Солнце, вино и поджаристый хлеб во Франции

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

«Ветер на улице Генделя»

1971 год. Мы, студенты Московской консерватории, человек сто, приехали на летние каникулы в Прибалтику, в Калининград, в бывший немецкий Кенигсберг. Консерватория сняла для нас десяток домов в курортном городке Светлогорске, находившемся в 30 километрах от Калининграда, на берегу моря. При немцах этот город назывался Раушен. В нём когда-то находился госпиталь, в котором лечились фашистские офицеры.

Когда поезд медленно подъезжал к серому, приземистому, огромному и грубому зданию Кенигсбергского вокзала, сердце моё затрепетало – Германия! Как я мечтал о её готических городах! И вот я приехал! Я здесь!

Я понимал, что рука советского строителя восстанавливала этот город так, как считала нужным, но я надеялся, что хоть какие-то следы немецкой архитектуры в городе сохранились… Не могли же они причесать всё это под гребёнку! Что-то ведь должно сохраниться!

Да, город был разрушен, почти совершенно – война есть война… Но может быть, хоть кусочек старинной готики судьба пощадила?

Мы вышли из поезда и расположились на привокзальной площади, в ожидании пригородной электрички. Мой друг, Юрка Слимкин, прицепился к удивительно хорошеньким арфисткам, Зосе и Жанне, блондинке и брюнетке, крохотным, изящным и насторожённо молчаливым, а я побежал искать готику. Чтобы быстрее её найти, я проглотил в кафе, у стойки, большую рюмку коньяка и это мне помогло…

Первая улица, на которую я завернул, была совершенно немецкого вида. Я посмотрел на ржавую табличку и вздрогнул – улица Генделя! Я, русский музыкант, стою в Кенигсберге, на улице имени боготворимого мною Генделя! Когда туман восторга рассеялся, я внимательно и стараясь быть спокойным, осмотрелся: короткая, широкая улица была пустынна, буквально ни души… Словно специально судьба убрала с неё всё, что помешало бы мне рассмотреть её… Дома были типично немецкие, из красного кирпича, окна первых этажей прятались за узорные, красивые решётки, над каждой дверью в подъезд белело старое распятие. Мне хотелось поцеловать это распятие, но оно помещалось слишком высоко… Мостовая была сложена из крупного булыжника… Я бы поцеловал и мостовую, но боялся, что меня примут за сумасшедшего…

Я стоял посреди улицы и в спину мне дул тёплый ветер с привокзальной площади… Он нежно шевелил волосы на моей голове, бежал по золотым листьям высоких, шарообразных деревьев и мне хотелось плакать… Германия!

Как я тогда, русский мальчик, житель странного государства, хотел увидеть мир!

– Сашка! Электричка! – услышал я крик Слимкина.

Я всё-таки не выдержал, упал на колени и поцеловал мостовую…

Через пол часа мы были в Светлогорске. Это был маленький, уютный, красивый городок, расположенный на множестве холмов… Идёшь то вниз, то вверх, то вверх, то вниз… Кругом сосны, цветники, пивные… Иногда видно море…

Нас с Юркой хотели поселить в нормальном доме, но неожиданно подвернулся экзотический вариант: у хозяйки в саду, стоял фургон от старого автомобиля. В нём было две кровати и стол. Естественно, мы попросились туда – отдельный вход, приходи когда хочешь и с кем хочешь. Слимкин обалдел от арфисток и всё время что-то планировал…

В центре города было большое озеро. Мы искупались в нём и пошли в ресторан. Там было полно наших. Слимкин вцепился в арфисток, а я быстро съел что-то и спустился к морю. Кажется собирался шторм. Большие малахитовые волны с пенистыми гребешками обрушивались на берег. Дул сильный ветер, ярко светило солнце. Было жарко и холодно. Запах моря ошеломлял. Мне казалось, что никаких арфисток и Слимкина нет, что сейчас сверкнут золотом одежд грозные, прекрасные валькирии и унесут меня в Вальхаллу, где я увижу Вагнера. Вместо этого мы со Слимкиным попали в пивной ресторан, где выпили по восемь кружек пива. Арфистки исчезли из поля зрения, но нам было всё равно.

Вечером, совершенно пьяные и весёлые, мы засели в кустах, недалеко от дома, где жили арфистки и стали их караулить. Зачем – неизвестно, шансов у нас не было. Мы пили портвейн из горлышка и смеялись. Над нами висела розовая луна, и пахло свежескошенной травой. Неожиданно Слимкин нашёл свечку, зажёг её и поставил посреди булыжной мостовой. Я, сквозь слёзы смеха, смотрел на трепещущий золотой шар над свечкой, кривлялся, валял дурака, и, конечно же, совершенно не понимал, что только- что закончился один из самых счастливых дней в моей жизни.

Удивительное путешествие

Застрелиться? Или как? Что делать? Мои маленькие детские пьесы идут, а большие, для взрослых- нет. В театрах ставят «Евгения Онегина», и «Пиковую даму». Это нельзя ставить, будет ужасно. Но они ставят. Ставят Бунина, не сценичного совершенно, который ненавидел театр. Но ведь Пушкин и Бунин имена! Говорят, именно имена приносят театру деньги. Но разве не качество спектаклей? Так вышло, что некоторые мои пьесы прыгнули на другие континенты. Ну и что? А ничего!

Москва и Питер тоже были. Ну и что? Тоже самое!

Тридцать лет я работаю для театра совершенно бесплатно! Ибо, то, что я получаю, деньгами назвать нельзя. Мои пьесы шли по всей стране! И что? Ну, ничего! И не у меня одного так обстоят дела! У всех нас!

Ну, может быть правительству драматурги не нужны? Ну- может быть! Только нам плевать на ваш интерес, или его отсутствие! Просто платите нам деньги за работу! Вам же платят, хоть вы работаете безобразно! Впрочем, вы сами себе платите. Это всё объясняет.

Одна знаменитая артистка заболела, и её лечили всей страной. В Германии, в Швейцарии, Австрии. Слава Богу народ собрал деньги. Но ведь лечить надо не только артисток.

Другую артистку тоже лечили оригинально. Театр, где она работала, собрал деньги за сыгранные спектакли. Несколько валовых сборов… И миллион в кармане. Лечили в московской больнице. А что же делать мне, и остальному народу? Умолять о помощи у театральных подъездов? Что происходит? Ху из ху? Я гражданин этой страны? Да! Меня будут лечить как этих милых артисток? Нет! Почему? Не знаю! Другие, правда, знают, а я – нет! Не доходит! Иногда появляется чувство, что Родины у меня уже нет. Это чувство стремительно крепнет! Но у меня есть книги. Недавно я читал рассказ А. И. Куприна «Чудесный доктор», и плакал… Как написано!

Я оделся, вышел на улицу, и пошёл за помидорами, огурцами и капустой. Диабет! А как хочется жареной картошечки! В магазине я опять стал соображать, где и как достать деньги на пистолет. Думал, думал… Потом пошёл в винный отдел за пивом. Взял банку, и в этот момент меня тихо постучали по плечу. Я раздражённо обернулся, и оцепенел… Передо мной, странно расплываясь, стоял человек лет пятидесяти… Одет он был как русский дворянин девятнадцатого века. Он улыбнулся мне, и я узнал его. Это был, умерший лет сто пятьдесят тому назад, великий русский драматург, Александр Николаевич Островский! Странно, но я не удивился. Островский поднял шляпу, и сказал тихо и весело: «Сашенька, тёзка, полетаем?» Через Островского прошла старуха в шикарной шубе. Островский был бестелесным и невидимым.

– Полетаем! – сказал я.

– Тогда возьми меня за пятку, и вперёд!

Островский медленно поднялся в воздух, и я схватил его за ногу. Несколько секунд мы покружились под потолком, а потом, через все эти кирпичи и железо, мягко, легко, вылетели наружу. Я посмотрел вниз, но Москву не увидел. Мы летели через огромные собрания прозрачных человекообразных существ. Они смеялись, и что-то ели.

– Кто это? Спросил я.

– А так… Ничего особенного. Скоро лето. Цветы обсуждают свои маршруты.

– А я увижу ещё Москву? – спросил я.

– Конечно! Она под нами! Россия, Москва, зима, год 1902!

Я всмотрелся, но что-то мешало.

– Что это за облако- спросил я.

– Это не облако. Это Тургенев летит на Виардо. Иван Сергеевич, давай быстрее! Улетай куда-нибудь! Мешаешь же!

Тургенев кивнул, страшным голосом крикнул: «Ведьма, вперёд!» И они исчезли…

Внизу открылась старая Москва, засыпанная снегом. По дорогам неслись коляски. В них сидели дамы и господа, весёлые и не очень трезвые, одетые в дорогие шубы.

Хорошо! В одной из колясок я заметил Шаляпина и Бунина. Шаляпин вдруг запел… Да так густо, так громко, что лошадь чуть не сошла с ума! Я смотрел на них с восторгом, не пытаясь понять, что со мной происходит. Бунин крикнул Шаляпину, что он ведёт себя ужасно глупо, гробит свой величайший Божий Дар! Голос, единственный, и лучший в мире! Шаляпин засмеялся, и заревел ещё громче, ещё великолепнее! Умчались!

А это? А! В ресторан, верхом на бокастой, белой лошади, царственно въезжает налитый вином до краёв, Александр Иванович Куприн! Его рассказ «Чудесный доктор» потряс меня! Да и всё прочее написанное им, поразило своим мастерством! Он был великий писатель! Но это почему-то понимаю один я!

Вдруг – бах! Трах! Тарарах! Грохот, звон разбитого стекла! Крики! В соседнем ресторане подрались два очень красивых молодых человека. Кажется, это были Станиславский и Немирович- Данченко…

Островский, улыбаясь, спросил меня: «Ну, как, Саша, нравится?»

Я закричал, что я в полнейшем восторге! И попросил показать, как Толстой и Достоевский, смеясь, бросили в гору земляники, политой сливками, писателя Мамина- Сибиряка, уснувшего после шестой бутылки шампанского…

Островский нахмурился, и пробурчал: «Всё это враньё, дорогой мой! Это у вас бывает, а у нас, нет! Улетаем!»

Тишина. Зима исчезла. Тепло. Небо нежно-голубое, бескрайнее, бездонное… Звёзды светятся величественно и кротко. Какие-то яркие фигурки с огромной скоростью проносятся мимо нас. Тысячи! Сотнями тысяч! Миллионами!

Островский крикнул: «Матушка Россия, я твоё приказание выполнил! Я Сашу привёз!»

– Спасибо! – прогремел женский голос. Откуда-то из глубины неба, вышла красивая, огромная женщина, поражающая своей мощью и нарядностью одеяний. Села на что-то розовое…

– Здравствуй, Саша! Извини, что оторвала тебя от дел! Впрочем, может быть это и хорошо, ты ведь стреляться собирался, деньги искал на оружие. И не ты один. Ну, перестань трястись… Покушай-ка… Ты у меня в гостях. Я знаю, что у тебя диабет. Но у меня он тебя не тронет! Кушай!

 

Появился стол, неизвестно откуда. На нём было всё, что я хотел долгие годы. Торт «Марика» (советский), жареная картошка, шоколад, кекс «Московский» (советский), и халва (советская)…

Я не помню, как я это съел, но это произошло! Я съел всё!

После того, как я прохрипел: «Спасибо!», Матушка- Россия сказала:

– Саша, ты живёшь тяжело. Я знаю. Конечно, не ты один, но сегодня речь пойдёт о тебе. Да, Родина твоя искалечена ужасно! Но твоя Родина не там, где ты думаешь! Твоя Родина- русское искусство, русская классика! Ты ведь плакал, когда читал Сашку Куприна! Вот он и все другие – твоя истинная Родина! А там, за воротами – всё залито слезами и грязью… Потом всё изменится! Россия опять станет Великой и прекрасной! Но сейчас, что-то странное с ней твориться… Ну, ты и сам знаешь… Вот, то главное, что я хотела тебе сказать – не бросай писать! Ни в коем случае! Ты погибнешь от тоски! Но зачем? Почему? Сообщаю тебе, что есть у нас Небесная библиотека, в которую Небесные люди собирают всё хорошее, чистое, талантливое. Саша, у тебя есть шанс стать одним из миллионов её авторов! Поэтому работай, и надейся на внимание Высших Сил ко всем вам, труженикам пера! Ну, а теперь, извини, мне пора! Дел у меня по горло!

Вокруг России образовался гигантский розовый круг, и она в нём исчезла.

А я очутился в своей комнате. На столе лежала бумага, на которой было что-то написано. Я прочитал: «Саня, пиши, и пей вино! Читай всех нас, и ты будешь счастлив! Твой Александр Куприн, и все твои любимые русские писатели! Обнимаем тебя, и желаем писать, как мы! Устроит? Давай! Поехали! Наливаем, и пьём за тебя! Как и ты за нас!»

Царица мира

Какой счастливый день! Восемь часов я слушал Фрэнка Синатру! Божественный певец! Недосягаемый! Таких больше не будет!

…Наслушавшись до последнего предела, я выпил бутылку кефира, съел кусок хлеба, и посмотрел несколько фильмов с Мэрилин Монро! Обожаю её! Восхищаюсь ею! Гениальная актриса! Её коллеги, американские актёры, считали её посредственностью! Как это могло быть?! Ну, сложный характер, ну, невыносима, ну, невменяема, требовательна, непонятна! Но это надо было терпеть изо всех сил! Не нужно было думать только о себе! Нужно было думать в первую очередь о ней! Мэрилин была тяжело больна! И это не понимали только самовлюблённые дураки и дуры!

…Всё. Наступил вечер. Я что-то писал. Начал новую пьесу. Устал. По привычке, перед сном, выпил стакан ликёра, чтобы лучше спать, и лёг в постель. Немножко помечтал о жизни во времена Мэрилин и Фрэнка. И уснул. Так неожиданно и крепко, словно потерял сознание.

…Мрак. Тишина. Странно, неожиданно, вспыхнул яркий день! Над Москвой медленно летит гигантская, улыбающаяся голова Мао Цзэдуна! Потом Франция, Эйфелева башня, я прыгаю с неё, и лечу над какой-то пустыней. Вдруг, из песка, выпрыгнул огромный, полосатый, рогатый заяц, ударил меня лапой, и стал душить! Как тяжело мне, как страшно, я умираю!

Тишина. Всё ушло. Я сижу среди цветов, напротив меня сидят Фрэнк Синатра, и Мэрилин Монро. Я молчал. Фрэнк и Мэрилин улыбались.

– Сашенька, не бойся! Мы – немножко другие, но настоящие! – сказала Мэрилин. – Мы вырвали тебя из страшного сна. Ты мог погибнуть. Сейчас ты и мы, висим высоко над Москвой, на площадке, созданной нашим умственным усилием. Нам это разрешено. Ты не боишься?

– Нет, -сказал я. И ничего больше сказать не мог. Я думал, что я умер. И то, что видел, не понимал совершенно. Галлюцинации? Мираж? Игра каких-то неведомых сил природы?

– Ты не умер, Саня, -сказал Фрэнк, -Ты симпатичен нам, и мы пришли к тебе на помощь. Ты ведь считаешь меня великим певцом?

Я кивнул. Фрэнк налил мне стакан виски. Я выпил. И стал медленно приходить в себя.

– Ты ведь считаешь Мэрилин величайшей актрисой?

– Да! Конечно! – крикнул я, и посмотрел на Мэрилин.

Мэрилин улыбнулась, и сказала:

– Ты умничка, Саша, а мои коллеги из Голливуда- нет. Ты разбираешься в искусстве, – а они нет…

– Мы хотим поговорить с тобой, Саня, -сказал Фрэнк. – Вернее, хотим помочь тебе. Ты часто с ужасом думаешь, что твоя страна на краю гибели. И ты прав. Ты думаешь, как спасти её… Но понять, что для этого нужно сделать, не можешь… Так?

– Да… не могу! – прохрипел я…

Мэрилин положила руку Фрэнку на плечо и сказала:

– Подожди, Фрэнк, он что-то не может прийти в себя… Может быть, он хочет есть. Саша, ты хочешь моё пирожное? Я сама сделала его!

– Ну, конечно, Мэрилин! – хрипло крикнул я.

– Прекрасно, мой дорогой! Съешь-ка вот это! – Мэрилин хлопнула в ладоши, и у неё в руках появилось малахитовое блюдо с золотистыми и розовыми пирожными.

– Ну как? – спросила Мэрилин.

– Бесподобно! – крикнул я, -Такого на земле быть не может!

– Верно, – сказала Мэрилин, и печально улыбнувшись, сказала, – Там вообще мало хорошего…

– Давай ещё стакан! – сказал Фрэнк, и налил мне виски. – Он тебя воодушевит!

Я жадно выпил, и спросил:

– Фрэнк, что нужно сделать, чтобы спасти страну?

– Нужно экстренно, и совершенно, перенастроить управление страной. Сейчас она в уродливом, противоестественном состоянии… Чем-то напоминает феодальный строй… Как известно, это устарело…

Фрэнк засмеялся, но Мэрилин шлепнула его по коленке, и он перестал смеяться.

– Саша, спрашивай! – сказала Мэри и сердито посмотрела на Фрэнка.

– Фрэнк скажи, Россию будут перенастраивать? – спросил я, и съел конфету, которую мне дала Мэрилин.

– Нет, не будут…

– Почему?

– Это от меня закрыто. Мы многое знаем, но не всё. Ты не печалься, мир огромен. Есть места, где можно успокоиться.

Мэрилин тяжело вздохнула, и сказала:

– Фрэнк, то, что мы делаем, не очень похоже на помощь Саше! Неужели нельзя сделать что-то полезное для него? То есть, для страны?

Фрэнк сорвал цветочек, понюхал его и сказал:

– Можно, – сказал Фрэнк. – Лидеру нужны другие помощники. Не такие, которые приехав по его заданию в область, встречаются обязательными роскошными полянами, бабами, деньгами и, удовлетворённые, привозят в столицу липовые сведения, что всё в порядке, всё хорошо… Нет! Такие не нужны! Нужны другие! Отряд из ста, или двухсот преданных, умных, жёстких, хитрых людей, о существовании которых не должен знать никто, кроме Лидера, и десятка приближённых. Эти специалисты, или специалистки, приезжают в области, в качестве каких-нибудь малоинтересных личностей, исследуют, что там происходит, и кладут результаты обзора Лидеру на стол. Тогда Лидер будет иметь верное представление, о том, что происходит на самом деле, и сразу поймёт, от кого из губернаторов нужно немедленно избавляться. Да! А квартиры у специалистов должны быть огромные, благоустроенные, но только обязательно государственные! Один неверный шаг, и они вылетают из столицы, чёрт знает куда, и на мизерные зарплаты! Ну, вот и всё! При таких условиях, они будут работать хорошо!

– И это все? – спросила Мэрилин.

– Пока да! —сказал Фрэнк. – Но учти, что и это не пустяк! Как ты считаешь, Саша, это поможет?

Я сказал, что не знаю, и попросил ещё виски. Фрэнк налил мне, и сказал спокойно:

– Посмотрите туда!

Над Москвой появилась огромная красавица из золота и драгоценных камней. Казалось, она охватила собой весь город.

– Это Царица Мира, госпожа Ложь! – сказал Фрэнк.

Через секунду из колоссального тела Царицы брызнули, побежали, поползли, миллиарды маленьких и гигантских змей. Они свободно ввинтились в тело России и исчезли.

– Вся ваша земля, каждый сантиметр ее, населен этими существами! – сказал Фрэнк.

– Какой ужас! – сказала Мэрилин.

– Да ужас! – сказал Фрэнк.– Но это трагедия всего мира! И нашей страны тоже! С ней пытаются бороться, но успеха не имеют. Суть ее деятельности раскрыта, но остановить ее невозможно!

…Прозвучал гром! Откуда- то из туч появился гигантский Рыцарь в доспехах. Одним ударом он снес Царице голову и кровью, хлынувшей из ее тела, стал натирать свои доспехи. Лицо его было просто черным и плоским кругом, без привычных очертаний. Раздался смех. Громовой. Кто смеялся – непонятно.

Фрэнк встал, и сказал мне:

– Саша, мы уходим… Тут начинается нечто страшное… Если ты захочешь покинуть этот мир и увидеть нас, скажи просто: «Фрэнк, забери меня отсюда!»…И ты увидишь, что будет!

Фрэнк и Мэри исчезли. Я очутился у себя и через неделю увидел, как по улицам Москвы потекли реки крови. Когда кровь стала подниматься до моего окна, я встал посреди комнаты и сказал: « Фрэнк, забери меня отсюда!»…Тут же мое тело упало, а душа улетела в небесную синеву. Прошло совсем немного времени, и я очутился перед калиткой, за которой виднелся прекрасный сказочный домик. Калитка открылась и из нее вышла Мэрилин. Она была одета в белое платье и розовый фартучек. Руки были в муке. Она что- то готовила. Мэрилин усмехнулась и сказала:

– Мы ждали тебя, Сашенька! Иди по этой тропинке и выйдешь к Фрэнку. Он занимается своим любимым делом и ждет, когда ты присоединишься!

Я пошел по тропинке. Кругом цветы, небо голубое, солнце светит нежно, гостеприимно. А вот и Фрэнк! Он сидел в саду, за изящным столиком и открывал виски. Увидев меня, он махнул рукой и сказал:

– Саня, садись! Мы ждали тебя!

Я сел. Фрэнк налил виски в стаканчики и сказал:

Давай выпьем за твою Родину! Чтобы она могла перенести все

эти тяжкие испытания!

Мы выпили. Потом еще и еще. Вскоре пришла Мэрилин с чудесными пирожками и бутылкой небесного Асти. Мы пили, ели, смеялись, и я понял, что счастье существует! Я сижу рядом с великими, любимыми мною людьми искусства и ничего большего мне от жизни не нужно! Потому что, то, что произошло – самый драгоценный ее подарок!

Две встречи со Смоктуновским

Я вспоминаю… Я молод, мне 25… Я иду по Москве, мимо Дома Журналистов. Весна. Солнце. Москва ещё прекрасна. Я здоров, симпатичен, самоуверен. Ни одной советской одёжки на мне нет. Я весь в фирмЕ! Я пижон! Жизнь начинается интересно! Я, как творческая личность, неизвестен совершенно, хоть и служу в театре. Главное – я полон надежд! Это и есть счастье! Навстречу медленно идёт Иннокентий Смоктуновский. Мы не знакомы. Он улыбался, глядя на меня. Его улыбка была совершенно необычная: и сумасшедшая, и добрейшая, и ироничная… Во мне вскипел восторг! Солнце! Весна! Москва! Мимо меня прошёл великий человек! Я счастлив! В театральном ресторане меня ждут друзья! Однополчанин, известный артист Ко-Ко, наверное, уже наливает! Через 10 минут я буду там! И больше мне ничего не надо!

Дальше!

Перепрыгиваем через 43 года. Вчера со мной произошла странная история. Я её записал. Впрочем, я её лучше расскажу.

Опять Москва, опять весна… Жарко. Солнечно. Я вхожу в крупный, известный универмаг, чтобы купить новую бейсболку. Моя ещё хорошая, но она мне надоела. Да и какие-то деньги пришли за наши с Ларисой спектакли. Можно слегка разориться. На помидоры и сосиски ещё останется. Так вот, вхожу, поднимаюсь на лифте на второй этаж. И осматриваюсь. Торговый зал огромен!!! Вещей навалом!!! Покупайте, пожалуйста!!! Но зал пуст. Огромнейший зал, набитый вещами, пуст!!! Продавцы есть, покупателей нет. Один я растерянно брожу среди пиджаков, рубашек, курток… Но это мне не нужно. Рубашек у меня навалом. Мне их подарил Ко – Ко. Кажется, они итальянские и французские. Если бы он не сделал мне этот чудовищно дорогой подарок… Ну ладно… Где бейсболки? Вот они! Подхожу. Рассматриваю. Они отвратительны! Безвкусны! Это просто тряпки, которые стоят невероятно дорого! Уровень качества – самый низкий. Цена – самая высокая. Где наша (и не наша) приличная одежда? Ну, вот висят яркие, разноцветные, полосатые рубашечки с коротким рукавом. Летние. Пять тысяч рублей! Это сумма валового сбора за спектакль периферийного театра. Нам с Ларисой полагаются 10 процентов от сбора. То есть, 500 рублей. А это что? Немецкие мужские нижние брюки. 4 000 рублей. И так далее. Надоело. Что-то кольнуло в сердце. Надо постоять. Стою. Жую таблетку.

В СССР было мало хороших вещей, но если побегать по магазинам и комиссионным, можно было одеться прекрасно! Деньги были!!! А сейчас, товаров полно, а денег нету!!! Так – лучше?! Не уверен. Я недавно был в магазинах польской и итальянской одежды – они пусты совершенно. Только бродят продавцы с лицами людей, ожидающих расстрела. Я был в трёх огромных, многоэтажных торговых центрах – они тоже совершенно пусты. Куда мы катимся?! Мне стало совсем плохо. Закружилась голова. «Саша!» -услышал я чей-то мужской голос. Такое впечатление, что он прозвучал откуда-то с потолка. Я поднял голову. Около огромной люстры плавал в воздухе Смоктуновский, прозрачный, в белом хитоне. Он улыбнулся, бросил мне какую-то коробочку, и исчез. Я открыл её. Там была квадратная таблетка. «Съешь её!» -откуда-то прозвучал голос Смоктуновского. Я съел. И что-то невероятное произошло со мной! Боль мгновенно прошла, я взлетел выше Кремля, и через секунду очутился у себя во дворе, на скамейке у подъезда… Кругом, неизвестно почему и как, выросли в огромном количестве, яркие, как бы райские цветы. Ошеломление проходило медленно. Наконец прошло. Я хотел уйти, но ко мне подошла собака наших соседей, и ласково положила мне на колени свою кудрявую, красивую, умную голову. Ну как тут можно уйти?