Маханакхон

Что ж, тем лучше – понадобится один обыск вместо двух.

Уже поднявшись, чтобы уходить, Андрей покосился на окно. За ним виднелась восточная часть двора, высокие кроны леса за забором. Постоял с минуту, щурясь, потом спросил:

– Послушайте, а ведь сейчас Пасхальная неделя?

– Ну да.

– На Пасхальной ведь можно любому подняться на колокольню и позвонить?

– Ага, – улыбнулся отец Николай, – хочешь?

Они поднялись по узкой лестнице наверх, где на фоне леса висело четыре небольших колокола.

– Давай звони, – сказал Шестов младший. – Только «Чижика-пыжика» не надо.

Огневский подумал, потом взялся за веревки. Как умел, отзвонил любимую мелодию:

Призрачно всё в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись…  ¹

Когда звук утих, он постоял, пристально посмотрел куда-то в сторону и стал спускаться. На лестнице неожиданно остановил отца Николая, и они стали о чем-то быстро, тихо говорить. Охранник, стоявший внизу, у подножья лестницы, даже пробасил:

– Все хорошо, Николай Николаич?

– Да, Боря, все нормально. Машина в порядке? Через сорок минут надо съездить кое-куда.

Мотоцикл Огневского рыча выехал из монастырских ворот, двинулся по сельской дороге вдоль края джунглей. Но, спустя полкилометра, вдруг свернул с бетона прямо в лес. Далеко проехать не удалось – заросли были густые, – но Огневский и не собирался. Он оставил железного коня под деревом и стал быстро, ловко пробираться в глубь чащи.

Андрей и не знал, что так близко от Бангкока есть настоящие джунгли…

Как писал дедушка Дарвин: «В тропическом лесу каждая мелочь бесконечно превосходит все, что видел в жизни северный человек». Исполинские стволы, по несколько метров в диаметре, поднимались из красной железистой почвы, их тяжелые листья закрывали небо. Внизу, среди колючих кустов и запутанных лиан, стояли вечные сумерки. Огневский, пригнувшись, проскальзывал через заросли, перепрыгивал рыжие колонны муравьев и черные колонны термитов, которые текли по земле, как ручьи. Пахло одновременно кислым гниением, пряными цветами и сладкими фруктами.

Когда Андрей, выросший среди тайги у ледяного моря, впервые оказался в джунглях, он испытал шок от такого буйства жизни. Но просто восхищаться было не в его натуре.

Хотелось изучить, понять, приспособиться. На одном из островов Индонезии он в итоге нашел местных охотников, взявшихся научить его быстро и бесшумно передвигаться по лесу. Андрей тогда не вылезал из зарослей несколько месяцев. А когда вернулся в бетонный мир, оказалось, что многие из навыков и чувств, развитых под темными кронами, очень даже полезны и за пределами леса.

Как всегда при движении в душном воздухе джунглей, он моментально взмок. «Лишь бы какая-нибудь зверюга не прицепилась», – думал он, вспоминая недавний опыт с вараном и буйволом.

Наконец остановился, присел за кустами у подножья огромного дерева. Это был настоящий исполин, поднимавшийся над всеми соседями. В метрах пятнадцати за ним виднелась стена монастыря.

Андрей просидел так несколько минут, пока на телефон не пришло сообщение от отца Николая: «Выехали».

Тогда он достал и проверил пистолет, снял с предохранителя. Несколько минут прошло в напряженном ожидании, а потом из кроны вниз упала синяя альпинистская веревка. По ней стала не спеша спускаться человеческая фигура.

Еще стоя за панихидой, Андрей заметил странное поблескивание из леса за восточной стеной. С войны он знал, что так иногда бликуют бинокли. Неблагочестиво достав во время службы телефон, он тихонько сфотографировал кроны леса в максимальном разрешении. В трапезной рассмотрел фото с увеличением и отчетливо разглядел на самом большом дереве что-то темное. Маленькое пятно на фоне ярко-зеленой листвы. Ох уж эти темные пятна… А уже поднявшись по пасхальному обычаю на колокольную, определил, где расположено подозрительное дерево, прикинул пути подхода.

Тихо подобраться к неведомому наблюдателю оказалось легко – выбрав дерево, сильно возвышавшееся над остальными, тот сам закрыл себе обзор вниз.

Теперь этот крепкий, коротко стриженный человек в альпинистской обвязке умело спускал себя, работая жумарами.

Расчет Андрея оказался верным: когда Шестов со всей охраной куда-то уехал (Андрей попросил его покинуть монастырь минут через сорок пять), следить стало не за кем. Что в этой ситуации должен сделать наблюдатель? Прежде всего, доложить о перемещении цели. Ну а потом можно позволить себе если не совсем покинуть пост, то хоть спуститься на пару минут, размять ноги и сходить куда надо.

Огневский подождал, пока незнакомец окажется в метрах семи над землей – когда он уже будет слышать Андрея, но еще не сможет безболезненно спрыгнуть. Тогда Огневский выскочил из зарослей, схватил конец веревки и сильно тряхнул из стороны в сторону.

Висевший вскрикнул, а Андрей поднял пистолет и всадил две пули в ствол, совсем рядом с ним.

– Руки вверх! – громко сказал Огневский по-английски.

– Да как? – неожиданно возмутился древолаз. – Если я отпущу руки, я же упаду! – У него был сильный акцент, но не славянский, а скорее какой-то восточный.

– Не упадешь, – холодно ответил Огневский. – Ты в обвязке. Считаю до пяти и палю.

Неизвестный нехотя поднял руки.

– Теперь одной рукой, очень медленно, достать оружие и бросить вниз, – скомандовал Андрей.

– Какое оружие? – снова начал спорить древолаз. – Я простой натуралист, я тут за птицами наблюдаю!

Огневский всадил еще одну пулю в дерево, прямо под ногами «натуралиста».

Тот выругался на непонятном языке и медленно вытянул руку с чем-то темным. Огневский был готов ко всему, но неизвестный разжал кисть, и черный пистолет упал на землю. Не дурак, понимает, что в подвешенном состоянии много не навоюешь.

– А теперь нож, – сказал Андрей. После этого можно было спускать голубчика и тащить на допрос.

Неизвестный вытянул другую руку, разжал ее – что-то полетело вниз. Но уж больно не похожее на нож – какой-то короткий черный цилиндр.

Огневский успел сделать прыжок назад, прокатился по земле, зажал уши и зажмурил глаза.

Светошумовая граната сработала в метрах двух от него. Заряд был неслабый, не успей Андрей защитить органы чувств – могло отключить.

Но и сейчас досталось серьезно – по ушам словно ударили два стальных кулака.

Какое-то время глаза показывали только пылающую белую пелену, потом зрение стало медленно возвращаться. Андрей попытался встать, вокруг все плыло и двоилось, но формы уже различались. А вот в ушах стоял монотонный пронзительный звон.

Он разглядел спину «натуралиста», тот быстро удалялся в заросли. Ему тоже досталось – беглец пошатывался и спотыкался. Отчаянный был шаг с гранатой, но ведь сработал…

Андрей побежал за ним, хотя ноги заплетались и в глазах темнело. Забавно, должно быть, выглядела со стороны эта медленная погоня одного оглушенного за другим.

Спина противника то появлялась, то исчезала за темной зеленью, а потом вдруг спереди прилетел шум мотора. Это еще что? В такой чащобе даже на эндуро не проедешь.

Все стало ясно, когда лес расступился и Огневский выбежал на илистый берег небольшой речки. По темно-коричневой воде от берега отходила лодка. Беглец, пригнувшись, сидел у руля.

Огневский выпустил ему вслед все оставшиеся патроны, но те ушли в молоко – руки еще сильно тряслись.

Он развернулся и побежал назад, к мотоциклу. На ходу подумал, что, похоже, давешний преследователь на дороге и вот этот «натуралист» – не одно лицо. Тот был на мото, этот – на лодке. Ладно, мотогонщик пока подождет, сначала надо разобраться с лодочником.

В голове Огневского смутно сохранилась гугл-карта, по которой он искал дорогу к монастырю. Есть на ней и эта речка. Насколько помнил Огневский, она идет на запад широкими изгибами, а потом пересекает дорогу под мостом. Бетонка, в отличие от русла, довольно прямая, так что если не мешкать, можно опередить лодку, встретить ее у моста.

Несколько минут ушло на то, чтобы вернуться к месту старта, еще пара – на поиск мотоцикла среди зарослей. Наконец Андрей запрыгнул в седло, выбрался на дорогу и дал газу.

Дальше время и километры полетели незаметно, и вот он уже подкатил к серому мосту через бурую воду. Остановился чуть поодаль, спешился, подбежал и спрятался за одной из бетонных опор. Достал пистолет, приготовился. Надо дождаться, пока лодка подплывет совсем близко, а потом палить на поражение – шутки кончились.

В напряжении просидел еще несколько минут, и вот оно – из-за поворота реки показался серый силуэт. Андрей смерил на глаз расстояние, скрылся за опорой и стал считать. На 27-й секунде высунулся из прикрытия, вскинул оружие – рассчитал верно, лодка была совсем рядом, в паре метров. Но совершенно пустая.

В бешенстве Андрей выпустил по ней полмагазина. Из дыр в железном днище забили, пузырясь, фонтанчики темной воды. Находчивый «натуралист» выскочил из лодки где-то выше по течению. Теперь, как говорят китайцы, ищи макаку в джунглях…

Роковая женщина

Огневский въезжал в Паттайю в дурном настроении. Даже вывески на милой сердцу кириллице, да со смешными ошибками, в этот раз не радовали, скорее раздражали. Как и весь этот город, с рядами увеселительных заведений и пробками из мопедов, нагруженных толстыми телами старых фарангов. Хорошо, хоть бар «Вагабонд» находился на восточной окраине, пока относительно мало застроенной, на полупустынном пляже. Пробираясь по запруженным улицам, Андрей пытался сбросить злость и напряжение – с такой рожей, как сейчас, ничего от бедных хиппи не узнаешь, еще, пожалуй, разбегутся.

Хотелось поскорее проехать этот аляповатый город, грандиозный памятник человеческим порокам. До середины XX века Паттайя была заурядным поселком на побережье провинции Чонбури. Скромные рыбаки, по утрам выходившие в море на ярко раскрашенных лодках, и представить себе не могли, во что их деревня превратится всего за несколько лет.

В пятидесятых годах в соседнем Вьетнаме вспыхнула война. Коммунистический север страны поддерживали два красных гиганта – СССР и Китай. А капиталистический юг опирался на Америку и ее азиатских союзников. В том числе на монархический Таиланд, где коммунизм любого рода до сих пор вне закона. В городе Накхо́н Ратчасима́ недалеко от Паттайи, разместились американские ВВС, а служивший там персонал стал приезжать в увольнительные на побережье Тайского залива.

Паттайя быстро сделалась их любимым местом, а у ее жителей появилось множество новых способов заработка. Для мужчин из англосаксонских стран, где общество долго не забывало свои пуританские корни, Азия всегда казалась местом «запретных наслаждений». Еще Киплинг писал:

“Ship me somewhere East of Suez, where the best is like the worst

Where there aren’t no Ten Commandments an’ a man can raise a thirst”.

[«Там, к востоку от Суэца, злу с добром – цена одна,

Десять Заповедей – сказки, и кто жаждет – пьет до дна». – пер. с англ. И. Грингольца.]

В следующие десятилетия на разбогатевшем Западе выросла индустрия туризма, а потом возник бэкпекинг – тот же туризм, только самостоятельный. И когда молодые (и не очень) отпускники потоком хлынули в Индокитай, их уже ждал развитый, недорогой, приветливый Содом на берегу моря.

В 90-е наступила новая эра – сюда внезапно стали ехать люди из бывшего СССР. Причем многие, как ни странно, приезжали с женами и детьми и чаще искали не «разврата и отрыва», а просто дешевого отдыха в теплой стране. Для жителей только что развалившейся северной империи этого было достаточно.

В двухтысячные поток отдыхающих стал еще мощнее – подняли голову Индия, Китай и Ближний Восток, контингент в ресторанах и стриптиз-барах стал еще пестрее. Паттайя, разросшаяся на иностранных деньгах, быстро превращалась в тайский Лас-Вегас, пылающий огнями высотных отелей и шикарных заведений на любой вкус. Дешевые злачные места, впрочем, тоже никуда не делись.

Центр города, наконец, закончился. Справа от дороги потянулся пока не застроенный пляж, с редкими неприметными строениями. В одном из них и находился «Вагабонд», приют русскоязычных странников.

Огневский оставил мотоцикл под развесистым деревом, снял шлем, посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Особо успокоиться так и не получилось – физиономия была чересчур суровая. Перед тем как идти в бар, он хотя бы привел себя в подходящий для вольных путешественников вид: расстегнул ворот рубашки, подвернул штанины, повязал яркую бандану. Криво улыбнулся самому себе – ничего, сносный «вагабонд» получился, только угрюмый. Он пригладил волосы слева, чтобы максимально закрыть шрам – среди русскоязычных жителей Королевства Андрей уже имел определенную славу, и его нередко узнавали именно по этой примете.

Зашел в бар, делая последнюю попытку выглядеть расслабленно. Место было интересное, все стены увешаны памятными вещами из путешествий: молитвенные флажки из Непала, китайские фонарики, резные статуэтки – всё, что люди привозят с собой на память. Меткий взгляд Огневского отыскал даже фигурку тигра с надписью «Владивосток», хотя ее стыдливо засунули в угол.

Он сел за стойку, кивнул бармену, заказал местное пиво «Чанг». В отличие от Огневского, юноша за стойкой был настоящим «вагабондом» – с выжженными солнцем дредами, с лохматой бородкой, в яркой мешковатой рубахе.

В 90-е, кроме толпы бухгалтеров на отдыхе, в Таиланд двинулся еще один людской поток из бывшего Союза, куда более интересный. От Москвы до Паттайи пролегла Великая Юго-Восточная Тропа Автостопа.

Бородачи с рюкзаками и мечтательные девушки в фенечках выходили на окраину Москвы, Питера, Новосибирска и, меняя попутку за попуткой, неделями ехали «по карте направо», пока в конце концов не добирались до Владивостока. Оттуда переезжали на автобусе границу в провинцию Хейлунцзян, где начиналась настоящая экзотика.

Китайские водители, летавшие по отличным бетонным дорогам КНР, не понимали, зачем стоят на трассе молодые «лаоваи» [белые иностранцы. – кит.] из таинственной северной страны Элоусы, почему они не сядут, как все нормальные люди, на автобус? Но подвезти диковинных иностранцев китайцы были не прочь.

А дальше шли Вьетнам, Камбоджа и, наконец, Таиланд – вечный приют неприкаянных. Многие оставались тут на годы, подрабатывая гидами для своих соотечественников, прибывших более традиционным способом.

Представителей бродячей братии в Паттайе набралось несколько тысяч, и почти все в ней друг друга знали. Это было странное сообщество, одновременно идеалистическое и циничное, хитроватое и бестолковое. Огневский провел в нем первые полгода после приезда, быстро от него устал, но теперь испытывал к нему что-то вроде ностальгии. С особенным теплом вспоминал о девушках с фенечками.

Бармен налил Огневскому пива, как водится, по-тайски, со льдом. Напиток получался специфический, чересчур холодный и слишком слабый – лед быстро таял и превращался в воду.

– Подскажи, – обратился Огневский к бармену, – Катя Борщук у вас работает?

Тот пожал плечами:

– Может, Аня Борщук?

– Ну да, – кивнул Огневский, изобразив смущение. – Плохо соображаю сегодня, голову напекло…

– У нас. Только у нее сейчас обеденный перерыв. Да вон же она. – Он махнул рукой за открытую дверь, выходившую на прибрежную полосу. Там, под пальмой, темнела тонкая девичья фигура. – Она обычно просто берет фрукты и идет на пляж обедать. Любит поесть, – усмехнулся бармен. – По три больших манго зараз может слопать…

– Ага, спасибо. – Андрей не спеша допил пиво, стараясь особенно не коситься в сторону пляжа, расплатился и вышел.

Аня стояла под пальмой спиной к Огневскому, облокотившись о шершавый ствол, что-то держа в руках. За несколько секунд он успел рассмотреть ее: неопрятные волосы, густой загар, легкая сутулость, наверно от тяжелых рюкзаков, – типичный для этого типажа внешний вид. Интересно, что в ней так привлекло самого Шестова, известного Дон Жуана? Может, ностальгия по юности, когда тот сам годами бродяжничал по миру…

– Аня, привет! – окликнул он.

Несколько мгновений она не двигалась. Потом выпрямилась, повернулась.

На Андрея внимательно смотрели карие, такие знакомые глаза Маши Басмановой. Откуда только загар взялся – крем, наверное…

С минуту он глядел в них, не зная, что сказать.

– Маша… Блин, что за дела?! – наконец выпалил он.

– Ты о чем? – совершенно спокойно ответила девушка. В руках она держала деревянную чашу с нарезанным манго.

– Да о Шестове! – едва не закричал он. Все попытки успокоиться пошли прахом. – Так это вы его взяли!

– Ну что ты о нас думаешь, честное слово…

– А что мне еще думать! Шестов исчез, его брат говорит, что тот встречался с какой-то «белоруской», а на самом деле это ты. Ты его разрабатывала! Наверно, и тот хрен, который за братом следил из леса, тоже ваш? С каких пор у вас арабы на службе?

– Это Оганес, он армянин сочинский. – Маша слегка улыбнулась. – Хорошо, что не слышит, как ты его в арабы записываешь.

Огневский стоял молча, уже не находя слов.

– Шестова-то вы за что? – только и смог выговорить он.

Машино лицо все еще выражало то уверенное спокойствие, которое когда-то так нравилось Огневскому, в те странные, такие далекие годы, что они с Басмановой прожили вместе. Но теперь ее невозмутимость просто бесила.

Маша опустила глаза и вздохнула:

– Да не трогали мы его… Пришли сведения, что семье Шестовых угрожает опасность, причем очень серьезная. Мы на всякий случай взяли их под наблюдение. Оганес руководил слежкой за Николаем, а я – за Сергеем. Вот только не уследила… Пройдемся?

Не дожидаясь ответа, она поставила чашу с фруктами на песок и пошла вдоль берега. Ветер трепал густые пшеничные волосы. Если бы кто-нибудь из собратьев по «Вагабонду» сейчас увидел «Аню Борщук», то поразился бы – на вольную путешественницу она стала совершенно не похожа. Маша моментально вышла из этого образа, исчезли сутулость и рассеянность, теперь ее спина была ровной, походка – уверенной. Под одеждой угадывалось жилистое, мускулистое тело – почему секунду назад, когда она еще была «Аней», Андрей этого не заметил?

– Оганес сообщил о столкновении с тобой, – сказала Маша. – Ты-то зачем в это дело вмешиваешься, на агентов собственной разведки нападаешь? Слава Богу, что ты не попал ни разу.

– Этот козел в меня светошумовую бросил!

– Но ведь стрелять не стал. В отличие от тебя… Ты, я смотрю, совсем уже на тропу войны вышел. Надеюсь, знаешь, что делаешь. Почему тебе так дорог Шестов, ты с ним дружил?

– Я дружу с крутым тайским генералом, – ответил Андрей. – А он нанял меня, чтобы найти Шестова и Рачавади.

– М-да, – покачала головой Маша, – ну и методы у тайцев… Привлекают частных лиц, по сути, нелегальных боевиков…

– Эй, полегче, – ответил Андрей. – Да и они обращались к вам, но вы, как я понял, послали их подальше.

– Ну, тут я не знаю, не на моем уровне такие вещи решаются. Мы ведем расследование, всеми возможными силами. Этого им должно быть достаточно. И тебе тоже.

– Ладно, – сказал Огневский, – раз уж мы вместе в этом деле, давай сверим карты. Как давно вы вели Шестова и Рачавади? У вас есть версии насчет похищения?

– Прости, Андрей, – ответила Маша, – но ты частное лицо, и я не могу раскрыть тебе оперативную информацию.

– Я представитель тайских властей!

– Подтверждение этого у тебя есть? И даже будь оно, такие вещи должно решать мое руководство.

– Ты спала с ним? – вдруг спросил Огневский. – С Шестовым? Вы ведь давно уже были «вместе».

– Фу, Андрей, с каких пор ты стал хамом? – поморщилась она. – Что, ревнуешь?

Он молчал, ожидая ответа.

– Если тебе так надо знать, то нет, – спокойно сказала Маша. – Даже если б собиралась, не смогла бы. Он в свою тайку был влюблен до дурости. Ко мне прибегал, только когда она отмораживалась от него. Да и тогда интерес ко мне у него был скорее платонический, дух бунтарства, и все такое… Вообще, мне кажется, его слава, как Казановы, сильно преувеличена.

– О да, ты та еще бунтарка, – усмехнулся Огневский, – погоны бунтовать не мешают?

– Работа такая, – невозмутимо ответила Маша, повторяя его вчерашние слова.

– Так ты мне ничего не скажешь? – выдохнул Андрей.

– Нет, извини, – подтвердила она.

– По крайней мере, дай знать своим, что я веду расследование для тайского правительства, пусть хотя бы не мешают.

– Они и не мешают, – пожала плечами Маша, – это ты на них со стволом бросаешься.

Огневский только махнул рукой.

– Я тебя поняла, – сказала девушка, когда Андрей уже повернулся, чтобы идти. – Я сообщу начальству.

За оживленной беседой они не заметили, как зашли довольно далеко. Вокруг был совсем пустынный участок пляжа с редкими пальмами и парой заколоченных бетонных строений. Где-то позади слышался басовитый смех и болтовня на не очень грамотном английском. А впереди, в метрах тридцати, шла по щиколотку в волнах одинокая тайская девушка, ветер теребил кудрявые, коротко стриженные волосы.

– Oy! Wait up, mate! [Эй! Погоди, братан! – англ.] – прокричали сзади.

У кричавшего был, кажется, акцент северной Англии, при котором «ап» звучит как «оп» и «мэйт» как «майт».

Андрей оглянулся – за ними плелись четверо татуированных бугаев в майках-алкоголичках. Иногда попадаются в Паттайе эти louts, английский аналог гопников. Фанатеют по футболу и бухают после каждой игры. Что забыли в Таиланде эти деревенщины? Хотя понятно что…

Неожиданно быстро мужики оказались совсем рядом, в паре шагов позади. Огневский только вздохнул.

– Не говори, что это тоже ваши, – устало сказал он Маше.

– Нет, – ответила она. – И под быдло только работают. Осанка не та, да и у всех стволы за пазухой.

– Вижу, – ответил Огневский.

– Oy, I`m talkin’ to ya! [Эй, я с тобой говорю! – англ. искаж.] – послышалось сзади.

– Fuck off, mate, – бросил через плечо Огневский. Похоже, ему сейчас-таки представится повод выпустить пар.

Вместо ответа на него сзади обрушилась туша килограммов в сто двадцать, подмяла под себя.

Огневский, весивший всего восемьдесят три, захрипел, но злость, закипавшая весь день, дала о себе знать. Он ударил головой назад, попал нападавшему по носу, вывернулся к нему лицом, кое-как вытащил пистолет и пальнул не глядя.

Мужик вскрикнул, задрожал, Огневский свалил его с себя. Только чтобы увидеть над собой еще одного из нападавших. Тот при близком рассмотрении отличался от остальных. Не развязный жирдяй, а наоборот. Сухопарый, быстрый… Андрей знал по опыту: это всегда самый опасный тип. Молниеносным движением тот оказался поверх Огневского, очень ловко отбив в сторону руку с пистолетом, замахнулся коротким клинком.

Время для Огневского словно застыло, он завороженно глядел на лезвие в руке противника, понимая, что уже не увернуться. Вокруг были звуки борьбы, кажется, чмокал глушитель.

Тут зрачки в глазах нападавшего расширились, а рука с клинком обмякла. Он осел на Огневского, тот спихнул его в сторону.

– You okay, na? – сказала с сильным тайским акцентом та самая девушка, что гуляла минуту назад по волнам. Ее лицо, совсем еще молодое, было спокойно и сосредоточено. Она сдула с лица тугую смоляную кудряшку, в ее руках дымился «Глок» с глушителем.

Огневский не ответил, вскочил, стал смотреть по сторонам. Маша тоже стояла с дымящимся пистолетом в руке, над телом третьего противника. Четвертый стоял с поднятыми руками.

– Господи, – подумал Огневский, – пошли мне нормальную бабу. Без ствола за пазухой…