Kostenlos

Солнце, что следует за Луной. Наттеньеры

Text
Als gelesen kennzeichnen
Солнце, что следует за Луной. Наттеньеры
Audio
Солнце, что следует за Луной. Наттеньеры
Hörbuch
Wird gelesen Авточтец ЛитРес
1,10
Mehr erfahren
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Догель покачал головой.

– Нет, ваше высочество. Я знаю, кто вы. А вы так же знаете историю моей жизни. Как мои родители бежали из Северной Ардии в поисках лучшей доли, но вместо этого угодили в плен к дайсанам. Ни отца, ни мать я с тех пор не видел. Мне было девять, когда меня выставили на торжище и продали в рабство за десять золотых утен. Так и я попал в подчинение наместнику Баеду родному племяннику номаха Нинурта Великолепного, а дальше меня отправили гребцом на галеру. Целью всех наших выходов в море была нажива, грабеж торговых кораблей, но однажды нам встретился настоящий боевой галеон – ваш галеон, господин, ну и потом…

Кольбейн подошел к Догелю и по-дружески похлопал того по плечу.

– Да, то была славная битва, дружище, – произнес он с улыбкой, – до сих пор чувствую запах пороха и вижу горящую матчу того суденышка, на котором плавали те прихвостни –твои хозяева.

Догель стал развязывать черный шерстяной шарф, что был плотно намотан вокруг его шеи, в свете пламени камина взору предстали страшные бордовые шрамы, начинавшиеся у правой щеки и расползавшиеся по всему горлу вниз за ворот куртки.

– Та матча упала и придавила меня, в тот самый момент, когда я был готов пустить в вас стрелу, а вы, рискуя собственной жизнью, стали вытаскивать меня из-под обломков. Меня – вашего врага. И дальше больше, вы не только спасли и пощадили меня, но даровали свободу. Тогда я поклялся, что буду верен вам до последней капли крови.

Кольбейн иронично вскинул брови.

– Зачем ты сейчас это вспоминаешь, Догель? Что было – то прошло. Теперь ты – не раб более. Я спросил твое мнение о моем плане относительно того, как я хочу действовать в Северной Ардии, а ты ударился в воспоминания.

– Я это все говорил лишь потому, что хотел сказать – я ваш слуга. Я уже не принадлежу никакой стране, никакому царству. Но да, глубоко внутри меня еще живет надежда на то, что моя бедная родина сможет воспрять духом и скинуть диктат темных демонов, которые заполонили ее. Да, я хочу процветания Северной Ардии. Разве вы сами, ваше высочество, не говорили о том, что, если вдруг вам будет дана власть, вы никогда не повторите грехов своих предков и не станете завоевывать новые земли, что вы прежде всего хотите мира, ибо только он и есть залог процветания на земле.

– Ты отлично помнишь, все, что я говорил, – весело заметил Кольбейн. – Я никогда не откажусь от своих слов, Догель. Я в самом деле хочу, чтобы Северная Ардия восстала из пепла, чтобы снова, как и в былые времена, слава о доблести ее воинов и о красоте и добродетели ее жен слагали баллады и легенды, чтобы она, как и во времена Фламендеров, была добрым союзником и соседом. Но сейчас все что я могу сделать, это попробовать отвлечь пристальное внимание Совета от Империи и направить его на внутренние проблемы. Таким образом я одним выстрелом пробью сразу две цели.

Догель молчал. Юноша уже давно уяснил, что в любом споре или разговоре всегда правым выходит Кольбейн, и неважно, насколько изначально его идеи казались странными или неверными. Он всегда умел говорить так, что Догелю, да и многим другим оппонентам, ничего другого не оставалось, как согласиться, несмотря на внутреннее сопротивление предоставленным доводам.

– И все равно, ваше высочество, получается, что вы не ищете мира с вашими врагами.

– Ты сам прекрасно понимаешь, что мир с оголтелыми фанатиками и полузверями, которые захватили власть в Ардии, невозможен. Я всего лишь буду бороться с ними их же оружием. По-другому в этой войне, к сожалению, не победить. И ты мне в этом поможешь.

– Я всегда готов, выше высочество! Но как?

– Есть у меня одна идея. Хорошо бы тебе войти в доверие к их генералам.

Догель покачал головой, готовый возразить, но Кольбейн поднял руку, останавливая его.

– Подожди, дай мне закончить. Я отлично знаю, как мнительны и осторожны все ардийские вожди и командиры, не говоря уже о волках, никого постороннего они не подпустят к себе. Но если ты станешь для них не просто близким товарищем, но еще и спасителем?

– Как это возможно?

Кольбейн многозначительно улыбнулся и снова приблизился к карте.

– Вот здесь, – сказал он, ставя палец на карту, – находится одна из наших северных крепостей – Арнес, некоторое время назад мы захватили двоих ардийских генералов во время сражения. Это не волки-оборотни, но и эти ребята очень крепкие, и пока что не выдали нам ни одного имени или места. Вот к ним-то тебя и подселят в темницу.

Глаза Догеля расширились от удивления.

– Да-да, друг, – продолжал Кольбейн, – ты подсядешь к ним, как один из пойманных ардийских бойцов, кому, как не тебе, можно попробовать разговорить их. Северная Ардия твоя родная страна, у вас наверняка найдется множество тем для разговоров. А затем произойдет самое интересное.

– Что же?

– Ты поможешь им бежать, Догель. Все надо устроить максимально натурально, чтобы они и не поняли, что побег подстроен. Затем ты проследуешь с ними в Северную Ардию и уже там будешь вести себя по ситуации.

Догель поднялся и спокойно спросил:

– Какая моя главная цель, ваше высочество? Помимо передачи информации конечно.

– Узнать все о планах Высшего Совета, когда и где они хотят напасть и, если получится, выйти на людей, готовых оказывать сопротивление волкам и готовить переворот. Выяснить максимально подробно о Дагмаре и Совете. Я знаю, что слишком много возлагаю на тебя, Догель, но это только потому, что только ты один и способен это сделать, не сорвав ничего и не выдав себя. Только на тебя я и могу положиться.

Догель в почтении поклонился.

– Слушаюсь, ваше высочество, и благодарю за доверие! Когда мне приступать к операции?

Кольбейн достал из ящика стола свиток, скрепленный красной печатью и протянул Догелю.

– Возьми, передашь командиру крепости Акерсону, он тот, кому можно доверять, он все устроит. А сейчас пока отдыхай, набирайся сил, а завтра отправляйся. Тим и Рони будут сопровождать тебя до крепости, это ребята умные и толковые, и главное не трусы.

Послышался стук в дверь и вошел Клаус.

– Нижайше прошу простить меня, – произнес старик с поклоном, – ужин для господина Догеля готов.

– Можешь идти, мой друг, – произнес Кольбейн, – ты устал с дороги, тебе надо как следует отдохнуть.

Догель поклонился, взял свою шляпу и хотел уже идти, но тут остановился.

– Ваше высочество, есть еще кое-что, о чем я не успел сказать вам, – вдруг вспомнил он.

– Что же?

– Это насчет белых волков и той татуировки в виде дракона, что вы спрашивали.

Услышав это, Кольбейн быстро перевел взгляд на Клауса. Тот продолжал стоять в дверях, делая вид, что ему совершенно неинтересен разговор.

– Можешь идти, Клаус.

Старик виновато заулыбался и стал пятиться спиной к выходу. Кольбейн выждал момент, когда звуки шагов слуги стихнут за дверью и лишь только после этого подошел к Догелю.

– Говори.

Юноша кивнул и перешел на шепот.

– Еще по дороге в Северную Ардию я решил все дни моего пребывания в Арстаде, наблюдать за всем происходящим вокруг, особенно ночами. Свой дозор я держал на крыше того постоялого двора, где остановился. Местоположение было идеальным, так как этот дом располагался непосредственно рядом с главными воротами города, которые на ночь обычно наглухо закрываются. Но тут в одну ночь, почти перед самым моим отъездом, ворота неожиданно открылись и пропустили повозку, и что самое интересное, стражники, которые ее сопровождали, имели на своих поясах кинжалы из лунного камня.

– Оружие против волков?! – воскликнул пораженный Кольбейн.

– Вот именно! Меня это тоже потрясло, ваше высочество. Ведь оружие из лунного камня запрещено под страхом смертной казни в Северной Ардии. И тут! Я решил выяснить, кого же везут в той самой, наглухо заколоченной повозке. Крадясь за ними по темным переулкам города, я все ждал подходящего момента, чтобы подойти поближе, но он никак не выпадал, лошади не останавливались ни на мгновение, пока наконец не подъехали к замку Мрад. Раньше он принадлежал одному уважаемому семейству Ардии. Но с приходом волков, все члены семьи были казнены, а замок переделан в тюрьму. Повозка остановилась, и стражники направились к воротам, это и был мой единственный шанс. Я подбежал к повозке и заглянул в расщелины между досок. Там было темно, хоть глаз выколи. Лошади уже двинулись вперед, но тут тусклый свет луны упал внутрь, и единственное, что я успел заметить, это чью-то косматую шею, а не ней татуировку в виде дракона.

– Волки против волков… – задумался Кольбейн. – Те волки, что готовили нападение на императора двенадцать лет назад, носили у себя на шее татуировку в виде дракона. Но с тех пор ни я, ни другие воины ни разу не встречали их. Они исчезли. Остались только те, что имеют пиктограмму. Что это может быть, Догель? Война кланов?

Юноша пожал плечами.

– Сложно сказать, ваше высочество. Но очень похоже. Я долго после этого пытался выяснить хоть что-то об этой татуировке, заходил во все харчевни и злачные места, гулял по площади и рынку. Везде разгуливают вооруженные до зубов дайсаны, либо парни из простого населения. Люди не разговорчивы. Я понял, что начал своими вопросами привлекать к себе слишком много внимания, поэтому поспешил уехать.

– Ты все сделал верно, дружище! Ты рисковал своей жизнью и смог выяснить столько жизненно необходимой информации. Я знал, что могу рассчитывать на тебя.

Догель поклонился.

– Счастлив, если смог быть полезен, ваше высочество! И еще кое-что, – он на мгновение смолк, словно не уверенный насколько то, что он собирается сказать, имеет значение.

– Ну, говори! Любой нюанс, любая замеченная тобой странность может стать судьбоносной в этой войне.

– Простите меня, ваше высочество. Не знаю, действительно ли то, что со мной приключилось сегодня, можно назвать судьбоносным или скорее итогом моей глупости.

Кольбейн вопросительно посмотрел на Догеля.

 

– Дело в том, что по пути к вам, я остановился в Киле и по ошибке зашел в одну лавку. Это оказалась лавка старьевщика. Пренеприятный старикашка, хочу вам сказать, ваше высочество. Видимо, по моей одежде он решил, что я очень богатый господин и вцепился в меня так, что я уже и не знал, как сбежать оттуда. Но тут он достал из ларца нечто необычное, – Догель потянулся к небольшому мешочку, висевшему у него на поясе, и достал предмет. Это был необыкновенный красоты перстень с огромным изумрудом. Кольбейн осторожно взял его и поднес к позолоченному канделябру, стоявшему на каминной полке. Изумруд словно поглощал в себя свет, переливался и дышал.

– Старьевщик уверял меня, – продолжал он, – что это самый настоящий перстень Фламендеров и уговаривал меня купить его. Я поначалу отказывался, но старик был так убедителен, что я в какой-то момент поверил ему. Надо сказать, что цену я заплатил за этот перстень колоссальную. Вот теперь думаю, не дурень ли я? Ведь это наверняка подделка.

Кольбейн ничего не отвечал, он всматривался в узор вокруг камня.

– «Кровь в наших жилах, как огонь», – прочел он потрясенно. – Разве это возможно?

Догель внимательно следил за выражением лица своего господина.

– Ваше высочество, так это и вправду перстень Фламендеров?

– Да, друг! Это один из трех священных перстней их рода! Три священных перстня было у Фламендеров, а в них, так называемые, камни стихий: огня, воздуха и земли.

– Они обладали магической силой? – спросил Догель.

– Легенды говорят, что да. Один из них, перстень огня носили короли, и сейчас он на мне, – Кольбейн повернул правую руку, показывая символ императорской власти – красный перстень с золотым драконом. – Надев на меня этот перстень, дядя фактически передал всю власть в Империи мне. Теперь ты понимаешь, что это означает? Возможно, он и не обладает никакими сверхъестественными свойствами, но он – символ силы и власти. Король Оден, умирая, передал его вместе с жезлом Асбарну Наттеньеру – моему предку. Но было и два других перстня, с сапфиром и изумрудом, первый принадлежал принцу Ратмиру, второй – принцессе Далии. Но они должны были быть погребены в усыпальнице Фламендеров четыреста лет тому назад. Как такая вещь могла оказаться у кого-то? Пойдем, Догель! Надо немедленно ехать в Киль и найти этого старьевщика! Откуда у него мог появиться такой предмет?!

Кольбейн уже бросился надевать свой дорожный плащ.

– Ваше высочество, – остановил его Догель, – этого не надо делать. Я сразу выяснил у старика, откуда у него оказался перстень. Несколько месяцев назад в лавку приходила девушка и заложила его в обмен на две тысячи золотых драконов. Старьевщик сказал, что эта девушка была из прислуги вашего поместья.

– Что?! – воскликнул изумленно Кольбейн. Он снова посмотрел на перстень, взгляд его упал на внутреннюю сторону, где на потемневшем серебре среди узоров в виде роз было выгравировано «Елена».

ГЛАВА 12 – Предсмертное письмо

Елена решила не тушить свечу и лечь так. Завтра они с Варди уезжали, их ждал тяжелый и трудный путь. Не хотелось ни о чем думать, просто надо было закрыть глаза и уснуть, но именно это никак не удавалось сделать. Елена, не отрываясь, смотрела на закрытые ставни.

– Нет, я не буду их открывать! – заявила она упрямо и повернулась на другой бок.

Но тут же вскочила и распахнула окно. Она отчаянно всматривалась в темноту и в какой-то момент ей показалось, что там кто-то стоит. Она вскочила и тут же выбежала из комнаты.

– Кольбейн! – звала она, выбегая на улицу. Но вокруг никого не было, только пустой двор, холодный и мокрый от дождя. Шло время, она продолжала стоять и ждать.

– Где же ты? – шептала Елена замерзшими губами. – Почему… Почему не идешь?

Ноги занемели от холода, шаль, что была накинута на голову и плечи, намокла. Надо было идти. Съежившись и опустив глаза, Елена побрела назад. Опустившись на стул в своей комнате, она уронила голову на руки, тяжелая липкая шаль сползла на пол. Елена устало наклонилась, чтобы поднять ее, но тут ее взгляд упал на кровать Фреи, а точнее на то, что было под кроватью. В течение дня, занятая сборами она не замечала этого, а сейчас увидела – там стояла шкатулка.

– Что это такое?

Достав предмет и усевшись с ним на кровать, Елена стала внимательно его разглядывать. Это была простая деревянная шкатулка, в которой обычно хранили бумагу и чернила для письма, Елена видела что-то похожее у старой экономки в кабинете и во дворце на столах хозяев. Этот же, по всей видимости, принадлежал Фрее, хотя до этого Елена никогда не видела, чтобы подруга им пользовалась. Осторожно нажав на замок и подняв крышку, она заглянула внутрь. Там лежали два письма. Одно Елена узнала сразу – это было письмо матери Фреи, на втором же была написана одна буква Е, и это была буква не верейского алфавита, а Северной Ардии. Подняв глаза к открытому окну, Елена какое-то время задумчиво смотрела в пустоту, а затем взяла и развернула бумагу.

«Моя дорогая Елена, – так начала Фрея, – когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет. Прошу, не грусти обо мне, моя милая. Не плачь по долгу».

Ком подбежал к горлу Елены. Да, она не ошиблась, это письмо предназначалось для нее. Предсмертное письмо Фреи, написанное на языке Ард. Елена все еще не понимала, почему могла читать на этом странном, казавшимся ей таким чужим, языке. Неужели она и в самом деле с северных земель?

«Поначалу я не хотела тебе ничего рассказывать, – говорилось дальше в письме, – но сегодня ты, рискуя собственной жизнью, пришла проведать меня. Это так поразило меня. Я поняла, что не могу уйти, ничего тебе не объяснив. И сейчас, попросив у стражи перо с бумагой и свечу, я невероятно счастлива. Я пишу тебе свою исповедь на родном языке моей матери, это так дорого и важно для меня. Возможно, прочтя все это, ты возненавидишь меня, но я верю в твое сердце, которое так умеет любить и прощать.

Как я уже тебе рассказывала однажды, моя мать была благородной госпожой, а отец простым человеком. Они полюбили друг друга и сбежали из дома. В этом союзе родилась сначала моя сестра Лия, а затем и я. Ты веришь, что любовь может принести лишь счастье и радость, но для моих родителей она обернулась злым роком. После того, как моя мать умерла от тяжелой болезни, мы с сестрой и отцом постоянно скитались из города в город, из деревни в деревню. Были времена, когда мы по несколько дней не видели и корки хлеба. К счастью, Лия и я всегда отличались очень сильным здоровьем, даже пережили эпидемию и остались живы. Вскоре семья одного купца, согласилась взять Лию к себе в работницы, оформили ее, как крепостную. Мы с отцом тогда очень обрадовались, наконец-то хотя бы у нее появиться постоянная работа и крыша над головой. Для нас это было самым настоящим счастьем, тут и отец нашел в том же городе работу в кузнице. Жизнь, казалось, начала налаживаться. Мы часто виделись с сестрой. Мать успела научить Лию читать и писать, и та старалась поддерживать и развивать свои знания и учить меня. Все было так хорошо и спокойно целых пять лет. А потом случилась беда, в том городе, где мы жили, убили губернатора, и обвинили в этом купца – главу семейства, в котором работала Лия. Его самого сослали, купеческое дело стало разваливаться, хозяйка уже не могла содержать большое количество прислуги, и Лию, как крепостную, продали. Мы с отцом сразу узнали, что ее купило поместье Наттеньер, и надеялись, собрав денег, поехать к ней. Но быстро не смогли этого сделать, все откладывали. Наконец мы накопили необходимую сумму и отправились в путь. Мы знали, что в округе полно бандитов, поэтому ехали только в светлое время суток, на ночь просились переночевать в селах и деревнях. Больше всего мы боялись нарваться на дайсанов, шайки которых прорывались через границу и орудовали поблизости, поэтому в тот день, когда увидели направляющихся в нашу сторону военных в имперских латах и со знаменами, очень обрадовались. Отец даже помахал им рукой. К несчастью, это оказались дезертиры. Они налетели на нас, забрали все до последней нитки, отца жестоко избили, а меня… Сейчас, вновь вспоминая тот страшный день, чувствую, как мои руки, начинают трястись от безудержного гнева, от страшного бессилия. Почему это случилось со мной? Ведь мне было лишь двенадцать, Елена. Совсем ребенок. И тогда, видя перед своими глазами стонущего отца, с запекшейся кровью на губах, и чувствуя боль во всем своем истерзанном теле, я возненавидела все живое вокруг, и впервые страстно захотела убивать. Наигравшись с нами, дезертиры решили взять нас в качестве своих рабов, для потехи и забавы. Сами они направлялись на восток, где планировали соединиться с ордой варваров и захватить несколько городов, попутно грабя, разоряя и сжигая целые деревни, безжалостно убивая людей. Это был один сплошной кошмар, Елена. Кругом крики, стоны, плачь детей, мольбы о помиловании. Но этим зверям было не ведомо милосердие. Я так страстно желала умереть, лишь бы больше не видеть этого. И именно тогда среди полного отчаяния и смерти, я впервые увидела его – Кольбейна Наттеньера. Мужчины той несчастной деревни, на которую напали дезертиры, храбро сражались, но силы были не равны, и вот помню, один юноша встал перед своим домом, в котором прятались его родители и жена с детьми, в руках из оружия – только вилы. Главарь шайки достал меч и понесся на него, как вдруг прямо перед ним выскочил всадник. Это был Кольбейн. Он одним ударом снес голову главаря. И тут же вся шайка замерла. С нараставшим ужасом они смотрели на то, как обезглавленное тело их предводителя повалилось с лошади на землю.

– Поганой крысе – поганая смерть, – усмехнулся Кольбейн и плюнул в труп главаря.

Он был совершенно один. Но никто из шайки не решался напасть на него, неожиданная гибель главаря и грозный вид самого всадника в латах и с обнаженным окровавленным мечом, подействовала на них гипнотически. Заметив растерянность своих врагов, Кольбейн рассмеялся.

– Что же вы не нападаете на меня? Или вы только и способны, что резать безоружных женщин, да детей? А равный соперник вам не по зубам?

И вот тогда, словно по команде вся шайка бросилась на него. Кто с мечами, кто с булавами и дубинками, они окружили Кольбейна, но даже это не помогало им одолеть его. Он был словно божество, непобедимый, неуязвимый, не сражался, а словно танцевал на своем черном коне. Мужчины деревни, увидев это, воспряли духом, взялись за оружие и стали помогать своему спасителю, их примеру последовали и женщины. О, Елена, если бы только мои руки не были связаны, я тоже взяла меч и начала убивать тех проклятых зверей. За все то горе, что они принесли мне и моему отцу, за всех тех невинно убитых и истерзанных на моих глазах людей. Это был день спасения для жителей той деревни, и день моего освобождения. Вскоре подоспел отряд, который возглавлял Кольбейн, и добил оставшихся дезертиров, которые, поняв, что разбиты, пустились в бегство. Я сидела в одной из повозок посреди награбленного добра, Кольбейн подъехал ко мне и ножом разрезал веревки, стягивавшие мои руки. Я помню, как он взглянул на меня и спросил:

– Все ли с тобой в порядке, дитя?

Был ли у меня хотя бы один шанс не влюбиться в него тогда? Ты сама прекрасно знаешь, Елена, что это невозможно. В один миг все вокруг для меня умерло, остался он один во всем мире – мое солнце, мой воздух, моя жизнь. Кольбейн сам помогал лечить раненных, в том числе и моего отца, а когда узнал, что он кузнец, предложил ему остаться в отряде и ковать лошадей. Конечно же мой отец согласился. Так мы и стали жить в вечных военных походах. Отец все сокрушался, что мы не навестили Лию, я же все забыла, даже сестру. Теперь мое существо жаждало лишь одного, чтобы Кольбейн полюбил меня. Но как это сделать? Он всегда был так занят, ему было не до меня. Мы с отцом оставались в безопасности при штабе, Кольбейн же всегда на острие опасности зачищал земли от орд диких племен или разбойников, после одной особенно ожесточенной битвы, он был тяжело ранен, но отказывался от помощи до последнего, пока не убедился, что все остальные, кто пострадал в бою вместе с ним, перевязаны и получили лечение. Это было впервые, когда он оставался в штабе так долго, и я подумала, что это мой шанс обратить наконец его внимание на себя. К тому времени я была на год старше, я видела сама и другие говорили мне, насколько моя красота ослепительна. Но меня страшно злило, что это замечали все, кроме Кольбейна. Он словно не видел меня, все время глубоко погруженный в свои мысли, даже, если я обращалась к нему, он мог ответить с вежливой улыбкой, но его глаза оставались такими спокойными, такими равнодушными, что я едва сдерживала слезы от обиды. Ревность сжигала меня изнутри черным огнем, я начала ненавидеть всех, кому он улыбался, с кем был мил. Его внимание должно быть только моим и ничьим более. И вот однажды вечером я пришла к нему. Я хотела увидеть в его глазах какое угодно чувство, но только не равнодушие. И я добилась этого. Как же он был поражен, увидев, как я сбросила с себя платье и предстала нагой перед ним.

 

– Фрея, дитя мое, что ты делаешь? – спросил он удивленно.

Эти слова прожгли меня насквозь.

– Какое я вам дитя?! – крикнула я. – Знайте же, я люблю вас! Почему не замечаете меня? Разве я уродина какая? Почему так равнодушны ко мне?

Я подошла к нему и поцеловала в губы.

– Теперь вы видите, что я больше не ребенок? Я женщина, я пришла к вам, чтобы сказать, что я вся ваша. Кольбейн, я люблю вас!

Как же я была счастлива, увидев какое смятение мои действия произвели на него. Я чувствовала, как его глаза скользили по моему обнаженному телу. Он наклонился, я так ждала, что его губы прикоснуться к моим, но нет. Вместо этого Кольбейн поднял мой плащ и укрыл им меня.

– Не делай этого, Фрея, – сказал он, заботливо повязывая ленты плаща, – ты еще ребенок и можешь совершить много глупостей.

Я не могла поверить своим ушам.

– Так вы отвергаете меня? Почему? Скажите, почему?!

Ярость и обида жгли меня. Я была уверена, что это сработает. Но нет, снова провал.

– Потому что я не совращаю детей! – ответил он уже резко. – Фрея, приди в себя! Если твой отец узнает, что он скажет?

Но я его уже не слушала, так как выбежала прочь из комнаты. Думаю, тогда это и началось. Ненависть, обида, ревность сплелись в такой страшный глубок в моем сердце, что не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Они грызли меня, сводили с ума. «Он не любит меня, – думала я, – пускай, но и полюбить другую я ему просто не дам. Нет, любая женщина, которая только начнет ему нравится, будет мною уничтожена».

В те дни Кольбейн находился в подчинении у генерала Эдварда Хансена, именно он на тот момент был верховным полководцем Империи. Кольбейн очень уважал этого человека и его семью, но иногда во время их светских разговоров, я замечала, как его глаза вспыхивали темным огнем. Дело в том, что Кольбейна прочили на место лорда Хансен, но когда это произойдет, никто не знал, ведь для этого генералу надо было либо умереть, либо добровольно уйти на покой, что тот пока делать не собирался. Кольбейн никогда в этом не признается, но он жаждал получить этот пост, эту власть, она была нужна ему. Став верховным полководцем, он бы привлек внимание императора, а значит его шансы на престол стали бы вполне реальными. И чтобы добиться этого, он решил очаровать дочку генерала – Флору. Все это происходило перед моими глазами, так как незадолго до этого, Кольбейн устроил меня в дом Хансен помощницей швеи, а затем, когда все узнали, что я пишу и читаю на двух языках, – приставили лично к генеральше – леди Хансен, разбирать ее почту и отвечать за нее на письма. К тому времени, как Кольбейн стал частым гостем в доме генерала, Флоре прочили в женихи совершенно другого юношу, помолвки еще не было, но все негласно между собой уже их поженили. Да и сами молодые люди были влюблены друг в друга без памяти. Но тут появился Кольбейн и всего в пару дней вскружил голову несчастной генеральской дочке настолько, что та совершенно позабыла о своем женихе, а потом и вовсе отказалась от помолвки. Тот жених, как я слышала, даже вызывал Кольбейна на дуэль на мечах, которая закончилась меньше, чем за минуту безоговорочной победой Кольбейна. Эта история была ему лишь на руку, так как делала его абсолютным победителем в глазах и без того влюбленной Флоры. Я видела, как методично и хладнокровно Кольбейн идет к своей цели, с какой легкостью он разрушил юную любовь, которая мешала ему. Но самое ужасное было то, что он не любил Флору. Улыбаясь ей или делая комплимент, его глаза оставались такими же спокойными и холодными, как всегда. Это был голый расчет. Я ненавидела его за это. Меня он тоже не любил, но из-за того, что я была незнатна и небогата, отверг. Эту же богатую, легкомысленную дурочку готов был взять в жены. И тогда я решила отомстить ему – убить его невесту. Путешествуя с войсками по Империи, мы однажды остановились в одной восточной деревне, его жители особенно прониклись ко мне, а женщины научили меня делать одно лекарство, помогающее от болезней живота. Нюанс заключался в том, что если ошибиться в пропорциях при изготовлении этого лекарства, то оно превращалось в страшный яд, убивающий практически мгновенно. Именно его я хотела использовать, но сначала этот яд надо было на ком-то испробовать. Поэтому сперва я подбросила отравленную иглу служанке, что прислуживала Кольбейну, когда тот приезжал в дом Хансен. Я давно мечтала свести ее со свету, так как она слишком много и двусмысленно улыбалась ему. Действие яда поразило меня. Меньше, чем за минуту ее не стало. Я смотрела на бездыханное тело, на панику, что поднялась по всему дому, и ледяной ужас медленно вползал в мою душу и сознание. Что я наделала? Я превратилась в монстра, и этот монстр требовал еще жертв. Мне нужно было действовать быстро, чтобы все выглядело так, словно смерть наступила от неизвестной инфекции, а не от яда. И я, не мешкая, убила Флору. Кольбейн тогда отсутствовал, а когда вернулся, нашел дом в глубоком трауре. Лорд и леди Хансен плакали и стенали над телом своей умершей дочери. Из-за опасности, что инфекция может распространиться, Кольбейн посоветовал всем покинуть дом, а сам остался внутри вместе с парой людей расследовать случившееся. Все было слишком стремительно, поэтому я не успела выбросить остатки яда, что находились в моей комнате. Именно это и выдало меня. О, я помню его лицо, когда выяснилось, кто за всем стоит.

– Фрея, что ты наделала? – спрашивал он потрясенно. – Ты лишила жизней двух молодых девушек, повергла в страшное горе семью, которая относилась к тебе, как к родной дочери? Как ты могла совершить такой чудовищный поступок?

Я ничего не отвечала, лишь смотрела в его глаза. В них теперь читались гнев и отвращение, но я была рада этому, пусть он ненавидит меня, презирает, но по крайней мере не смотрит так, будто меня вовсе не существует.

Мой бедный отец, узнав, что я совершила, бросился умолять Кольбейна пожалеть меня. И он, к моему огромному удивлению, в самом деле не выдал меня. Вместо этого отправил нас с отцом в другой город, где недавно была построена народная лечебница. Кольбейн убежден, что поступил так из сострадания к моему отцу и мне, я же уверена, что он просто не хотел компрометировать себя, ведь я была его протеже в семье генерала, и поэтому поспешил упрятать меня подальше, а смерть Флоры и служанки выдал за пищевое отравление.

В той лечебнице, в которую отправил нас Кольбейн, я и встретила Лию. Она умирала от туберкулеза в деревянном сарае с прохудившейся крышей, здесь размещали всех больных бродяг города, дабы они не распространяли заразу. Тогда я и узнала ее историю. Как бесчеловечно поступили герцог Лейв и герцогиня Родгена, как отобрали ребенка, которого сестра так хотела оставить. Все это потрясло меня. Мы с отцом надеялись, что Лия живет в спокойствии и достатке, а вместо этого, она, оказывается, уже давно вела жизнь попрошайки и была смертельно больна. Через пару дней Лия умерла у меня на руках, а вскоре не стало и отца, он так и не смог пережить того, что я совершила. Почему я тогда не последовала за ними? Что у меня осталось в этом мире? Но меня мучили гнев и желание отомстить за сестру, я хотела, чтобы Лейв и Родгена поплатились за свой поступок. Так я и появилась в поместье Наттеньер. Я не рассчитывала встретить здесь Кольбейна, даже страшилась этого, ведь мое помешательство могло вернуться и не дать мне действовать хладнокровно. Узнав же, что он все-таки в поместье, я молила Небеса, чтобы не встретиться с ним, но нас послали мыть те витражи в галерее. Там я и увидела его вновь после долгой разлуки. Такой же красивый, самоуверенный и равнодушный. И вдруг ты падаешь с лестницы. И что же я вижу? Кольбейн в страшном испуге, забыв обо всем, бежит спасать тебя, но, увидев тебя на руках у Варди, в его глазах, всегда таких спокойных и равнодушных, бушует буря из растерянности, гнева и страсти. Я была потрясена, была зла, уснувший демон снова пробудился во мне с новой силой. О, как я возненавидела тебя, Елена, если бы только ты знала. Я желала убить тебя. Каждую ночь, сидя возле тебя спящей, я вглядывалась в черты твоего лица, изучала, наблюдала. Я готовилась нанести удар. Но так и не сделала этого, зато я отравила Вигдис. Ты спросишь – зачем? Кольбейн снова делал с ней то же самое, что и с Флорой. Богатая невеста, выгодная партия. Но потом осознала, что истинной причиной его ухаживаний за Вигдис, было другое – он пытался таким образом спрятать тебя от меня, защитить от возможной опасности свою настоящую любовь. Это поразило меня. Я видела, как он шел на любой риск, как волновался за тебя и, как ни старался, не мог скрыть этого.