– Смогу! – и она потянула раненного друга на себя. Словно чугунная плита легла ей в этот момент на плечи. Плача и кусая губы от своего бессилия, Елена попыталась сделать несколько шагов вперед по скользкой траве, но тут же рухнула. Падая, она задела рукой лежавший рядом окровавленный труп волка. Он казался совершенно бездыханным, но тут неожиданно глухо зарычал, задергался, словно в конвульсиях и, прямо на глазах у парализованной от ужаса Елены, поднялся на свои громадные черные лапы и повернул к ней раскрытую пасть. Варди лежал на земле, сознание его мутилось, из раны на спине сочилась кровь, возможно, именно ее запах и пробудил раненное чудовище. Оно было в бешенстве, звериный инстинкт убивать и грызть человеческую плоть придал ему невероятные силы. Пронзая Елену своим единственным красным глазом, волк, зловеще рыча и пригибая голову, надвигался на свою жертву, одной лапой он встал на грудь Варди, и кривые когти вонзились в тело юноши. Елена почти безучастно смотрела на это. У нее не осталось сил даже кричать. Чудовище уже прыгнуло, готовое разорвать девушку, как тут горящая стрела вонзилась в косматую голову точно между глаз, пробив череп. Волк взревел и повалился на землю, придавив под собой Елену. Теперь она лежала неподвижно на мокрой холодной траве и смотрела на небо. Там сквозь черные ночные тучи проглядывали тусклые звездочки. В ушах стоял страшный звон, руки и ноги сковала судорога. Громадная вонючая туша волка давила на нее, не давая дышать. С трудом повернув голову, она увидела Варди, он лежал без сознания в нескольких шагах от нее.

– Помогите… – попробовала закричать она, но из груди вышло лишь глухое хрипение.

Скупая слеза скатилась по ее щеке. Кто их теперь тут найдет?

***

– Капитан Анлаф! – позвал Кольбейн, опуская арбалет. – Пошлите двух человек в ту сторону, мне кажется, там люди.

Подъехавший к нему всадник кивнул, и тут же двое воинов устремились туда, где только что был застрелен волк.

– Меткий выстрел, ваше высочество! – произнес с поклоном капитан Анлаф.

Кольбейн снял шлем и посмотрел вокруг. Языки пламени освещали его лицо, на котором читалось сильнейшее переутомление.

– Сколько убитых и раненых?

– Двадцать убитых и тридцать раненных различной степени тяжести, – отрапортовал капитан.

Кольбейн дернулся и подвел Буцефала вплотную к нему. Капитан судорожно сглотнул и, не выдержав тяжелого взгляда Кольбейна, опустил глаза.

– Это полный провал, капитан. Столько убитых и раненных и это при том, что я заранее предупредил вас о возможном покушении и необходимости быть готовыми. Ужасающая халатность для капитана императорской охраны.

Кольбейн говорил спокойно, четко разделяя слова, но от этого становилось еще более не по себе.

– Я же сказал, что нужно подготовить стрелы с лунным камнем.

– Мы подготовили их, – попробовал оправдаться капитан, – просто…

– Просто, что?!

– Мы не ожидали, что их будет так много…

Кольбейн едва сдерживался, внутри него все ревело от гнева и ярости, но он понимал, что вины несчастного капитана Анлафа в том, что произошло сегодня не больше, чем его собственной. И в самом деле, мог ли он предположить даже на секунду, что на них нападет не пять-шесть оборотней, как бывало раньше, а целая громадная стая.

– Сегодня же предоставить рапорт о ваших действиях, – приказал он, – описать все четко по минутам!

Капитан склонил голову.

– Слушаюсь!

Кольбейн было направил коня дальше, но тут к ним подъехали воины, которых отправляли к Варди с Еленой.

– Что там? – спросил их Анлаф.

– Двое – юноша и девушка.

– Живы?

– Она – да, он – тяжело ранен.

– Эх, вот так не повезло беднягам…

– Там внизу деревня, – сказал Кольбейн, указывая рукой в сторону долины, – помогите им добраться туда.

Поклонившись, воины поспешили исполнить приказ.

– А мы возвращаемся! Подогнать повозки для раненных!

***

Желтый диск солнца медленно поднимался над горизонтом, освещая место ночного побоища. Сожженные до черных костей скелеты волков валялись здесь вперемежку с искалеченными дохлыми лошадьми и погибшими всадниками. Золотая карета императора лежала на боку посередине дороги, заваленная волчьими трупами. Они устроили засаду, хотели задавить массой. Кольбейн мрачно осматривал всю эту картину. К нему подъехал Вебьер – рыцарь из лиги Катафрактов – старый боевой товарищ Кольбейна.

– Ваше высочество, – обратился Вебьер с поклоном, – благодаря вам удалось избежать страшной трагедии. Если бы император находился в карете, то… страшно подумать, чем бы это обернулось. Все закончилось хорошо.

Кольбейн покачал головой.

– Нет, Вебьер, ничего не закончилось. Совсем ничего. Это только начало.

– Вы думаете, что волки снова решаться напасть?

– Ты не глупый парень, Вебьер. Сам подумай, мы сейчас находимся всего в каких нескольких милях от моего родного поместья, северная граница далеко, а волки – целая стая нападает на императорский поезд.

Вебьер в ужасе уставился на Кольбейна.

– Думаете, кто-то из своих пропустил оборотней так глубоко в Империю?

Кольбейн ничего не ответил на это, к ним подъехал капитан Анлаф и передал бумагу.

– Это послание командира второго отряда императорской охраны, ваше высочество.

Кольбейн схватил бумагу и начал читать. К его огромному облегчению, император вместе со свитой благополучно добрался до крепости Анси, они в безопасности и теперь ожидают прибытия Кольбейна, дабы продолжить путь в столицу. Кольбейн вздохнул и снова перевел взгляд на место бойни.

Ранним утром перед самым отъездом из поместья Наттеньер Кольбейн предупредил императора о необходимости усилить меры безопасности, так как уже несколько недель подряд вокруг поместья его люди замечали волков-оборотней. Совместно с командирами охраны он разработал целый план, согласно которому через несколько миль после отъезда император пересаживался в другой экипаж, и менял дорогу, свита так же следовала за ним, а золотая карета продолжала ехать пустой по намеченному пути. Кольбейн мог только догадываться о готовящейся засаде, но даже представить себе не мог, насколько масштабной она будет. Несмотря на превосходившие силы противника, Кольбейн с воинами смогли остановить этих тварей, но смогут ли в следующий раз? Нападения волков стало все труднее предугадывать, и с каждой новой стычкой они становятся яростнее и свирепее. Но сегодняшняя битва далась всем особенно тяжело. Почти двое суток понадобилось полку вооруженных рыцарей во главе с Кольбейном и капитаном Анлафом, чтобы окружить и уничтожить врага. Они были совершенно не готовы к такой ожесточенной схватке. Количество убитых и раненных это только подтверждает. Но даже это ничто по сравнению с тем вопросом, который мучил Кольбейна с самого начала этого сражения, а именно: как могло случиться, что огромная стая волков-оборотней в количестве более шестидесяти голов могла проникнуть так глубоко внутрь Империи? Что с пограничными войсками и дозорными? Что со сторожевыми башнями и постами, на которые уже давно по его указу были установлены сигнальные маяки с лунными камнями? И они напали не когда-либо, а именно в момент наибольшей уязвимости императора – на пути от родового гнезда Натеньеров в столицу. «То, что это все заранее спланировано кем-то из высших вассалов даже не вызывает сомнения, – думал Кольбейн, проезжая верхом мимо пепелища, – чтобы пропустить такое количество волков надо не просто хорошо подготовиться и знать куда и когда отправляется император, но и иметь своих людей на местах, которые пропустят волков и дадут возможность беспрепятственно продвигаться с севера в центр Империи. Продажные шкуры! То, что совершил мой братец с дружками в несчастном городе Эженер – это только верхушка громадного айсберга, только часть всего этого прогнившего поганого болота». Кольбейн тяжело вздохнул. Двое суток он провел в седле, ведя бой. Он уже давно привык к этому. Азарт битвы всегда будоражил его, придавал сил тогда, когда даже более крепкие и опытные воины валились с ног от усталости. Кольбейн любил войну за возможность стать сильнее, преодолеть то, что, казалось, уже вне человеческих сил. За ратный подвиг и верных друзей. Он был воином до мозгов костей и не мог жить без битвы. «Но клянусь праведными предками, – говорил себе Кольбейн, – я бы отдал все сокровища мира, если только это могло научить людей жить без войны. Почему мы должны уничтожать друг друга? Что за злой рок? Что за проклятая судьба?»

«Я хочу изменить свою судьбу, ваша светлость», – прозвучал в его голове знакомый голос. Он поднял голову и вдруг с удивлением увидел над собой голубое небо и носимые быстрым ветром облака. Воспоминания недавнего прошлого одно за другим проходили перед его глазами, но тут как бы легкая тень легла на его лицо. Кольбейн потянулся к седлу и достал из кожаного мешка перстень с изумрудом. Некоторое время он задумчиво рассматривал драгоценность в руках.

– Кто же ты на самом деле, Елена?

К нему подъехал капитан Анлаф.

– Ваше высочество, мы готовы отправляться в крепость Анси для дальнейшего сопровождения императора.

Кольбейн кивнул.

– Хорошо, езжайте, я догоню вас. Мне надо… – он запнулся, – вернуться в поместье Наттеньер.

– Вы что-то забыли там?

– Да, кое-кого, кто меня очень ждет…

ГЛАВА 14 – Герцог Лукас Адейр

Лукас Адейр был красивым мужчиной. Правда, злые языки поговаривали, что в его внешности и поведении слишком много женского очарования. Но кто эти люди? Из тех, кто мог бросить в лицо молодому герцогу такую злую шутку, никого не осталось в живых. Причем Лукас не вызывал их на дуэль, просто они сами по себе сгинули, тихо и незаметно. Кто-то упал с лестницы, кто-то утонул, принимая ванну, а из недавнего – барон Эстфолл подавился костью форели и умер от удушья. Возможно, его смерть не потрясла так высший свет золотостенного Альнаара, если бы буквально накануне перед этим барон Эстфолл на одном из приемов не пошутил насчет страсти Лукаса к духам.

– Клянусь своей честью, – говорил весело барон одной из прелестниц, подмигивая и специально повышая голос, чтобы Лукас мог его слышать, – молодой Адейр выливает на себя как минимум в десять раз больше флаконов, чем моя жена по утрам. Он пахнет, как прелестная роза в саду.

Вскоре после этого барон умирает. И когда Лукас приехал на его похороны, одетый по-щегольски роскошно, со своими длинными белокурыми локонами, тщательно уложенными, и вошел в траурную залу, все, кто там находился в этот час, испуганно замолчали и опустили глаза. И чем ближе молодой племянник император приближался к телу умершего барона, тем заметнее становились взгляды и слышен шепот.

– Я думала, он не приедет.

– Тише! А то услышит…

Доказательств того, что Лукас хоть как-то замешан во всех этих смертях не было, но даже глупец не мог не заметить странной связи между событиями: все обидчики Лукаса умирали вскоре после своих бравад.

Баронесса Эстфолл, одетая в траурный наряд и длинную до пола вуаль, спокойно принимала высоких гостей, пришедших проститься с ее мужем. Тело барона обернули в дорогой шелковый саван, и мрачная процессия последовала к фамильной усыпальнице, где в кратчайшие сроки был изготовлен мраморный саркофаг и посмертная статуя. Затем один из выбранных старейшин города начал читать длинный некролог, в котором воспевались достоинства умершего барона, в нем говорилось о том, каким храбрым и благородным человеком он был, каким щедрым и преданным Империи и повелителю. Данное произведение было направлено на то, чтобы довести скорбящих до полного отчаяния, вызвать рыдания и вопли, как и подобает на благопристойных похоронах, но, к сожалению, как бы старейшина не пытался важно возвышать голос, делать многозначительные паузы и поднимать палец кверху, почти никто его не слушал. Кто-то зевал, кто-то рассматривал мозаику на полу усыпальницы и задавался вопросом, откуда этот плут барон достал таких искусных мастеров по мозаичному делу. Прошла четверть часа, и старейшина наконец закончил речь, тело барона опустили в саркофаг и накрыли мраморной плитой. Скорбящие еще немного потоптались возле вдовы, но вскоре стали расходиться. Дорогие экипажи с гербами на дверях один за другим подъезжали к усыпальнице, чтобы увезти своих хозяев подальше от этого унылого места. Выйдя на свежий воздух, гости повеселели, многие уже улыбались, правда, пока украдкой, дабы не показаться неприличными. Дамы сбились в стайки и о чем-то перешептывались, мужчины так же предпочли компанию друг друга. Лукас стоял отдельно ото всех, изящно поправлял белую перчатку на тонкой руке и делал вид, что совершенно не замечает тех взглядов, которые бросали на него окружающие.

– Может, подойти? – спросил в нерешительности один господин своего собеседника, косясь на Лукаса.

– Ты что?! – испуганно зашептал тот. – Я хорошо изучил Адейра за эти годы. Если он поправляет перчатку, это означает, что он в бешенстве, и лучше его не трогать.

Из-за поворота показалась золоченная карета с лепниной и статуями по бокам, на двери красовался герб: коршун, расправивший крылья, проворный лакей спрыгнул на землю и поспешил открыть стеклянную дверцу. Лукас повернулся, отвесил поклон гостям и, не дожидаясь ответного поклона, поднялся по бархатным ступеням и опустился на подушки. Карета двинулась вперед.

Поместье барона находилось на одном из пяти серебряных холмов, окружавших столицу Альнаар, в этот сумеречный час ярко освещенной стеклянными фонарями. Такие фонари были лишь в Альнааре, в них заливалось особое масло, благодаря которому огонь не угасал всю ночь. Смотря на улицу из окна экипажа, Лукас равнодушно скользил взглядом по высоким искусно построенным домам вельмож и чиновников разного ранга. Каждый уважающий себя благородный господин, который оказался достаточно богат и знатен, чтобы получить разрешение на постройку дома в столице, старался позвать к себе самых лучших архитекторов и каменщиков, декорировать свой дом наиболее красиво и дорого, так чтобы рядом стоящий дом другого знатного господина на его фоне показался жалкой лачугой. Но даже богатый дом не делал его хозяина достаточно голубой крови, чтобы его принимали в высших кругах. Для этого, ему нужно было сделать еще две вещи: первая – это построить богатое поместье на одном из пяти серебряных холмов столицы, обязательно с обширным парком и большой конюшней и псарней, и второе и самое сложное – его должен пригласить на свой прием император, и если первое условие выполнялось достаточно быстро, то со вторым возникали большие проблемы, так как, чтобы тебя пригласил император, нужно не просто быть богатым, но еще и очень нужным для Империи господином, или же тебя должен был рекомендовать кто-то, кто уже удостоился чести обедать с императором. Одним словом, головной боли для новоиспеченного знатного господина хватало. Нужно было уметь льстить и нравиться, дарить дорогие подарки и сувениры, делать все, чтобы только более высокий по статусу вельможа решил порекомендовать тебя в качестве гостя в императорский дворец. Таким в свое время был и барон Эстфолл, наместник при владениях графа Гельдера, разбогател достаточно, чтобы купить себе титул барона и переехать жить в столицу, а когда понял, что для высшего света он все еще остается плебеем, стал во всю надоедать знатным господам, дабы его представили императору. Особенно сильно барон Эстфолл стремился завязать близкое знакомство с Лукасом, так как надеялся, что молодой герцог будет особенно падок на лесть и дорогие безделушки. Лукас позволил барону так про себя думать, и, решив, что возможно Эстфолл когда-нибудь пригодится, выслал приглашения для него и его семьи на ежегодный праздничный прием по случаю взятия крепости Кердан – столицы беркетского царства. С того момента, барон Эстфолл стал полноправным членом высшей знати Империи.

Но Лукас ошибся, надеясь, в лице барона получить выгодного себе слугу, тот оказался слишком глуп и спесив. Он начал заводить знакомства с людьми, настроенными враждебно к Лукасу, и далее еще больше – неразумный барон стал хвалиться новыми выгодными связями и всячески подчеркивать, что они де теперь не просто равны с Лукасом, но, возможно, у барона есть даже некоторая власть и защита от молодого племянника императора. Это и стало концом для него.

Прошло около часа езды, и карета подкатила к высоким кованным воротам, которые сразу же распахнулись. Парадный вход был освящен многочисленными светильниками, слуги выстроились в шеренгу, встречая своего господина. Лукас взлетел по широкой лестнице, на ходу сбрасывая на гладкий мрамор дорогую шелковую накидку, отороченную мехом белой лисицы, в раздражении срывая с рук кожаные перчатки и стягивая атласный бант с шеи. Он бросил это все в лицо близ стоящего слуги и крикнул:

– Ванну, немедленно! А это все сжечь!

Дальше он прошел быстрым шагом по холлу и поднялся на второй этаж.

Этот дом был построен отцом Лукаса – герцогом Кеннетом Адейром, родным братом, императрицы Ловиз. Жена его (мать Лукаса) умерла вскоре после родов, сам герцог прожил после этого лет десять и скончался от оспы. Так в столь юном возрасте Лукас остался круглым сиротой, но, являясь членом императорской фамилии и представителем высшей знати, он конечно же не остался без присмотра и внимания. В дело сразу подключились многочисленные родственники, они долго решали кто же станет официальным опекуном мальчика, и в результате выбор пал на его родную тетку – Миранду Адейр, старую деву, жившую в родовом поместье Адейров в западной провинции. Так детство мальчика прошло по большей части в дали от огней Альнаара, на лето его часто отправляли погостить к дяде Дорану и тете Родгене. Лукас был на четыре года младше Кольбейна и почти на восемь Лейва, поэтому братья считали его малолеткой и не брали с собой в свои игры. И тогда мальчик решил наблюдать за братьями и найти способ, чтобы отомстить за обиду. Он сразу понял, что Лейв был особенно падок на различные формы изощренной жестокости, наблюдение чужой боли вызывало в нем приступ садистского смеха и радости, к тому же он был очень хвастлив и похотлив. Кольбейн же был другим. Несмотря на хладнокровный вид и внешнее веселье, Лукас видел, как в том идет невидимая внутренняя борьба каждый раз, когда он участвовал в безумных играх Лейва. В его память особенно врезалось состязание в стрельбе из лука. Обычная стрельба наскучила Лейву, и он придумал нововведение – привязывал за шею кошек и собак. Иногда приказывал привезти со скотного двора теленка или поросенка, все эти несчастные жертвы должны были выступать в качестве мишени, выигрывал тот, кто пустит больше всего стрел в животное до того, как оно подохнет.

– Иногда мне кажется, братец, что ты слепой или у тебя бельмо на глазу, как у этой старой курицы, нашей мадам–гувернантки, – смеялся Лейв, натягивая тетиву и целясь, – я тебе сто раз говорил, что нужно стрелять по лапам, а ты бьешь прямо в голову, вот они у тебя и дохнут от первого выстрела. Смотри еще раз! Юноша пустил стрелу и попал в мохнатую бурую лапку белки, сегодня она была выбрана в качестве мишени. Животное истошно запищало от боли и задергалось. Лейв захохотал.

– Вот, видишь, Кольбейн! Лучше надо целиться! Хочешь, дам тебе мой лук, и ты потренируешься?

Он протянул брату лук, весь резной, щедро украшенный позолотой. Кольбейн взял и тут же натянул тетиву.

– Вот, целься ниже, – объяснял Лейв, стоя рядом, – надо попасть в другую лапу. Теперь пускай!

Кольбейн выстрелил и попал белке в грудь, та еще дернулась и замерла. Лейв взревел от досады.

– Ты совсем идиот, что ли?! Кто так стреляет?!

Со всей силы он толкнул брата в грудь и зашагал прочь.

Поскольку обучение Кольбейна совсем не прогрессировало, Лейву вскоре наскучила эта игра, и он стал томиться в поисках чего-то нового. Однажды он проходил по саду и увидел Лукаса, сидящего на скамье и большим камнем разбивающего стеклянные шарики.

– Эй ты, недогерцог! (Лейв дал такое прозвище Лукасу за то, что он был не крови Наттеньеров, а значит не настоящий претендент на престол). Что это ты там колотишь?

Лукас не отвечал, делая вид, что глубоко погружен в процесс. Лейв был очень любопытен, везде и всюду совал свой нос, и ужасно не любил, когда от него что-то скрывают или тем более игнорируют его. Поэтому, не дождавшись ответа, он подошел ближе и стал смотреть. Рядом с Лукасом стояла коробка, до кроев наполненная разноцветными стеклянными шариками: красными, желтыми, голубыми. Мальчик брал их из коробки по одному, клал на скамейку и разбивал камнем, осколки он ссыпал в другую коробку, стоящую на земле.

– Зачем ты это делаешь? – не сдержал любопытства Лейв.

Лукас нехотя оторвал взгляд от своего занятия и ответил:

– Надоели они мне, раздражают, вот и решил избавиться от них. Слушай, Лейв, ты же все равно идешь в дом, отнесешь коробку с осколками на мусорную кучу?

От этой наглости Лейв даже подпрыгнул и замахнулся на Лукаса.

– Ты что, дворняга, совсем забылся?! Кто я, а кто ты?! Сам свой мусор уноси!

– Да я тут видел тетю Родгену, гуляющую с собаками, вдруг кто-то из них подбежит, да и наестся стекла из коробки. Был такой случай с собачкой тети Миранды.

Лейв замер.

– Серьезно, и что же было?

Лукас пожал плечами.

– Жалко было песика ужасно, какал всю неделю стеклом и кровью да потом помер. Тетя плакала очень.

Лейв пожал плечами и пошел было дальше по дороге, но тут развернулся и сказал:

– Давай сюда твою коробку. Так и быть, отнесу.

Через несколько дней после этого Кольбейн дал кусок мяса со стеклом белому пуделю маленькой Гретты, собака погибла, бросившись с обрыва, за ней упала и девочка, Кольбейн прыгнул в реку за сестрой, но спасти ее было уже невозможно.

В этот же день забили до смерти гувернантку и двух служанок Гретты, но смерть этих несчастных женщин не могла утолить горя герцогини Родгены – ребенка было не вернуть. Лукас помнил лица дяди и тети стонущих возле завернутого в саван маленького тельца, и его тогда потрясло то, что он ничего не чувствовал, совсем ничего. Он шел по пустому дому, высокие окна которого были завешаны темной плотной тканью, и в одной из многочисленных комнат нашел Лейва. Юноша стоял на коленях, его трясло. Заслышав шаги за спиной, он испуганно обернулся.

– Лукас! Что там происходит? О чем они все говорят?

– Тетя в страшном горе и гневе, казнили слуг, – Лукас сделал паузу, – да еще хотят выяснить, что же случилось с собакой, почему она бросилась с обрыва. Сказали, что если выяснят, что это произошло неслучайно, то тому, кто за этим стоит, грозит страшная кара.

Лейв схватил себя за голову и стал стонать.

– Да, кстати, кузен, что ты сделал с тем стеклом, что я тебе тогда дал?

Эта была последняя капля для Лейва, он подскочил к Лукасу, и схватив за ворот, стал трясти.

– Это не я! – ревел он. – Это Кольбейн! Это Кольбейн дал то мясо собаке! Я не виноват! Не виноват!

Лукас высвободил свою одежду из кулаков Лейва.

– Да, не повезло тебе. Если сейчас выяснят, что это все ты сделал, страшно подумать, какое наказание тебя ждет.

– Кольбейн возьмет вину на себя! Он не станет меня выдавать!

Лукас усмехнулся.

– Ты так думаешь? Мне кажется, он был очень привязан к малышке Гретте. Возможно, его накажут, но и тебя он потянет за собой. А там придется и мне сознаться в том, что я видел…

Глаза Лейва, воспаленные от слез, забегали.

– Что ты видел?

– Как ты добавлял стекло в мясо для щенка.

– Ты не посмеешь!

Лукас вздохнул.

– Придется, дорогой кузен, придется.

Лейв схватил его за руки.

– Прошу, Лукас, не говори им! Умоляю!

Он упал на колени и завыл:

– Прошу! Только не говори им! Прошу!

Лукас молчал и смотрел на корчащегося у него в ногах кузена.

– Я сделаю что угодно, Лукас, только не говори им!

– Ну хорошо. Так и быть, Лейв.

Он похлопал его по плечу и вышел из комнаты.

– Так. Теперь второй.

Но Кольбейна нигде не было, ни в комнатах, ни в главной зале, где лежало тело Гретты. После долгих поисков, Лукас решил выйти из дворца и дойти до обрыва, где случилось несчастье. Так и было. Кольбейн стоял на самом краю и смотрел на реку под собой.

«Уж не хочет ли он броситься вниз с горя? – подумал Лукас. – Ну уж нет, кузен, сначала я получу с тебя твою долю унижения, а потом можешь и бросаться».

Он подошел к Кольбейну и встал рядом. Некоторое время они стояли молча. Лукас был не уверен, заметил ли его Кольбейн.

– Это ведь здесь произошло? – начал он. Но Кольбейн не отвечал. Были уже сумерки, дул сильный ветер, он путал длинные черные волосы Кольбейна, его лица Лукас не видел.

– Слышал, уже казнили слуг. Хотят выяснить, что же произошло с собакой.

Лукас замолчал, выжидая, но Кольбейн продолжал безмолвствовать.

– Будут всех расспрашивать, кто что видел. Спросят и меня. А что мне тогда останется делать? Придется сказать, что я видел, как Лейв начиняет собачье мясо стеклом.

Лукас начинал нервничать. Разговор развивался совсем не так, как он рассчитывал. «Он онемел? Почему молчит? Или ему все равно?»

– Лейв не выдержит. Он сдаст и себя, и тебя, Кольбейн. Страшно представить, что тогда вас ждет.

Эти слова наконец возымели действо, Кольбейн поднял голову и посмотрел на Лукаса. И ему стало жутко от этого взгляда. Он отпрянул назад, но решил не подавать вида и сказал:

– Но, если ты хочешь, я могу не говорить дяде и тети, что видел. Мне тоже не хочется, чтобы тебя наказали, кузен.

Неожиданно Кольбейн откинул голову и захохотал. Внутри у Лукаса все сжалось от ужаса.

– Что с тобой, Кольбейн?

Но тот поправил волосы и приблизился к Лукасу.

– Серьезно, ты видел Лейва? Тогда ты точно должен был узнать свои стеклянные шарики, побитые на осколки. Это ты тоже расскажешь, Лукас?

Именно тогда Лукас впервые испытал противное чувство проигрыша и трусости. И еще он понял – Кольбейн его враг.

Огромная мраморная купель была наполнена до кроев ароматной водой с плавающими лепестками цветов на поверхности, мерцающий свет разноцветных светильников наполнял помещение негой. Полдюжины служанок суетились вокруг юного герцога. Одна наливала в воду из фарфоровой амфоры душистое масло, другая растирала плечи и руки своего господина, третья подносила на большом серебряном блюде спелый виноград и сливы, четвертая стояла с кувшином с вином и то и дело наполняла золотой кубок, как только тот пустел.

– Ох, как же мне ненавистны все эти жалкие людишки, – говорил Лукас, отпивая вина, – стану императором, всех их уничтожу.

Он откинул голову и стал смотреть на потолок, выложенный зеркальной плиткой и декорированный лепниной.

– Еще смешнее было слушать эту долгую, нудную речь про достоинства и добродетели барона Эстфолла. Никогда в своей жизни не слышал более глупой и грубой лжи. Ни одного слова правды.

Лукас дернулся, поднялся по ступеням, подошел к огромному от потолка до пола зеркалу и стал себя рассматривать. Он был очень худым, с длинными руками и ногами, лицо красивое, с тонким профилем и чудесными глубокими глазами цвета голубого льда, его движения и походка менялись, они могли быть плавными и изящными, а через секунду – резкими и молниеносными, как у паука. Перед зеркалом стояло большое глубокое кресло. Не надевая одежды, Лукас погрузился в него, одна из девушек подошла к нему, держа поднос, на котором стояли различные шкатулки и пузырьки разной формы и цвета, она стала открывать их все по очереди, вливать на ладонь содержимое и осторожными движениями массировать лицо герцога. Вдруг какая-то темная фигура в черном вошла в купальню и приблизилась к креслу. Лукас открыл глаза.

– К вам гость, хозяин.

– Сколько раз тебе повторять, Дерг, что хозяева – это у собак, а ко мне надо обращаться «ваша светлость».

Слуга низко поклонился.

– Прошу простить меня ваша светлость.

Он выговаривал слова с сильным грубым акцентом, выдававшим в нем выходца из северных племен. Капюшон его куртки закрывал половину лица, на поясе блестел длинный кинжал. Лукас неохотно поднялся с кресла, и девушка накинула ему на плечи легкий халат, с рукавами такими длинными, что они тянулись шлейфом по полу. Купальня имела выход на широкую террасу с балюстрадой и просторной лестницей, ведущей прямо в сад. Именно по ней и спустились герцог и его слуга.

Если начало осени для жителей северных земель и умеренных широт всегда означало прощание с теплым летом, приходом холодов и затем снега, то для благословенного юга осень была любимым временем, временем, когда наконец можно было отдохнуть от изнуряющий жары. И Лукас, выйдя в сад в одном легком шелковом халате и мягких туфлях на босу ногу, совсем не ощущал дискомфорта. Он прошел розовую аллею и завернул за угол, здесь за стволом высокого каштана стоял человек, одетый по-крестьянски. В вечерних сумерках Лукас не сразу его узнал. Завидев приближающегося к нему герцога, человек тут же вышел из скрывавшей его тени.

– Вальгард?! Что ты тут делаешь?

– Спаси меня, Адейр! За мной погоня!

– О чем ты говоришь? Кто гонится за тобой?

– Стража императора!

– Но почему?

– Ронан, Мердок и Элбан, бургомистр Эженера – все они уже казнены, их семьи отправлены в ссылку на северные острова, а владения конфискованы. Шли и за мной, но я успел сбежать.

Лукас потрясенно уставился на своего гостя. Вальгард, маркиз Веринген, знатный вельможа, владеющий обширными землями в северной провинции недалеко от города Эженер. Он всегда ходил, одетый в дорогие меха, с огромными перстнями на толстых коротких пальцах, а на пирах, устроенных в своем замке, надевал на голову золотой обруч с сапфирами, что было строжайше запрещено, так как в Империи право надевать обруч было лишь у императора и его наследников. Виконт Ронан Фладе, граф Мердок Лемвинг и бургомистр Элбан Торн были лучшими друзьями маркиза Верингена, а заодно и одними из самых могущественных вассалов Северной провинции, фактически ее правителями. И теперь они все казнены. Как такое возможно? Лукас не мог поверить в услышанное, он посмотрел на тяжело дышащего маркиза Вальгарда и не смог сдержать чувства глубокого омерзения при виде его рваной грубой одежды с пятнами пота и грязи, его красного лба и толстых щек, покрытых испариной, которую тот пытался теперь вытереть трясущейся рукой.

– Ты не представляешь, Адейр, через что мне пришлось пройти!

– Тебе нужно отдышаться, дорогой друг, – произнес спокойно Лукас, – выпить вина и затем все в подробностях мне рассказать.

Чуть поодаль в зарослях рододендрона стояла беседка.

– Сюда, мой друг. Присаживайся, сейчас тебе принесут лучшего вина из моего погреба. Оно успокоит твои нервы.

Маркиз устало опустился на широкий мягкий диван. Лукас расположился в кресле напротив.