Ветер проникал в светлую комнату, качая занавески. Я смотрела, как летает зеленая ткань. Солнечный свет скользил по покрывалу. Я села. Остальные койки были пусты. В палате никого не было. Я провела по лицу ладонью. Вошла медсестра. Она поинтересовалась о моём самочувствии и закрыла окно. Если оценивать только физические ощущения, то я чувствовала себя прекрасно. Медсестра вышла и вскоре появилась в палате вместе с врачом. Мы обсудили с ним моё состояние. Я рассказала о своих прошлых заболеваниях. Врач сообщил, что я провела в больнице один день. Он объяснил мне, что яд морского василиска затормозил процесс возвращения памяти. Сейчас моё состояние оценивалось, как хорошее. Мне больше не нужно было находиться в больнице. Я поблагодарила врача. Медсестра принесла мне мои вещи. Я была одета в больничную рубаху. В дверь постучали. В палату вошёл Демид. Он был одет в свободные светлые брюки и такую же рубашку. Демид взял стул и сел возле больничной койки. Мне показалось, что он был несколько взволнован.

– Я оставил свой пост, – сказал он.

Его угнетало то, что было сделано им в прошлом. Я видела это.

– Демид, я благодарно за всё то, что вы для меня сделали. Я не вправе судить вас, – сказала я. – Почему я в больнице? – спросила я.

– Это решение Серафима. Он скоро явиться сюда, – ответил Демид. – Неделю назад стало известно положение в Аспе.

Он дал мне папку. В ней лежали газеты. Я принялась читать ирийскую прессу. Гнев аспанского народа был неумолим. Весь ужас бесчеловечных опытов над людьми; правда о короле, убившем собственных жён; принце-наркомане и безнаказанных деяниях правоохранительных органов распалили злобное пламя во всех слоях населения. Первая волна гнева зародилась в бедных районах, распространяясь по всей стране. Подхватили волну ярости сотрудники СОА, следом за ними разгорелись военные. Армия страны разделилась на два противоборствующих лагеря. Я увидела фотографию начальника отдела, в котором я работала. Его мерзкая рожа раздражала меня. В газете рассказывалось, что его избили возле дома толпа народу. Он скончался, не приходя в сознание. Революция полыхала на улицах страны. На одной из фотографии я увидела людей в белых халатах. Они помогали раненым. В их числе был и Гай. Он сидел рядом с телом женщины. На фотографии его лицо можно было отлично разглядеть. У него было серьёзное и скорбящее выражение лица. Таким я увидела его впервые. Города заполнялись кровью. Заводы и частные больницы пылали в огне. Разъяренный народ разрывал виновных. Преступления карали преступников. Я присмотрелась к фотографии в газете и разглядела своё лицо на плакате. Внизу яркими красными буквами было написано: «За Революцию! За Равенство! За Братство! Вместе освободим страну!» Плакат несли двоё мужчин и две женщины. Я удивленно разглядывала своё лицо на плакате. Пики, вилы, пистолеты, всё это шло как оружие против власти. Я взяла другую газету. Она была на аспанском языке. Месяц назад король и его старший сын умерли от передозировки ага в своих апартаментах. Я увидела дом принца Вильяма, объятый огнём. Возгорание началось из комнаты принца. Вильям сгорел заживо. Вся прислуга принца была умерщвлена. Тела людей лежали по кругу возле стола принца. Их головы были обращены в сторону Вильяма. Руки и ноги были сломаны и вывернуты в разные стороны. Я вспомнила принца и вздрогнула, припомнив его слова. Это был не просто бред сумасшедшего, а план убийства. Меня вновь встряхнуло от осознания этого. Он мог вполне убить и меня, отрубив мне голову и положив себе на стол. Вильям бы разглядывал её, как всегда немигающим взглядом. Я поежилась. Демид наблюдал за мной. Я продолжила читать. Народ, насытившись, успокоился. Теперь Аспа должна построить новое будущее на кровавом пепелище. Создалось временное правительство. Стране нужен новый монарх. В папке лежала записка. В ней было написано: «Всё сделано. Ваши девушки прекрасны. Ганс». Я перечитала записку и задумалась.

– Так вот кто помог вам с фальсификацией тел. Стоило догадаться раньше, – сказала я. – У них всё в порядке?

– Да. Твои друзья скоро навестят тебя, – ответил Демид.

Я улыбнулась. Мне хотелось их увидеть. Я вновь взглянула на фотографию с моим лицом на плакате.

– Ты – лицо революции, – сказал он.

– Да, лицо совершенных преступлений, – произнесла я. – Меня превратили в героя, но я не считаю себя таковым.

– Ты похожа на Джона в юности, – сказал Демид, улыбнувшись.

Я резко встала и воскликнула:

– Никогда не говорите об этом! Больше никогда!

Демид промолчал. Я вспомнила о злополучных документах отца. Сев на кровать, я сказала:

– Пришло время узнать, что таят документы Джона.

– Тебе нужно знать, что они принадлежат тебе. Твой отец позаботился о том, чтобы ты стала их владельцем после его смерти, – сказал Демид. – Документ, подтверждающий это, я хранил все эти годы.

– Спасибо, – сказала я. – Могу предположить, что есть лица, считающие эти документы важными для науки. Так ведь?

– Да, – ответил Демид. – Хочешь придать огласки содержимое документов?

– Только то, что не будет являться опасным, – ответила я. – Про эти документы слишком много слухов, так что ужно их развеять или подтвердить.

– Я понял тебя, – сказал Демид. – Потребуется время. Примерно месяц. Раскроется тот факт, что ты жива.

– Я готова ждать, – ответила я. – Если этот факт не навредит вам, то я не против, чтобы люди узнали о том, что я жива. Мне бы только хотелось, чтобы меня не донимали журналисты.

– После твоего «воскрешения» будет шум, но потом всё утихнет, – сказал Демид. – Всё будет выглядеть так, будто Ирий спас жизнь аспанского героя революции.

– Эта роль мне не по нраву, – сказала я, поморщившись. – Сейчас главное для меня это жизнь Джун!

– Сегодня её доставили сюда, – сказал Демид.

– Она здесь? – удивилась я и нахмурилась. – Где Серафим?

– Он должен появиться здесь, – ответил он. – Меня ждут дела.

Мы попрощались. Я быстро переоделась, застелила постель и положила на кровать больничную рубаху. Выйдя из палаты, я оглядела коридор. Из палаты вышла медсестра. Я хотела подойти к ней, но заметила Серафима. Он шёл ко мне. Его седая коса лежала на плече.

– Что с Джун? – спросила я у него. – Почему она здесь?

– Найден способ вывести её из комы и поставить на ноги. Его предложил молодой врач, – ответил Серафим. – Как ты себя чувствуешь?

– Со мной всё хорошо, – ответила я и облегченно вздохнула. – Значит, не зря мы надеялись на вашу медицину, – улыбнулась я. – Что это за способ?

– Агневизация, – ответил Серафим. – Лечение с помощью воздействия агния.

Я чуть не задохнулась от нахлынувших на меня эмоций и, схватив Серафима за рубаху, я воскликнула:

– Вы с ума сошли?! Я вас самих подвергну этому воздействию!

– Не стоит переживать, – сказал Серафим и убрал мои руки. – Агний используется и в медицинских целях.

– Предполагаю, что кома Джун, как раз из-за влияния агния, – сказала я. – Это страна пропитана им, а вы утверждаете мне, что он её вылечит! Никогда в это не поверю! – негодовала я.

Медсестра попросила не кричать в коридоре, но я проигнорировала её. Я внимательно следила за Серафимом. Он спокойно смотрел на меня.

– Тебе следует научиться слушать, – сказал балий.

Меня раздражали его наставления, но я сказала:

– Я слушаю.

Мы вышли на улицу. Здания больницы были построены по кругу. В центре стоял ярусный фонтан. Мы расположились на скамейке возле него. Я смотрела на Серафима, ожидая. Он спокойно наблюдал за струями воды в фонтане. Я кашлянула, напомнив о своем присутствии. Он взглянул на меня и улыбнулась. Моё терпение плавно заканчивалось.

– Агний – это металл, предположительно созданный людьми Старого Мира. Известно, что его воздействие может изменяться. Всё зависит от среды, в которой он находиться. Агнием называют первозданный металл, а его сплавы называются рагнием. В теле Джун Ланнер не агний, а рагний. В технологически развитые страны невозможна безопасная поставка агния, поэтому был изобретен рагний. Я предполагаю, что рагний, который находиться в теле девушки, подвергли химическом воздействию в попытке изменить его излучение и приблизить к агнию. Этот металл сросся с позвоночником девушки, и извлечь его невозможно, – рассказывал Серафим. – Если положить рядом агний и рагний, при таком соседстве их энергия будет направлена друг против друга. Агний будет преобладать над рагнием своим излучением. Ученые в шутку называют это агневым противоборством, – балий смотрел на меня. – Сначала с помощью агневизации Джун выведут из состояния комы, а потом в её тело внедрят агний для того, что избавить её от паралича.

– Всё это звучит рискованно, – сказала я.

– Риск есть всегда, – ответил Серафим. – Почему ты оказалась здесь? – спросил он.

– Этот полёт был ради Джун, – ответила я.

– Это было рискованно, но ты пошла на этот риск. Почему? – продолжил интересоваться Серафим.

– К чему все эти расспросы? – спросила я.

– Теперь уже поздно бояться, – ответил он. – Кома твоей подруги не из-за агния. Всему виной тяжелый перелёт.

Я задумалась об агнии. Всё что я узнала об этом металле, отличалось от того, что я слышала в Аспе.

– Раньше я никогда не слышала о рагнии, – сказала я.

– В других странах нет агния и они не могут знать, того чего знаем мы. Металл, который закупают у нас другие страны это рагний, но они называют его агнием, – ответил Серафим.

– Другим странам не известно о той трагедии тридцать лет назад? – спросила я.

– Об этом умалчивают, – ответил Серафим. – Многим людям не выгодно, чтобы раскрылась правда о том, что это рагний. Агний – редкий, необычный и дорогой металл. Рагний выдают за агний и таким образом зарабатывают большие деньги.

– Внешне возможно отличить агний от рагния? – интересовалась я.

– Агний имеет насыщенный оранжевый цвет, встречается и красный оттенок. Рагний бледного рыжего цвета, – ответил балий.

Мы замолчали. Я смотрела на воду в фонтане. Мне вспомнился полёт.

– Я боюсь, что всё окажется напрасным, – сказала я. – Одной надежды недостаточно для совершения чуда.

– Агневизация уже началась, и продлиться ещё несколько часов, – сказал Серафим.

– Почему вы сразу не сказали? – воскликнула я, подскакивая. – Где? В каком кабинете?

Серафим указал на корпус и сказал номер кабинета. Я побежала к зданию.

– Чудо уже свершилось, – послышался мне голос Серафима.

Я обернулась. Балий любовался фонтаном. Я влетела в корпус. Медицинский персонал удивленно взглянул на меня. Медсестра спросила к кому я направляюсь. Я назвала имя. Возле лифта стояли люди. На его дверях был нарисован значок солнечной энергии. Я побежала по лестнице на подземный этаж. В конце коридора висела табличка с нужным номером. Путь преграждали металлические решетки. За ними была тяжелая, деревянная дверь. Вход людям без специального костюма и посторонним был воспрещён. Я села на мягкий стул. Через час я уже не могла найти себе места. Медсестра из соседнего кабинета наблюдала за мной. Через два часа мой желудок начал требовать еду. Над кабинетом горела красная лампочка. Я вздохнула и откинула голову назад. Нервно дергая ногой, я ждала. В коридоре появилась Альба в длинных шортах и футболке. Она подсела ко мне и достала контейнер с едой. Слюни заполнили мой рот. Поблагодарив её, я принялась есть. Она налила мне чая из термоса.

– Расскажи мне о Джун, – попросила Альба.

Я начала свой рассказ с армии. Воспоминания о наших драках вызывало у меня улыбку. Время шло. Я рассказала об опытах, брате Джун и её жизни до полета на Ирий. Альба слушала меня, поглядывая на кабинет, где сейчас находилась Малышка. У неё было серьезное и в тоже время печальное лицо.

– Она будет рада познакомиться с тобой, – сказала я, понимая, что Альба переживает из-за этого.

Она улыбнулась. Меня потянуло в сон. Я взглянула на термос и догадалась, что всему виной чай. Я задремала, а проснулась от того что меня трясли. Над кабинетом загорелась зелёная лампочка. Альба потянула меня за руку. Мы отошли на небольшое расстояние. Дверь открылась. Медицинский персонал в белых костюмах, закрывающих все части тела, вывезли на каталке Джун. На её лице была маска. Её глаза были открыты. Я подбежала к ней. Джун заметила меня. Я осталась с ней в палате. Альба вернулась в святилище, всунув мне в руку записку. Малышке поставили капельницу. Она смотрела на меня. Я улыбнулась.

– Странное ощущение, – тихо сказала она. – Словно по всему моему телу бегают муравьи.

Я удивилась её словам. Глаза Джун постепенно закрывались. Она была сонной. Я дотронулась до её руки.

– Я рада, что ты здесь, – прошептала она, засыпая.

Я погладила её по руке, улыбаясь. Её ладонь дернулась.

– Джун! – воскликнула я, но она уже спала.

В палату вошёл молодой врач и медсестра. Я подошла к нему и рассказала о том, что рука Малышки шевельнулась. Врач записал это себе в блокнот. Меня попросили идти домой и отдохнуть. Выйдя из больницы, я зевнула и взглянула на листья деревьев, освещенные заходящим солнцем. Я улыбнулась, и слёзы счастья скатились по щекам. На душе стало легко и радостно. Всё это казалось нереальным, словно во сне. Я подошла к фонтану и подставила ладони под прохладную воду. Это реальность, на которую мы так надеялись. То, что казалось невозможным стало реальным. Из кармашка платья я достала записку. Она была от Лео. Он ждал меня в святилище. Мне вспомнился Анри. Я села на скамейку. Мне стало грустно. Я так и не поговорила с ним. Мне хотелось многое спросить у него. Теперь я знала кто он. Мне вспомнилось наше первое знакомство. Возможно, он никогда не любил меня. Я хотела узнать о его чувствах ко мне, даже сейчас, это было важным для меня. Я взглянула на записку от Леопольда. Он ждал меня. Я, вздохнув, отправилась в святилище. Пёс с жесткой короткой шерстью вёз меня в нужное место. Я задумалась об отношениях между мной и Лео. Прошлые мои связи были кратковременны. Начало всегда было прекрасно, но мои чувства быстро стихали. Я чувствовала вину, потому что не любила этих людей. Ими я скрашивала свою жизнь и когда их краски заканчивались, я уходила. Так было всегда. Чувство влюблённости испарялось и появлялось раздражение. Возможно, с Вилом было бы то же самое. Наша встреча могла охладить мои чувства, но именно чувства к этому человеку не давали мне полностью отдаться новым ощущениям и эмоциям с другими людьми. Я не знала, чтобы было, если бы мы стали встречаться. Эти отношения могли оказаться слишком болезненными для меня. Из-за чувств к Вилу я совершила много ошибок. Погруженная в свои мысли, я не сразу поняла, что пёс остановился.

Возле святилища я увидела Лео и Серафима. Они что-то обсуждали. Я смотрела на лицо Леопольда и его рыжие волосы. Уже было довольно темно, но если бы сейчас светило полуденное солнце, то волосы Лео сияли бы насыщенными оранжевыми красками. Он заметил меня. Мне захотелось убежать и спрятаться. Серафим вошёл внутрь здания. Леопольд подошёл ко мне. Его лицо было обветрено.

– Моя память вернулась, – сказала я.

Лео смотрел на меня и молчал. Я взглянула в его зеленые глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Хорошо, – ответила я.

Мы замолчали. Я смотрела на красные участки его кожи и думала о том, что если я дотронусь до его лица, ему может быть больно.

– Я не могу быть с тобой, – сказала я.

– Понятно, – ответил Лео. – Мне пора.

Он ушёл. Я вошла в свою комнату, зажгла свечи и села на стул. Я достала тетрадь, в которой нарисовала лица дорогих мне людей. Никогда раньше не пробовала рисовать. Я посмотрела на нарисованные лица, получилось очень правдоподобно. Я нежно провела по лицу Джека. Решив нарисовать ещё один портрет, я нашла карандаш и стала рисовать лицо Джун, но почему то получилось косо и некрасиво. У меня больше не получалось рисовать так, как раньше. Это удивляло. Жаль, что теперь я не могла так красиво рисовать. Мне стоило в детстве развивать этот талант в себе. Я даже вновь хотела потерять память ради того, чтобы нарисовать что-то прекрасное. Но всё же это казалось странным. Я заглянула в комнату Серафима. Он читал книгу в однотонной обложке без названия. Горела лампада. Я присела на диван. Серафим отложил книгу и повернулся ко мне.

– Объясните почему, когда я потеряла память, то хорошо рисовала, но когда память вернулась, я стала рисовать, как маленький ребенок, – сказала я.

– Это не связанно с амнезией, – ответил Серафим. – Твоя болезнь возникла в восемнадцать лет вследствие травмы и прогрессировала из-за невнимательности к своему здоровью.

– Вы уже успели поговорить с моим врачом, – улыбнулась я. – Только вот с чего он решил, что я была невнимательна к своему здоровью?

– Это не так? – спросил Серафим.

– Амнезия прогрессировала из-за стресса и переживаний, – ответила я.

– Это и есть невнимательность к своему здоровью, – сказал балий. – Переживания – это как насморк.

Я вздохнула, сдаваясь. Серафим поставил чайник. На плите я заметила значок солнечной энергии, а в углу комнаты сменную солнечную батарею. Она вставлялась внутрь кухонной плиты и давала энергию для приготовления пищи.

– Яд морского василиска запустил изменения в твоём мозгу, когда действие яда полностью прекратилось, мозг стал работать, как и прежде, – сказал Серафим. – Вот почему ты могла хорошо рисовать. Если тебе нравиться этим заниматься, развивай это.

Я молчала, смотря на шею балия. Его горло было прикрыто воротником. В жизни этого человека тоже были ошибки. В каждой человеческой жизни есть своя драма. Наши воспоминания останутся с нами до конца наших дней. Воспоминания – это и есть я. Порой бывает очень сложно принять себя таким, какой ты есть.

– Серафим, вы ни о чём не жалеете? – спросила я.

– Жалею, – улыбнулся он, – о том, что не понимал ценности жизни.

– Знаете, я жалею о том, что когда-то полюбила одного человека, – сказала я. – Наверное, я до сих пор люблю его.

Вскипел чайник. Серафим выключил его.

– Нет, когда любят не жалеют о своих чувствах, – ответил балий. – Никогда не жалей о том, что любила, – он улыбнулся. – Альба, проходи.

Я взглянула на дверь. Альба вошла в комнату, села рядом со мной и смущенно уставилась на свои руки.

– В твоей голове, лишь ветер и любовь, – сказал он ей. – Надеюсь, там когда-нибудь взойдут ростки знаний.

Я улыбнулась. Альба негромко фыркнула. Балий достал три деревянных стакана и контейнеры с травами. Альба посмотрела на меня и тихо спросила:

– Расскажешь мне об этом человеке?

Я кивнула. Серафим повернул голову и напомнил ей о несделанных делах. Альба вздохнула и недовольно насупилась.

– Чем отличается балий от врача? – спросила я.

– Образованием, – ответил Серафим.

– И сколько длиться ваше обучение? – интересовалась я.

– Столько сколько потребуется, – ответил балий. – Пока я не увижу в голове учеников необходимые знания, не перестану их обучать.

Альба тихо сопела, смотря в пол. Я выведала у Серафима, что другие балии обучают своих учеников на дому. Он был старшим балием и остальные целители прислушивались к нему. В святилище могут постоянно проживать только он и его ученики. Серафим сделал чай и протянул нам деревянные стаканы. Комната наполнилась приятными ароматами трав.

– Завтра доделаешь все дела, а сегодня можешь отдыхать, – сказал он Альбе.

Она улыбнулась и взглянула на меня. Я уже предчувствовала нескончаемые вопросы.

– Ты определилась, где хочешь жить? – спросил Серафим.

– Да. Здесь, – ответила я, – на Ирии.

Альба радостно заерзала и весело подмигнула мне. Я улыбнулась.

– Вы примите меня в ученики? – поинтересовалась я.

Альба взглянула на балия, с нетерпением ожидая его ответа. Серафим встал, подошёл к одному из стеллажей и вручил мне толстую книгу.

– Дарю эту книгу тебе. Изучи её. Позже я узнаю, что ты из неё усвоила, – сказал он, – а завтра я проверю твои начальные знания.

– Нужно заполнять какие-нибудь бумаги? – спросила я.

– Всё это будет завтра, – ответил Серафим.

Альба развалилась на моей кровати и ждала, пока я переоденусь. Я надела свободные штаны и майку. Альба улыбалась мне. Я подвинула её к стене и легла рядом.

– Рассказывай, – сказала она, повернувшись ко мне лицом.

Я рассказала всё, как есть без прикрас о Виле и тех людях, с которыми у меня были отношения. В своем рассказе я никого не обвиняла в не сложившихся отношениях. Дело в том, что в паре два человека и один не может быть во всём виноват. Ответственность за отношения лежит на обоих. Вновь в голове всплывали воспоминания прошедших дней.

– Ты бы хотела быть сейчас с этим человеком? – спросила Альба.

– Я бы хотела поговорить с ним, – ответила я.

– Значит, ты хочешь быть с Лео? – интересовалась она.

– Не знаю, – ответила я. – Ты бы хотела встретить новую любовь? – спросила я у неё.

– Мы говорим о тебе, а не обо мне, – ответила Альба.

– Тебя это пугает, – сказала я и улыбнулась. – Я ошибалась, когда думала, что один человек может заменить другого. Если бы в своих партнерах я видела их, а не Вила, то наши отношения могли бы развиваться.

– Допустим, если бы…

– Нет. Нечего предполагать, – перебила я её. – Этот человек, как незаконченное дело или не подписанный документ. Он так давно лежит в ящике, что уже стал ненужным, – говорила я. – Документ съели мыши и больше не чего подписывать.

– Надо бы и мне разобраться со своим листком, – весело улыбнулась Альба. – Документов в моей жизни ещё не было.

Я засмеялась. Благодаря сегодняшним разговорам, я разобралась со своими чувствами. Я бы могла это понять и раньше, если бы хотела признать правду. Альба обняла меня и стала щекотать. Я отмахивалась от её рук и чуть не упала с кровати. Её рассмешил этот момент. Вдруг она сказала:

– Я думала ты уедешь в Аспу. Ты там теперь герой.

– Да, герой! – воскликнула я с усмешкой. – Когда сюда приедет суперженщина, я вас обязательно познакомлю.

– Суперженщина? – удивилась Альба. – Почему супер? – задумалась она. – Я плохо понимаю значение этого слова.

– Не волнуйся, ты всё поймешь, когда её увидишь, – улыбнулась я.

– Когда же она приедет? – интересовалась она.

– Ещё год, – вздохнув, сказала я. – Надеюсь, у неё всё в порядке.

Мы замолчали. Я стала вспоминать своих друзей и людей, что помогли мне. Думая об Аспе, я вспоминала свой родной город, дядю, родителей и близких мне людей. Больше всего я скучаю по Джеку. Я вздохнула. Вновь подумав об острове, на котором прожила столько лет, я сказала:

– Я буду скучать по снегу.

Альба молчала. Я повернула голову. Она спала. Я взглянула в потолок. Иногда от этого занятия в голову приходят умные мысли.

– Значит, ему всё понятно. Интересно, что же он понял? – тихо спросила я. – А я вот ничего не понимаю. Вот так просто взял и ушёл, а надо было остаться.

Меня тянуло в сон. Свет от свечей неярко освещал комнату. Я повернулась на бок и стала любоваться пламенем. Свечи догорали.

– Я бы тоже ушла, – прошептала я. – Зачем оставаться, если человек отверг тебя.

Альба закинула на меня руку и, прижавшись ко мне, засопела в ухо. Слушая её ровное дыхание, я стала проваливаться в дрёму.