Одеяло было лоскутное и очень сентиментальное. Станешь тут сентиментальным, когда смысл твоей жизни – окутывать теплом спящего человека. А если не одного? Ох, одеяло хранило в себе столько неуловимых наблюдений, столько человеческих секретов, что сравниться с ним могла только перьевая подушка, которая умела улавливать и тайком хранить зыбкие человеческие сны.

«Люди такие смешные, когда спят, – думало одеяло. – Они могут сколь угодно долго засыпа́ть вместе, но стоит им уснуть, как каждый пытается отползти в свою сторону кровати. А ведь они по-настоящему хотят спать рядом, лицом друг к другу. Но они не могут этого сделать, потому что им постоянно мешают их локти и колени. Вместе они могут спать только прижавшись спинами. Как странно, чтобы быть рядом во время сна, людям приходится отворачиваться друг от друга».

И одеяло тихо смеялось, ведь у него всё было гораздо проще. Оно всегда могло быть рядом с тем, кого требовалось согреть, и ему никогда ничего не мешало.

Многие вещи смотрели на одеяло свысока, ведь оно было набито ватой и казалось глупым и бесхарактерным. Слишком часто оно позволяло обращаться с собой без должного уважения.

– Смотри, – говорили вещи, когда одеяло клали на пол, чтобы хозяйская малышка могла поиграть на нем, – ты лежишь на полу, как какая-то тряпка! Еще немного, и об тебя будут вытирать ноги!

Но одеяло не слушало их, позволяя малышке ползать по себе, таскать себя из одного угла комнаты в другой и даже мусля́кать свой краешек беззубым ртом.

– Ты ведь благородное постельное белье, а не игрушка! – возмущался матрас, когда малышка растягивала одеяло между стульев, строя свое маленькое убежище. – Не позволяй так с собой обращаться!

Но одеяло лишь смеялось, подыгрывая девочке, превращаясь для неё то в волшебный лоскутный шатер, то в пещеру с несметными сокровищами, то в заброшенную в дремучем лесу хижину. На все возмущенные крики вещей одеяло тихо отвечало:

– Вы зря ругаетесь. Я делаю то, что должно делать. Мне вовсе не важно, грею ли я людей ночью или подогреваю их играми днем. Пока они нуждаются во мне, я буду хранить внутри себя их тепло и защищать от холода внешнего мира: реального или вымышленного.

***

Тули́нэ сидела на кресле возле очага, в котором вместо огня неумело танцевала малышка Ра. Молодая студентка Университета Прекрасных Принцесс поджала под себя ноги и с головой завернулась в старое лоскутное одеяло. Она одним глазом следила за неумелым танцем малышки-мандрагоры, а вторым пыталась дочитать очередной снимок фото-сказко-аппарата. Кудесник, который изучал толстую подшивку альманаха «Кастанеда и кактусы», хотел сказать, что сейчас Тули́нэ напоминает ему королевскую шаурму, но вовремя вспомнил, что студентка еще не была королевой. А студенческая шаурма звучит как-то уж совсем бюджетно.

Откуда ты узнал, что это было мое любимое одеяло? – сонно спросила Тули́нэ. – И откуда оно у тебя?

– Ну-у, оно досталось мне в наследство от прошлой жизни… – пожал плечами кудесник, но его хитрый взгляд говорил о том, что он, как всегда, что-то скрывает. В конце концов, он же хозяин волшебной лавки, и ведь неспроста каждый приходящий человек находит в ней то, что когда-то потерял, или то, в чём сейчас сильно нуждается.

– Я не знал, что это твое. Твое одеяло… – тихо добавил кудесник.

Тули́нэ ничего не поняла о прошлых жизнях, о которых толкует хозяин лавки. Да и кто вообще знает, что творится в головах у этих кудесников? Она вяло взяла краешек одеяла и попробовала его на вкус.

– Точно. Моё… – мечтательно вздохнула девушка. – Вкус как в детстве.

Потом она лениво перевела взгляд на танцующую мандрагору. Неумелые движения Ра завораживали. Казалось, что это не маленькая светящаяся мандрагора, а упавшая звездочка, чудом перенесшаяся из туманных пустошей в недра тесного магазинчика, затерянного где-то в темных лабиринтах зимнего города. И вот теперь этой звездочке скучно и от нечего делать она танцует свой нелепый танец под неуловимую, чарующую музыку.

Тули́нэ прикрыла глаза, ей грезилась далекая, но очень знакомая и убаюкивающая мелодия. Возможно, это Ра что-то тихо мурлыкала себе под нос, задавая темп своим неумелым движениям. А, возможно, так умиротворённо играл Диодор на своей кошачьей мяу́калке. Пушистый ассистент удобно устроился в позе «румяной буханки» на коленях засыпающей Тули́нэ. Желтые глаза кота были прищурены. Он был расслаблен и, как загипнотизированный, следил за танцем светящейся в сумраке мандрагоры. Поэтому, когда из ослабевших рук девушки сорвался листок с фотографией сказки и неожиданно упал коту на нос, он удивленно вздрогнул.

– Брысь! – фыркнул кот, машинально смахивая листок лапой и отправляя его в свободный и неторопливый полет.

Кудесник отложил изучение альманаха и, прищурив глаза, щелкнул пальцами. Под кружащимся в воздухе листком открылся небольшой круглый портал. Второй, точно такой же, открылся над головой кудесника. Хозяин лавки привычно погрузил руку в переливающееся недра портала и ловким движением иллюзиониста извлек из него бумажного беглеца. Прозвучал тихий хлопок, как будто звук лопнувшего шарика пропустили через глушитель, и портал исчез. Кудесник, грустно улыбнувшись, посмотрел на одиноко танцующую Ра, потом перевел взгляд усталых глаз на мирно спящую Тули́нэ. Девушка так и заснула с краешком одеяла во рту. Она ровно дышала, и по её спящему лицу блуждала довольная улыбка. Это была улыбка человека, который нашел свое детское тепло, бережно сохранившееся в выцветших лоскутах и складках давно состарившегося ватного одеяла.

Кудесник вздохнул, а потом бросил быстрый взгляд на окончание истории и убрал листок в папку с фотографиями сказок.

***

Это случилось. Люди, которых одеяло согревало ночью и которые позволяли своей малышке играть с ним днем, заметили, что лоскутная ткань одеяла истрепалась, что вата, которым оно было набито, сбилась в некрасивые бугры, что оно стало ветхим и обрюзгшим.

И тогда взрослые люди продали его чудаковатому старьевщику, который часто разъезжал по узеньким улицам города на своем стареньком шаробане…

Хлам.

Кудесник сидел за потертой торговой стойкой. Его взгляд скользил по пожелтевшим страницам альманаха «Кастанеда и кактусы».

– Что читаешь? – неожиданно поинтересовалась Ра, вылезая из каретного фонаря. Кудесник ничего не ответил, зато ответил его пушистый ассистент.

– Ничего он не читает. Так, просто ищет новые слова, которые можно будет ловко развесить на ушах наших редких посетителей.

Ра недоверчиво посмотрела на Диодора.

– Неужели это правда? – спросила малютка-мандрагора.

– Правда-правда. А знаешь, для чего? – Кот сладко потянулся, как будто пытаясь еще больше растянуть на своей наглой морде знаменитую чеширскую улыбку.

Всё для того, чтобы впарить неосторожным покупателям свой хлам, который он везде подбирает!

Степень наглости кота зашкаливала и даже переходила в разряд кошачьего хамства, но пушистому ассистенту, конечно, казалось, что он, как честный представитель местной фауны, просто обязан открыть глаза подрастающей флоре на то, как обстоят дела в лавке «Залейся зельем». Хотя, если быть честным, то Диодору просто хотелось высказать свое авторитетное «мяу», в котором никто, кроме него, особо не нуждался.

«Кот, я всё слышу», – кудесник строго скосил один глаз на кота, а вторым продолжал бегать по строчкам издания. – «И это не хлам! Действительно, товары уже потрёпаны и людьми, и временем, но зато они со своим прошлым, характером и памятью. Вещи, как и люди, появляются на свет новыми, чистыми, но пустыми. Конечно, новые вещи могут выполнять свои обязанности лучше, но только время и общение с людьми дают распуститься зерну той неуловимой субстанции, которую все называют душой. Но подавляющее большинство ценит новизну и функциональность, а не душу. Комфорт побеждает, и люди избавляются от старого «хлама», чтобы купить «хлам» поновее».

– Фырк-фырк, – усмехнулся кот. – Так говорят все старьевщики.

И с доверительным шёпотом, который, к слову сказать, был не такой уж тихий, он продолжил:

– Он же чародей-самоучка. Из Академии его выперли, образования не получил, дипломов нет, вот и приходится ему терминологию черпать из таких вот «желтых» изданий. Черпать и искрить ею перед посетителями, мол, он такой умный, такие непонятные слова знает: астрал, ментал, эфир…

Кудесник сурово засопел, но возражать не стал.

– А посетители сами те еще лопухи, – кот совсем уже распоясался, – где-то что-то слышали, где-то что-то читали. Ну так и просятся, чтобы их «обыграли» такие вот шарлатаны.

Кудесник отвлекся от чтения альманаха и с улыбкой, которая не предвещала пушистому ничего хорошего, посмотрел на Диодора.

– Кот, я тебя по-хорошему прошу, – начал кудесник, – уйми свой словесный фонтан и не наговаривай на наших посетителей. Люди не так глупы, как бы тебе хотелось, просто иногда они…

– Ведут себя глупо? – съязвил кот.

– А консервироваться от проблем в банке – разве не глупо? – парировал кудесник, довольно заметив, как морда пушистого ассистента уязвлено расплющилась, и он, задохнувшись в праведном гневе, растерял всё свое красноречие.

– Мне кажется, что люди, которые приходят к нам в магазин, больше похожи на потерянных или скучающих детей… – задумчиво начал кудесник.

Он встал, разогнулся, довольно крякнул и хрустнул спиной. Как по волшебству, по образу старого, скрюченного старичка, скучающего за торговой стойкой, прошла рябь, и на мгновение в мо́роке проявился мужчина, возраст которого всё равно нельзя было определить. Черты его лица могли принадлежать как быстро повзрослевшему юноше, так и хорошо сохранившемуся пожилому человеку. Балахон с капюшоном, зачарованный маскировочным заклинанием, скрывал его очертания, и только когда хозяин лавки ослаблял контроль, отвлекался и потягивался, как сейчас, в туманном мареве образовывалась брешь, которая позволяла немного подсмотреть внешность того, кто скрывался за этим нелепым маскарадом.

Кудесник потер уставшие глаза и, помассировав переносицу, продолжил.

Одни посетители сталкиваются в своей жизни с чем-то непонятным, неведомым, иррациональным и теряются, не зная, как им с этим жить. Другим, наоборот, настолько в своей жизни всё понятно, всё известно, их окружающий мир настолько рационален и упорядочен, что жить им становится тошно.

Кудесник прошелся по лавке, разглядывая свои товары.

– Люди сюда приходят в двух случаях: либо для того, чтобы приобрести чудо, либо для того, чтобы от него избавиться.

– За их деньги… – токсично заметил черный кот.

– Да, – согласился кудесник, – но ведь люди ценят только то, на что они потратили свои деньги.

– А что такое деньги? – спросила мандрагора.

– Деньги? – Кудесник на мгновенье задумался. – Деньги – это время жизни, которое люди пытаются обменять на свои мечты.

– Что-то всё сложно, – вздохнула Ра.

– Это потому, что он тебе уже незаметно на уши навешал непонятных слов, – ухмыльнулся кот, – вот в этом он настоящий кудесник.

Хозяин лавки, не обращая внимания на реплики кота, прошелся по торговому помещению, оглядывая товары.

– Когда люди приходят сюда, – продолжил он, – не важно, хотят ли они приобрести чудо или пытаются от него избавиться, в первую очередь они ожидают встретить здесь что-нибудь необычное. Но, как ни странно, чтобы поверить тому, что они здесь увидят и услышат, им необходим какой-то привычный, повседневный механизм, который как бы подтверждал реальность происходящего. И деньги являются ведущей шестеренкой этого механизма. Все верят в ценность денег, поэтому сделка, совершенная с их участием, заставляет людей верить в то, что они действительно получают или отдают что-то ценное. На этой вере и держатся чары волшебного магазинчика. Стоит посетителю засомневаться в реальности происходящих в лавке чудес, и чары развеются, волшебство не сработает, а вместе с чарами развеются и их надежды на чудо. То, ради чего они и пришли в мой магазин.

– Разве чудеса так важны? – спросила Ра.

– О, еще как важны, – воскликнул кудесник. – Все люди живут с неосознанным ожиданием чуда, только они не знают, как оно должно выглядеть. Поэтому всю свою жизнь они что-то ищут: то денег, то власти, то любви, то вдохновения.

Помолчали.

– Ра, знаешь, как лечат болеющих котов? – спросил кудесник, глядя на пушистого ассистента.

Мандрагора отрицательно покачала ботвой.

– Болеющих котов выносят на лужайку и оставляют одних среди зеленого разнотравья. Коты, тыркаясь носом в каждую травинку, ищут ту, которая поможет им справиться с недугом. Почти всегда им это удается, и животное выздоравливает.

Ра с сомнением посмотрела на кота, до конца не веря в то, что это животное может на лугу жевать траву. Кот меланхолично пожал плечами и кивнул, подтверждая правоту слов кудесника.

– Моя лавка – это такая же лужайка, – кудесник широко развёл руки, пытаясь мысленно дотронуться до каждой вещи, лежащей на полках. – А все эти товары – травинки.

– Кажется, я начинаю понимать, – тихо сказала Ра.

Она хорошо воспринимала все ботанические ассоциации.

– Значит, людей лечат предметы, которые они здесь приобретают за деньги? – уточнила малышка.

– Не совсем. Помогает не сам предмет, – поправил кудесник, – а душа, которая живет в этом предмете, и вера человека в то, что эта душа обладает определенными магическими свойствами.

– А как люди узнают, что им нужно? – спросила Ра.

– Я не знаю… – пожал плечами кудесник. – Иногда кажется, что они сами не знают, что им нужно. Поэтому очень часто приходится помогать посетителям и делать выбор за них.

– Короче, он объясняет одним идиотам, почему они должны разбираться в этом хламовине и покупать за свои деньги чужой хлам! – заключил Диодор.

– Это не хлам! – не выдержал кудесник.

– Вы спать собираетесь? – недовольно прогремела Ман. – Или мне вас криком оглушить!?

Все притихли, и в мягком сумраке магазинчика стало так тихо, что все услышали, как старшая мандрагора ворочается на кровати и бурчит себе под нос:

– Устроили тут ромашку: «хлам – не хлам»…

Полный и безоговорочный Мяу!

– Мяу! – сказала малютка-мандрагора.

– Нет, не так… – в голосе кота ощущалось еле скрытое бессилие.

– Ра, нельзя просто мяукать, – устало пояснил пушистый ассистент кудесника. – Это всё равно что произносить слова, не вкладывая в них никакого смысла: звук есть, а информативности ноль.

– Ага! – кивнула Ра. – Мяу!

Кот страдальчески закатил глаза.

Нельзя сказать, что Диодора не радовало новое увлечение Ра кошачьей лингвистикой. Так иногда хочется поболтать с кем-нибудь на родном, кошачьем. Проблема заключалась в том, что нелепое мяуканье мандрагоры было еще очень далеко от внятного диалога.

– Ра, как ты думаешь, почему коты мяукают? – спросил пушистый ассистент.

– Не знаю, – пожала плечами Ра. – Мяу!

Кота аж передернуло. Произношение Ра хромало на все четыре лапы и взывало к состраданию.

– Мяу – это не просто «мяу», – объяснил Диодор. – Мяу должно идти из души, из «точки сборки», которую алхимики называют «мяукалкой».

– А как ее найти? – спросила Ра, оглядывая себя.

– «Мяукалка» не имеет постоянного положения, – кот важно заходил вокруг мандрагоры, ощущая себя профессором. – В зависимости от обстоятельств, настроения и самочувствия «мяукалка» перемещается. Например, когда нужно совершить прыжок, «мяукалка» равномерно распределяется в области лап и перед прыжком резко выскакивает стремительным стаккато. А когда хочется есть, то «мяукалка» собирается в области желудка, и «мяу» получает более звучное обволакивающее легато.

– Но главное в «мяу» – это отклик, – с воодушевлением мурлыкнул Диодор.

– «Мяу» должно мотивировать, «мяу» должно волновать, «мяу» – это «мяу»! – закончил пушистый ассистент и с сомнением оглядел мандрагору. – Поняла?

– МЯУ! – воскликнула Ра.

Кот с восторгом посмотрел на свою ученицу. Такого чистого, ёмкого и классического произношения, выражающего полное непонимание, ему еще не доводилось слышать ни от одного кота или кошки.

– Мяу… – одобрительно мяукнул Диодор.

Купидон.

– Я тебя сейчас прибью! – орала мандрагора.

Купидон ловко уворачивался от метких ударов швабры. Научишься тут уворачиваться за столько веков.

По правде сказать, Купидон ни за что бы в жизни не приблизился к мандрагоре на расстояние выстрела, но делать было нечего – на клиента пришел необычный заказ. Как говорится, ничего личного – бизнес есть бизнес.

Купидон отвлекся, споткнулся и тут же пропустил удар шваброй между крыльев.

Воздух торгового помещения тут же наполнился белыми перьями и розовыми валентинками. Если бы мандрагора была не в такой ярости, то она бы задалась вопросом, где этот голозадый негодник умудрился хранить все эти бумажные сердечки? Ведь у парня из одежды был только лук и колчан со стрелами.

– Я тут ни при чем! – пищал мальчонка.

Но семь стрел, торчащие из зада мандрагоры, однозначно говорили, что причем.

Надо сказать, что такая убойная доза любви могла свалить даже разъяренного носорога, но в случае с Ман произошел обратный эффект. Получив от доброжелателей семь стрел купидона в деревянный зад, мандрагора перешла в режим берсерка-Иггдросиля.

– Кто меня заказал? – рычала Ман. – Ну живо отвечай! Иначе я тебя здесь при… люблю!

Купидон нервно засмеялся и попытался отползти в сторону.

– Я хотела сказать, – заревела мандрагора, – люблю!

Любовный вирус из стрел купидона уже делал свое темное дело. Он встроился в словарный запас магического корнеплода и правил все ругательства согласно запрограммированному алгоритму.

– А-а-а! Твою ж пернатую мать! – Ман никак не могла совладать со своим речевым аппаратом, и от этого ее ярость только усиливалась.

– Кто меня заказал? – Ман повторила свой вопрос, сопроводив его тычком швабры.

– У меня подписка о неразглашении… – попытался оправдаться Купидон.

– А сейчас у тебя будет запись в некрологе и надпись на могильной плите! – кровожадно заключила мандрагора.

Купидон с мольбой оглядел помещение лавки «Залейся зельем», но помощи ждать было неоткуда. Все люди, животные и растения попрятались по углам и со страхом взирали на любовную лихорадку Ман.

Не отпуская швабру, мандрагора подхватила одну из розовых валентинок. Надпись на ней гласила: «Ман». Она в ярости отбросила листок бумаги, как будто это была наступательная граната, и подхватила следующий. «Ман», гласила следующая валентинка.

– Да чтобы вас всех! – заорала мандрагора. – Любви моей захотелось? Я вам сейчас устрою любовь, вот этим предметом!

Она трясла шваброй, как копьем.

Купидон воспользовался свободой и ловко юркнул в сторону.

– Люблю засранца! – взревела Ман. – И вас всех по одиночке переловлю и перелюблю!

Мандрагора увеличилась в размерах, ее кора́ излучала ядовито-оранжевое свечение. Казалось, еще немного – и она взорвется.

Все домочадцы кинулись на улицу. Ещё бы, когда Ман взрывается, лучше находиться подальше от эпицентра взрыва и желательно за бетонным ограждением.

– КАК ЖЕ Я ВАС ВСЕХ ЛЮБЛЮ!!!

***

Город сотряс жуткий взрыв. Жителей города накрыло плотной лавиной валентинок.

– Напомните мне, чтобы я больше никогда не поздравлял Ман с Днем святого Валентина, – сказал оглушенный кудесник, вытряхивая розовые сердечки из капюшона.

– Кто же мог подумать, что она так неудержима в любви? – Сказочник пытался выбраться из розового шуршащего сугроба. – Видимо, у нее аллергическая реакция на любовную интоксикацию.

– Нет, просто не рассчитали дозу, – усмехнулся кудесник. – Чья-то валентинка явно была лишней и вызвала цепную термоядерную реакцию.

– Да, любовь – страшная сила, – согласился сказочник.

С неба упал контуженый Купидон и, пошатываясь, побрел прочь, к месту следующего заказа.

На очереди были драконы…

Парле-ля-грамм и лайки.

– Вот теперь давай объясняй мне, что такое парле-ля-грамм, – недовольно буркнула Тули́нэ, бросив на торговую стойку учебник.

Кудесник посмотрел на обложку: «Геометрия».

– А я-то тут при чем? – усмехнулся кудесник. – Это же ты студентка, а не я.

– Если ты мне не поможешь, то я буду тебе надоедать, – медовым голосом проворковала Тули́нэ.

– Попробуй, – пожал плечами кудесник, с любопытством глядя на девушку.

Тули́нэ полезла в карман бального платья.

– Ой, нет, только не смартфон, – взмолился хозяин лавки.

– У меня тут такие прикольные стикеры с котиками, – невинно продолжила наступление принцесса. – Я сейчас тебе пришлю.

Смартфон кудесника начал вибрировать. Видимо, это котики начали свою оккупацию его гаджета, заполняя своими смешными изображениями не такую уж обширную память телефона.

– А теперь я буду плакать, – Тули́нэ театрально сползла на стойку и, шмыгнув носом, открыла ящик стола. – О, да у тебя тут лапша быстрого приготовления!

Кудесник вздохнул и сунул девушке один брикет. Тули́нэ засунула добычу в карман бального платья и опять взялась за телефон.

– Сейчас мы тебя запо́стим… – она сделала пару снимков кудесника. – Хотя, посты с котиками идут гораздо лучше… Кстати, где Диод?

– Диодор! – возмущенно отозвался пушистый ассистент с верхней полки. – Не надо фамильярности.

– Сойдет, – хмыкнула Тули́нэ, фотографируя кота. – Сейчас мы тебя тоже запо́стим…

Тули́нэ не удалось договорить, потому что дверь магазина неожиданно распахнулась и в помещение влетела лайка.

– О, первый лайк! – усмехнулась девушка, наблюдая сердечко под фотографией кота. – Точнее, лайка.

Она хитро улыбнулась кудеснику:

– Ну так что? Парле-ля-грамм?

– Нет, – ухмыльнулся кудесник. – Сама, сама, сама.

– Хорошо, – с нажимом сказала Тули́нэ. – Буду брать тебя измором.

***

Вообще, со стороны сказочника это было настоящее сказочное свинство. Уматать в творческий отпуск и оставить одну свою подопечную под присмотром другого. Мол, у вас есть полная творческая свобода самовыражения и всё такое. Творите, что хотите, а он лично – на Бали, на писательский ретрит с дзен-буддистскими монахами, фикусами и прочими декорациями духовного просветления и писательского роста. На логичный вопрос кудесника, что он собрался там писать, сказочник ответил, что уж точно не сказки.

В последнее время в творческих изысканиях сказочника преобладали постоянные взрывы, и психологи «Fantasy resource» намекнули на его душевную напряженность. Поэтому он был направлен в творческий отпуск с заданием написать что-нибудь светлое и доброе, что-нибудь без криков мандрагор, пожаров и взрывов. Короче, написать что-нибудь, что заставит читателя погрузиться в легкий сюжет и расслабленно улыбнуться в конце произведения. Сказочник и сам понимал, что стал заложником жанра, поэтому, не раздумывая, согласился. Шутите, на Бали за счет компании! Кто откажется от таких подарков? Поэтому он быстро собрал вещи, экстерном устроил Тули́нэ в Университет Прекрасных Принцесс и поселил её в лавке «Залейся зельем», так сказать, под надзор своего более надежного персонажа. Напоследок он помахал своим сказкам рукой и со спокойной совестью свалил в аэропорт на встречу просветлению, солнцу, морю и черепахам.

***

Тем временем лаек в магазине прибавилось, а с их прибавлением появилась непонятная атмосфера суматохи и безудержного веселья. Конечно, ведь лайки всегда приносят радость.

Малышки-мандрагоры с визгом гонялись за стаей собак. Тули́нэ поймала особо пушистую псину и начала ее няшить и тятёшить. Лайка смешно тыкалась мокрым носом в оттопыренный карман бального платья, намекая на то, что лапша быстрого приготовления резко контрастирует с воздушными силуэтами наряда Тули́нэ и что эта самая лапша гораздо гармоничней смотрелась бы в её желудке.

Что поделать, некоторые лайки считают себя особенными и требуют от своих объектов определенных подношений. Тули́нэ не стала спорить с животным, решив не дожидаться, пока оно измусля́кает ей весь карман.

Кстати, если кто-то считает, что в бальном платье не должно быть карманов, то он глубоко заблуждается. Где, скажите на милость, принцесса должна носить мобильник с наушниками? Ведь не за пазухой же!

Лайка быстро умяла угощение и довольно посмотрела на Тули́нэ.

– Парле-ля-грамм? – спросила девушка у собаки.

– Ву-у-и! – ответила лайка.

– О, mon cher ami*, – проворковала Тули́нэ, целуя лайку в мокрый нос.

***

– Это-о-о что-о-о такое! – послышался рев старшей мандрагоры.

– Лайки, – отозвалась девушка.

– Немедленно убери их отсюда, – потребовала Ман, – тут же всё псиной провоняет!

– Не могу, – усмехнулась Тули́нэ. – Лайки нельзя убрать, это невежливо!

Мандрагора издала непонятный звук и поискала глазами кудесника. Тот продолжал сидеть за торговой стойкой и флегматично поглядывать на пушистых представителей социальных сетей. Издав боевой клич, старшая мандрагора полезла напролом сквозь стаю собак, периодически пресекая попытки ее обнюхать.

***

– Ты собираешься вообще что-нибудь предпринимать? – сурово спросила Ман, добравшись до хозяина лавки. – Или так и собираешься смотреть на весь этот бардак?!

– Да! – мяукнул со шкафа вздыбленный Диодор. Он был просто в ужасе от такого количества незнакомых собак.

– Тут я ничего не могу поделать, – развел руками кудесник. – Все лайки, которые сейчас находятся в лавке, непростые – это кармические лайки кота Диодора.

– Как, Диодора? – опешила мандрагора.

– Как, мои? – удивленно мяукнул кот.

– Вот так, – пожал плечами чародей. – По кармическим законам социальных сетей все отклики в виде лайков принадлежат не автору публикации, а объекту, который был опубликован. Поэтому что-либо сделать в данной ситуации может лишь владелец этих собак – наш Диодор.

– Кот! – взревела Ман. – Гони прочь своих псин!

– Псы, ну-ка, вон… – неуверенно мяукнул кот, совершенно не ощущая себя владельцем такой огромной стаи собак.

– Нет, ну это халтура какая-то, – всплеснула корнеплодами мандрагора. – Разве так прогоняют?

– У него все равно не получится, – усмехнулся кудесник. – Астральные алгоритмы социальных сетей не позволяют просто выгонять лаек на улицу. Владелец кармического лайка должен найти своему питомцу нового хозяина и алхимически его передать. Только тогда лайка исчезнет.

– Как передать? – уточнил кот.

– Алхимически, – отозвался мужчина. – То есть ты должен поставить лайк на другую публикацию.

– Я не могу, у меня же лапки, – мяукнул Диодор. – И потом, у меня даже смартфона нет, не говоря о том, что ни в одной из соцсетей у меня нет аккаунта.

– Да чтоб вас тут всех! – не выдержала мандрагора, выхватывая мобильник у кудесника. – Ну почему мне вечно приходится решать проблемы с хаосом в этом доме?!

Кудесник и кот тактично промолчали.

***

Через пять минут взмыленная Ман стояла на шкафу возле взъерошенного Диодора.

– Быстро ставь лайки! – скомандовала мандрагора, подсовывая мобильник под нос кота.

– Я не могу! – мурлыкнул Диодор. – У меня…

– Если ты сейчас скажешь, что у тебя лапки, то я самолично сброшу тебя в самую гущу твоих собственных собак! Живо! Жмякай сюда!

Кот сдался и жмякнул лапой на экран смартфона. Тут же одна лайка исчезла, отправившись к своему новому хозяину.

***

Не прошло и полчаса, как торговое помещение лавки «Залейся зельем» было очищено от пушистых лаек. В магазине крепко пахло псиной. Пришлось даже открыть окна и долго проветривать, чтобы морозный и слегка влажный воздух вытеснил столь специфичный odeur de chien**.

Тули́нэ с грустью смотрела на опустевший магазин и с тоской разглядывала пустую упаковку лапши быстрого приготовления.

– А ведь всего этого могло и не быть, – заметила она, – если бы мне сразу объяснили, что такое парле-ля-грамм…

Примечание.

О, mon cher ami* (фр.) – О, мой дорогой друг.

Odeur de chien** (фр.) – Запах псины.