Сделал лишь пару осторожных шагов, повернул голову направо – знакомая лестница, уходящая на второй этаж, где расположены спальни, одна из которых принадлежала ему. Посмотрел налево – давно устаревшая настенная вешалка. На одном из крючков весит шляпа, на другом на плечиках покоиться серое пальто, рядом прислонился зонт-трость. Пара поношенных туфель, ровно стоит внизу носками к стене. Старческие вещи. Корвин, даже будучи одним из сильнейших существ во вселенной всё же предпочитал вести скромный образ жизни.
Вдруг за спиной послышались легкие шаги. Он обернулся – это Павел, поднимая ногами пыль, непринуждённо зашёл в прихожую. Сын остановился, с интересом осмотрелся, улыбнулся и сразу зачихал от подобравшейся к носу пыли. Сердце Соломона возрадовалось, он на время забыл про печаль. Следом, стараясь не потревожить пыль, дабы та в гневе не облепила их, вошли Мари и Кира. Все обернулись на Оклуса. Спустя пару минут лепрекон всхлипнул носом, сделал нетвёрдый шаг вперёд, следом ещё один и вот он уже подошёл к началу гостиной. Маленькие пальчики стряхнули пыль со столика в прихожей.
В мокрых глазах лепрекона отразились забытые воспоминания.
– Ну, вот мы и пришли, – виновато в пустоту сказал Оклус. – Прости, Корвин, что нас так долго не было.
Лепрекон вернулся к двери, вытер об коврик ноги, неторопливо прошёл через гостиную к столовой, с каждым шагом глубже погружаясь в прошлое. Соломон так и продолжил стоять у вешалки как вкопанный, с сочувствием наблюдая за ним. Он разделяет печаль лепрекона. Это первый их приход в этот дом за все эти годы. Они так и не смогли проститься с Корвином: от него не осталось тела, хоронить было нечего, и даже памятника у него нет. Этот дом единственное, что от него осталось. Но они избегали этого места, оттягивали этот миг. Потому именно сейчас для них настал момент прощания, отсюда и такая тяжёлая грусть.
– Это дом твоего детства? – спросила Кира, подойдя к нему. В её глазах заблестел живой интерес. Она оглядела закрытый полумраком дом.
– Ну, почти, – горько улыбнувшись, ответил Соломон, – хотя, пожалуй, именно это место лучше подходит под это описание. Мы часто переезжали, но здесь… только здесь Корвин чувствовал себя как дома.
Мари (самая сильная из них духом) отринув уныние, решительно пересекла половину гостиной подошла к ближайшему окну, раздвинула тяжёлые портьеры. Растревоженная пыль разом атаковала их. Все зачихали и закашляли. Мари в спешке попробовала открыть окно, но то видно заело. Соломон подошёл к ней, силой распахнул створки. Пасмурный свет забрезжил внутри. Он огляделся – при свете дня застывший в оцепенении дом стал оживать. И не он один так подумал: Оклус очнулся от печали, бросился к ближайшему окну, отдёрнул шторы. Когда все окна открылись, дом посветлел, воздух посвежел, и всем стало легче.
«Я вернулся Корвин» – про себя продумал Соломон.
– Ты глянь, моя старенькая кухня, – со слезами на глазах молвил Оклус и слова эти эхом пронеслись по дому. – Я совсем забыл, какая она. Моя плита, мои сковородки. Я готовил вот тут, а он сидел рядом и рассказывал что-то. Каждый день мы с ним о чём-то говорили, он всю мою семью знал. А я за эти годы ни разу не пришёл сюда, всё боялся, что сломаюсь, что боль меня съест, когда воспоминания нахлынут. Не пришёл, думал об этом, мучился совестью, но всё не решался.
Соломон подошёл к Оклусу, положил руку на плечо старого друга. Лепрекон положил свою ладонь поверх его, поджал дрожащие губы.
– Я помню, как ты переживал это, – сочувственно сказал Соломон.
– Я никогда не винил тебя в том, что с ним случилось, Соломон, – вдруг выплеснул Оклус. – Чтобы ты там не думал. Я и мысли такой не допускал.
Соломон не ожидал этого, поэтому замер с удивлением на лице.
– Я сразу почувствовал, что он покинул этот мир. В первую очередь я за тебя испугался. А потом когда я узнал, чем всё решилось, довольно легко принял его выбор. Плохо без него, но он знал, что делал.
Они поняли друг друга. Мари подошла к ним, обняла обоих. Чувство вины за окружающий беспорядок тяжким грузом легло на сердце Соломона. Дом отца кажется отвергнутым и предательски-заброшенным. Не в силах смотреть на повсеместную пыль он поднял руку, намереваясь чарами прогнать пыль.
– Нет нельзя, – Оклус схватил его за штанину, – он бы рассердился. Он всегда сам убирался, без магии. Не будем спорить. Его дом его правила, будем их соблюдать. Но да, здесь надо прибраться. Давай Моня за работу, вдвоём управимся.
Соломон согласился. Других идей о том, что делать после прихода сюда, у него нет, и не было – так далеко он не продумывал.
– Мы вам поможем, – прозвучал голос Киры.
Два ведьмака, две чародейки и один диковинный лепрекон облачились в наколдованные наряды, материализовали швабры тряпки и всей семьёй взялись за уборку. По ходу работы не раз нашли на мебели многочисленные следы от когтей воронов. Совместными усилиями за два часа избавили дом от пыли, и воздух сразу стал значительно легче – их будто из душного погреба выпустили. Кажется, и сам дом вздохнул с облегчением, посветлел и будто подобрел к ним, более не взывая к чувству вины. Приборка немного успокоила Соломона. Приятные воспоминания нахлынули на него, согрели продрогшую душу. Везде и всюду незримо даже для глаз Соломона чувствуется дух Корвина. Каждое кресло, каждый стол и каждое окно напоминает о своём участии в событиях давно минувших дней.
Соломон ещё раз прошёл по дому. Пальцы коснулись знакомых стен. Приятное чувство ностальгии разгорелось внутри, когда он ещё раз заглянул в небольшой кабинет Корвина. Знакомые полки и стол у окна. В прошлом, каждым летним утром через открытое окно, шелестя бумагами, влетал свежий воздух – такой ему запомнилась эта комната.
– Смотри Моня, это же его любимый зелёный чай! – воскликнул Оклус с кухни. – Ох, как же я скучал по этому запаху! Этот аромат навсегда с ним будет связан, хотя я такое не пью.
Соломон пришёл на кухню, почуял запах знакомого чая, улыбнулся, сильнее погружаясь в прошлое. Столько лет прошло, а, кажется, будто это было вчера. Внезапное счастье возникло в нём. В приподнятом расположении духа и с большим азартом он на пару с Оклусом бросился разбирать содержимое ящиков, глубже окунаясь в ностальгию. Спустя время счастливый лепрекон запрыгнул в кресло и, дрожа от радости, замахал ногами.
– А давайте, камин протопим, дом согреем? А ещё лучше давайте отужинаем здесь? Точно, давайте почтим память старика?! Устроим вечер подобным тем, что он устраивал – тихий и уютный.
– А где продукты возьмём? – спросила Кира.
– Тут недалеко есть деревня, – припомнила Мари. – Там были милые маленькие магазинчики. Корвин закупался там у одной семейной пары. Хотя с тех пор, столько воды утекло, они уже наверно состарились.
– Тогда решено! – воскликнул радостный Оклус. – Я приготовлю его любимые кушанья. Сейчас список составлю.
После недолгого обсуждения решили отправиться в магазин. Все мигом позабыли про усталость, быстро собрались в дорогу.
Соломон стряпал свою шубу за иллюзорными чарами. Двадцать минут, и они пришли в деревню, которая сильно изменилась за эти годы. На месте старых домов, появились новые дороги, и старые улицы сменили своё прежнее положение, однако тот магазинчик, остался на месте и владельцы не сменились, постарели, но ни куда не делись. Судя по их взглядам, они узнали его, хотя не рискнули об этом заговорить. Людей в этой деревне, что хорошо его знали, уже давно нет в живых, зрелых забрала старость, а молодые уехали отсюда.
Стоя в очереди со своей семьёй он вдруг испытал непередаваемый прилив счастья. Словно счастливое прошлое и не менее счастливое настоящее встретились здесь. Спустя полчаса семья вернулись домой. Соломон разыскал несколько сухих дров, растопил камин в гостиной и печь на кухне и дом стал наполняться теплом. Оклус пританцовывая от радости при виде разогретой печи (так любимой его сердцу) взялся за готовку. Кира Мари и Павел стали ему помогать.
Соломон воспользовался свободной минутой, поднялся на второй этаж, где сегодня ещё не был, поскольку там прибирались Мари с Кирой. Медленно с нарастающим трепетом прошёл по коридору с белыми стенами. Проведал свою бывшую спальню (сильной ностальгии она не вызвала), затем пошёл в коридор, проследовал в спальню Корвина. Комната отца невелика по размеру. Напротив двери всего одно окно, между ними двуспальная кровать, пара тумбочек, небольшая металлическая печка, ещё есть мягкая скамейка у изножья, комод и большой шкаф напротив кровати. А вот незанятого пространства почти нет.
Сам не зная зачем, подошёл к шкафу, открыл. Вся одежда прямиком из середины прошлого столетия и вся пахнет старостью. Опустился на колено, открыл широкий нижний ящик – там старые туфли и ботинки, всё вымыто и аккуратно расставлено в нужно порядке. Корвин любил порядок и чистоту. Соломон улыбнулся. В детстве эти туфли и ботинки казались ему огромными, а сейчас совсем нет. Раньше ему не верилось, что однажды он тоже станет большим, ему казалось, что эта огромная разница между ним и Корвином будет всегда.
Положил всё на место. Покидая спальню, на миг замер у двери, ещё раз пробежался взглядом по комнате. После он спустился в прихожую, остановился, по привычке прислонился плечом к стене, сложил руки на груди, окинул взглядом гостиную. Здесь он впервые увидел Кэтрин. Яркие образы прошлого ожили. Вот на том диване сидела она. Её мама, госпожа Локан положив руки на колени, сидела в кресле у потухшего камина. Отец Кэт, господин Локан с сигаретой в руке стоял между ней и Корвином. Соломон вспомнил, с каким интересом они встретили его приход, оглядев с головы до ног, а он глупый вовсе не понимал, что происходит.
Он не ожидал, что здесь будут незнакомые люди, потому немного растерялся при виде гостей. Тогда ещё незнакомая ему Кэтрин сидела, наклонившись вперёд, с любопытством смотрела на него, а он даже не взглянул на неё. Её мать, женщина лет пятидесяти, с кудрявыми тёмно-рыжими волосами, одетая в кремовый костюм, немного нахмурив брови, с неким недоверием разглядывала его лицо. Видно не такого юношу она ожидала увидеть. Глядела так, словно ей под видом бриллианта подсунули стекляшку. Ему она показалась суровой и надменной. Господин Локан, темноволосый мужчина явный ровесник своей супруги, облачённый в тёмно синий пиджак, светлые брюки, улыбался ему с тихим восторгом. За окном был ясный день, солнце пробивалось лучами в комнату за спиной Кэт, может, поэтому он не обратил на неё должного внимания – лучи солнца будто прятали её лицо.
Корвин представил их как своих близких друзей и Соломон поверил: Корвин весь свет знал, ведь людей к нему тянуло как магнитом, каждый новый знакомый моментально становился ему близким другом, и дружба эта длилась всю жизнь (только ведьмаки его боялись). После этого был устроен обед (на который он собственно и шёл сюда), все собрались за столом в саду. Госпожа Жизель – мать Кэт непрерывно задавала ему неудобные вопросы, сначала из интереса, а после, словно намереваясь обличить его. В её голосе чувствовалась враждебность и постепенно возрастающее возмущение. Отец Кэтрин – Патрис, напротив всячески старался его похвалить, и любой свой вопрос подстраивал под эту цель, за что жена нередко награждала его недовольным взглядом. Сам Соломон лишь натянуто улыбался и по возможности молчал, гадая ради чего всё это. Лишь ради Корвина он это терпел.
С появлением за столом Мари накал пошёл на убыль. Чародейка сразу отчитала его за локти на столе, за кривую осанку, за нахмуренное лицо и он, разумеется, ей подчинился. Увидев это, мать Кэтрин стала смягчаться, после мигом завязала с Мари разговор и лишь тогда сменила гнев на милость – наверное, увидела в её лице потенциального союзника в будущем.
Только тогда он наконец-то посмотрел на Кэтрин. Их взгляды встретились, он увидел её живой интерес. С того взгляда всё началось. Темные, унаследованные от отца волосы, были убраны назад в ретро-стиле; глаза тоже отцовские; гордо посаженная голова; стройная, даже немного худая фигура; кожа бледная. Ему хорошо запомнилась её кошачья грация, и то, как быстро она крутила головой.
– Соломон это Кэтрин, твоя невеста, – почти в шуточной манере сказал Корвин, но по лицу отца Соломон определил, что это вовсе не шутка.
Не получив объяснений, он в крайнем изумлении обратил всё внимание к девушке. Та не смутилась и не растерялась – ей явно была интересна его реакция. Они долго глядели друг к другу в глаза.
– Понимаю твоё удивление, – негромко сказала девушка, судя по движению губ на чистом французском. Голос её был похож на журчание ручейка.
Отчего-то он на мгновение оробел.
– Ты же лучше моего понимаешь, что здесь происходит? – спросил он.
– Да. Но лучше расспроси своего отца, он понимает значительно больше меня.
Затем она сменила тему, на какую именно он сейчас не вспомнит, но именно так начался их разговор. Девушка оказалась очень умной начитанной образованной, а самое главное очень сообразительной. Ему сразу стало понятно, что она сильна духом и умеет за себя постоять. Неприязни от неё он к себе не почувствовал – это его удивило, ведь к девятнадцати годам он уже привык к фальшивому дружелюбию (за настоящим нужно было идти сюда), но с ней было по-другому. Чем-то она напоминала ему Мари и самого Корвина. Добрая и храбрая. В целом она оставила о себе хорошее впечатление. Он с ещё первого взгляда понял, что он не интересует её как мужчина. А за время их разговора он окончательно убедился, что она интересуется исключительно своим полом – он всегда очень хорошо чувствовал подобные моменты. Может поэтому, он так же перестал видеть в ней женщину.
– Давно ты знаешь о магическом мире? – в полголоса спросил он.
– Уже лет шесть, – призналась она, слегка наклонив голову в левую сторону, – мама рассказала. Вечно таиться у папы не получилось бы.
– Ты удивилась?
– Испугалась. Со временем страх отпустил, но потом папа рассказал мне о ведьмаках, и я снова стала бояться.
– Кроме меня видела других ведьмаков?
– Нет, ты первый.
– Зайдя сюда, я страха в тебе не почувствовал.
– Просто ты нестрашный. Длинный чрезмерно, но меня этим не испугаешь.
– А ведь многие меня боятся. Ты храбрая девушка.
– Мама называет мою храбрость глупостью, – Кэтрин неосознанно взяла в пальцы вилку и стала раскачивать её на тарелке. – Ругается, что я неосмотрительна. Она везде чует опасность и боится, что я однажды попаду в беду. Не подумай, что я отчаянная сорвиголова, которая сама нарывается на неприятности. У меня есть инстинкт самосохранения, и я сама стараюсь избегать опасностей.
Вспомнив сейчас эти её слова, и зная, чем всё в итоге обернулось, Соломон тяжело вздохнул. Тогда они проговорили весь вечер, охотно идя на контакт. Они понимали друг друга с полуслова – редкое для него взаимопонимание. По итогу она назвала его хорошим собеседником, он про себя решил, что она вполне может стать ему замечательным другом, но только другом. Она заинтересовала его, но не более того. Про то, что она его «невеста», он к тому моменту уже забыл.
Через месяц после этого они вновь собрались в этом доме за столом. К тому моменту госпожа Локан начала мягче к нему относится, а спустя полгода, когда тема со свадьбой стала обретать серьёзный настрой она и вовсе стала принимать его как родного сына. Лишь тогда он всерьёз задумался об этом – о совместной жизни с Кэтрин. А затем, после их с Кэт совместного отдыха в дело вмешалась любовь.
Самая последняя их встреча закончилась на полуслове. Она ушла раньше, чем ему хотелось. Получив сообщение на свой телефон, она, многократно извиняясь, простилась с ним и поехала «помогать подруге». На самом деле она поехала к своей девушке, которую наверно сильно любила. Ему она правды не сказала, а он правды и не хотел. Он обо всём догадывался, но услышать истину из её уст было бы убийственно больно. Конечно, тогда он даже не представлял, что они расстаются навсегда и что, наблюдая тогда, как она стоит на мокром тротуаре и ждёт такси, он видит её живой в последний раз.
От этих воспоминаний, душу Соломона обуял страх. Он тяжело вдохнул. Посмотрел на свою обувь и лишь спустя несколько мгновений поднял траурный взгляд. Призраки прошлого, образы тех, кого он потерял, вновь предстали перед ним. Вынырнув из воспоминаний, они обступили его, замерли в ожидании. Они пришли сюда, чтобы простить его и проститься с ним. Он почувствовал, что пришло время их отпустить. Сердце готово исцелиться, он готов простить себя.
И в этот самый миг, как никогда прежде ощущая невидимую связь с этими призраками, он эту связь отпустил. Вдруг гремучая смесь от печали до чувства вины, пылая доселе буйным огнем, стала плавно затухать. Призраки начали исчезать, по одному уходя в прошлое. Последней его покинула Кэтрин – её отпускать тяжелее прочих, но её настоящая душа уже много лет как в лучшем мире. Это лишь её тень, оставленная в его сердце и ей тоже пора уходить.
Образы исчезли, память успокоилась как водная гладь. Нещадно уставшая душа Соломона наконец-то лишилась тяжкой ноши, и он испытал волшебное опьяняющее чувство облегчения. Наконец-то он вздохнул полной грудью, почувствовал себя как никогда живым и замер, спокойно глянув в пустоту. Невероятный безмятежный покой. Он боялся, что по возвращению сюда все чувства, что он оставил здесь после кончины Корвина, вернуться с новой силой, словно бы это горе всего лишь поставили на паузу. Однако отчий дом помог проститься с прошлым и всё сразу прояснилось. Теперь ясно, что он уже давно был готов к этому, но лишь в доме своего отца сумел сделать этот шаг.
Мимо прошла Мари, направляясь к своей сумке. По ходу она мельком обменялась с ним быстрым взглядом и вдруг остановилась, снова глянула на него, улыбнулась и, забыв про свою сумку, зашагала в его сторону.
– Ну как ты Львёнок? – спросила она, обняв его.
– Лучше, – с невероятной лёгкостью в голосе ответил он.
– Я рада это слышать, – глаза её, разглядев правду на его лице, заблестели от радости, и улыбка её стала шире.
Стоя к нему лицом она обняла своего Львёнка, положив руки на его широкую спину, а затем посмотрела на него так, будто не верит, что тот маленький мальчик из прошлого вымахал в такую громадину. Вдруг в порыве чувств он прижал её к себе. Отпустив ушедших, он ещё сильнее стал ценить живых.
– Я люблю тебя Мари, – со всей искренностью сказал он.
Пару секунд спустя Мари вдруг всхлипнула, уткнулась носом в его грудь и ослабела в его объятьях. Он вновь не нашёл нужных слов в утешение, лишь прислонил подбородок к её голове. Эта женщина заменила ему мать, дала ему безмерное количество любви, а он всегда причинял ей только боль и беспокойства. Даже же сюда она пришла ради него. Она знала Корвина большую часть своей жизни, он был ей дорогим другом и приди сюда для неё не меньшее испытание, но она пошла на это ради него. Всё ради него и как всегда ничего не прося взамен.
Мари выплакалась, подняла голову, отошла, вытерла слёзы и повеселела.
– И я люблю тебя Львёнок, – искренне сказала она.
– Я хочу посмотреть сад, – спустя минуту новых объятий сообщил он.
– Я составлю тебе компанию, – с улыбкой вызвалась Мари.
Он пересёк гостиную, взял свою пернатую шубу и вдруг опомнился – именно здесь в свой последний визит он собрал эти перья, когда они были разбросаны по всему дому. Как же больно тогда было видеть их без их хозяев. Однако с этими перьями он прошёл через тяжкие трудности, нося их на себе как талисман.
Вернулся к Мари. Вместе вышли из дома во двор, где, когда-то был сад. Обвёл взглядом хаос, оставшийся от некогда мирного сада. Чувство вины вновь стало мучить его. Корвин любил этот сад, каждый куст был посажен его руками, а теперь ничего из этого здесь нет. В необычайном волнении сделал шаг вперёд, примял обувью засохшую траву, опустился на корточки, выдернул из земли целый клок травы – зачем он и сам не знает. Бессмысленно конечно, но безучастие душит его.
– Весь сад погиб, всё поросло травой, – окрепшим голосом сказала Мари. – Ну же остановись Львёнок, всю траву не выдергаешь. Весной всё это опять вырастет.
– Но не оставлять же всё так?
– Придётся оставить, – она положила свою ладонь на его плечо.
Вынужденно согласился с ней, отряхнул руки, выпрямился во весь рост. Пересёк сад, перешагнул бывшие грядки. Копошась в высокой траве, отыскал калитку, открывающую путь за приделы сада. Отодвинул задвижку и с жутким скрипом нарушив покой старых петель, отворил железную дверцу и вышел первым. Затем и чародейка с его помощью перепрыгнула через высокую траву.
Они оказались позади дома, с другой стороны холма. Впереди метра три равнины, а потом земля круто уходит вниз. Стоя вдвоём на ветру, они вдохнули холодного воздуха, и начали медленно в тишине оглядывать окрестности. Новый порыв настырного ветра нырнул в волосы Мари. Соломон вдруг опомнился, резко развернулся, обнаружил старую деревянную скамью – здесь, сидя на ней, Корвин часто отдыхал. Эта скамейка не меньше самого дома всколыхнула его сердце. Он улыбнулся, словно вновь повстречался с очередным старым другом.
– Ну, дела, – радостно произнесла Мари. – Скамейка всё ещё стоит.
Соломон подошёл, наклонился, стряхивая пыль, потёр ладонью поверхность скамьи, затем проверил её надёжность и устойчивость.
– Нас двоих она ещё в состоянии выдержать, – вынес он свой вердикт, а затем материализовал толстую ткань, покрыл ею сиденье. – Прошу.
Мари с улыбкой на лице подошла, села на ткань. Он устроился рядом, прильнул спиной к каменному забору, посмотрел вдаль. Взгляд быстро обежал поля и луга, по которым ползёт жемчужно-серый туман. Гора в нескольких километрах видна очень хорошо, её вершины никакой туман не скроет. Вокруг сыро и холодно, взгляду не на что упасть. Здесь и летом не очень: дождь от сильнейшего ветра может идти горизонтально дни напролёт.
Посмотрел направо на колючие ветви кустов – раньше там была тропка, что тайком от всех уходила вниз с холма, а далее, в километрах пяти лежит берег моря, где в непогоду неторопливо прогуливался Корвин, в своём пальто. Обычным смертным туда лучше не соваться, но не один даже самый буйный прибой не смел, посягать на жизнь Предвечного – волны лишь робко стелились к его ногам.
– Ума не приложу, почему он выбрал это место, – в задумчивости молвил Соломон. – Бросил уютный дом в Швейцарии ради этого уныния.
– Ты в прошлом хоть раз впадал в депрессию, когда жил здесь? – Мари наклонилась вперёд, с хитрым блеском посмотрела на него.
– Нет. Но я понял, к чему ты клонишь. Нет, дело точно было не в здешней атмосфере, а в самом Корвине. Это он меня исцелял от грусти.
– Как скажешь, – лукаво усмехнулась она. – Я согласна с тем, что это не самое красивое место, но оно спокойное. Рискну предположить, что для него эти края были как-то связанны с далёким прошлым. Возможно, он жил здесь во времена викингов, а может ещё раньше. Быть может, здесь жили его друзья. А может, нет. Ты и сам прекрасно помнишь, что своё прошлое он скрывал в густом тумане и не спешил делиться подробностями.
– А может он находил здесь некую красоту, достижимую только ему? – продолжил Соломон хот её мыслей. – Неспроста же он сидел часами на этой скамейке и думал о чём-то. Хотя может всё дело в викингах.
Они одновременно задрожали от смеха, словно бы и не было никакой тяжести в душе совсем недавно.
– А как ты с ним познакомилась?
– А он не рассказывал? – удивилась Мари. – И я не рассказывала? Ха-ха. Не сказать, что это самая занимательная история, но если коротко, то мне было восемнадцать, было лето. Это были времена, когда он ещё не был вхож в Круг и могущественные ведьмаки дрожали как малые дети при одном упоминании его имени. Словами не передать, сколь сильно они его боялись – эти полные ужаса глаза и сейчас живы в моей памяти. Лишь немногие осознано не поддавались страху, но то были люди редкой душевной организации. Мы познакомились случайно, в поезде. Было раннее солнечное утро, я ехала со своими родителями… я хорошо помню деревья за окном поезда, и прохладный свежий воздух на вокзале, – Мари вдохнула воздуха, словно это тот самый воздух из прошлого. – Как и все остальные я даже не догадывалась, кто наш попутчик, ведь не походил он на человека, которого все боятся, а даже если бы мы знали это, ни за что не поверили. Он сидел напротив нас, светловолосый, крепкий мужчина в годах, но ещё нестарый. Мой папа любил поговорить с незнакомцами в поезде, и лишь увидев Корвина, он немедленно попытался склонить его к беседе. Корвина и склонять не пришлось, разговор сразу завязался легко и непринужденно. Он очаровал нас, даже мою маму, которая была совсем неговорливой. Эта поездка длилась… ой, дай вспомнить… по-моему, не дольше пары часов, поезда в те годы были очень неудобными, и поездка отнимала много сил, но в тот раз она пролетела незаметно. Этот незнакомец потом долго не выходил у меня из головы. Он разговаривал со мной, словно мы равны, чего никто другой до него не делал. На молодую меня это произвело неизгладимое впечатление и потом всё внутри радовалось, стоило мне вспомнить его обаятельную улыбку.
– Ты же не влюбилась в него? – хитро ухмыляясь, спросил Соломон.
– Нет, – засмеялась развеселившаяся Мари. – Между нами всегда была только дружба, о чём-то другом я даже не думала. После этого, года через два мы вновь встретились. Я получила письмо от отца, в котором он радостно поведал, что тот самым Корвинус из поезда посилился в моём родном городке. Когда я вспомнила о ком идёт речь, то обрадовалась. Я приехала к родителям погостить на несколько дней и там вновь заговорила с ним. Он уже стал добрым другом моих родителей и часто бывал у них в гостях. К тому моменту я уже глотнула взрослой жизни, и вкус тот был неприятен. Магический мир оказался ещё хуже, чем я представляла, и дело было не только в ведьмаках. На душе было тяжело, поговорить об этом было не с кем, и не особо хотелось это обсуждать, но он это исправил. С ним было так легко. Он не был моим сверстником, и не вёл себя так, но между нами было некое равноправие. Я не успела оглянуться, как он стал для меня самым близким другом. Рассказать все десятилетия наших отношений коротко не получиться, скажу лишь, что он был одной из важнейших частей моей жизни.
Соломон улыбнулся, посмотрел на свою обувь. Ему понравилась эта история, она что-то оживила в нём.
– А потом появился ты, – она посмотрела на него по-матерински нежно. – Ты очаровал меня так же как он, и быстро стал не менее важной частью моей жизни. Ты по его словам стал его первым ребёнком, первым кого он так близко подпустил к себе. Он не ждал тебя, не искал, ты просто появился и мы оба тебя полюбили.
Соломон посмотрел на Мари, встретил её полный любви взгляд. Он до сих пор не имеет представления, за что же они его полюбили.
– Я тоже по нему скучаю, – с грустью призналась она. – Очень скучаю.
Она выдохнула, замолчала и задумчиво уставилась перед собой. Глядя на спокойное лицо дорогой Мари, он понял, что она о прошлом не думает, не живёт им, не пытается исправить как он. В его глазах нет человека сильнее, чем она.
Мари вдруг задорно рассмеялась.
– Что? – удивился Соломон.
– А он был прав на счёт Киры, – задорным голосом сказала она.
– То есть? – недоумевая, спросил он.
– Когда он случайно увидел вас вдвоем, то прямо так и сказал: «Они друг друга любят, хотя сами этого ещё не знают. В будущем из этого вполне могло бы получиться нечто очень серьёзное».
Рот Соломона слегка приоткрылся, мысли закрутились в голове.
– Да, – после недолгой паузы с некой гордостью ответил он. – Корвин, как всегда, оказался прав.
– Жаль что ты такой «умник» тратил время на опасные игры с Маргарет, а не искал настоящего счастья, которое было не так уж и далеко.
Он решил не поддаваться на провокацию.
– Я люблю Киру.
– Знаю, – широко улыбнулась Мари. – И вижу, как сильно она тебя любит.
Наслаждаясь душевным покоем, они просидели в молчании несколько минут. Прошлое и будущее ныне где-то очень далеко.
– Я позавчера видела Рагнара, – неожиданно призналась она, и улыбка сразу увяла на её лице, – он сам не свой. Лицо суровей некуда, глаза полны тоски. Ничего не говори. Сама не знаю, почему рассказала. Не стоило, наверное.
– Спасибо, что рассказала, – с грустью молвил он. – Попробую встретиться с ним на днях. Может даже завтра, если он согласиться.
Мари понимающе кивнула.
– Пошли Львёнок, – она встала на ноги, – пора и кухню уважить своим присутствием. Оклус, наверное, рвёт и мечет, что я ушла непонятно куда.
– Пошли. Так и быть, истеричного коротышку беру на себя.
Оклус не заметил их отсутствия, радостный, раскачиваясь на пятках, он полностью поглощён приготовлением ужина. Павел и Кира у него на подхвате. Соломон тихо сел за обеденный стол – с его ростом на этой небольшой кухне делать нечего. Мари сбегала за сумкой, вернулась, проходя мимо, погладила его по голове, и только тогда устремилась к повару.
Соломон просидел больше часа, с лёгкой улыбкой наблюдая за своей семьёй со стороны и представляя какой может быть их жизнь без него.
Ужин готов. Оклус вытащил любимые хозяйские тарелки, помыл их, разложил на красивой скатерти, с большим вниманием подойдя к сервировке. Все радостно собрались за столом, один стул оставили незанятым: здесь у окна обычно сидел Корвин, и никто не посмел занять его место. Где бы сейчас не была душа Корвина, её присутствие ощущается здесь и сейчас.
Воздух наполнился весёлыми голосами и звоном посуды. Любимые блюда Корвина всем пришлись по вкусу. Все мысли о прошлом улетучились, и места для них не осталось, потому никто не грустит.
«Ты бы оценил такой вечер, да Корвин?» – про себя подумал Соломон.
Радостный вечер подошёл концу. За окном уже совсем темно. Мари повелительным тоном велела всем собираться. Они помыли посуду, расставили всё по местам, затушили огонь в камине, избавились от мусора. Павел тихо простонал от грусти, так сильно этот дом понравился ему. Напоследок они обошли каждую комнату, несколько раз всё проверили. Соломон, молча, наблюдал за этим, стоя в гостиной с шубой в руке. Мари Кира и Павел первыми оделись.
– Мы неторопливо пойдём, а вы догоните, – сказала Мари, поправляя шарф. Она забрала с собой Киру и Павла, напоследок внимательным взглядом простилась с домом и тихо ушла.
Он и Оклус остались одни. Стоят, молчат, смотрят по сторонам.
– Согласись без воронов здесь скучно, – улыбаясь, шепнул ему Оклус.
– Согласен, но будь они здесь, мы бы тихо не поужинали.
– Это точно, – засмеялся Оклус. – Тебе бы они настроение испортили, а я бы от души поржал как конь.