Трактир «Жили-были»
Утром за завтраком Алёшка, взглянув в окно, сказал важно, как взрослый:
– Ночью сильно похолодало.
– А назавтра ожидается понижение температуры до минус двадцати градусов, – произнёс Сергей Иванович.
– Так резко! Птицы помёрзнут, – забеспокоился внук.
– Зимой птицы гибнут обычно не от холода, а от голода, – Сергей Иванович зорко посмотрел на ребят, – вы готовы помогать им? А то вчера синичка в окно стучалась. Просила о помощи.
Настя и Алёшка закивали головами.
Сергей Иванович продолжил:
– Давайте сделаем кормушку и вы будете следить, чтобы она была с кормом.
– Деда, мы сами сделаем кормилку? – удивилась Настя.
– Кормушку, – поправил Алёшка, – помнишь, нашу пахтан-ку? Как мы её делали?
– Да, – подтвердила Настя, – помню.
* * *
Во дворе работать холодно, поэтому материалы и инструмент дед принёс на кухню. И стал раскладывать их на полу.
– Мы сделаем кормушку, похожую на деревянный домик, – пояснил Сергей Иванович, перебирая жёлтые пролаченные ровные дощечки. – А крышу соорудим коньком. Кормушку прибьём к тому пеньку, который остался от нашей берёзы? Он в метр высотой, в самый раз. Не занесёт снегом. Согласны?
Никто не возражал.
– И назовём наш домик: трактир «Жили-были», – обрадовался Алёшка. – У нас в Москве есть такой. Там вкусно всё!
Всем понравилось название. Пришедший Денис уточнил:
– У нас в городе тоже есть, не только в Москве.
…И началось строительство.
– Может, и крючконосые клесты прилетят к кормушке. Не только синицы с воробушками. Ни разу клестов не кормил, – признался Алёшка.
– Навряд ли прилетят. Клесты в сосняке обитают. Это далеко отсюда, – засомневался я, – на севере.
– Если очень ждать, могут прилететь! – уверяет Настя.
Я не стал ей возражать.
– Птицы похожи на людей, – сказал уверенно Денис. – Я часто с дедом кормлю их в нашем парке. Там одна синица есть. Она сразу садится мне на руку и берёт семечко. Другая – с ходу хватает и – шмыг на ветку! А есть синица, толстая такая. Она, как Ирка в нашем классе. Ничего и никогда не берёт. Сидит в сторонке обиженная на всех. Все в чём-то виноваты у неё.
– Осторожная, – определил Алёшка, усердно надраивая наждачной бумагой напиленные дедом заготовки.
– Есть и синицы с разным характером. Всё, как у людей, – согласился Сергей Иванович.
Мне интересен разговор. Слушаю себе, выбирая ровные гвозди для фанерного днища кормушки. Строительство идёт! И урок идёт. На этот раз он получается о птицах.
– Каждая порода интересна, – продолжает Сергей Иванович, – вы заметили, как сверхосторожен воробей? Попробуй, поймай его! Если воробей родился на свободе и прошёл воспитание в своей среде – он навечно дикий. Не приручить! Это вам не синица или чижик! В неволе воробей чаще всего погибает. Живёт около человека, а – сам по себе.
– А где у синиц и воробушек дом? – спрашивает Настя. Она одна не участвует в строительстве кормушки. Сидит за широким столом и спокойно наблюдает. Дед с охотой пояснил:
– Гнёзда они устраивают в дуплах деревьев, за карнизом домов, в разных нишах построек. Используют для этого стебли трав, корешки разные, пух, шерсть, перья. С наступлением зимы стараются быть ближе к жилью человека.
Синицы – многодетные родители. У них в гнёздах я видел до десятка яиц. А воробьи за лето выводят птенцов не один раз. Великие труженики! Один раз я попробовал посчитать, сколько за час синица прилетает с добычей к гнезду. До пятнадцати раз в час – каждая! Представляете, сколько получается за день? И сколько они уничтожают насекомых – вредителей садов и огородов! Огромная работа!
Я по молодости интересовался: в наших краях обитают шесть или семь видов синиц. Самая известная – большая синица. Её зовут большак. Она доверчивая и шустрая. У неё жёлтая грудка и чёрная шапочка на весёлой головке. Она меньше всех боится людей.
Есть лазоревка. Эта поосторожнее. Водится белая лазоревка-князёк, иногда появляется чёрная синица-московка. Шустрые гаички с непременной чёрной шапочкой на голове всем известны, потом гренадёрки…
– Деда, а про воробушков расскажи ещё, – попросила Настя, – жалко их, сереньких…
Сергей Иванович живо откликается:
– Воробьёв я особенно уважаю за бесстрашие, с каким они охраняют свой дом. Они смело дают отпор разбойным стрижам, упорно отбиваются от скворцов. Если даже крепко получают, не покоряются сильному противнику. Сильная духом птица! Нет среди них серьёзных драк из-за корма. Когда кусок воробью по силам, схватив его, он улетает. И за ним никто не гонится, как это бывает у ворон.
– Без синиц и воробьёв вообще жить скучно, – веско произносит Настя.
Дед Сергей аж привстал, отложив ножовку на стул.
– Умница моя! Не ты одна это заметила. Когда-то в Америке не было воробьёв. Её жители страшно горевали по этому поводу. Потом привезли несколько пар птиц из Европы и выпустили на волю. Воробьи прижились. Теперь их там много и американцы с тех пор меньше стали скучать. А потом в знак благодарности за помощь в борьбе с прожорливыми гусеницами местные фермеры в городе Бостоне поставили воробью памятник.
Едва Сергей Иванович замолчал, как в окошко постучали. Потом послышалось: «Пинь-пинь-чэрж-чэрж, пинь…».
Все обернулись на звуки. За окном гомонили синицы. Одна постукивала клювом по карнизу, другая, издавая трескучий звук, билась в стекло.
– Ну, вот, красавицы! – рассмеялся дед Сергей. – Ждут – не дождутся. Голодно! А мы тут закалякались.
Примеряя ровную нарядную дощечку для крыши, скомандовал:
– Иди, Алёшка, в чулане из чиляка черпани в чашку подсолнечных семечек. Дай им, пока наш трактир не открылся!
– И я с ним! – забеспокоилась Настя.
Она соскочила с широкой лавки, задев локтем угол стола. Я заметил, что ей больно, но она смолчала. Не хотела отставать от Алёшки.
Голубь и вороны
Тяжёлая, сработанная из толстых широких досок входная дверь нехотя приоткрылась и в избу скользнула Настенька. На порозовевших от мороза и возбуждения щеках – слёзы.
Голос её дрожит:
– Вы сидите тут, а на дереве голубь погибает. Его вороны собираются склевать.
Мы с Алёшкой быстро оделись и втроём поспешили во двор.
Как такое могло случиться, никто из нас не мог понять. На самой длинной изогнутой ветке вниз головой висел голубь. Похоже было, что он одной ногой попал в обрывок сетки, занесённой ветром на дерево. Либо вырвался от ребятишек, которые держали его в неволе, и обрывок привязи, который остался на ноге, зацепился за сучок. Видно было, что голубь устал бороться за жизнь. Временами он отчаянно взмахивал крыльями и тогда каждый раз казалось, что птица вырвется из неволи. Но бесполезно. Вскоре он вновь повисал вниз головой, казалось, без признаков жизни.
Серые хитрые вороны рядком сидели на соседнем клёне и спокойно наблюдали за голубем. Они поняли: жертве от них никуда не деться. На дворе мороз, голубь долго не протянет.
Настя плакала. Я сходил в дом за ружьём.
– Ничего не получится, – проговорил подошедший Сергей Иванович, – ветку дробью не перешибёшь, а голубя можно погубить. Грех будет. И Алёшке залезть нельзя, ветка тонкая, обломится. Надо установить дежурство, чтобы вороны не набросились. Может, голубь сам освободится от плена.
Алёшка стал, размахивая руками, кричать на ворон. Они спокойно продолжали сидеть рядком. Знали, что в безопасности.
Голубь в который уже раз опять судорожно замахал крыльями. Мы, затаив дыхание, следили за его неловкой попыткой. Всё бесполезно. Птица скоро истратила запас сил и в очередной раз затихла.
– Он замёрзнет и умрёт, – в отчаянии вскрикнула Настя.
– Пока борется за жизнь, машет крыльями – не замёрзнет, – как мог, успокоил Сергей Иванович. – Что-нибудь придумаем, только бы не перестал двигаться. Мы должны ему помочь, эта птица особенная. Мне ещё мой дед говорил, что, у кого плодятся домашние голуби, у того не будет пожара. Этот голубь – наш. У него гнездо под коньком дома.
– Если он оторвётся и упадёт без сил на снег, то ушибётся, и его всё равно вороны заклюют! – глухо сказал Алёшка.
– Идите в дом, – обратился он ко мне и Насте, – сейчас мы покараулим с дедом, а потом вы нас смените.
– Нет, – запротестовала Настя, – я не мёрзну.
Так мы все и стояли. Никто не хотел уходить. Сергей Иванович поднял ружьё, намереваясь выстрелить по воронам. Они все не спеша поднялись и уселись на дальнем дереве, недосягаемые для выстрела. Сидели всё так же рядком. Терпеливо наблюдали и ждали, когда мы уйдём и они займутся добычей.
– Серые канальи, – совсем не удивившись поведению ворон, усмехнулся Сергей Иванович. – Умные. Мой одногодок Семён Коныч держал в доме ворону. Так она у него говорить, как человек, научилась. Калякала с ним.
– Как попугай? – спросила Настя.
– Попугай повторяет слова. Не понимает, что говорит. А она с понятием.
В следующий момент голубь вновь захлопал крыльями, да так сильно, что ветка вся заколыхалась. Показалось, что сейчас она отпустит птицу. Одна из ворон, самая крайняя, передвинулась, не взлетая, по ветке поближе, стала зорче, чем другие, смотреть на голубя. Ей не терпелось больше всех. У неё клюв, горло, голова, крылья, хвост и ноги были чернее, чем у её подружек. С металлическим блеском. Остальное: грудь, бока, спина – хотя и были серые, но чистые. Такая чистюля! Она показалась нам противнее всех.
Чуда не произошло. Голубь вновь затих. Его тельце с опущенными крыльями казалось совсем беззащитным.
– Вот она, зачинщица. Всех своих заводит. Они нашего Цыгана дразнили… Любит поиграть, – проговорил Сергей Иванович, показывая на ту ворону, которая приблизилась к голубю ближе всех.
– Как это? – удивился Алёшка.
– Хитрые. Подпускали его на земле к себе близко. Он бросался, глупый. Они взлетали. И так продолжалось, пока им не надоело. Они улетели, а охрипший Цыган ушёл в конуру ни с чем. Разок я ей кинул твёрдый, как железо, сухарь. Нарочно. Посмотреть, что будет делать?
– И что? – не отводя мокрых глаз от голубя, спрашивает Настя.
– А ничего! Подхватила клювом сухарь, размочила его в луже у колодца и пообедала. А потом каркала, да так звонко. По-моему, надо мной смеялась.
– Ой! – от радости вскрикнула Настя и присела на снег, – победил, победил!
Голубь, особенно резко замахав крыльями, оторвался от ветки и, не планируя, комом упал в снег. Не успели Настя с Алёшкой к нему подбежать, он, подобрав крылья, засеменил ото всех в сторонку. Алёшка догнал его, осторожно взял в руки. У птицы не было ран. И крылья были целы.
– Он замёрз, пошли в дом, – скомандовал Сергей Иванович.
Было спешно решено огромного рыжего кота Дормидонта для безопасности переселить в отапливаемый предбанник. Что мы и сделали с Алешей.
Голубя поместили на кухне.
Сначала он забился под стол. Там прижался к стене и не глядел ни на кого. Хлебные крошки и молоко словно не замечал.
Утром мы его не узнали. Он бодро бегал. Хлебные крошки, которые мы набросали на пол, исчезли. Мы радовались.
А в полдень, когда Вера Михайловна, войдя с улицы на кухню, не сразу прикрыла входную дверь, голубь мелкими шажками засеменил к порогу. И не успели мы что-либо сделать, как он оказался в сенях, где дверь обычно открыта. Алёшка метнулся за птицей. Послышалось хлопанье крыльев и чуть позже радостный голос:
– Полетел! Он полетел!
– Что же вы хотели? Это птица! Ей вольный свет нужен, а вы ей кухню уготовили. Всех обхитрил – и ворон, и вас. Опытный, видать! – сделала вывод Вера Михайловна. Мы молчали, вполне согласные с ней. А она скомандовала:
– Идите, несите из бани назад бездельника кота Дормидонта. Пускай молоко, которое от голубя осталось, допивает.
Нечаянная радость
Сегодня, когда мы собрались за широким столом на кухне, Настя вспомнила:
– Деда, ты обещал рассказать нам про журавлей.
– Раз обещал, куда деваться, – отзывается Сергей Иванович.
И пока Вера Михайловна хлопочет у печи, он начал свой рассказ. У нас ушки на макушке.
– Мне было тогда, наверное, столько же лет, как Алёшке. Родители держали гусей, штук пятьдесят. Моя забота была пасти это неугомонное стадо. Вот однажды сторожу я их. Был уже, кажется, конец сентября. День серый, скучный. Я забрался на омёт. Гуси – на поляне. Гусята уже совсем большие. Гусак ходит среди них важный такой, неприступный. Я звал его Спиридоном.
– Почему? – спросила Настя.
– Дядька такой жил тогда на нашей улице, важный.
Я всё пел от скуки, а потом не заметил, как задремал в соломе. И вдруг зашумели крыльями над головой большие птицы. Я приподнялся на омёте – надо мной со стороны севера летели журавли. Они были так близко от меня, что я видел их умные глаза. Я не испугался, нет. Возрадовался сверх мочи. Радостное курлыканье заполнило всё вокруг. Птицы сели на поляну прямо к моим гусям. Я разволновался ещё больше: что сейчас будет?! Наш гусак такой свирепый! Эдакая красота против его злобы не устоит… Но странно. Гуси мои присмирели. Гусак стоял как бы в оцепенении, не двигаясь. Гусята робко жались ко взрослым. Всем им будто стало стыдно за свои неуклюжие тела. Стыдно, что не умеют летать. Поляна подо мной наполнилась клёкотом и шелестом крыльев.
Красивые стройные птицы радостно пустились в хоровод. Журавли, взмахивая грациозно большущими крыльями, вышагивали по поляне на длинных тонких ногах. Особенно выделялась одна пара, одетая словно в костюмы из заморского шёлка. Так слаженно они вытанцовывали по кругу, словно сговорились! Танцуя, они подпрыгивали, будто состязались: кто выше? Что это было? Я не знаю! То ли им очень понравилась полянка. То ли они давали прощальный какой концерт. Или учили гусей?! Показывая, какими можно быть красивыми, если у тебя есть крылья и ты не зажирел.
Гуси мои продолжали растерянно и молча стоять в сторонке, словно посрамлённые. А я был в восторге. Вершину счастья – вот что я тогда испытал, глядя с омёта на журавлей! Но такого мимолётного счастья, неизъяснимого словами… Ничего подобного в моей жизни потом не было. Всё будто во сне. Сердечко моё колотилось от восторга, как никогда. Танец длился недолго. Слаженно пробежав по поляне, журавушки взлетели.
Наверное, они сначала спутали направление, кружась в танце, потому полетели на север. Затем сделали круг над поляной, будто прощались. И, вытянувшись клином, подались на юг. Щемящее «кру-у-у-ууу» неслось сверху. Они тоже, как и я, расставаясь, грустили.
Потом в другие годы журавли пролетали несколько раз, может, те самые… Но всегда высоко.
Где зимуют ёжики?
– Деда, жаворонки, чечевицы, утки улетают в тёплые страны зимовать. Их зимой здесь нет. А куда деваются ёжики, ящерицы? Они тоже уходят от холода на юг? Пешком?
У Алёшки при таких словах Насти глаза сделались круглыми. Он выронил ложку из рук и весело рассмеялся.
– Совсем не смешно, – серьёзно сказала Настя.
– Ага, не смешно! Представь себе, как они перебираются через железные дороги, через реки. Гурьбой на юг!
Он сказал так и начал опять смеяться.
– Железные дороги потом люди понаделали, их раньше не было, – возразила Настя.
– А реки? Волга, например? Она, может, ещё раньше ежиков была! – смеясь, рассуждал Алёша.
– Реку можно переплыть, – уверенно сказала Настя.
– Ёжик переплывёт Волгу! – подивился Настиной фантазии Алёшка. – Никогда!
– Деда, скажи, куда деваются ёжики? – обращается Настя к Сергею Ивановичу.
– Ты только сейчас спохватилась, а раньше?
– Я не думала о них. Некогда было.
– Ну, тогда слушай…
И наш завтрак превращается в беседу. Вера Михайловна присаживается к столу. Тоже слушает.
– Очень трудно добыть пропитание зимой птицам и зверям, которые остаются с нами зимовать. Они страдают от голода. И каждый выживает по-своему. Кое-кто приспособился на самое голодное время засыпать, – говорит Сергей Иванович. – Ящерицы и лягушки, как только похолодает, зарываются в ил, в норы. Там они замирают до весны.
– Деда, а ёжики? – нетерпеливо спрашивает Настя.
– Ёжики, тушканчики, суслики спят в норах всю зиму.
– Выходит, они никогда не видели зиму?
– Получается, так, – соглашается Сергей Иванович.
– Бедненькие какие, – сказав так, Настя горестно вздыхает. Нам тоже становится жалко зверюшек, которые не видели зиму.
– А кто их будит ото сна? – спохватывается Настя. – Они же могут проспать лето? И опять оказаться в зиме. Я один раз проспала. И в школу не пошла. Мама не разбудила, пожалела после болезни. А они как?
– Не проспят, – успокоил Сергей Иванович, – голод не даст.
– Молодцы! Придумали, как выжить, – не удержался от похвалы Алёша.
– Не они одни спят, и не только от холода, – продолжает Сергей Иванович. – Я читал, что в пустыне в неимоверную жару черепахи зарываются в землю на метровую глубину. Без пищи живут более полугода. Спят летом. На глубине – прохладно. Даже крокодилы в Африке и Южной Америке впадают в летнюю спячку.
– Деда, а есть птицы, которые спят? – спрашивает Алёша. Ему тоже, как Насте, оказался интересным рассказ деда.
– Есть, – отвечает Сергей Иванович, – но водятся такие, которые не спят, не улетают на юг. Да ещё и птенцов выводят!
– В морозы выводят птенцов? – громко удивилась Настя.
– Да! Это клесты. Они обитают севернее от нас, в хвойных лесах. Клеста не спутаешь ни с кем. Чуть побольше воробья. Хлопотун. Постоянно семечки из шишек добывает. Клюв у него примечательный. С загнутыми концами. Они торчат крест-накрест. Клёст рождается с нормальными клювом, но потом при добывании семян из шишек он у него искривляется.
– У дятлов от добывания корма бывает сотрясение мозга, а у клестов кривым становится клюв. Так непросто всем, – делает вывод Алёша.
– Я видел гнёзда клестов с птенцами и летом, и зимой. В гнезде самка сидит в мороз, не слетая. Чтобы не остудить яички, самец кормит её. Корм есть – мороз не страшен, – продолжает Сергей Иванович, – если клёст умирает, то очень долго тело его не гниет. И даже оперенье остаётся целым. Говорят, это оттого, что едят они семена хвойных деревьев, а в них – смола.
– И сейчас клесты есть в том лесу? – спрашивает Настя.
– Конечно, есть!
– Тогда пойдёмте смотреть их!
– Ну, прямо и загорелась, – не удержалась Вера Михайловна, – чай-то кто пить будет? Ёжики, что ли?
– Клесты живут страшно далеко, – сказал Сергей Иванович.
– А мне не страшно, – не унимается Настя. – Хочу увидеть загадочную птицу-клеста! Никогда не видела и не слыхала про такую. А мы сидим!
Серая озорница
Мне запомнился рассказ Сергея Ивановича о проделках с Цыганом умных ворон. Теперь стараюсь наблюдать за ними. И вчера был вознаграждён за это.
Из окна мне хорошо видна покатая крыша сельницы – сарая для хранения сена. Крыша у сельницы покрыта листовым железом. Уплотнившийся снег иногда большими кусками сползает по крыше. И шумно падает вниз.
Я заметил, что стайка ворон усаживается на самый конёк крыши и наблюдает за происходящим. Так длился не один день. А вчера на моих глазах одна из ворон явно начала играть. Вернее, проказничать.
Вытянув шею, она с самого конька, усевшись на оторвавшийся островок снега, скатилась вниз по крыше, как заправский наездник. Около самого края крыши взмахнула большущими крыльями и взлетела. Потом села и… пошла, не спеша, наверх к коньку, осматривая снег.
Там она клювом подолбила деловито, на самой верхотуре: небольшой ком слежавшегося снега оторвался и пополз вместе с ней вниз. У самого края она вновь взлетела. Остальные три вороны спокойно наблюдали за её проделками.
Так ворона скатывалась по крыше не менее пяти раз. Она была, очевидно, самая азартная.
Этого не видели Настя и Алёша. Они были в гостях у Дениса.
…Сегодня я вновь увидел проказы вороны и позвал ребят. Теперь-то уж мы посмеялись вместе, наблюдая за любительницей острых ощущений.
Мы тут же нашли имя для озорницы. Стали звать её Катюшкой.
Урок профессора
Сергей Иванович многое видел сам и немало слышал от своих родителей. Вот и знает теперь о разных растениях, птицах и животных столько, что удивляешься.
А дед Дениса Альберт Львович – профессор. Он прочитал много книг.
Ребята попросили его провести урок. И то, что он рассказал, меня ошеломило, кажется, больше, чем ребят.
– Я расскажу вам о том, что не написано пока в учебниках, – начал профессор. – Может, кое-что не совсем достоверно, но… Кто-нибудь слыхал об учёном Николе Тесле?
Мы все молчим.
– Я так и думал. Никола Тесла делал то, что никто и сейчас не может. Это был великий учёный. Он изобрёл первые электронные часы и двигатель, работающий на солнечной энергии.
На окраине Нью-Йорка в самом начале прошлого века по заказу Теслы была построена деревянная башня высотой с двадцатиэтажный дом. Её назвали Ворденклиф. В летнюю ночь 1903 года она чуть не свела с ума жителей Нью-Йорка. От её вершины на сотни миль вокруг сверкали гигантские искусственные молнии. Сделалось светло, почти как днём.
Мы слушаем профессора, стараясь не пропустить мимо ушей ни одного его слова. В необычной тишине он продолжает:
– А за десять лет до этого Тесла пропустил через своё тело электрический ток сверхвысокой частоты и огромного напряжения. В его руках не включенные в сеть лампочки ярко горели.
– Мальчики! – профессор посмотрел на Алешу и Дениса, – вам понятно, о чём я говорю? Как это необычно!
– Конечно, – ответил за обоих Денис, – здорово! Он мог сгореть. Смелый!
– И мне понятно, – заявила Настя, – это был волшебник.
– Вот именно: волшебник, – согласился профессор. – Ты сказала великолепно. Великий сербский ученый был волшебником.
Перед Второй мировой войной и в годы войны он вместе с другими учеными разрабатывал особо важный проект. Целью его было достижение невидимости американских кораблей. Никола Тесла умер в 1943 году. Но через полгода опыт провели. Под влиянием мощного магнитного поля, которое создавали генераторы, эсминец «Элдридж» исчез. Его вообще не стало, если верить публикациям в газетах. Он оказался в 350 километрах от того места, где стоял до того. Выключили генераторы – он вновь оказался на старом месте.
– А люди? – не удержался Алёшка.
– В газетах писали, что одни расплавились, другие пропали. Тесла верил, что с помощью электромагнитного поля можно перемещаться в пространстве и управлять временем.
– Как это – управлять временем? – удивился Алёша.
– Это значит, что можно дни и годы перелистать назад, как листки календаря. И оказаться в прошлом. Поговорить, например, с Пушкиным, представляете?!
– С Робинзоном Крузо ещё! – подсказал Денис.
– С ним нельзя, – возразил профессор, – его писатель придумал. С тем человеком, который, как Робинзон, жил на острове, но носил другое имя, получается, можно.
– Сказка какая-то, – засомневался Денис. – Почему же после Теслы никто этого не сделал?
– Тесла знал тайну и унёс её с собой. В последние годы он занимался изучением космоса. И там у него были необычайные успехи. Он много оставил после себя интересного. Среди них гравитационный мотор, который включается раз в год при определенном расположении планет. Его автомобиль, который, получая энергию движения из вакуума, гонял со скоростью 150 километров в час.
При этих словах Алёша и Денис переглянулись и покачали головами.
– Энергию из ничего! Опять сказки! – произнёс Денис.
Рассказчик спокойно продолжал:
– В Белграде есть музей Николы Теслы. Можно убедиться. Дело за вами, подрастайте быстрее. Я давно хочу туда попасть.
* * *
Весь следующий день прошёл у нас под впечатлением рассказа профессора. Мы обсуждали с Алёшкой услышанное на все лады. Вечером перед сном, когда Настя уже спала, он фантазировал:
– Представляете, если бы Тесла сейчас жил? Он помог бы нам невидимками стать! На время. Сколько бы мы узнали о животных разных, птицах. Побывали бы среди них незамеченными. И в прошлые века бы могли вернуться. Всё изучить, со всеми поговорить! И написать самим точную историю всего! Как было!
Он переходит на шёпот:
– Или разведчиком-невидимкой быть – здорово! Любые планы врага узнать можно!
– Конечно, – соглашаюсь я, – заманчиво!
Вера Михайловна слышит наш разговор:
– Ну, совсем как маленькие, что с вас взять? На ночь глядя напридумали. Не заснёте. Вон, берите пример с Насти.
– Бабушка Вера не слышала рассказ профессора, потому так и говорит, – шепчет мне Алёша, – не верит!
– Ага, – соглашаюсь я, – не верит.