Роман на пять свиданий

3

Следующие дни Лена и Игорь были двумя стрелками на циферблате, только такими, что не догоняют, а двигаются навстречу друг другу и встречаются в самых неожиданных местах. Каждый день, а иногда и по несколько раз. И им всегда было хорошо. Хорошо сидеть рядом. Хорошо ехать в машине. Хорошо входить вместе в спальню…

«А почему бы и нет, – думала Лена. – Почему я должна себе в этом отказать? Потому что у меня есть Вадим? Или потому, что я есть у Вадима? Потому что он выбрал меня, или я выбрала его? Каждый раз мне приходится угадывать, в каком он в данный момент статусе: женатый недосягаемый господин или мой, и ничей больше. Почему, звоня ему по телефону, я должна проявлять безошибочное женское чутье и определять, дома он, в кругу семьи или свободен как ветер? Со мною он или нет, наконец?

– Хочешь, проснемся завтра, а за окном будет вода? – спросил Игорь, встретив Лену после работы.

– Мне лететь никуда нельзя! Мне утром к девяти в…

– Мы будем спать на корабле…

Они сняли каюту на корабле, который тихо стоял у причала и думал о своем. А у Игоря и Лены земля ушла из-под ног.

Мимо текли две реки. Река из густой воды и река из жаркого времени. И они плыли по ним. Чтобы не утонуть, нужно было двигаться. Движения Игоря были настойчивы до беспощадности. Бывает ли беспощадность нежной? Сладкие тонкие ниточки у них внутри собирались в один на двоих, плотный, готовый взорваться на тысячи клочков клубок…

Утреннее солнце отразилось в плавных волнах реки и отыскало потолок их каюты.

– У тебя есть мраморные слоники на счастье? – Игорь смотрел, почти касаясь ресницами, в глаза Лены.

– Ни одного. А у тебя?…

– У меня есть. Купил в аэропорту города Дели прошлой зимой, когда из отпуска летел.

– Ну и как? Было тебе счастье? – Лена не шевелилась.

– Я встретил тебя…

– Это счастье?

– А для тебя нет?

– Я еще не знаю…

Она действительно не знала. Нет, разумеется, так, в объятьях, лучше, чем в удушливой постели одиночества… Лучше, чем быть Вадимовой женой выходного дня. Но… вдруг опять та же перспектива? Дважды «жена выходного дня». Не слишком ли?.. Но сейчас думать об этом не хотелось.

– Прислать тебе слоника? – Игорь теснее приник к Лене. Их тела высохли после любви и вот-вот собирались начать зябнуть. Можно было, конечно, укрыться сбившимся одеялом, но это означало, что придется подняться, отделиться друг от дружки и растерять те остатки тепла, если угодно жара, которые они еще хранили в местах прикосновений.

– Зачем? – почти бесшумно отозвалась Лена.

– Для пользы дела… – объяснил Игорь.

– Какого дела? Мы тут по делам? – Лене было приятно поддержать этот лукавый, ничего не значащий разговор после любви. Другие мужики умолкали, отдалялись как-то, а этот…

– Самого неотложного… Ты возьмешь слоника, он запомнит дорогу к тебе и… приведет остальных.

– Целое стадо? – Всех до единого. И каждый с поклажей.

– Счастья? – А чего же еще? – казалось, искренне удивился Игорь.

– Счастье… поклажа… – Лена вдруг умолкла.

Как его упаковывают? Во что? Да и что есть счастье? Ну, то которое принесут мраморные слоники на своем горбу? То, за которое не нужно бороться, ждать, страдать, а которое нужно только принять и расписаться в получении. Открыть ворота, впустить в свой дом, достать шариковую ручку, насупить для солидности брови: «Где вам тут расписаться? Время прибытия проставлять, или сами?..» Слоники разгрузятся, постоят и отправятся назад, бережно придерживая хоботом расписку о точно в срок доставленном по месту назначения грузе бесценного счастья. Простого, человеческого, долгожданного счастья. И останется Лена с ним один на один…

– Зачем ты тогда заговорил со мной? – Игорь не заметил горечи в ее вопросе.

– А зачем ты молодая, соблазнительная женщина? – продолжал дурачиться он.

«Вот именно: зачем? Просто так? По стечению обстоятельств? По привычке?» – думала Лена.

– Я не соблазняла тебя. И Вадима Лена никогда не соблазняла. Тоже стечение обстоятельств. На даче у друзей позапрошлым, нет, поза-позапрошлым летом собралась шумная компания. Было весело, легко. А тут и этот Вадим. Приехал в Москву, в командировку, из Лондона. Лощеный, обаятельный, светский. Потом – неделя ресторанов, приемов, подарков… И ночи, длинные страстные ночи. «Я без тебя не смогу, это ясно. Вернусь, разведусь, и мы поженимся». Улетел. Вернулся через год с семьей, жена и дочь. Раздобрел, начал лысеть. Встречались часто. Любила ли Лена Вадима? Да! Четкое, несомненное ДА, крупное, как Ш и Б на таблице проверки зрения. Но… на этой таблице есть и другие буквы, правда не такого размера, но тоже достаточно четкие и различимые. Это во-первых, а во-вторых… Где это сказано, что любовь к одному человеку означает нелюбовь к другому? Если, разумеется, ты не влюблена самой дурацкой формой любви – слепой. Влюблена Лена была зряче. А Игорь? И тут придется ответить утвердительно, этаким взволнованным, трепетным да, с придыханием. Мужчины влюбчивей, чем женщины, ведь им поручена инициатива, хотя… – Еще как соблазняли, матушка. – Теперь Игорь привстал на локте и, не скрывая удовольствия, разглядывал Лену. – Вот этим соблазняли, и вот этим тоже. Он как будто инспектировал, составлял опись своих владений.

– А вот это, – он провел ладонью по ее груди, – вы задействовали для верности…

– Какой еще верности? Супружеской?.. – Лена взглянула на Игоря. – Давно хотела спросить: ты женат?

– В меру…

Возвращаясь к браку Игоря, надо повторить, что сейчас они с Инной были скорее партнерами по бизнесу. Не ахти какому, но кормил этот «бизнесок» сносно. Они не считали развод какой-то трагедией, но страшились самой процедуры, которая ему сопутствовала. Процедуры раздела имущества, реструктуризации бизнеса, переоформления собственности. Неизбежные потери, нервотрепка, неудобства – вот что их пугало и останавливало.

– Что это еще за меры и степени такие? Как ты это определяешь, дружок? А мы с тобой?.. – поинтересовалась Лена.

Игорь ушел от ответа:

– Мы вкуснее, чем супруги. Мы любовники.

– Это чем же вкуснее? – Лена поцеловала Игоря улыбающимися губами. – А, любовничек?

– Не могу понять, растолкуй мне, пожалуйста, – опять уклонялся от темы Игорь, – откуда в тебе столько ненаглядности?

«Ненаглядности» в Лене было хоть отбавляй. Сверх меры ненаглядности. И она решительно не знала, что с нею теперь делать. Оставить на усмотрение Игорю или вручить, как и планировалось, Вадиму?

Расстались в тот раз Лена и Игорь в легкой задумчивости, которую, впрочем, было, опять же, легко спутать с усталостью.

«А что? – думал Игорь, направляясь к дому. – Вот оно и свершилось. Хватит тянуть кота за хвост. Развод. Разъезд. Перетерпеть, начать новую жизнь. Будет непросто, нервы Инна помотает. Ей же придется работать и многие вещи решать самой».

Следующая встреча была назначена на четверг. В любви Игорь не признался и на этот раз. Как-то из головы выскочило.

4

Маятник – это весло лодки, плывущей по упомянутой реке времени. А веслом, как известно, можно грести в любую сторону. Бывает, маятник толкает время вперед. Это когда летит справа налево. А если назад, слева на право?

Четверг:

– Спагетти с рыжиками, пожалуйста. Еще сотерну? – Официант склонился в почтительном изгибе.

Лена и Игорь обедали в итальянском ресторане напротив Триумфальной арки. За широким окном солидно шумел Кутузовский проспект.

– Да, пожалуйста.

Вино опустилось в бокал, как последнее предупреждение. Лена внимательно смотрела в лицо Игоря. Игорь чувствовал, что пришла пора произнести красивые слова о любви, но вместо этого…

– Поехали завтра по Руси, – сказал он, отрывая взгляд от суеты за окном. Ему захотелось безлюдности, другого ландшафта и Лену возле правого плеча.

– Это как? – удивилась Лена.

– Сядем в машину и поедем. – Игорь иногда проделывал это в одиночку или с кем-нибудь еще. Он вообще любил дорогу, ее неопределенность и бесконечность. Ему захотелось приехать в другую, отличную от теперешней, новую и радостную жизнь. Такую, где каждое утро на кухне напротив себя он будет видеть Лену в халате, может быть даже с кругленьким радостным животиком. В этой жизни будет смысл и радость, а возможно, что и само Счастье. И не надо никуда гонять мраморных слоников.

Игорь смотрел на Лену.

Завтра они уедут в глушь. На берегу Волги, в Угличе или Мышкине – да в том же Кашине – снимут в гостинице номер, если не будет гостиниц, то домик в деревне, и вечером, на закате, он признается Лене в любви. И это будет правдой. Сам Игорь ничуть не сомневался. Да, он влюбился в Лену. Она вскружила ему голову, и сейчас он определенно витал в облаках. Но любил ли он уже Лену? Вот в чем состоял вопрос дня. Влюбленность и любовь. Какая, собственно говоря, разница? Как всегда и во всем, разница – в пропорции. Влюбленность – это один из ингредиентов в пышном салате жизни. Необходимый, чрезвычайно важный, даже ключевой, но ингредиент. А любовь… Любовь, если продолжать поварскую тему, – это основное блюдо… Блюдо, из которого, собственно говоря, и состоит обед, в данном случае – жизнь. «Да, решено, – думал Игорь. – Я ее люблю, и она станет моей женой. Только так».

– Поедем куда глаза глядят? – Лена повела по сторонам своими глазами, словно выбирая, куда податься.

– На север. В Калязин, в Кашин…

– Где это?

– В Тверской губернии. Там, в Кашине, к примеру, еще девятнадцатый век в самом разгаре.

Лена задумалась. Ей понравилось бы ехать с Игорем ранним утром по пустынной дороге через высокий лес и приехать прямо в девятнадцатый век.

А Вадим звал на прием в Малайзийском посольстве. Длинные платья, тихая музыка, дипломатический корпус. Почему-то для него, Вадима, это важно. Может быть, там, среди гостей, будет и его начальство, люди, от которых зависит карьера Вадима, и он хочет познакомить с ними Лену? Хочет заручиться их поддержкой? Развод и новая семья не могут не сказаться на мнении о нем руководства. Так он, вероятно, найдет их одобрение. Если, конечно, Лена им понравится. Но ведь у Лены теперь есть Игорь. Как быть с этим?

– В центре города, – продолжал, между тем Игорь, – сохранились торговые ряды и лабазы, чугунные фонарные столбы, и вообще…

Игорь говорил, посматривая на Лену, такой уверенный в себе, прямой и всегда идущий прямо к цели. «И я, Лена, его цель? А Вадим? Разве я честна по отношению к Вадиму? Мы с ним уже три года. Он, можно считать, поднялся с места, уже произошел большой сдвиг в его семейных отношениях. В него уже вложена большущая часть ее души. Они уже многое пережили вместе. Даны обещания, потрачены усилия, проделана, если угодно, работа. А Игорь? Что с Игорем? Да, ей с ним хорошо. Очень хорошо. Тепло и уютно. Но и он, что бы ни говорил, женат. И совсем неизвестно, как поведет себя через месяц или через полгода.

– В том углу, куда мы поедем, несколько городков. Углич, к примеру, и Мышкин, – говорил Игорь. – Снимем номер в гостинице или…

Ей хотелось поехать. Хотелось, чтоб было все просто и понятно, не нужно было решать и размышлять. А может…

– А какое завтра число? – спросила она, и в голосе ее проступила надежда.

– Четырнадцатое, – быстро ответил Игорь.

«Четырнадцатое, – проступило в сознании Игоря. – Это же завтра возвращается тот высоколобый мужчина». О нем Игорь и Лена никогда не говорили. «Ты замужем?» – спросил как-то Игорь. «Нет», – ответила Лена. И всё, больше они к этому вопросу не возвращались.

Получается, все эти дни она ждала его. Помнила о нем и считала дни. А он-то, Игорь, как дурак решил, что всё всерьез. Ночь на воде, корабли уходят в плавание, а мы остаемся у причала. Влюбился, порадовать ее такой новостью хотел. Он потрогал то место на груди, где, по его мнению, располагалось сердце. Как все-таки быстро там могут расти камни.

– Что желаете на десерт? – Официант подошел незаметно. – Оставьте меню. Мы еще подумаем… – привыкая к камню под сердцем, ответил Игорь.

И Лена действительно думала. Как же быть? А ведь Игорь так ничего и не сказал о любви. Любит, нет? Это же очень важно. Он не обмолвился ни словом на этот счет. Все решать предстоит самой. Но даже если он меня… Что тогда? Опять ждать?

Шарлотки, мороженное, торты, муссы… В меню одних только десертов было семь листов. Когда все это изучишь?

«Как хорошо, что я не поторопился признаваться, – с привкусом желчи думал Игорь. – Хорош бы я был. Этакий курортный влюбленный. А вдруг?.. А может она и не ждет вовсе этого высоколобого, а только…»

Игорь хотел переспросить про завтра, но…

– Завтра я не могу, – сказала Лена и умолкала, углубившись в меню.

Все понятно. «Не могу», и точка, без объяснения причин. Если бы что-нибудь домашнее, то начала бы рассказывать, а так… Итак, возвращается хозяин. Закончились курортные деньки.

Лена листала меню и молчала. «Если бы я была ему дорога, – думала она, – он бы сказал об этом, расспросил, а так… Ничего его не касается. Но я не хочу его терять… Не хочу».

– А послезавтра можно. Давай послезавтра, Игорь? Точно, поедем послезавтра…

Игорь смотрел на Лену какими-то чужими, не своими глазами, словно замерзшими, что ли. Все стало понятно. Точно и контрастно. Он прошел в любовники. Тот высоколобый – это хозяин, основной держатель акций. А он, Игорь, прошел в любовники. Таково его место и положение.

– Так что вы выбрали на десерт? – Официант, оказывается, все это время стоял рядом, за ее стулом.

– Мне что-то больше ничего не хочется, – сказал Игорь. – А тебе?

– Пожалуй, мне тоже…

5

Есть мнение, что время обожает путаться в римских цифрах. Оно словно с наслаждением чешется об углы и иглы этих неповоротливых «XIII» и «XIV», застревает и натягивается. Не исключено, что именно поэтому Римская империя так долго задержалась на Земле.

И наоборот, время беспрепятственно и торопливо скользит по кругу между гладких и округлых арабских завитушек, не оставляя следов и отметин.

У Игоря часы фирмы «Монблан», именно с круглым циферблатом и только тремя символами: «3», «6» и «9». Времени тут и зацепиться не за что. Вот оно течет себе и течет.

На Пушкинской площади нет солнечных часов. Но Игорь точно знал, что было ровно три, когда столкнулся там с Леной.

Прошло почти четыре года… Оба торопились, но десять минут – посидеть в кафе «Пирамида» – у них нашлись.

Кофе дымился в чашках недоверчиво и настороженно.

– Как ты?

– Как всегда…

– А как?..

Хоть они и сидели против друг друга, но каждый чувствовал себя как перед обрывом.

Тогда Лена все же вышла замуж за Вадима. Но жизнь их не заладилась, и сейчас уже полтора года, как они разошлись.

А Игорь с женой развода до сих пор не оформил. Просто жил отдельно, один. Впрочем, у Игоря есть подруга. Хорошая женщина, тоже с ребенком.

Поездка в город

Вите Горбушину здорово повезло. Все так считали.

Токарь Вова Орлов, сосед по подъезду, хлопнул его при всех по плечу и сказал:

– Подфартило Витьке! Стакан с него!

Старенькая мама всплакнула на радостях. И даже бывшая жена Светланка, когда заезжала за зимними вещами, фыркнула:

– Дуракам везет!

Витя был согласен. Не про дурака, конечно, а про то, что посетила его Удача. Да посудите сами: Витя на две недели летел за границу. И летел за чужой счет.

Получилось так, что Витиного непосредственного начальника Вячеслава Арнольдовича Куряпина застукали с любовницей. И сейчас непосредственный начальник имел крупные семейные неприятности и встревоженный вид. Над всем его отлаженным бытом и образом жизни нависла реальная угроза. Квартира, в которой он жил с семьей из трех человек, принадлежала теще. На должность, с которой он кормился, устроил его к своему приятелю тесть. Машина оформлена на жену, а дача в совместном пользовании. Серьезных накоплений нет. Разводиться нельзя никак – по миру пойдешь.

Он-то как раз и собрался этот мир посмотреть, но па вернувшись в гостиницу, без спешки и настороженности, вдумчиво полакомиться большим сочным телом экономистки. Сорвалось…

Все уже было оплачено, забронировано и подтверждено. И билеты, и гостиница, и прочее оформление. Сорвалось…

Теща некстати заявилась на дачу, застукала. Устро ила скандал, дура. Припомнила ему, Славику Куряпину, подкидышу голоштанному, лимитчику чумазому, все добро, которое они с тестем, неутомимым тружеником безопасности движения, ему понаделали. И квартиру, и должность, и дочь свою, камбалу лупоглазую, и продукты питания в дефицитные годы, и памперсы для дочки, внучки своей, и подарки новогодние двухкопеечные. Все-все припомнила теща, ничего не пропустила, словно по списку читала.

Теперь Вячеславу Арнольдовичу придется притихнуть, замереть, как партизан в засаде на обочине смоленского тракта. Месяца на два-три. Жена-то ладно, подуется и отойдет. Куда денется? В разведенки? А вот теща… Эта может не на шутку разъяриться и довести до развода, разрушить семью.

Теща – баба скверная, хабалка матерая, почетный ветеран базарных скандалов. Орет как дрищет, дрищет как пляшет! Раскроет пасть свою разноцветную, всю в мостах и руинах, словно Венеция после бомбежки, глаза выпучит – и затрубит Путиловским заводом перед утренней сменой. Трактором не сдвинешь. Одно теперь остается Вячеславу Арнольдовичу – перетерпеть.

И решает Куряпин в зарубежную поездку, чтоб билеты не пропадали, а койка не пустовала и завтраки оплаченные не тухли, вместо себя отправить дублера. Запустить, как говорится, на орбиту резервный экипаж. Ведь нетрудовые накопления ему никто возвращать не собирается. А денег жалко.

Выбор дублера и пал на Витю Горбушина, человека непорочного, в поступках несмелого и тихого. Болтать не будет, но в душе преданность затаит.

– Так, Горбушин, говори «спасибо». Летишь за границу. Пробудешь две недели. Гостиница забронирована.

Витю такое предложение аж всколыхнуло всего. Словно прохладный ветерок под рубашкой пробежал. И от этого он еще тише притих и вздохнуть глубоко неделю не смел.

Насторожился поначалу: как бы пассию начальникову не поручили: вгоняй, дескать, в нее с усердием, за завтраки, за билеты, за крышу над головой, за пансион отрабатывай. А Витя, надо прямо сказать, эту толстуху из планового не хотел даже в смелых мечтах. Необъятная она больно, рыхлая и густо пахучая. Не нравился ему такой план. Не одобрял он его.

Но пронесло. Опять не подвела Судьба – освободило руководство от половой повинности.

Вячеслав Арнольдович не знал просто, упустил за своими заботами, что полгода как ушла от Вити жена его Светлана. Совсем ушла, со сменой фамилии ушла. К кому-то побойчее ушла.

Расстроился было Куряпин – хотелось ему почему-то послать именно парочку: самца и самочку. Но делать нечего, пришлось Вите Горбушину собираться за рубеж одному.

Родне и приятелям по месту жительства сказал, что наградили его, самого младшего научного сотрудника, за усердный труд отпуском к морю. А сослуживцам – что наследство получил: мол, теткин дом в Моршанске с сеструхой двоюродной продали посмертно и деньги поделили.

– Повезло! – сказали все, и на работе, и по месту жительства.

Один только Витя знал, что денежки придется вернуть, отмыть, как сейчас принято говорить, и вернуть. Куряпин теперь Вите премию будет выписывать в квартал, когда тысячу, а когда и все три с половиной, а Витя – ему отдавать. Такой вот расклад. Целая морока.

Витя Горбушин давно и прочно был человеком маленьким. Не по параметрам своим и габаритам, а по размерам того места, которое он занимал в жизни других людей. Да и в своей собственной, Витиной жизни, если правде в глаза смотреть, он играл небольшую роль.

Витя быстро привык, что всю жизнь ему предстоит пробыть МНСом – мелким незаметным сотрудником, и тогда, когда станет он пожилым и покрытым сеткой морщинок, его по-прежнему все вокруг, даже совсем молодые специалисты, будут называть просто Витей. Он смирился, что масштаб его личности измеряется эпохами или вехами, громкими победами и судьбоносными решениями, как у некоторых, а невнятными, неказистыми величинами вроде вершков или наперстков. Ему было очевидно, что над ним всегда, как небо, будет начальство, и с этим уже ничего не поделать. Так и намерен был Витя скоротать – именно скоротать – свой век, незаметно и тихо, без потрясений и новостей, но…

Итак, Витя летел в заграницу. Снял с книжки все денежки, занял еще у матери и у брата Мити, сколько дать смогли, от себя отнимая, да и обменял их все на свободно конвертируемую валюту. Получилось ни много ни мало семьсот тридцать пять долларов.

В аэропорт Витя приехал один, без провожающих. Не маленький, разберется, что к чему, самостоятельно. Институт, чай, за плечами. Главное – не хранить все ценные вещи вместе. Паспорт в пиджак, билет в брюки, бумажник в сумку.

Опрятный, молодой, всего чуть за тридцать человек в очках собрался за рубеж. Что тут такого? Нормально. Когда-то надо начинать жить по-человечески, дышать полной грудью, ходить с высоко поднятой головой. Так, где тут у нас заграница? Ага, мне сюда…

С Леной Витя познакомился сразу, оторопев от собственной смелости.

Он заполнял таможенную декларацию, а у миловидной женщины с ярким рюкзачком за спиной не оказалось ручки, чтобы писать. Витя предложил ей свою шариковую, запасную. Потом она спросила про несопровождаемый багаж, который нужно отмечать в декларации, он заглянул – оказалось, они летят одним самолетом.

На борту сели рядом. Витя положил свою сумку и рюкзачок Лены в ящик над сиденьями. Они разговорились. Лена летела кататься на горных лыжах. Тоже на две недели. От города до высоких гор, оказывается, всего три часа езды на автобусе, но там уже снег и горные лыжники.

Когда разносили обед, Витя и Лена вместе выпили вина, терпкого, красного, со щемящим привкусом ранней осени и рябью неосознанных желаний. Земля была далеко внизу, под мягкими, чистыми, заботливыми облаками, по которым стремительно и незнакомо скользила тень Витиного самолета.

И сам Витя чувствовал себя совсем по-другому, этаким героем киноленты, опытным и неотразимым. И решил он тут заказать у стюардессы выпить еще, тем более, видел, что другим приносят и водку, и даже виски. Прямо на место, в кресло. Эх, заграница!.. Оказалось, что за это надо платить. Доллары! Вот это да! Действительно как в кино!

Надо значит надо. Виски, пожалуйста. «Белая лошадь»! Витя встал, открыл ящик, достал из сумки бумажник и расплатился зеленой бумажкой с президентом в центре. Знай наших! Бросил портмоне на столик перед собой.

Лена от виски не отказалась. Выпили. Тяжелый, колючий, с привкусом свинарника глоток, раздирая глотку, сорвавшимся лифтом рухнул внутрь Вити. На глазах выступили слезы. Витя закашлялся. Голова пошла кругом, дыхание перехватило. Лена слегка постучала ему по спине. Он с благодарностью повернулся в ее сторону. Она улыбалась, в ее улыбке с ямочками на щеках и морщинками у глаз Витя сквозь слезы разглядел доселе невиданное: радость улыбаться ему, Вите Горбушину. Сквозь уже высыхающие слезы Витя каллиграфически отчетливо увидел, что он понравился Лене. Никаких сомнений. Сейчас во все глаза Лена глядела на него с удовольствием и любопытством, надеждой и – просто чудо! – с желанием. О, что тут произошло с Витиной душой! На Витину увядшую, как забытая на солнце виноградинка, душу словно пролили из миниатюрной серебряной леечки с длинным плавным носиком влагу. И не обыкновенную хлорированную воду из-под крана, а окропили, если можно так выразиться, прохладным невесомым северным сиянием, доставленным с самого Северного полюса на упряжке оленей с ветвистыми серебряными же рогами. И Витина душа ожила! Она принялась излучать свет, заискрилась и как бы проросла. Неизвестно, как это выглядит, но ощущение было таково: словно побеги тонкого вьюна, словно усики молоденькой клубники показались на поверхности души и потянулись в сторону сердца. Витино сердце пришло в движение и забилось часто и горячо. Чувствуя, что влюбился, Витя выпил еще виски. Пока виски не кончился, Витя размышлял над вопросом: когда открыть Лене свою любовь. С последним глотком он решил, что сделать это нужно немедленно. А тут как раз и прилетели – все на выход. Витя встал, твердо помня, что ценные вещи должны храниться отдельно, и сунул бумажник обратно в багаж.

С Леной простились на улице. Витя уже начал говорить про любовь, но Лену ждал целый двухэтажный автобус с горнолыжниками, и он постеснялся, да тут к нему подошел человек с табличкой «Мr. Kouriapin, Отель ЭКСПО».

Как найти потом Лену, Витя спросить забыл.

В машине Витю развезло. В целом он еще соображал, но ни одного иностранного слова из тех, что усердно заучивал все дни до отъезда, вспомнить уже не мог. Только сидел и пялился в окошко, ничего не соображая.

Встретивший Витю в аэропорту и подвезший его мужчина в гостинице оформил все сам.

В номер Витю проводил гостиничный парнишка в круглой красной шапочке и коротком сюртучке. Витя хотел дать ему чаевые – он специально на этот случай имел один потрепанный доллар. Он начал было шарить в сумке, но вскоре забыл, чего хотел. Парнишка подождал пару минут, потом сунул в руку Вите магнитную карточку, служившую в этом отеле и ключом от номера, и включателем электричества, плотно зашторил окно тяжелой занавеской и, со словами «Тебе надо проспаться», удалился.

Витя провалился в сон.

Когда трехцветный режим светофоров перешел в ночной «желтый мигающий», а мусорщики чутко шевельнулись в постелях, предчувствуя подъем, в Витином мозгу кое-что стряслось. Его мозг, как сухое звонкое березовое полешко, размашисто, с оттягом и кряком, расколола мысль: «Почему я не нашел бумажника?»

Витя сел.

– Где я?

Электричкой пронеслась череда последних событий Витиной жизни. Куряпин, Вероника Павловна, теща, билет, аэродром, Лена, самолет, виски, Лена, Город, автомобиль, портье. Бумажник!!! Деньги!! Где они? Что с ними?

Кромешная тьма. Не видно ни зги. Тишина.

Витя пошевелил пальцами на руках. Пальцы на руках послушались. На ногах? Неизвестно… Мучительно хотелось пить. Воды! Пить! Но не только. Еще и помыть. Помыть кое-где…

По-видимому, пока Витя, разинув пасть, спал, кто-то приказал разбить у него во рту полевой, солдатский, на пять-семь очков сортир, слив в котором, всем известно, не предусмотрен, и запустил туда роту госпитализированных с подозрением на дизентерию новобранцев. Витя, как лопатой, пошарил шершавым языком… густо навалили, салаги. Пить! Воды!! Где вода? Ничего не видно. Почему?

Витя потрогал правый глаз. Глаз был открыт. Широко, в полный размер, только смотреть им не получалось. Второй глаз он отыскал не сразу. Попадалось ненужное: ноздря, ухо, даже коленка, колючая щека… Наконец нашелся и левый глаз, тоже, кстати, открытый.

– Ночь! – осенило Витю. – Ночь тут у них! Понятно.

Витя потрогал руками вокруг себя. Он сидел на койке, одетый, с ногами, в ботинках, в плаще и кепке. Хоть не голый… Витя расширил радиус обследования. Попались: стена, ворсистый пол, сумка на полу, на сумке подвяленная блевотина. До потолка Витя не дотянулся. Надо искать воду.

Из литературы он знал, что Север можно определить по расположению на стволах деревьев лишайника, дорогу домой укажет Путеводная звезда и Южный Крест, сезон дождей длится с мая по сентябрь, а воду поможет отыскать медная рамка или лоза. Есть даже специальные люди – лозоискатели…

– Эй! – несмело позвал Витя.

Ему ответила тишина. Никто из лозоискателей не откликнулся. Как быть? Дожидаться сезона дождей?.. Может, домой податься? Где там нужная звезда, которая укажет дорогу? Витя посмотрел вверх. Кромешная тьма. И тут он догадался!

– Идиот! Я же в гостинице, в здании, сквозь потолок звезд не видно. Надо в окно глядеть! Там все звезды. А как найти окно?

На этой мысли Витю вдруг начало мутить. Снизу, из живота, стали накатывать волны. Напористые и мутные. Тоже, видать, мечтали к звездам. Блевать второй раз на сумку Вите не хотелось. Нужно искать унитаз.

Унитазы всегда стоят в туалетах, а в туалеты немощные люди ходят, опять же, как известно из литературы и кинематографа, по стеночке.

– По стеночке! – обрадовался Витя. – Есть логика! Есть новое мышление! Где тут стеночка была?

И Витя подался в путь.

Стеночка была ровной, прохладной и все время справа. Идти вдоль нее Вите нравилось. Скоро, очень скоро он найдет воду. В унитазе. Много воды. И попить, и пасть помыть, и блевануть туда… Великая вещь – унитаз… Витя прибавил шагу и… Уткнулся в тряпку. А это что? Пальто на вешалке? Полотенце? Занавеска? Витя потянул, дернул… тряпка пришла в движение и… на Витю хлынул золотой свет. Портьера отъехала, освободив целую стену света, море света. Сквозь чистое стекло, толкаясь и напирая друг на дружку, в Витин номер ворвались огни. Желтые от степенных уличных фонарей, суетливые светофорные, удаляющиеся редкие габаритные, прямоугольные из окон полуночников и, конечно же, золотистый от большой, круглой, специально наклонившейся пониже Луны. Витя замер не веря, своему счастью: до двери в туалет всего два с половиной метра.

Воду он пил не из унитаза – сказалось высшее образование. Хотя разумнее, конечно же, именно из унитаза. Ноги дрожат, не держат. С коленей было бы куда удобней. Пил он из-под крана. Глоток выходил гулким, протяжным и с комками. Вода нашла дорогу к каждой клеточке, к каждой жилочке и закутку Витиного небольшого тела. Она побурлила вокруг зубов, с шипением всосалась в язык, поплескалась в желудке, прожурчала в тонком кишечнике и прополоскала мозги. Влажные мозги тут же посетила светлая мысль: а почему бы не включить свет? Витя нажал выключатель. Свет не загорелся. Что делать, Витя не знал и отложил эту проблему на потом, когда он прояснит ситуацию с бумажником.

Он поднял с пола свою сумку, старательно обходя блевотину, открыл и заглянул. Бумажника в ней не было. Вывалил всё на пол, порылся. Нет бумажника! Может быть, в плаще? В плаще не было. Тогда в пиджаке? Ни в одном кармане. В рубашке? Нет. В брюках? Пустота. Паспорт на месте. Обратный билет там, куда он его положил. Всякие там страховки-путевки пристегнуты еще мамою к подкладке пиджака. Бумажника нигде нет. Витя сел на пол.

Как быть? Сразу выброситься из окна? Немедленно утопиться одетым в кровавой ванне? Ведь пропал. Совсем как есть пропал. Витя заплакал. Сначала осторожно, тихонечко, скромно, почти бесшумно. Потом осмелел, прибавил подвывания и усилил всхлипы. Дело пошло бодрее, расторопнее. Витя попробовал причитать – получилось, ругнулся – вышло неплохо:

– Сука! Ленка! Сперла бумажник, сволочь! Падла, убью!

Последняя мысль показалась Вите привлекательной: убить лучше попутчицу Елену, а не себя, Витю Горбушина. Пожалуй, надо эту мысль запомнить на будущее. А сейчас, в настоящем, как быть? Как прожить без копейки? С голоду помирать? От жажды загнуться?

Тоска твердыми холодными пальцами сжала его сердце.