты его арестуют и осудят как русского шпиона, он пустился в бега, предварительно отправив почтой в адрес популярной телестудии видеокассету. На кассете, в смятении души записанной прямо перед отъездом, сенатор красноречиво обвинял президента в ползучей узурпации власти, культе личности, фашистских наклонностях, и прочих стандартных грехах. Кабальеро справедливо полагал, что слава диссидента и борца за демократически идеалы в глазах общественного мнения легко превратят его в узника совести, невинную жертву, на которого власти пытаются повесить сфабрикованные обвинения в шпионаже.
Только через три дня неспешная мексиканская почта, скорость которой не сильно отличается от скорости почты в российской глубинке, доставила посылку с кассетой в телестудию – на другой конец Мехико-сити. Надо заметить, что все эти три дня за сенатором никто не гнался, потому что контрразведка и не думала его разрабатывать.
Вообще, в любой стране мира контрразведки, полиции, и прочие тайные и явные силовики не спешат заводить дела против сильных мира сего, потому что может получиться себе дороже. Вернее, всей службе-то конечно ничего не будет, а вот конкретным людям (поторопившимся поторопились принять решение, осложнившее жизнь крупного политика или бизнесмена) – так запросто может непоздоровиться. По-этому названные конкретные люди в погонах обычно и не предпринимают агрессивных шагов, не заручившись поддержкой другого неслабого политика или бизнесмена, потому что инициатива, как известно, нагибает инициатора.
Именно так и случилось в нашем случае – кассета, пришедшая на студию, конечно же не была с большой помпой озвучена в ближайшем же выпуске новостей. Вместо этого видеозапись эта была доставленна президенту соратниками, ещё раз продемонстрировавшими верность партии вцелом, и лояльность многоуважаемому главе государства лично. Презедент распушил свои знаменитые усы, и сказал что-то типа «Ату его, ату!», только по-испански. Спецслужбы, получившие отмашку, мгновенно нашли у беглого сенатора то, чем грешат практически все опальные политики от южной границы Техаса до мыса Горн – связи с наркобаронами. Начиная с этого момента и полиция, и контразведка, азартно гикая и улюлюкая, с приличествующим старанием кинулись в погоню за кабальеро.
А кабальеро уже давно никуда не бежал. А куда ему было бежать-то? На севере от Мексики – Соединённые Штаты Америки, которые обязательно выдали бы Мексике пособника русской разведки. На западе и востоке – океаны. Оставался юг. Доехав до самого южного штата Чьяпас, беглый сенатор оказался на краю своей Ойкумены – впереди простирались джунгли Гватемалы, сзади, как предполагал кабальеро – погоня. Оперативными навыками для того чтобы прятаться, или переходить границу сенатор не обладал. Надёжных связей, да и просто знакомых тут у него не было. Даже наличных денег было немного, а с кредитные карточки в этой глуши были абсолютно бесполезны. По-этому, не очень долго думая, кабальеро с ближайшего телефона (который кстати тоже пришлось поискать) позвонил обратно в Мехико-сити, в российское посольство, и сообщил о провале.
То-ли ОборонЭкспорт готовил очередную продажу техники Мексике или её южным соседям, то-ли Газпром прицеливался в какое-то мексиканское месторождение, то-ли сенатору были даны какие-нибудь нерушимые обещания, но так или иначе, с самого верха пришла команда: «Шпионского скандала избежать любой ценой, а недотёпу этого – вытаскивать». И Валентин Борисович Аверин, вернее – тогда ещё Валёк Аверин, майор на подполковничьей должности, начал работать операцию по эксфильтрации, сиречь вывозу означенного недотёпы в безопасное место. Конечно, во время этой операции он из Москвы не выезжал – если события происходит в нескольких странах, руководить удобнее из центра. Да и времени на переезды не было.
Через четыре часа после звонка в посольство маленький частный самолётик, вылетевший из Мехико-сити, приземлился на грунтовой полосе аэродрома в городе Чьяпа-де-Корсо, значительно опередив местные спецуры, особой зубастостью, в общем-то, никогда не отличавшиеся. Приняв на борт кабальеро и дозаправившись, самолётик сделал очередной прыжок, приземлившись в столице Гватемалы. Там на бетон взлётно-посадочной полосы шагнул уже не беглый мексиканец, а счастливый обладатель испанского паспорта, с абсолютно другими именем и фамилией. Новоиспечённый испанец совершенно легально вылетел в городок Фьюмичино возле Рима, где, естественно, не встретил никаких проблем с паспортным контролем, как не встречает их любой гражданин страны – члена Евросоюза. На выходе из международного аэропорта имени Леонардо да Винчи бывший мексиканец расстался с провожатым, летевшим с ним из Гватемалы, и сел в указанную машину с водителем и одним пассажиром. Через четыре дня и полдюжины стран, уже другой испанский паспорт (на этот раз – с совершенно настоящей российской визой) был предъявлен польскому таможеннику в городе Безпеды, а потом российскому в Багратионовске – на границе Калининградской области.
В общем, шпионского скандала избежать удалось, а вот наркобаронского – нет. Дело в том, что супруга кабальеро и мать его троих детей стала объектом пристального внимания газетчиков и телевизионщиков как только стало ясно что сенатор сбежал и пропал без вести, очевидно, окопавшись под крылышком какого-нибудь уютного наркокартеля. Благородная донья, креолка (из тех что мустанга на скаку остановит, и в горящее бунгало войдёт) гордо отвергала любые обвинения мужа в причастности к наркобизнесу и не уставала повторять что скоро её муж найдётся и всё разъяснится, чем безусловно снискала симпатии сентиментальных латиносов. Впрочем, политическая жизнь тут горазда на скандалы, и скоро про донью забыли. Донья же, распродав семейные ранчо и виллы, покинула Мехико-сити, убыв в неизвестном направлении. Теперь бывший мексиканский сенатор с присоединившейся к нему супругой живут в скромном по здешним меркам доме на Рублёвке, а их детишки, Мигель-Миша, Хорхе-Гоша и Хуанита-Анюта говорят по-русски практически без акцента.
Вообще-то, бывшему сенатору предлагали устроить его жизнь на Кубе или в Венесуэле. Язык там как как и в Мексике – испанский, и культура практически от мексиканской неотличимая, но кабальеро решил, что эти страны слишком маленькие, и расположены слишком близко к большим Соединённым Штатам, чтобы можно было быть уверенным что до самого конца кабальеровской жизни там всё останется как есть, и не случится смены режима с последующими вопросами «А ну, кто это у нас тут работал на российскую разведку?!» Видно сильно тогда напугался кабальеро.
Короче говоря, в отношении работы Валентину Борисовичу можно было только позавидовать. Если б было кому завидовать – очень немногие знали чем действительно занимается подполковник Аверин. Шеф, Сергей Петрович, конечно же знал. Войдя в приёмную, Валентин Борисович поздоровался с секретарём, и вопросительно кивнул на дверь кабинета Шефа.
– У себя. Ждёт. – ответил секретарь на немой вопрос. Потом посмотрел на визитёра, и, наверное подумав что переборщил с фамильярностью, добавил: – Заходите пожалуйста, Валентин Борисович.
Аверин обозначил стук в обитую кожей дверь, потянул ручку, шагнул внутрь, и становился – Сергей Петрович говорил по телефону. Однако Шеф сделал рукой приглашающий жест, но на стул не указал.
– …Да. Да. Безусловно… – Сергей Петрович не отнимая трубки от уха нажал кнопку отключения микрофона, и быстро проговорил, обращаясь уже к подошедшему ближе Аверину: – Валя, проект «Ладья», доступ уже открыт, изучай, потом поговорим подробно.
Валентин Борисович вернулся в свой кабинет, привычно убедился что на экране – внутренняя, защищённая сеть «Ясенево», опять ввёл пароль и открыл программу хранилища электронных документов. Папка «Ладья» нашлась быстро, это был единственный проект на букву «Л» к которому подполковнику в этот момент был открыт доступ, соответственно других папок он просто не видел. Прежде чем показать список документов проекта, Система Разграничения Доступа попросила ввести пароль ещё раз – что поделаешь, чем больше безопасности, тем больше вот таких маленьких неудобств. Само-собой, Валентин Борисович начал с документа «Введение».
Проект «Ладья» был начат ещё в 1989ом году, в связи с сообщениями о выводе в консервацию последних самолётов модели Локхид SR-71, он же Blackbird, он же «Чёрный дрозд». Секундочку, секундочку… Валентин Борисович не считал себя специалистом в авиации, хотя про этот самый быстрый и самый высотный стратегический разведчик конечно слышал. Решив подойти к делу обстоятельно, Аверин перешёл по ссылке и сначала углубил знания про Чёрного Дрозда.
Итак, «Локхид SR-71 (неофициальное название – «Чёрный дрозд», англ. Blackbird) – сверхзвуковой самолёт, стратегический разведчик ВВС США. Самый быстрый и самый высотный, в горизонтальном полёте, самолёт в мире. SR-71 участвовал в разведке Вьетнама и Северной Кореи в 1968 году. Во время холодной войны фотографировал расположения советских войск на Кольском полуострове и Кубе. В 1973 году во время арабо-израильской войны Судного дня Blackbird проводил фоторазведку Египта, Иордании и Сирии. Неоднократно нарушал воздушное пространство СССР. Кроме стратегической разведки, этот самолёт выполнял аэродинамические исследования NASA по программам AST (Advanced Supersonic Technology – перспективные гиперзвуковые технологии) и SCAR (Supersonic Cruise Aircraft Research – разработка самолёта с гиперзвуковой скоростью полёта). SR-71 способен развивать скорость, в 3 раза превосходящую скорость звука, при этом из-за трения о воздух его титановая обшивка нагревается до температуры 300 градусов Цельсия. Такие температурные перепады потребовали применения необычных конструктивных решений. Для охлаждения обшивки используется циркуляция топлива…»
Стоп. Про циркуляцию топлива – это уже наверно перебор. В общем и целом – понятно что за зверь. Вернее – что за птица. Решительно отринув технологические подробности, Аверин вернулся к оперативному аспекту проекта «Ладья». Начался проект, когда аналитики обратили внимание на то, что разведчик SR-71 был снят с вооружения, но новый, лучший разведчик на вооружение не поступил.
«А аналитики-то небось были ГРУшные» – мельком подумал Валентин Борисович. – «Разведывательной самолёт хоть и был стратегический, однако всё же больше был интересен военным – Главному Разведывательному Управлению Генштаба, чем политической разведке – СВР. Вернее, тогда, ещё в 1989ом мы ещё назывались Первым Главным Управлением КГБ СССР. Да и материалы явно "причёсанны" – выглядят так как будто документ готовился к передаче в другое ведомство.»
Так или иначе, эти самые неизвестно-чьи проницательные аналитики заметили-таки странность в том что янки остались без воздушной разведки, списав замечательный, уникальный, всё ещё работоспособный самолёт, и ничего не получивши взамен. Правда, сами американцы утверждали, что отсутствие воздушной разведки они легко скомпенсируют разведкой космической. Однако знающий человек понимает, что спутники могут заменить самолёты не всегда и не везде.
Спутник летит очень высоко, самые высокие самолётные «потолки» примерно в три раза ниже самых низких спутниковых. Соответственно, спутник высоко сидит и далеко глядит, но видит со своих буквально заоблачных высот не то чтобы очень хорошо. Это правда что со спутника теоретически можно прочитать номер машины, но и видеть тогда будешь примерно площадь, равную площади номера машины. Сейчас задачи высококачественного фотографирования из космоса решаются сканированием, когда спутник делает очень много высококачественных, но маленьких снимков, потом они передаются на землю, и компьютер «склеивает» их по краям, получая одновременно и большую, и высококачественную картинку. А вот во времена, когда было принято решение об отправке Чёрного Дрозда «на заслуженную пенсию», ни хранить на борту космического аппарата такие объёмы информации, ни уж тем более передавать их из космоса на землю за разумное время ещё не умели.
А ещё спутники – предсказуемы, потому что летают они по орбитам, координаты которых с некоторых пор доступны не только супердержавам – счастливым обладателям Систем Контроля Космического Пространства, так называемых СККП, но и любому человеку, вооружённому Интернетом. Типа вот тебе, любезный, список околоземных объектов, заявленных космическими агентствами, а вот – объектов, обнаруженных астрономами-любителями. Вычти первые из вторых, и поймёшь, каких объектов надо опасаться особо – раз не заявили их космические агентства, а запустили, что называется, «тихой сапой», то наверняка есть в этих объектах что-то такое, о чём публике лучше и не знать. Впрочем, и официально заявленный метеорологический спутник может легко оказаться не только метеорологическим. А если очень любознательный, то вот тебе ещё и программки чтобы быстренько посчитать когда какой объект будет находиться в какой точке. Хочешь чем-то секретным заниматься, например – новую технику испытывать – так делай это когда нет над головой чужого спутника. А когда он есть – прячь технику в ангар, или просто накрывай брезентом. Изменить траекторию спутник в состоянии, хотя и не сильно, но операция эта чрезвычайно дорогая, так что часто производиться не может. Когда спутник маневрирует – он тратит топливо. Запас горючего на борту спутника ограничен, а заправок в космосе нет. Подвинется спутник на пару градусов широты или долготы раз, подвинется два, а после нескольких таких маневров застынет в космосе неподвижным булыжником.
Разведывательный самолёт конечно тоже не без недостатков – ему для ведения разведки приходится вторгаться в чужое воздушное пространство. В чужом небе его могут заметить, и соответственно отреагировать. Могут отреагировать дипломатической нотой на следующий день, а могут – и ракетой, причём немедленно. Впрочем, средства чтобы обнаруживать скоростные высотные, или наоборот низколетящие цели в 1989ом году были только у Советского Союза, а он хоть и занимал одну шестую часть суши – а всё же не весь мир. Были уже у нас и комплексы ПВО С-300, и перехватчики МиГ-25 и МиГ-31, способные на несколько минут достичь высоты и скорости SR-71 чтобы осуществить перехват. Однако, опять же – были они только у нас, а вся остальная планета была открыта для Чёрного Дрозда. А американцы Чёрного Дрозда выкидывают, списывают вчистую, отправляют на свалку истории. Не утилизируют конечно, не пускают под гильотину, и в титановый металлолом не сдают, а отправляют в консервацию, но всё равно с вооружения снимают, и использовать не собираются. Странно? – Конечно странно!
В общем, аналитики безусловно были людьми знающими, и к странностям относящимися с соответствующей должности подозрительностью. Проконсультировавшись по деталям с другими очень сильно знающими людьми – экспертами от авиации, космоса и прочей оборонки, аналитики доложили результаты руководству разведки. Руководство старания аналитиков оценило, и с лёгкой руки тогдашнего главы ПГУ КГБ товарища Шебаршина, советская разведка занялась поиском и идентификацией преемника Чёрного Дрозда – какого-то чрезвычайно секретного воздушного судна, очень быстрого и очень высотного – летательного аппарата, который SR-71 уже заменил, или вот-вот заменит.
Валентин Борисович никак не ожидал увидеть в досье «Ладьи» изобилие материалов из последнего десятилетия прошлого века. В смутные девяностые больших успехов не ожидалось – не до того было. Всю страну лихорадило, а разведка – она же не в вакууме живёт, соответственно и пострадала не меньше остальных. Много технических средств разведки осталось в бывших советских республиках, ещё больше – у бывших союзников по Варшавскому Договору – теперешних заклятых партнёров по НАТО. США перестали быть «ГП» – Главным Противником. Резидентуры свернулись до совершенно непотребных беззубых размерчиков. Оперативная работа практически остановилась, а кое-где и повернула вспять, потому что в стремлении дружить с самой-самой страной, наши спецслужбы дарили США такую информацию, которой обычно и с самыми близками союзниками делиться непринято. Хорошо что проект «Ладья» в девяностые вообще не закрыли. Однако Аверин к своему удивлению обнаружил, что в отчёте первый «большой прорыв» датирован страшным девяносто первым годом.