Я тихонько вздохнула, в чем в чем, а упорства любимому ученику его мудрейшества было не занимать. Мы уже почти час сидели в оранжерее, пытаясь призвать мое священное животное, но все без толку.

– Я не понимаю! – кипятился Клод, взъерошивая пятерней и без того буйные рыжие волосы. – Здесь же ясно написано, что первородные черпали силы из той стихии, которая была природой их талисмана. Фиантен – огненная стихия, ты должна призвать огонь!

Бедняга выглядел очень жалко в своем растянутом свитере и дырявых носках, от продолжительной болезни под его глазами пролегли тени, а щеки впали.

– Ничего страшного, – пытаюсь успокоить его, – я вполне могу лечить людей и без помощи священного животного.

Но Клод упрямо мотнул головой.

– Исключено! А если завтра тебе принесут целый отряд, укушенный нечистью, что с тобой станет? Ты не выдержишь, Элая!

Его глаза лихорадочно блестели, а руки, сжимавшие несчастные бумажки, мелко дрожали. Он так старался помочь мне, так переживал.

– Клод, милый Клод, – не выдержала я, подходя к нему и крепко обнимая, так что мне в нос сразу ударил аромат лечебных трав, – не волнуйся так за меня. Если какая-то сила вернула меня к жизни, то уверена она же и не даст мне так легко умереть.

– Мы не можем быть уверены, – глухо всхлипнул парень, одной рукой обнимая меня, а второй вытирая мокрый нос, – я так много читал, пытался понять, каким образом ты могла вернуться к жизни после трехсотлетнего пребывания в могиле, и так не смог ничего найти. Когда-то давно существовали некроманты, но их истребили еще в эпоху первородных, так как они творили жуткие черные ритуалы.

Я невольно вздрогнула от этих слов и отступила.

– Неужели ты думаешь, что меня мог оживить один из них?

– Вряд ли, – пожал плечами Клод, – хотя народная молва и говорит, что некоторые некроманты и достигали невиданного могущества и могли творить настоящие чудеса. Правда, всегда в их основе лежали жуткие жертвоприношения, и человек, обратившийся за их помощью и получив просимое, жестоко расплачивался за это впоследствии. Но опять же, повторю, первородные семьи истребили их всех, а учение было предано анафеме.

Я глубоко задумалась, опустившись на низенькую резную скамеечку возле клубничных грядок, от которых так сладко тянуло спелой ягодой.

– Если не сила некромантов, то, кто еще способен возрождать к жизни умерших? – бормочу под нос, рассматривая носки своих больничных туфель и начерченный контур фиантен на земле.

– Только боги, – отозвался Клод, – но они это делают только в отношении избранных, которые, получив новую жизнь, становятся…

– Вестниками, – заканчиваю за Клода, быстро все поняв. – Скажи, ведь помимо Керана, существуют еще вестники? Тот, который служит королю?

– Сэр Маркабр? – кивает утвердительно парень. – Конечно, он один из самых могущественных вестников, ему дана особенная сила. Встречи с ним избегает даже королева вампиров, Дракайна.

– Значит вестников много?

– Точное количество не знает никто, они странствуют по всему миру, истребляя нечисть, служа богам. Они в сущности никому не повинуются, даже королям могут не подчиняться, если им покажется, что они идут против воли богов.

Я задумчиво потерла подбородок.

– И насколько королям нравится такое положение дел? Что есть кто-то, кто не считается с их властью.

Клод хмыкнул и присел рядом, его худое осунувшееся лицо было теперь совсем рядом.

– Так у них и выбора нет, – весело заметил он, запихивая кулек мятых бумажек обратно в карман свитера, – понимаешь ли, Элая, ни один человек, ни одно оружие не способно сравниться с той великой силой, которой наделены вестники богов. Они одни могут уничтожать верховных вампиров, им подвластно убить даже королеву. Новая жизнь и нечеловеческая сила им даны не просто так. Они не люди, они – мрачные слуги, без эмоций и без чувств. Молва гласит, что верный ворон летает над полями побоищ и выискивает самых отважных и смелых павших мужчин, их он и возвращает к жизни, проклевывая грудь. Именно поэтому все вестники носят на себе символ ворона – вестника богов.

Клод говорил, а передо мной возникали образы Керана, в те мгновения, когда он сражался с нечистью. И в самом деле его облик менялся, он становился другим, холодным и жестким убийцей вампиров. Керан – воин, Керан – беспощадный судья, Керан – с такой нежностью заботящийся об Ясмене, о своих воинах, о маленькой Мирей, с такой галантностью обращавшийся к влюбленной в него Агнесс… Керан, всегда считающий, что я приношу лишь несчастья… Во рту резко становится горько, и я поспешно сцепляю пальцы и прижимаю ко лбу.

– Нечисть ведь способна уничтожать целые города, – говорю, вдруг вспоминая разговор Верона с волхвом Диодусом. – Город Ознор ведь пал от их нашествия?

Клод замирает и долго смотрит на меня, отчего я невольно краснею и отворачиваюсь.

– Да, – произносит он медленно, – несчастный город Ознор стал одним из тех, кого не успели спасти королевские войска. Свет Цитрина редко достигает столь отдаленных мест, а потому там царит долгая ночь, а от холода промерзают насквозь каменные дома.

– Значит Керан…, – невольно срывается с моих губ, но я тут же их прикусываю, бросая виноватый взгляд на Клода.

– Ты хочешь узнать что-то о нем от меня? – горько усмехается он, и мне тут же хочется провалиться под землю. Дурацкий мой язык! – Но я знаю не так уж много. Лишь то, что уже известно всем в Клерстаре. Он появился неожиданно, словно из ни от куда, отбив от вурдалаков сани, в которых сидели бургомистр с дочерями. А девичье сердце, как писали еще поэты древности, наполняется пылкой любовью к своему спасителю.

Последнее Клод произнес уже глухо, почти шёпотом. Он медленно наклонился и своими холодными пальцами в черных перчатках осторожно приподнял мой подбородок, так что я теперь смотрела прямо ему в глаза.

– Почему же твое сердце не наполнилось любовью ко мне, Элая? – его голос дрожал. – Ведь я спасал тебя, и ни раз.

Стеклянная крыша оранжереи сверкала от тысяч дождевых капель, и деревья тянули свои ветви к этому куполу в надежде встретить солнечный свет, но то было лишь сияние Цитрина.

Я не могла отвести взгляд от лица Клода, от его прозрачных глаз, в которых билось волнение. Да, он – тот, кто всегда рядом со мной, тот, кто всегда готов прийти на помощь, кто никогда не проклинал и не обвинял. Вижу его щеки, заросшие бурой щетиной, и глубокие тени под глазами. Мой милый друг!

– Клод, я…– шепчу, стискивая запястье его руки, которой он держал мой подбородок, – я… думаю, что в самом деле люблю тебя…

– Думаешь? – бровь парня иронично изогнулась, а уголки губ чуть дрогнули. – И зачем только ты очнулась, Элая? До твоего появления, я четко видел цель перед собой, а теперь я в смятении… Я не знаю, чего хочу….

Смысл его слов потонул в гудении внутри моей головы, Клод опустил взгляд на мои губы и потянулся к ним. Сердце бешено стучало в ушах и горле, а щеки пылали. Я видела лицо Клода, так близко, так опасно близко, но вдруг, когда его губы почти коснулись моих, я взглянула вверх на искрящиеся капли на стекле, дрожащие от ветра, и сердце сжалось от невыносимой тоски. Я вскочила на ноги и отвернулась, прижимая ладонь к горячим губам, не понимая, что со мной.

– Прости меня, Клод, – голос мой дрогнул от подступивших слез, – я постараюсь полюбить тебя. Обещаю. Наверное, все дело в том, что я слишком долго лежала в могиле и позабыла, что такое человеческие чувства. Просто всего так много… я словно стою на краю пропасти, и никто не в силах спасти меня…

Клод вздохнул и поднялся.

– Элая, – он сжал мои плечи и склонился к моим волосам, – не волнуйся, я никогда не оставлю тебя, даже, если твое сердце никогда не полюбит меня. И, если так случится, что буду не в силах спасти тебя от падения в пропасть, то упаду с тобой и буду до последней секунды сжимать в своих объятиях.

– Клод, – поднимаю к нему лицо. Столько слов замерло на губах, они рвались наружу, но я так и не смогла произнести ни одно из них.

– Что ж, – весело хмыкнул Клод, – прочь печаль! Ну же, вытри слезы, Элая!

И он достал огромный платок и начал заботливо вытирать мои мокрые щеки.

– Высморкайтесь, пожалуйста, моя прекрасная леди! – настоял он, прижимая уже платок к моему носу. – Мы обязательно отыщем способ восстанавливать твои силы, мы обязательно вернем солнце в этот мир, мы…, – Клод замер и смешно почесал в затылке, – что там еще?

– Найдем мою сестру, – напоминаю, сморкаясь в платок, – ее зовут Аресса.

Клод энергично кивнул и убрал платок.

– Посиди тут, – скомандовал он, направляясь к выходу из оранжереи, – я принесу записи, которые оставил в палате, в них так же описан ритуал призывания священного животного.

– Может, мне лучше пойти с тобой? – говорю, поглядывая по сторонам. – Вдруг сюда кто-то явится из учеников Академии или мадам Настурция?

Но Клод уже распахнул стеклянную дверцу.

– Нет-нет, я скоро. Жди меня тут.

Он отводил взгляд, и я поняла, что он просто очень смущен.

– Хорошо, – улыбаюсь, – я подожду тебя здесь.

– Отлично, – кивнул парень, пятясь спиной и смотря себе под ноги, – я скоро.

Я осталась одна в полном смятении чувств. На земле все так же чернели очертания огненной птицы.

– Быть может я не могу призывать тебя, потому что на самом деле не ощущаю себя Фиантен? – говорю, задумчиво проводя пальцем по линиям.

Закрываю глаза и представляю перед собой те смутные образы, которые помнила по видениям. Образ матери, с любовью складывающей детские вещи в сундук, твердый голос отца, готовый на все, чтобы спасти свое дитя, и затем другой мужской голос и смех, а еще жаркие объятия. Мой жених, принц, с кем мы должны были пожениться. Успела ли я выйти за него замуж или умерла раньше? И затем облик сестры – Арессы Фиантен. В чем она меня обвиняла? От всех этих мыслей стало горько на душе. Кажется, что жизнь той Элаи Фиантен была наполнена счастьем и любовью, но в то же время страшная трагедия имела катастрофические последствия.

– О, если бы только, я могла вспомнить, что привело тогда к трагедии, – выдыхаю, – о, если бы только я могла понять, за что ты так ненавидела меня, Аресса…

Поднимаю один из скомканных листов Клода, с начертанным на нем порядком ритуала. Встать в середину символа, положить ладони на землю, и энергия, наполняющая все живое, найдет свое. То есть не я призываю священное животное, а позволяю ему найти меня самому.

– Я, Элая Фиантен, – шепчу, склоняя голову и прикладывая ладони к черной земле, – прошу тебя, Огненная Птица, найти меня и помочь.

Замираю, едва дыша. Тишина. Ничего не происходит.

– Быть может священные животные так же покинули это мир, как и боги? – произношу с тоской в голосе и касаюсь пальцами амулета на груди.

Вдруг неожиданная мысль пронзает меня. Недолго думая, резким движением снимаю цепочку и кладу птицу на землю.

– Я, Элая Фиантен, – говорю твердо, накрыв ладонью амулет, – призываю тебя, Огненная Птица, по зову крови моего рода!

И тут же ощущаю жар под ладонью, а сердце радостно заходится.

– Получается! – едва сдерживаюсь от смеха, заметив, как по земле к моим рукам поползли огненные змейки. – Огненная Птица услышала меня!

Змейки заползли на руку и дальше по телу, замирая в сердце, и тут же меня всю объял жар, место на груди ослепительно засияло. Это был свет от моей нити. В миг тело покинула слабость после болезни, а легкие сделали глубокий здоровый вздох. Тем временем змейки лились уже сплошным потоком, и рукам уже стало нестерпимо горячо как от огня. Я поспешила отнять руки от земли и подняться, но это не помогло. Огонь бежал по телу, и не было от него спасения.

– Воды! – наконец догадалась я и в панике кинулась к высокой кадке в углу. Схватив ее за торчащие изогнутые ручки, переворачиваю на себя. Клубы пара с шипением повалили от меня.

– Нет, больше никаких экспериментов, – кашляю, пытаясь привести дыхание в порядок, – огонь не подчиняется мне.

От пара и воды глаза ужасно щипало, и я щурилась, пробираясь на ощупь по оранжерее в поисках знакомой скамейки. Хорошо бы сесть, пока я не споткнулась и не растянулась здесь посреди рядов картофеля и помидоров. Вот будет потеха, если кто-нибудь меня увидит сейчас. Тру глаза, но не помогает, а становится хуже. Да что же за напасть такая!

– Не надо мне никаких ритуалов, – хмуро бормочу, осторожно ставя ногу и убеждаясь, что впереди свободно, – и силы дополнительной не надо, одни хлопоты и проблемы с ней! Справлюсь и так! Вот бы еще свой плед найти, тогда и восстанавливаться смогла бы быстрее.

И так, вытянув руки вперед, сильно жмурясь, неуверенно пробираюсь по узкой тропинке оранжереи, стараясь не наткнуться ни на какой садовый инвентарь. Как вдруг мои пальцы касаются чего-то твердого. Приблизившись, понимаю, что это грудь человека.

– Клод, ты вернулся? – с усилием разлепляю опаленные глаза, но все расплывается.

Человек молчал.

– Я попробовала повторить ритуал, – продолжаю объяснение, – и у меня почти получилось! Но огонь! Не стал мне повиноваться….

Тяжело вздыхаю.

– Может быть ты ошибся, и огонь совсем не стихия Фиантен? Или быть может я просто не в силах призвать его… Не знаю, что и думать…

Клод все еще ничего не говорил, а я ведь ожидала от него бурной реакции, каких-то доводов, споров. Чего угодно… Но молчание… Это сбило меня с толку.

– Клод? – спрашиваю уже неуверенно, веду рукой по груди, касаюсь крепкой шеи, лица… И трепет охватывает меня с ног до головы. Это был не Клод!

– Разве больные не должны находиться в палате? – холодно произносит Керан, чье лицо я секунду назад так придирчиво щупала. – Почему ходишь по всему зданию? Почему с тобой вечно что-то случается, пока меня нет рядом?

От шока с трудом обретаю дар речи.

– Я уже ни раз говорила, сэр вестник, что где мне ходить – не ваша забота. Лучше следите за госпожой Агнесс, ей подобное внимание от вас придется больше по душе, чем мне.

– Снова обрела свой острый язычок, – хмыкнул Керан, – а ведь если я сейчас уйду, как ты будешь добираться до палаты?

– Ха, тоже мне напугал, – дергаю плечом, – я дождусь Клода конечно. Он придет и поможет мне.

– Клод? – переспросил Керан с небольшой паузой, и оттенок его голоса едва заметно изменился. – Я смотрю, вы с ним сблизились не на шутку. А ведь кому, как не ученику Академии должно быть известно, как опасны ведьмы. Как они способны проникать под кожу, выжигая все живое. На месте Клейториуса я бы давно бежал прочь, обвесившись с ног до головы оберегами.

Эта насмешливая, сочащаяся ядом, речь заставила мою кровь вскипеть. Подонок!

– Ну так и беги! Чего стоишь? – набросилась на него, а, если бы не неожиданная слепота, то и с удовольствием ударила кулаком по его самодовольной физиономии. – Но вместо этого, ты все время приходишь ко мне, чтобы оскорбить, чтобы напомнить, каким ничтожеством считаешь! Убирайся, сэр Керан! И не приходи ко мне больше! Изливай свою ненависть на кого-нибудь другого.

Я занесла руку, чтобы как следует врезать белобрысому вестнику, но он еще в воздухе перехватил мою ладонь и замер на мгновение, но тут же со вздохом прижал ее к своей горячей щеке, по той самой, которую я хотела ударить. Мурашки пробежали по спине, а горло перехватило. Жаркая волна поднялась откуда-то снизу и начала пожаром растекаться по телу, отчего мои щеки стали мгновенно пунцовыми, а сердце билось так, что его стук был слышан по всей оранжереи.

– Я опоздал, – прошептал он едва слышно в мою ладонь, – мне надо было раньше убегать…а теперь….

– А теперь? – шепчу дрожащими губами и не дышу, чтобы расслышать ответ, но его не последовало.

Вместо этого дверь в оранжерею со стуком открылась.

– Сэр Керан?! – воскликнул женский звонкий голосок. – Вы, оказывается, отправились сюда?

Керан резко отнял мою ладонь и положил свою руку мне на глаза. В миг пелена спала с них. И первое, что я увидела, были зеленые глаза Керана, холодные и горячие одновременно, словно лед, словно злой северный ветер.

– Леди Элая? – раздраженно напомнил о себе голосок, и я уже знала, кто это был.

Поворачиваюсь и замираю в поклоне.

– Леди Агнесс, для меня честь видеть вас…

Старшая дочь бургомистра Клерстара стояла в дверях, сразу за ней виднелось застывшее лицо Клода и удивленные глаза капитана Роберта.

Глава двадцать девять

Агнесс выглядела просто великолепно в небесно-голубом тяжелом атласе, на руках – тонкие белоснежные перчатки, а на плечах накинут длинный плащ из мягкой кожи с белой же подкладкой и отороченный мехом лисицы. Золотые локоны были искусно уложены на затылке и висках. Девушка пристально разглядывала нас с Кераном и хмурилась.

– Леди Элая, как приятно видеть вас снова в добром здравии, – прощебетала она как можно слаще, с трудом пытаясь скрыть за любезностью мучащее ее раздражение.

– Благодарю, госпожа, – отвечаю, не поднимая глаз, меньше всего на свете мне бы хотелось сейчас навлечь на себя гнев этой ревнивицы, врагов у меня достаточно.

– Сэр Керан, – красивые глаза Агнесс остановились на замершем у меня за спиной вестнике, – разве мы прибыли сюда не для того, чтобы забрать мою младшую сестру?

– Да, госпожа, – бесцветно отвечает Керан, прикладывая руку к груди и кланяясь.

Наступило молчание, тягостное и неловкое, прерываемое только шумом голосов за пределами оранжереи. Прибытие в Академию сразу двух дочерей бургомистра явно не на шутку всполошило весь преподавательский состав с учениками в придачу. Сквозь стеклянные стены уже видны были заглядывающие с любопытством лица девушек и юношей, среди них торчали и седые головы профессоров, а за широкими плечами капитана Роберта показалось взволнованное лицо краснощекой мадам Настурции, которая явно недоумевала, почему столь высокородные господа ведут разговоры в старой ученической оранжерее.

– Мадам директриса уже спешит к вам, госпожа, – решилась произнести тетушка, чем заставила Агнесс и всех остальных обернуться к ней. – Вас проводят в приемную залу.

Поймав раздраженный взгляд капризной госпожи, мадам Настурция совсем стушевалась и потеряла дар речи, так как решила, что это она виновница дурного расположения духа почетной гости.

– Приемная зала? – тонкая золотая бровь вопросительно изогнулась, а в голосе зазвенели насмешливые нотки. – О нет, передайте вашей директрисе, что я не намерена задерживаться здесь надолго. Меня сюда привела исключительно воля отца, пожелавшего наконец призвать свою младшую дочь к благоразумию. Через два часа его величество прибывает в город, и долг Мирей стоять по правую руку от нашего отца и господина, дабы воздать почести государю и священному Цитрину.

Она произносила свою речь горделиво, с чувством абсолютного превосходства. Умная, блестяще образованная, старшая дочь бургомистра, несомненно, ощущала себя полновластной госпожой и хозяйкой не только в замке отца, но и над всем Клерстаром.

– Да… конечно…– совсем потерялась бедняжка мадам Настурция, – как будет угодно госпоже.

– Капитан Роберт, нам пора уходить, – только был ответ Агнесс, – моя сестра, надеюсь, уже в экипаже?

– Да, – отвечал с поклоном капитан Роберт, – госпожа Мирей и леди Дарина уже ожидают в карете.

– Чудно, в таком случае, – и она повернулась ко мне лицом, – нам пора отправляться в замок. Вам же, леди Элая, желаю скорейшего выздоровления.

– Благодарю, госпожа, – отвечаю с почтением, склоняя голову.

– Сэр Керан, вы что же предпочтете остаться здесь или поедете со мной? – в этих словах Агнесс проступило напряжение, юная гордячка из последних сил пыталась скрыть обиду и волнение, а еще ожидание. Она ждала, какое решение примет Керан, но он молчал, смотря себе под ноги и стиснув серебряную рукоять кинжала на поясе, вырезанную в виде крыла ворона.

Я украдкой бросила быстрый взгляд на Керана, и он тут же поднял на меня глаза. Что-то билось незримое между нами, какой-то диалог, но я так страшилась Агнесс, ее яростной ревности, что поспешила опустить голову.

– О, вы так долго решаете? Неужели желаете, чтобы мы все вышли и оставили вас с леди Элаей наедине? – в этот раз Агнесс говорила уже с неприкрытой злобой, алые губы изогнулись в насмешке, а глаза опасно сверкали.

Керан шагнул вперед.

– Моя госпожа, мой долг – служить вам, – произнес он ровно и с почтением, пытаясь сделать вид, что не замечает лихорадочного взгляда Агнесс.

– Ваш долг? – переспросила она разочарованно, нервно одергивая белоснежную перчатку. – Так знайте, мне не нужны люди, которые верны мне лишь из чувства долга.

Она дернула плечиком и вылетела из оранжереи, едва не сбив с ног растерявшуюся мадам Настурцию, как на зло оказавшуюся на пути разгоряченной госпожи. Мадам было грузно повалилась, но ее успел подхватить за руки стоявший тут же пожилой профессор в зеленом балахоне и шерстяной шапочке. Но Агнесс даже не обратила на это внимание. Быстрой походкой, больше похожей на бег, она удалялась по галерее, и толпа поспешно расступалась перед ней, низко кланяясь. Немного помедлив, Керан последовал за ней. Мне же не оставалось ничего иного, как смотреть ему вслед. А в голове билась дурацкая мысль, что, если завтра прекрасная госпожа потребует от него чувств иных от простого долга, что сможет ответить на это вестник богов? Разве можно устоять, когда к тебе проявляет благосклонность столь утонченная красота? Мои невеселые мысли прервал подошедший капитан Роберт.

– Леди Элая, его сиятельство желал бы видеть вас в замке для того, чтобы представить королю.

Я ахнула и растерянно захлопала глазами. Этого мне еще не хватало! К счастью, мне на выручку подоспел Клод.

– Но Элая еще не поправилась, – отважно заявил мой друг, вклиниваясь между мной и бравым капитаном.

Но того не смутил напор студента.

– Его сиятельство приказал, чтобы врачеватели навещали леди Элаю уже в замке, чтобы помочь в дальнейшем выздоровлении, – отрезал он, смерив Клода взглядом, в котором промелькнул смех.

– Но…– было открыл снова рот парень, но капитан решительно обошел его и снова поклонился мне.

– Леди, я пришлю за вами экипаж через час, вы будете готовы?

Я обреченно вздохнула. Даже поболеть не дадут по-человечески.

– Я буду готова гораздо раньше, – отвечаю, – только прошу, не надо никаких экипажей. Ни к чему такие почести. Я дойду сама.

– Что ж, хорошо, леди Элая, – коротко кивнул капитан, – возьмите только это.

И он достал из-за пазухи тонкую серебряную пластину, на которой был изображен медведь.

– Это пропуск в замок, – пояснил капитан, пока я с интересом рассматривала вещицу. – Знаю, что у вас с этим уже возникали проблемы…

Капитан резко замолк, а я хмыкнула. Видимо рассказ о том, как мы с Клодом пытались попасть в замок и наткнулись на того жирного похотливого стражника стал хорошо известен.

– Стража только сейчас получила необходимые инструкции по вашему поводу, – начал объяснять он, словно извиняясь.

– Все в порядке, капитан, я вполне в состоянии донести до ваших подчиненных, кто я, и как со мной следует обращаться, – отвечаю весело.

Губы капитана Роберта едва дрогнули, пряча улыбку.

– Что ж, в таком случае, леди, я вас оставлю, – произнес он, кланяясь и поспешно удаляясь.

Толпа любопытных зевак так же уже разошлась по своим делам. Расстроенную мадам Настурцию заботливо увел тот самый старичок в шапочке.

– Она даже не обратила на нас никакого внимания, – весело сверкнул глазами Клод, опустившись рядом со мной на скамеечку, – я же говорил тебе, Элая, им всем будет не до нас.

Я же долго смотрела на стертые очертания птицы фиантен на земле.

– Но все же тебе ехать сейчас, когда ты едва пришла в себя – какое все же жестокосердие по отношению к своим подданым, – продолжал Клод, удрученно качая головой. – Не стоит тебе все же ехать, Элая…

– Клод, – прерываю его, не сводя глаз с рисунка, – у меня почти получилось призвать священное животное.

Клод застыл, а его брови так и поползли вверх.

– Не может быть! – выдохнул он. – Но как? Расскажи же! Не томи!

Он стиснул мой рукав и тут же отдернул руку.

– Во имя богов, Элая почему ты мокрая, словно уличная кошка!

И он принялся внимательно разглядывать мою одежду и лицо.

– Это все огонь, – объясняю ему, – мне почти удалось… он пришел ко мне в руки, но затем…

Я замолчала, с содроганием вспоминая, как буквально несколько минут назад едва не сгорела заживо. Клод пристально и с тревогой наблюдал за мной.

– Что же произошло? Ты не исцелилась?

– Исцелилась, – киваю, – но огонь все прибывал, расползался по телу, и в какой-то момент я поняла, что не контролирую его!

В отчаянии я запустила пальцы в волосы и сжала голову.

– Почему это произошло, Клод? Ведь, если я Фиантен, если моя стихия – огонь, почему этот самый огонь не повинуется мне?

Клод грустно выдохнул и взял мою руку.

– Не волнуйся, – его лицо озарила так хорошо мне знакомая светлая улыбка, – мы обязательно найдем ответ на это. А пока у меня есть временное решение.

И хитро подмигнув мне, он вытянул из бездонного рукава свитера какую-то пухлую книгу в толстом кожаном переплете, украшенном витиеватым рисунком, потертым и потемневшем от времени. Книга закрывалась на красивую старинную застежку в виде головы совы.

– Что это за красота?! – ахнула я, когда Клод по-щегольски положил мне ее на колени.

– Ну я же не зря называюсь главным архивариусом Клерстара, – важно начал он, хмыкая и поправляя широкий ворот свитера, словно это был золотой камзол аристократа, – книги – это моя страсть, они – мои лучшие друзья, поверяющие тайны, затерянные в сумраке времени. Книги способны поведать мне о том, чего не знает ни один престарелый профессор, покрытый нафталином и пылью.

Говоря эту величественную речь, Клод выглядел столь комично, что я не сдержала веселого смеха.

– Но-но, моя леди, – закачал головой парень, но его глаза искрились озорством, – вижу, что вы не верите своему другу, однако вы держите в своих руках бесценное сокровище!

И Клод ткнул пальцем в книгу.

– Ну не знаю, – протянула я, придирчиво рассматривая потертый переплет и пожелтевшие страницы, – какое уж тут сокровище. Просто старая, забытая книга.

Глаза Клода так и сверкнули, он вскочил на ноги.

– Забытая книга?! Как бы не так! Именно ее я отыскал в подвалах замка бургомистра. Я нашел ее совершенно случайно, – он резко замолчал, осмотрелся, не следит ли кто за нами, а затем пригнулся к моему уху и зашептал:

– Я нашел ее в нише за древней статуей орла, кусок камня совершенно нечаянно отвалился, когда я споткнулся и ухватился за него. Она лежала там, покрытая вековой пылью и паутиной, укрытая от посторонних глаз.

– Но кому понадобилось прятать книгу в таком странном месте? – рассказ Клода с каждой минутой волновал меня все больше.

– Ага! – победоносно вскричал Клод, взмахивая рукой, словно он выступал перед многочисленной аудиторией Академии. – Тут-то и кроется тайна этой книги! Тот, кто скрыл ее так глубоко руководствовался только одной мыслью – чтобы ее не могли найти те, кто пожелал бы ее уничтожить, а значит навсегда потерять тайные знания.

Сердце быстро застучало в груди, а ладони похолодели. Я перевела взгляд со взъерошенного и раскрасневшегося лица Клода на таинственный фолиант.

– Но что же в ней написано? Ты читал?!

– Ага! – в этот раз от громогласного возгласа Клода замолкли голоса учеников за стеной оранжереи, а потому парень поспешил на несколько минут умолкнуть и дождаться, когда голоса вновь зазвучат.

Я же сидела как на иголках, ожидая его ответа. Наконец Клод еще раз опасливо покосился по сторонам и затем нагнулся совсем близко к моему уху.

– Я не смог ее открыть.

От неожиданности дыхание так и замерло в груди.

– Что? – выдыхаю потрясенно.

И Клод многозначительно кивает.

– Да, я не смог ее открыть. Ни один инструмент, ни одно заклинание не помогло мне расстегнуть защелку. Эта книга не просто книга, это послание…

– Клод, но тогда, – торопливо поднимаюсь на ноги, – в ней возможно хранится тайна убийства последнего вампира! А если это совершится…

– Полог спадет, – просиял Клод.

Мы замерли, смотря друг на друга.

– Я потому так упорно и ждал тебя в тот день у моста, – продолжал он, – что буквально накануне вечером обрел эту находку, а потом все никак не было времени, рассказать тебе обо всем…

Я дрожащими пальцами веду по переплету.

– Но, Клод, если даже ты не смог открыть ее, то куда мне, – выдыхаю обреченно, пальцем пытаясь поддеть тугую защелку, но все было бессмысленно.

– Посмотри в виде чего она выполнена, – тыкнул он в серебряную сову, – эти птицы из покон веков служили первородным, как вороны – нашим богам. Нет, Элая, это послание для тебя, как последней из первородных.

Этот подарок Клода так взволновал меня, что я никак не могла успокоиться. Даже когда уже вышла из лазарета и пошла по шумной базарной улице Клерстара в сторону дворца. Клод кстати отчаянно рвался сопровождать меня, но неожиданно появилась пришедшая в себя мадам Настурция и громогласным голосом велела парню немедленно отправляться в палату. Бедняга Клод весь сжался и не смог перечить грозной врачевательнице, которая пребывала в крайне скверном расположении духа и тела после недавного инцидента с госпожой Агнесс.

От меня же, как я успела уже понять, были только рады поскорее избавиться, так что провожать меня до ограды вызвалась директриса Памплесса и хорошо знакомая мадам Пуффи. Мое васильковое платье было аккуратно почищено и даже приобрело некое легкое серебристое сияние, что несомненно было последствием магического воздействия на него. Волосы я решила заплести в две косы и уложить на голове наподобие короны. Итак, простившись с Академией, под шепотки учениц и острые взгляды профессоров, я направилась к замку Верона.

За время моей болезни город преобразился до неузнаваемости, как если бы за одну ночь над его красными крышами пролетела фея весны и принесла с собой счастье. Я неуверенно ступала по мощенной улице и, разинув рот, все никак не могла поверить, что вижу тот же город. Тот же Клерстар. Снега не было, лед растаял, а по бокам дорог в канавах бежала вода. Город очнулся, словно после продолжительной болезни, и вздохнул. Яркий свет наполнял все пространство, искрился в воде, отражался в витражах собора, подсвечивал деревянные изваяния на крышах. Снега нет! Зима ушла! Ушла ночь! Веселье вихрем захватило меня, захотелось смеяться, петь и танцевать. И было тепло! Как же теперь тепло! Я поспешила сбросить с себя тяжелый плащ и бережно расправить складки своего волшебного платья, которое теперь искрилось всеми цветами синего. Из головы в миг исчезли все тревожные мысли, и даже оттягивающая мой карман тяжелая таинственная книга уже не беспокоила так сильно. Ведь так прекрасно просто жить!