Дом сумасшедших

 
Бюст грызёт Карамзина;
Пена с уст течёт ручьями,
Кровью грудь обагрена!
И напрасно мрамор гложет,
Только время тратит в том,
Он вредить ему не может
Ни зубами, ни пером!
 

29

 
Но Станевич^[30],в отдаленьи
Усмотрев, что это я,
Возопил в остервененьи:
«Мир! Потомство! за меня
Злому критику отмстите,
Мой из бронзы вылив лик,
Монумент соорудите:
Я велик, велик, велик!»
 

30

 
«Как, и ты бессмертьем льстишься,
О червяк, отец червей! –
Я сказал. – И ты стремишься
К славе из норы твоей?» –
«Двор читал мои творенья, –
Прервал он, – и государь
Должен в знак благоволенья…»
– «Стой, дружок! наш добрый царь
 

31

 
Дел без нас имеет кучу:
То смиряет смутный мир,
От царей отводит тучу,
То даёт соседям пир;
То с вельможами хлопочет;
То ссылает в ссылку зло;
А тебя и знать не хочет;
Посиди – тебе тепло!»
 

32

 
Чудо! – Под окном на ветке
Крошка Батюшков висит
В светлой проволочной клетке;
В баночку с водой глядит,
И поёт он сладкогласно:
«Тих, спокоен сверху вид,^[31]
Но спустись на дно – ужасный
Крокодил на нём лежит».
 

33

 
Вот Измайлов!^[32] – Автор басен,
Рассуждений, эпиграмм,
Он пищит мне: «Я согласен,
Я писатель не для дам.
Мой предмет – носы с прыщами,
Ходим с музою в трактир
Водку пить, есть лук с сельдями.
Мир квартальных есть мой мир».
 

34

 
Вот и Греч^[33] – нахал в натуре,
Из чужих лоскутьев сшит.^[34]
Он – цыган в литературе,
А в торговле книжной – жид.
Вспоминая о прошедшем,
Я дивился лишь тому,
Что зачем он в сумасшедшем,
Не в смирительном дому?
 

35

 
Тут кто? – «Гречева собака
Забежала вместе с ним».
Так, Булгарин-забияка^[35]
С рыльцем мосьичим своим,
С саблей в петле… «А французской
Крест ужель надеть забыл?
Ведь его ты кровью русской
И предательством купил!»
 

36

 
«Что ж он делает здесь?» – «Лает,
Брызжет пеною с брылей,
Мечется, рычит, кусает
И домашних, и друзей».
– «Да на чём он стал помешан?»
– «Совесть ум свихнула в нём:
Всё боится быть повешен
Или высечен кнутом!»
 

37

 
Вот в передней раб-писатель,
Каразин^[36] хамелеон!
Филантроп, законодатель.
Взглянем: что марает он?
Песнь свободе, деспотизму,
Брань и лесть властям земным,
Гимн хвалебный атеизму
И акафист всем святым.
 

38

 
Вот Грузинцев!^[37] Он в короне
И в сандалиях, как царь;
Горд в мишурном он хитоне,
Держит греческий букварь.
«Верно, ваши сочиненья?» –
Скромно сделал я вопрос.
«Нет, Софокловы творенья!» –
Отвечал он, вздёрнув нос.
 

39

 
Я бегом без дальних сборов…
«Вот ещё!» – сказали мне.
Я взглянул. Максим Невзоров^[38]
Углем пишет на стене:
«Если б, как стихи Вольтера,
Христианский мой журнал
Расходился. Горе! вера,
Я тебя бы доконал!»
 

40

 
От досады и от смеху
Утомлён я, вон спешил
Горькую прервать утеху;
Но смотритель доложил:
«Ради вы или не ради,
Но указ уж получён;
Вам нельзя отсель ни пяди!»
И указ тотчас прочтён:
 

41

 
«Тот Воейков, что бранился,
С Гречем в подлый бой вступал,