Тау дэ Тьюринг.
Кудесник сидел на лавочке и читал книгу. Теплый вечерний ветерок играл его непослушными волосами, а усталое солнце гладило его по щекам. Было то замечательное время суток, когда ремесленный люд уже разбежался по домам, а праздные гуляки еще не вышли на вечернюю прогулку.
Кудесник прочитал пару абзацев, закрыл книгу, зажимая страницы указательным пальцем, и стал обдумывать прочитанное. Спустя время он открыл книгу и неприятно удивился тому, как поменялось содержимое страниц.
– Что такое? – удивился кудесник, закрывая книгу и пытаясь прочесть название.
Буквы с обложки, смеясь, сбежали на корешок, а оттуда протиснулись в самую толщу страниц.
– И как мне теперь узнать, что я читаю? – вздохнул кудесник.
Он попытался найти те страницы, в которых спряталось название книги, но слова на них делали вид, что они не имеют к нему никакого отношения.
– Так… Вроде бы ты было на обложке? – он неуверенно ткнул пальцем в знакомое слово. Слово подозрительно отводило взгляд и хихикало.
– Нет, ты ошибаешься. Я здесь всё время стояло, – ответило слово.
– А может быть, это ты? – кудесник серьезно взглянул на другое слово, буквы которого прямо-таки плясали на странице.
– Да Тьюрингом клянусь, я здесь с самого издания стою! – слово било себя в грудь, доказывая невиновность.
– Надо же, книга говорит мне, что я ошибаюсь… – хмыкнул кудесник и быстро перелистал страницы, поднимая ими небольшой ветерок.
«Прерывание».
Слово на случайной странице требовало, чтобы кудесник остановился, и он решил его послушать.
– Подумай над тем, как сейчас изменилось твое состояние, – посоветовала книга.
– Мое состояние? – усмехнулся кудесник. – Ты мне лучше скажи, почему ты сама постоянно меняешься?
– Некорректный запрос, – усмехнулась книга. – Конец прерывания.
Кудесник вздохнул. Добиться вразумительного ответа от слов в этой книге было, по-видимому, невозможно. С таким же успехом можно кричать в ухо Будде, добиваясь от него любой другой реакции, кроме вечной мягкой молчаливой улыбки.
Кудесник опять стал перелистывать страницы, и ему в голову неожиданно пришла странная идея.
– Ну, если слова в этой книге ничего не хотят говорить о её содержимом, то, может быть, цифры в ней более сговорчивы? – задумчиво произнес он.
С цифрами вообще проще, чем со словами. Да и формальные системы, собранные с их использованием, более лаконичны, чем все эти литературные нагромождения.
Кудесник открыл книгу на первой странице и посмотрел на цифру «1».
– Вот, тут все понятно! – он довольно улыбнулся и начал, считая, перелистывать страницы…
Прошло несколько минут, и…
– И один?! – воскликнул кудесник.
Он только что закончил перелистывать страницы книги и сам не заметил, как оказался в самом начале!
– Что тут вообще творится?! – кудесник был близок к панике.
Он посмотрел по сторонам. Не сглазил ли его кто-нибудь? Нет, не похоже. Даже астрал лишь мягко переливался фиолетовыми оттенками спокойствия.
Кудесник отложил книгу на лавку и потер переносицу. Он осторожно откинул обложку и посмотрел на первую страницу.
– Начало цикла, – предупредил заголовок.
Кудесник поспешно прикрыл книгу.
– Зачем ты взял в библиотеке это? – спросил чёрный кот, прыгнув на лавку и присаживаясь рядом с книгой. – Её же нельзя читать без специальной подготовки!
– Почему? – спросил кудесник.
– Да потому, что ее писали для монахов-программистов течения Тау де Тьюринг, – мурлыкнул кот. – Поговаривают, что учитель теории автоматического управления ушел в нирвану, осознав, что чем управляет на самом деле.
Кот спокойно открыл книгу и стал шуршать её страницами.
– Осторожней с книгой, мне ее еще в библиотеку сдавать, – предупредил кудесник.
Кот лишь фыркнул и продолжил:
– Каждый раз, когда ты читаешь, прочитанное меняет твое состояние. А в этой книге слова записаны в такой хитрой последовательности, что получается код с бесконечным циклом изменений.
– Так, получается, это не слова постоянно прыгали… – догадался кудесник.
– Да, содержимое этой книги никогда не менялось, – фыркнул кот, – меняется сам чтец, когда на него действует код книги, и, следовательно, меняется его восприятие текста.
– А почему же на тебя она не действует? – поинтересовался кудесник.
– Да я читать не умею, – отмахнулся пушистый ассистент, – и поэтому ее код на меня не работает.
Кудесник рассмеялся и погладил ассистента по голове. Кот фыркнул и спрыгнул с лавки.
– Ну, долго тебя еще ждать? – заныл пушистый. – Я есть хочу.
– Идём, – сказал кудесник, взяв книгу. – А всё-таки надо бы заняться программированием. Как оказалось, довольно забористая магия.
Он посмотрел на обложку, и, видимо, его текущее состояние позволило наконец прочесть название книги: «Тау де Тьюринг. Теория автоматического управления».
Карандаш.
Карандаши жили в картонной коробке одной большой семьей. Это были самые обыкновенные простые карандаши для чертежных работ. Они были одинаковой длины, толщины, и цвет, в который они были окрашены, тоже был одинаковый. Отличались карандаши только твердостью своего грифеля. Четкая метка о твердости красовалась на деревянном боку каждого из карандашей, и только у одного из братьев вместо этой метки стоял вопросительный знак.
Самый твердый карандаш считал себя самым старшим, ещё бы, ведь с него начиналась любая работа человека. Он был очень осторожным и собранным. Его твердый грифель оставлял скупой, еле заметный след на плотной поверхности чертежного листа. Действовал он очень аккуратно, и поэтому его ошибки легко исправлялись простым движением ластика.
По нарисованному следу старшего карандаша обычно шли его более мягкие братья. Им было легче, ведь всю сложную работу брал на себя старший. Возможно, в их работе было мало творчества, ведь их роль сводилась к довершению следа твердого карандаша и приданию ему четкости. Но кому какая разница, когда за тобой остаются такие четкие линии!
След старшего почти никогда не был заметен, но он не расстраивался, ведь у него была одна особенность, которой он очень гордился – его твердый грифель почти никогда не тупился и всегда был достаточно остер. А вот грифели мягких собратьев часто тупились, и очень часто их приходилось подтачивать. Из-за этого более мягкие карандаши быстро изнашивались. Со временем их деревянные тела становились всё меньше и меньше.
– Хорошо быть твердым, – рассуждал старший карандаш. – Не к чему бездумно расходовать себя.
– Но ведь смысл нашей жизни – оставлять след, – устало отвечали мягкие карандаши. – Да, мы быстро изнашиваемся, но зато наши линии завершенные, и все смотрят именно на них.
– Нет, вы только и способны на то, чтобы лишь повторять за мной, – возражал твердый карандаш, – а сами и шагу без меня ступить не можете!
– Да хватит вам ругаться, – успокаивал их безымянный карандаш, – вы хотя бы как-то оставляете след в этой жизни, а я вот вообще еще ничего после себя не оставил.
Все затихали, понимая, что он прав.
Пару раз человек все же брал в руки карандаш с незнакомой маркировкой. И что? И ничего! Он задумчиво вертел безымянный карандаш между пальцев и клал его обратно в коробку!
– Ну уж нет, – говорил человек. – Никаких экспериментов с рабочими чертежами!
Карандашу было обидно.
Сколько раз ему чудилось, как он прикладывался своим отточенным грифелем к поверхности бумаги и оставлял то твердый, еле заметный, то яркий, отчетливый след. Ему казалось, что одно движение по листу бумаги сможет проявить его главное качество – твердость его грифеля. Ведь так тяжело жить, не понимая, что в тебе скрыто и на что ты способен.
***
– Так ты уже определился со своей твердостью? – спросил кудесник, вертя странный карандаш между пальцев. На деревянном боку, в том месте, где должна быть метка о его твердости, стоял вопросительный знак.
– Еще нет, – карандаш был в замешательстве. Он привык думать о своей твердости как о незыблемой постоянной, которая просто была неизвестной. А тут ему самому предлагают выбрать!
– Мяв! – подал голос пушистый ассистент. – Так определяйся, а то ты какой-то совсем неопределенный карандаш.
Он с любопытством глядел на кончик карандаша, и все его кошачьи инстинкты требовали шмякнуть по нему лапой.
– Прямо карандаш в двойственном состоянии неопределенности: «твердый-мягкий», – задумчиво заметил кот, – настоящий карандаш Шрёдингера.
– Именно! – Кудесник усмехнулся и потрепал кота по ушам. – А ты, кот, видимо, замечательно разбираешься в двойственных состояниях неопределенности?
Кот тактично промолчал, потому что понял, что кудесник определенно намекает на его постоянное нахождение в каком-нибудь «двойственном состоянии». То он был «голоден-сыт», то «сонно-бодр», то «довольно раздражителен», как сейчас.
– Да знаешь ли ты, человек! – начал возмущаться кот. – Что коты в любой момент времени находятся сразу во всех состояниях и даже в пяти измерениях сразу!
– Только в пяти? – съязвил кудесник.
– Во всех! – кот фыркнул, чтобы скрыть свое смущение. – Коты себя не ограничивают ни в чем!
Считать он мог, но только до пяти, и то с большим трудом.
– Тогда помоги карандашу определиться, – съязвил кудесник, – раз ты такой мультиверсумный.
– Я не могу, – кот довольно прищурился. – У меня лапки.
Кудесник хмыкнул и поднес карандаш к листу бумаги.
– Готов? – спросил он у карандаша. – Просто будь самим собой, и мы увидим, что же в тебе скрывается.
– Нет, – взволнованно ответил карандаш. – Но поехали!
***
А вы хотите знать, каким всё-таки оказался карандаш? Тогда уже вытащите его из коробки и, повертев между пальцами, оставьте им след на чистом листе бумаги. Заодно вы не только определите его твердость, но и то, что скрывается в вас самих.
Магнитофон.
Магнитофон был явно с каким-то дефектом. Сколько бы кассет в него ни вставляли, он их не проигрывал. И ладно бы только не проигрывал! Кассеты после магнитофона оказывались чистыми!
Что только не делали многочисленные владельцы этого аппарата, в скольких мастерских он только не перебывал, а результат всегда один – тишина и чистая пленка. Музыка терялась где-то внутри, так и не доходя до динамиков. Многочисленные владельцы аппарата грустили и продавали бракованную технику. Ведь никому не нужен такой бумбокс.
А магнитофон всего лишь любил извлекать из кассет последовательность магнитных импульсов. Его не интересовало то, что ему давали проиграть. Ему казалось, назначение пленки было в том, чтобы щекотать его гармоничными электромагнитными полями. Конечно, ведь от этого так сладко будоражится внутренний мир! И магнитофон наслаждался, созерцая замысловатый танец электронов на p-n-переходах своих микросхем. Он втягивал в себя всё, что было на кассетах, пряча магнитные импульсы в переплетении своих многочисленных компонентов, и не выпускал их наружу.
***
– Где ты прячешь музыку? – спросил кудесник, дотрагиваясь щупами тестера до ножек микросхем.
– Какую музыку? – ответил магнитофон. – Ой, хи-хи, щекотно!
– Ту, которая застряла в тебе, – серьезно сказал кудесник.
– Не знаю,– задумчиво сказал магнитофон.
– Мрррр, – мяукнул черный кот, прыгнув на столешницу рядом с магнитофоном и засовывая любопытную морду в его внутренности. – Значит, звук всё-таки есть?
– Конечно, есть, – утвердительно ответил кудесник, оттаскивая пушистого ассистента от открытой задней стенки аппарата. – Он же специально был сделан, чтобы издавать звуки. И не лезь туда своей любопытной мордой, а то усы на пасик намотает.
Кот фыркнул и соскочил на пол.
– Зря ты на него время тратишь, – обиженно мяукнул кот, – бесполезный хлам!
– Он, конечно, тот еще молчун, – согласился хозяин лавки, – но не так уж безнадежен, как может показаться.
Кудесник сверялся с электрическими схемами и пытался найти ошибку инженеров. Он начал тихонько мурлыкать под нос надоедливый мотивчик, который с самого утра крутился в его голове. Звуковая волна дотронулась до динамиков магнитофона и привела в действие магнитные поля обмотки.
– О, а это я знаю, – неожиданно сказал магнитофон.
Танец электронов, пущенный обмоткой динамика, нашел отклик в компонентах магнитофона. Знакомые ощущения захлестнули его. Он бережно принял танец электромагнитных импульсов и, усилив их, пустил обратно в динамик. Помещение лавки наполнилось музыкой.
– Надо же, – усмехнулся чародей, – а это знаешь?
И он затянул другую песню, явно фальшивя.
– Брррр! – сказал магнитофон. – Знаю, но там немного не так!
– Разве? – хитро спросил кудесник, продолжая фальшивить.
Жуткий диссонанс вызывал неприятные помехи в цепях магнитофона. Он подправил и усилил сигнал, который шел извне, и запустил его обратно в динамики, стараясь заглушить жуткое пение кудесника.
– Я лучше сам! – взмолился магнитофон, прибавляя громкость. – Прошу, прекрати! Я этого не вынесу!
– Вот-вот! – ехидно заметил кот. – Лучше заткнись и дай магнитофону поработать! А то ты воешь, как вервольф перед ночной прогулкой.
– Может, и вою, – согласился чародей. – Однако, как видишь, это иногда помогает ремонтировать капризную технику.
Кудесник притих, а магнитофон, сбавив звук, отыграл трек до конца.
Через пару минут чародей закрыл заднюю стенку магнитофона и довольно закрутил все винтики. Работа под любимую музыку всегда идет быстро и легко. Он уже собирался затянуть новую мелодию, но магнитофон быстро подхватил мотив и тут же заиграл трек так, как он должен звучать в оригинале…
***
С тех самых пор в лавке «Залейся зельем» всегда играла музыка. Магнитофон чутко следил за тем, чтобы кудесник не начинал петь, пускай лучше колдует. Это у него лучше получается…
Пружина.
Пружина находилась в постоянном напряжении. Еще бы, у нее была очень ответственная задача – она поддерживала своими лапками две детали, которые постоянно хотели разбежаться в разные стороны.
Не то чтобы детали находились в ссоре, они ведь были частью единого механизма, просто по непонятным причинам детали никак не могли успокоиться сами, и пружина была единственной, кто мог утихомирить их на время.
Каких это требовало эмоциональных сил!
Конечно, хорошо, когда природа создала тебя выносливым, и ты можешь помочь окружающим, поддерживая их и восстанавливая их душевное спокойствие. Но какой ценой? Лапки-пружины постоянно болели, а от напряжения внутренний мир бедняжки наполняла пустота. Хотелось бросить всё и пулей вылететь из корпуса механизма. Но пружина крепилась. Ведь если она даст слабину, детали разбегутся, механизм перестанет функционировать и остановится.
А сможет ли он потом опять запуститься? Пружина не знала и поэтому терпела.
***
– А вы знаете, что именно вы были причиной движения всех деталей в вашем механизме? – сказал кудесник, разглядывая пружину.
Он обращался с ней очень вежливо, как с благородной дамой. Конечно, ведь заказ на починку музыкальной шкатулки пришел из самого королевского дворца!
– Вы заблуждаетесь, – ответила пружина. – Я лишь поддерживала две детали, которые постоянно пытались выйти из себя.
– Вы в чем-то правы, – согласился кудесник, нагревая пружину на пламени спиртовки. – Как и все в этом мире, настоящие причины нашего движения всегда находятся где-то снаружи, но могу вас уверить: детали двигали вы.
– Вы хотите сказать, что я была причиной постоянных расхождений деталей? – Пружине стало немного обидно.
Вот так живешь, поддерживаешь, а оказывается, ты и есть источник беспокойства.
– Вы были причиной жизни вашего механизма, – поправил ее кудесник, сверяясь с таблицами. – Не переживайте вы так! Он сравнивал цвет накала пружины с рисунком из учебника по металлургии. Все мы – источник определенной суматохи.
Непонятно, то ли от нагрева, то ли от осознания своей важной роли в жизни механизма, внутреннее напряжение пружины спало, и она даже не сопротивлялась, когда кудесник выпрямил ее тело, осторожно разогнул и согнул по-новой ее лапки. Он завил податливый металл лентой Мёбиуса, сравнил с древним чертежом и остался доволен.
– Жизнь – это вообще суматошное занятие, – сказал кудесник. – То тебя двигают, то ты двигаешь.
– Что-то я себя странно ощущаю, – вздохнула пружина. – Нет внутреннего напряжения.
– Не волнуйтесь, сударыня, оно скоро появится, – кудесник осторожно поджал лапки пружины и установил ее тело в музыкальную шкатулку.
***
– Как ты вообще додумался запихнуть в королевскую музыкальную шкатулку пружину от трамблера! – возмущался кот. – Если это откроется, то нас по шёрстке не погладят!
– Ну, они, по сути, похожи, – кудесник потрепал пушистого ассистента, отгоняя в сторону назойливый призрак старой пружины музыкальной шкатулки. – И потом, та пружина была единственной исправной деталью в дедовском драндулете, а это уже о чем-то говорит.
– А зачем ты ей наплел про то, что она была источником движения и всё такое?
Кот еще не решил, поцарапать кудесника или нет.
– Ты вообще врешь уже даже пружинам!
– А ты попробуй завести автомобиль без этой пружины! – возмутился кудесник, но тут же почувствовал потустороннюю активность и обернулся.
Призрак дедовского автомобиля обиженно выглядывал из-за книжного шкафа.
– Да починю я тебя, – вздохнул кудесник. – Починю, честное слово!
***
Тем временем королевская музыкальная шкатулка, энергично щелкая механизмом и издавая характерное тарахтение вперемешку с нежной трелью, сама ехала во дворец.
Шёпот истории.
Сказочник сидел возле кудесника на плетёном кресле и тыкал в его спину сухой веточкой. Кудесник лежал на своей кровати в ворохе сухих кленовых листьев, которые служили ему с некоторых пор и матрасом, и простынёй, и даже одеялом с подушкой. Он вяло отмахивался от этих надоедливых тычков, как от укусов болотных летающих пиявок, но поворачиваться не хотел.
– Да отстань уже! – не выдержал хозяин лавки «Залейся зельем». – Кто тебя сюда вообще впустил!
– Я, – мурлыкнул черный кот. Потом он посмотрел на сказочника и с осуждением кивнул в сторону своего алхимического компаньона. – Вот так уже целую неделю лежит и вздыхает.
В подтверждение его слов кудесник тяжело вздохнул.
– Что с ним? – спросил сказочник.
– Я не знаю, – кот прищурился и начал играть одним из кленовых листьев, который упал с постели кудесника.
– Отдай! – воскликнул хозяин лавки и, ловко извернувшись, отобрал лист у кота. – Мне это нужно!
– Нет, он стал совсем невыносим! – обиженно воскликнул кот. – Я для него стараюсь! А он мне лист зажал!
Сказочник опять ткнул в спину кудесника.
– Отстань уже! – буркнул тот. – Иди лучше историю придумывай!
– Эхе-хе, – усмехнулся сказочник. – Историю нельзя придумать – можно, только…
– Бла-бла-бла, – перебил его кудесник. – Как же, как же. Знаем, знаем. Ты ничего специально не сочиняешь, а лишь внимательно слушаешь шепот истории и записываешь её слова в свой блокнот! Проходили уже, только мне от этого знания ни капли не легче!
– Какой он стал… – Кот замолчал, подыскивая нужное слово. – Токсичный.
Сказочник осторожно поддел веточкой один из кленовых листьев и сбросил его на пол. Кот оценил подарок и, не теряя времени, схватив лист зубами, выбежал из комнаты.
– Хорошо, – примирительно сказал сказочник. – Что тебя не устраивает?
– Всё! – воскликнул кудесник.
Он вскочил на ноги и со всего размаха ударил кулаком в стену. Стена с треском порвалась, и в разрыве показался чистый бумажный лист.
– Извини, – пожал плечами сказочник. – Я не успеваю. Думаешь, легко истории писать?
– А я не знаю! – воскликнул кудесник. – Ты ведь у нас творец, а не я!
– Ну не все же сразу, – смутился автор, что-то быстро записывая в блокнот, от чего пролом в стене начал с шипением затягиваться. – У меня, между прочим, еще реальная жизнь есть: семья, работа, хобби, и вообще, попробуй придумывать свою историю сам!
Он отложил блокнот и с улыбкой посмотрел на хозяина лавки.
– И попробую! – воскликнул кудесник, падая в кучу листьев. – Вот еще, доверять такое ответственное дело постороннему.
– Тогда к чему весь этот спектакль!? – усмехнулся сказочник и развел руками.
– К тому, – горько признался кудесник, – что у меня пока ничего толком не получается. Пробовал, пробовал, а в результате – вот это.
И он демонстративно зашуршал кленовыми листьями.
– А по-моему, неплохо получилось, – сказал автор, оглядывая кучу листьев. – Как раз в твоем стиле: что-то нелепое, смешное и совершенно непонятное.
***
Стоило гостю уйти, как кудесник высунул голову из своего шуршащего укрытия. Он недовольно оглядел комнату, и его взгляд остановился на плетеном кресле, в котором еще пару минут назад сидел автор его историй. На подушечке кресла одиноко лежал блокнот сказочника с самым обычным карандашом.
– Значит, пиши свою историю сам? – ехидно усмехнулся кудесник, вылезая из кучи листьев. – Хорошо. Вот только, мой дорогой автор, не стоит забывать, что, когда ты приходишь ко мне в гости, то сам становишься персонажем истории.
Он подошел к креслу, осторожно взял блокнот и быстро перелистал страницы.
– Что ж, в эту игру могут играть двое, – задумчиво сказал чародей, вертя в пальцах карандаш. – Тебе был нужен шёпот истории – ты его получишь!
***
Сказочник вышел из дверей магазинчика «Залейся зельем», когда на улицах города уже зажглись желтые шары газовых фонарей. Вечерело. Вкрадчивые октябрьские сумерки затопили город. Автор поёжился от прохлады и накинул на голову капюшон теплого худи. В таком виде он меньше всего был похож на сказочника, так, одинокий прохожий в лабиринте уставшего города. Он закинул в уши капли наушников, запустил на плеере легкий электронный эмбиент и, погрузившись в свои мысли, привычно направился в сторону дома.
«Как же непросто быть автором, – думал сказочник. – Призывая к жизни очередного персонажа, приходится брать на себя полную ответственность не только за слова и поступки своих творений, но и за то, что они видят и слышат вокруг себя. Стоит только немного отвлечься повседневными заботами и потерять их из виду, как персонажи твоих историй начинают хандрить».
– Привет, красавчик, – неожиданно сквозь ритмичный лоу-фай бит сказочник расслышал шёпот незнакомой истории.
Парень остановился, поставил плеер на паузу и откинул капюшон. Прямо перед ним, загораживая ему дорогу, стояла незнакомка в коротеньком пальто.
«Подкараулила, – подумал сказочник, оглядываясь по сторонам. – И место какое удачное подобрала».
Место действительно было удачное: на низком своде подворотни, переходившем в кирпичные стены, даже намека не было на какой-нибудь чахлый светильник. Единственными источниками света были два тусклых пятна́ на входе и выходе.
– Скучаешь? – промурлыкала незнакомка.
– Не сейчас, – парень пошарил по карманам, пытаясь отыскать в них свой блокнот и какой-нибудь пишущий узел. – Сейчас я не готов тебя слушать.
– Зря, – томно проворковала история. – Только взгляни на меня, хотя бы одним глазком.
И незнакомка распахнула полы коротенького пальто.
– Нравится?
***
Каждый писатель знает об эксгибиционистских наклонностях историй. Видимо, это было в их природе. Легкомысленные литературные сущности, в особенности те, что были с низкой социальной ответственностью, любили с ходу обнажать свой незамысловатый сюжет перед первым встречным автором. Такое поведение объяснялось тем, что в литературном мире присутствует довольно большая конкуренция, и не каждой истории удается найти своего автора, а уж про читателя я вообще лучше промолчу. Поэтому некоторые назойливые истории очень часто выходили по вечерам на улицы в надежде подловить зазевавшегося писателя и заставить его всеми правдами и неправдами взглянуть на их сюжет, так сказать, без купюр. А вдруг творческая личность воспылает желанием их записать? А там, глядишь, и читатели подтянутся.
Вот так иногда, чтобы передать свою мораль, некоторым приходится вести себя довольно аморально. Но что поделать, всем литературным сущностям, и легкомысленным, и вполне серьезным, нравится, когда их слушают, записывают и читают. Какой смысл быть историей, если о тебе не знает ни автор, ни читатель?
***
Сюжет же этого, явно хентайного, творения был довольно тощий. Сказочнику уже приходилось иметь дело с подобными «охотницами за головами», поэтому он сразу понял, что дела его обстоят хуже некуда.
Одним словом, припозднившийся автор влип в «очаровательную» историю по самое «не балуйся».
– Ты знаешь, – парень пытался смущенно отвести глаза. – Это как бы не совсем мой формат. И потом, мне совершенно нечем тебя записать.
– Как же, как же. Знаем, знаем, – усмехнулась незнакомка, пряча свой тощий сюжет в по́лах пальто. – Но тебе все равно придется выслушать мой шёпот.
И неожиданно тщедушная история крепко прижала сказочника к кирпичной стене подворотни. Ее губы застыли в шаловливой усмешке.
– Сейчас я тебе всё-всё расскажу.
Сказочник попытался вырваться, но не тут-то было. Шансов совладать с распоясавшейся литературной сущностью у него не было никаких.
– Кудесник! – взвыл писатель, наконец осознав, кто был причиной этого дерзкого рейдерского захвата. – Я тебе этого никогда не прощу!
История, не обращая внимания на сопротивление сказочника, влажно нашептывала ему себя, не забывая при этом тереться об него своим тощим сюжетом.
«Кожа да кости, а не сюжет, – думал писатель, пытаясь как-то освободиться от цепкой хватки истории. – Но ведь держит, зараза, не отпускает!»
– Сделай это, я знаю, что ты хочешь, – хихикнула история, вкладывая в руку сказочника шариковую ручку. – Обещаю, тебе понравится.
***
– Ну, знаешь, это уже слишком! – в комнату кудесника ворвался растрепанный сказочник.
Вслед за ним, фланируя, ввалилась полупрозрачная взъерошенная история. Было заметно, что измотанную творчеством литературную сущность уже совсем не держат ноги. Она, пошатываясь, подошла к одинокому креслу и с протяжным стоном пала в его плетеные объятья.
– Признавайся, твоих рук дело? – бушевал сказочник, указывая пальцем на историю.
Кудесник, смущенно выглянул из кучи кленовых листьев. Вид у него, как и у автора, тоже был растрепанный.
– Что ты! Как ты вообще смог обо мне такое подумать?! – поспешно отмахнулся он. – Это же не мой формат! Вот про астрал или про метафизическую беллебердистику – это пожалуйста, а вот это легкомысленное непотребство – нет, мне бы даже в голову такое не пришло!
– Где мой блокнот? – немного успокоившись, пробурчал писатель.
– Кажется, он под той барышней, – усмехнулся кудесник, указывая на блаженно улыбающуюся историю.
– Ладно, потом заберу, – отмахнулся автор, с опаской поглядывая на свою литературную визави. – А то она совсем какая-то дикая и ненасытная.
– Так всё-таки, что же произошло? – с участием поинтересовался чародей.
– Ты не поверишь, – начал свой рассказ сказочник, – эта назойливая особа пристала ко мне в темной подворотне.
История заметила, что говорят про нее, и помахала кудеснику прозрачной рукой.
– Ну надо же, – театрально заохал хозяин лавки и хитро подмигнул «незнакомке».
– И на протяжении трех часов она настырно… – Парень запнулся и покраснел. – Нашёптывала мне свой тощий сюжет…
Рассказывать подробности литературного абьюза ему вовсе не хотелось.
– Я старался ее не слушать, – продолжил сказочник. – Пытался затыкать уши, зажмуривал глаза, даже старался ничего не думать – бесполезно. Не отпускает, держит и нагло нашёптывает себя, так сказать, с особым цинизмом.
– Что это у тебя? – спросил кудесник, обращая внимания на руки сказочника. – Синяки?
– Это?
Автор закатал рукава теплого худи, показывая запястья и предплечья, густо исписанные литерами и знаками препинания. Синие закорючки так плотно прилегали друг к другу, что казалось, это не буквы, а причудливые татуировки переплетенных осьминогов, которые сами запутались в своих многочисленных ногах.
– Ничего страшного. Так, следы страсти от литературных утех, – усмехнулся сказочник. – Просто, если история зажала автора в темном переулке, то у него есть только один способ, чтобы ослабить её хватку.
– Какой? – поинтересовался кудесник.
– Нужно её записать. А на тот момент у меня под рукой были только мои руки. Вот и пришлось использовать их вместо блокнота.
Он посмотрел на историю и улыбнулся, припоминая все безумства, которые они вытворяли на протяжении их неожиданного, но довольно плотного рандеву.
– Понимаешь, кудесник, – устало вздохнул автор, указывая на релаксирующую историю. – Стоит до конца перенести её шёпот в текст, как она теряет свою силу и исчезает.
– Что-то она не сильно исчезает, – усмехнулся кудесник.
– Ну-у, – сказочник подошел к истории и нежно потрепал ее по прозрачной щеке. – Видимо, осталось в ней что-то недосказанное…