Опричник

Возражать Меншиков не встал. Взглянул на кучера и вздохнул. Пуля попала тому в грудь. Камзол был в крови, и осталось только порадоваться за покойного, что тот умер не мучаясь.

– Как воин, – прошептал Федор.

– Что? – спросил Рашфорт, поворачиваясь к Меншикову.

– Погиб, говорю, как воин.

– Ну, это ты, брат, загнул. Хотя с другой стороны, уж лучше так, чем в постели да от старости.

Дворянин подошел к разбойникам, что были обезврежены Федором. Сначала склонился над одним, затем над другим, потом над третьим, и наконец над четвертым. Покачал головой.

– Жить будут, но связать необходимо, – проговорил.

– Не всех, оставь не связанным одного. – Молвил Меншиков.

– Это еще зачем?

– Пусть он нам, Эжена похоронит. Нельзя уезжать, не придав его земле.

– Это ты, граф, верно подметил. Вот только которого?

– Вон того, что худого.

– Так и сделаем. Я пока их связывать буду, ты заряжай пистоль. Будешь, его на мушке держать, пока он копать будет.

Меншиков кинулся к карете и остановился.

– А чем копать-то? – Полюбопытствовал он.

– Там лопата должна валяться под сидением, на котором мы с тобой сидели, – проговорил Рашфорт, приступая к связыванию поверженных врагов.

Пока Меншиков заряжал пистоль, да искал лопату, связал всех четверых. Затем, привел худого разбойника в чувства, и произнес:

– Сейчас могилу копать будешь, – молвил он, когда тот начал озираться по сторонам.

– Кому? – Прошептал разбойник и побледнел, решив, что могила эта предназначена ему.

– Кучера нашего хоронить будешь.

– А если я откажусь?

– Откажешься, могилу будут рыть твои товарищи, но уже не только кучеру, но и тебе.

Разбойник побледнел. Меншиков кинул ему лопату. Она вошла рядом с ним в землю. Затем Федор навел пистолет.

– Хорошо, – согласился разбойник.

Рашфорт развязал руки. Тот тут же схватил лопату.

– Здесь, копай, – приказал граф и рукой показал под одинокое дерево.

Разбойник кинулся туда и начал копошиться.

– Да не спеши ты, – проговорил граф Обочина, – времени у тебя достаточно.

Он направился к карете, забрался на козлы. Стащил тело Эжена и подтащил к дереву. Затем вернулся и занял место покойного на карете. Выругался:

– Что же вы, сволочи, карету-то мне испортили. Эх, убить вас – мало.

Спрыгнул, подошел к Меншикову и прошептал:

– Не по-христиански это конечно, но нужно срочно уносить ноги. Так что забирайся в карету, но пистолета с разбойника не своди.

– А, вы?

– А я на козлах поеду. Потом поменяемся, когда от этого места достаточно далеко отъедем.

Федор, пятясь, забрался в карету. Высунул пистоль из окна. Граф Рашфорт забрался на козлы.

– Но, – прокричал дворянин и хлестнул лошадей плеткой.

Карета дернулась и покатилась. Меншиков еле удержался на ногах. Зато разбойник удивленно проводил взглядом отъезжающий экипаж, продолжая капать землю. Наконец, когда карета скрылась за поворотом, в сердцах плюнул. Кинул лопату. Подбежал к трем своим приятелям и развязал им руки.

– Ушли гугеноты, – прошептал он.

– Да и бог с ними. Ты продолжай копать.

– Зачем?

– Своих придадим земле, – проговорил старший разбойник.

– А этого? – Худой кивнул на кучера.

– Пусть валяется. Волки съедят.

Таврена «Le vieux pigeonnier»

На пятый день путешествия, когда до Ля Рашели, осталось всего-то несколько верст, небо затянулось тучами, и пошел проливной дождь. Дремавший внутри кареты граф Рашфорт проснулся. Выругался и высунулся из кареты.

– Граф, – проговорил он, прикрываясь рукой, – у нас ничего другого не остается, как остановиться в каком-нибудь придорожном трактире и там переждать. К тому же я, как, скорее всего, и вы граф, сильно проголодался, и нам бы стоило слегка подкрепиться.

Меншиков кивнул. Заметил ли это Рашфорт, понять было трудно. Он вновь скрылся в карете и терпеливо ждал, когда Федор притормозит перед каким-нибудь постоялым двором.

Все эти дни, они управляли каретой по очереди. Вечерами делали паузы и отдыхали. Во время таких перерывов Рашфорт учил д’Мане владению шпагой. С каждым разом граф все больше и больше восхищался Федором. Тот учился, словно играючи и накануне, прежде чем началась непогода, он восхищенно произнес:

– Скоро вы, граф, превзойдете своего учителя. Надеюсь, что те знания кои я вам дам, вы не примените против меня?

Меншиков поклялся, что и не подумает поднять оружие против такого благородного человека, как граф Обочин.

– И не такой уж я благородный, – проговорил Рашфорт: – И за мной имеются прегрешения. – Тяжело вздохнул.

Когда же тренировки им надоедали, граф готовил ужин. Пока трапезничали, Рашфорт требовал, чтобы д’Мане рассказал о себе.

– Да, что обо мне рассказывать, – вздыхал Федор, – я ведь обычный путешественник, отправился в дальние страны ради поиска приключений.

– Вот только не верится мне, граф, что это вас толкнула в столь дальнюю дорогу.

– О, да были на то причины. – Проговорил Меншиков. – Московия сильно изменилась. Была великая смута, что коснулась столицу. Погибли многие, в том числе и основная ветвь Рюриковичей. К власти пришли Романовы.

– Экая незадача. Выходит, истребили под корень семя христово?

– Выходит. – Вздохнул Федор.

– А как же Пожарские? Шуйские?

– Так пьяная голытьба не допустила Пожарского к власти. На вече, подговоренные патриархом Филаретом, проголосовали за Михаила Федоровича Романова, который патриарху сыном приходился.

– Романовы, Романовы? – Прошептал Рашфорт: – Что-то я не припоминаю такого боярского рода на Руси. Явно не ордынцы. – Вздохнул, печально взглянул на Федора: – Откуда они взялись-то?

Меншиков пожал плечами.

– Говорят, что во Владимирскую Русь пришли они с запада.

– Из Европы что ли?

– Из нее. Хотя сами утверждают, что из земель Новгородских.

– Брехня. Предки мои были из земель Ярославских, а там о Романовых и не слышали.

– Может они фамилию поменяли? – Сделал предположение Федор.

– Ну, и какая у них до этого фамилия была?

– Кабыла, Шавяга, Жеребец, Елка, Ивантей, Гавша, Кошка и на худой конец Трусов.

– Трусов, – Рашфорт задумался, – ну, тогда может быть. Просто так такие фамилии не дают. Вот меня ведь прозвали здесь Русская крепость, а почему?

– Почему?

– Так в драке меня не каждый одолеет. Крепок я здоровьем, да и умом. А был бы я трус – так точно бы Трусом окрестили. Нет, ту не бывает дыма без огня. Да вот только среди Рюриковичей никогда Трусовых не было.

– А Захарьины? – Спросил Федор, припомнив, что в роду Романовых, были люди с такой фамилией.

– Еретики! – Вскричал граф. – Да знаешь ли ты, граф д’Мане, что именно Захарьины подтолкнули Ивана Vасильевича жениться на Византийской царевне – Марфе?

Федор удивленно взглянул на Рашфорта.

– Вижу, что не знаешь. Так вот запомни, да детям своим расскажи, что именно эта самая Марфа Собакина и свела нашего императора с пути господня. Возведя во главу угла не смелость и храбрость, а алчность и жадность. – Граф вдруг задумался: – Кошкины говоришь? – Федор кивнул. – Точно, слышал я об одном Кошкине и до нас слухи докатились. Жил он еще при Первом Иване Vасильевиче (Меншиков уточнять, кто такой этот Первый не стал, опасаясь, что не поймет его граф) и прозвище носил – Кощей. Мне еще бабка про него сказки рассказывала. Жаден был. Над златом говорят, чах. Выходит, мир действительно с ума сошел. – Рашфорт поднялся и стал ходить. Мельтешил у Федора перед глазами. Вдруг остановился, закрыл глаза и Федор понял, что тот что-то вспоминает. Неожиданно граф присел на корточки.

– Вспомнил, – проговорил он. – Кощей тот действительно был из земель белой орды. Так, что правы те, кто утверждают, что Романовы пришли с запада. Эх, раньше у нас еще теплилась надежда, что прибудут орда да утихомирит смутьянов. Наведет порядок, как было это лет двести назад. Вразумит наместников. А вон как все вышло. – Граф взглянул на Меншикова пристально: – Вот что, мой друг, – проговорил он, – ты, когда в Ля Рашель приедешь об это ни-ни. Не надо у людей последнюю надежду отымать.

Поговорили, ночь в чистом поле провели, а наследующий день в путь выдвинулись. И тут незадача погода, как на грех испортилась.

Меншиков гнал лошадей, как угорелый. Хлестал что есть мочи, и все же не получилось. Застряли. Рашфорт тут же выбрался из кареты. Обошел ее по кругу и сказал:

– Вот дьявол!

Затем направился к лошадям и стал распрягать.

– Что вы делаете, граф? – Поинтересовался Меншиков, спрыгивая с козел.

– На лошадях дальше поедем. Карету оставим тут. С ней ничего не случится. Как только прибудем в Ля Рашель, пошлем за ней людей.

– А разбойники?

– Разбойники? – Граф рассмеялся. – Тут разбойников нет. Здесь власть все еще у ордынцев, а мы, будет вам известно, д’Мане, придерживаем порядок. Без порядка в этих местах не выживешь, сами видели.

Распряг лошадей. Пошел к карете распахнул дверцу и вытащил небольшой сундучок. Закрепил на седле. Притащил мушкет, прицепил сбоку, забрался в седло и взглянул на Федора.

– Поехали, граф, иначе простудитесь.

Постоялый двор они увидели издали. На лице Рашфорта появилась улыбка.

– Еще немного, – прокричал он, отставшему товарищу: – и у нас будет еда, вино и теплая пастель.

Меншиков нагнал его у дверей серого, сложенного из необтесанных камней здания. Остановил лошадь и огляделся. Слева от дверей, ведущих в трактир, деревянные столбы коновязи. Справа вывеска. Она покачивалась на ветру, и трудно было что-то прочитать. Само здание двухэтажное, с покатой крышей, покрытой черепицей. Недалеко колодец, на вороте привязанное деревянное ведро, до краев наполненное водой.

Федор спрыгнул с лошади, вынул из кобуры, что была прикреплена к седлу пистоль, подаренный Рашфортом. Сначала привязал свою лошадь к коновязи, как сделал это граф, затем подошел к вывеске и стал рассматривать. Сколоченная из гладко выструганных досок, она была вся в грязи, как будто кто-то кидался в нее. Меншиков пригляделся и рассмотрел латинские буквы. Прочитал вслух:

– «Le vieux pigeonnier».

Граф, стоявший в этот момент у колодца, повернулся и произнес:

– По-русски – «Старая голубятня».

Федор удивленно взглянул на него и Рашфорт, после того, как сделал глоток из ведра, пояснил:

– Когда-то здесь была голубятня, но потом ее снесли. Из камней, предприимчивый француз сделал трактир. Причем стоит отметить, – подмигнул граф, – один из лучших в этих окрестностях.

Поставил ведро на край колодца. Подошел к двери и отворил:

– Прошу вас, мой друг, – проговорил Рашфорт, пропуская Федора вперед.

Меншиков сделал шаг и оказался в просторном зале, с высоким потолком, на стенах которого горели факелы. На скрип двери тут же среагировал хозяин, который в этот момент о чем-то беседовал с двумя посетителями. Он попросил у тех извинения и направился на встречу к гостям.

– Чем могу служить, господа, – начал, было, он, но признав Рашфорта, замолчал. Кивнул. Рукой приказал следовать за ним. Меншиков удивленно взглянул на товарища, но тот ничего не захотел пояснять.

Они прошли через весь зал, и Федор осмотрел посетителей. В основном это были крестьяне. Вряд ли с них торговец мог иметь какой-то доход. Через несколько минут путешественник убедился в своей правоте.

Поднялись на второй этаж. Прошли по длинной лестнице, что была вдоль стены, и вошли в комнату, посреди которой стоял массивный, скорее всего, дубовый стол и несколько резных стульев. Меншиков непроизвольно коснулся спинки. Единственная кровать, огромный сундук, что стоял под окном. Камин, в котором горели сучья.

– Ваша комната, граф, – проговорил хозяин. – Доставить ужин? – Уточнил он.

– Будьте любезны, – молвил Рашфорт, снимая плащ и вешая на медный гвоздь, что торчал из стены. Туда же последовала шляпа. Поставил ларец на стол, взглянул на трактирщика, тот не собирался уходить. Стоял в дверях и что-то ждал. – Чего тебе, Годо? – Поинтересовался граф.

– Как обычно?

– А можете чем-то новеньким угостить? – вопросом на вопрос ответил Рашфорт.

– Увы, нет.

– Так чего же спрашиваешь, Годо.

Меншиков ожидал, что тот сейчас поклонится и скроется за дверью, предварительно закрыв ее, но этого не происходило. Трактирщик явно что-то выжидал, что именно Меншиков понял уже через минуту, когда граф запустил руку в камзол и достал кашель. Расстегнул его и положил на стол несколько серебреных монет. Лицо Годо перекосилось, и Федор понял, что тот рассчитывал, хотя на более большую сумму.

– Учитывая, что ты нам сейчас принесешь, – проговорил Рашфорт, – так этого даже много.

Хозяин сгреб монеты и запихнул в карман. Тут же закрыл дверь и до Федора донесся топот ног Годо по деревянной лестнице. Меншиков подошел к единственному окну. Вместо стекол была вставлена слюда. Открыл окно. Холодный ветер ворвался в комнату. Федор попытался вглядеться в пейзаж. Увы, но в такую погоду ничего толком разглядеть было невозможно.

– Закройте окно, граф, – раздался голос Рашфорта. – Раздевайтесь и присаживайтесь. Сейчас любезный хозяин нам принесет – cuisses de grenouille.

– Что это такое, граф? – Спросил Меншиков, снимая плащ и ища глазами, какой либо крючок (тот же медный гвоздь) на который можно было бы его повесить.

– Минуточку терпения, сударь, и вы сами узнаете. Но хотите знать мое мнение, д’Мане, то мне cuisses de grenouille не нравится. Я бы предпочел, что-нибудь традиционное.

– Это почему? – Уточнил Федор, наконец-то нашедший рядом с камином еще один гвоздь.

Ответить Рашфорт не успел. Дверь распахнулась, и на пороге появился Годо с подносом в руках. На лице его сияла улыбка.

– Ваш ужин, господа, – проговорил он, ставя его на стол.

Меншиков повесил плащ и шляпу. Подошел. Оглядел то, что принес трактирщик и фыркнул. Он ожидал увидеть что-то необычное, а увидел лишь куриные лапки да несколько бутылок с вином.

– Приятного аппетита, господа, – проговорил Годо и, пятясь, вышел из комнаты.

Пока Рашфорт наливал вино в бокалы, Меншиков сел на стул. Протянул руку к ножке и надкусил. Куриные ножки, как ножки. Вот только скорее цыплячьи уж больно они были маленькие.

– Ну, и как вам лягушачьи лапки? – Неожиданно спросил граф, протягивая ему глиняную кружку.

– Лапки? – Переспросил Федор.

– Они самые. Вот только лично я никак не пойму, зачем этим торговцам, пришло в голову придумывать такое экзотическое название – cuisses de grenouille. После того, как оборвались связи с центром, а в Европе началось деление на мелкие княжества, достать хорошие продукты стало довольно сложно. Вот и едим все, что шевелится. Докатились до того, что лягушек стали разводить, как курей.

Меншиков еле сдержал улыбку. Он знал одну державу, в котором едят все, что шевелится, и это не Франция и уж тем боле не европейское государство. Это был Китай. Страна, у которой, как считалась, была тысячелетняя история. Теперь в этом Федор сомневался. Он вновь взял одну из лапок и запихнул в рот. Пока жевал, понял, что мясо пресноводного напоминает ему курицу-гриль.

– А вообще-то ножки очень даже вкусны, – говорил между тем Рашфорт, – и это несмотря на то, что Годо пожарил не так, как принято в Ля Рашели. Там обычно, после того, как лапки зажарят до золотистой кожицы и смешают с луком и чесноком, их заливают красным вином. Потом еще минут пять, и подают на стол. Пальчики оближешь. Кстати, граф, а в Московии их едят?

Меншиков, не знал ели ли лапки лягушат в России в этом столетии. Вполне возможно, что да. Вот только уверенности у Федора не было. Он поднес ножку ко рту и замер. Посмотрел на графа Обочина и уверенно заявил:

– Нет.

Меншиков решил, что вряд ли тот будет проверять правдивость его слов, а если и встретит какого-нибудь русского из Московского царства, так решит, что в тех местах, откуда прибыл д’Мане, вполне возможно лягушачьи лапки и не едят.

– И так, граф, – продолжил Рашфорт, когда вино в бутылках стало подходить к концу: – выбирайте, где будете спать. Роскошное ложе или сундук у окна?

– А разве тут нет второй кровати? – Полюбопытствовал Федор.

– Нет, конечно. Обычно в комнате живет дворянин со слугой. Дворянин спит на кровати, слуга на сундуке. Но мы оба знатного рода, так что нужно выбрать, кто будет спать на сундуке. И я, граф, предоставляю вам право.

– Мне все равно, сударь. Сундук так сундук.

Рашфорт улыбнулся.

– Выходит на сундуке придется почивать мне, – проговорил он. Федор удивленно взглянул на графа. – Это мое решение, граф, – молвил между тем Обочин, – и обжалованию, увы, не подлежит.

Он встал. Пошатнулся и направился к сундуку. Попытался прилечь и понял, что сундучок для него маловат.

– Незадача, – пролепетал Рашфорт, взглянул на Федора. – Гнать вас с кровати я не буду. Выбрал сундук, так зачем менять решение. – Он подошел к столу, сдвинул его к стене. – Посплю на полу. Не привыкать.

Отыскал в сундуке подушку, как предположил Федор, набитую соломой. Бросил в угол. Снял со стены свой плащ. После чего улегся на пол, преграждая проход, и им же укрылся. Тут же захрапел. Меншиков только подивился спокойствию графа.

Путешественник встал. Пододвинул стул к столу и продолжил трапезу. В отличие от Рашфорта, Меншиков не наелся. И будь оно не ладное, бургундское пришлось ему по душе. Федор уже решил, что по возвращению из Ля Рашель к машине времени обязательно прихватит пару корзин с этим вином. Где он возьмет карету, Меншиков сейчас даже не задумывался. Наконец Федор взял последнюю лапку, что лежала на тарелке. Съел. Потом запил вином и невольно рыгнул.

– Как же я устал, – проворчал он.

Снял камзол, повесил на стул. Стащил ботфорты, поставил тут же рядом. Затем, пошатываясь, подошел к канделябру и затушил свечи. В комнате наступил полумрак. Взглянул на камин, в котором догорали сучья, и подошел к окну. Распахнул ставни и вдохнул ночной воздух. Чихнул. Выругался и тут же захлопнул. Направился к кровати. Потрогал рукой матрас, подушку. Хозяин явно не баловал посетителей. Ткань грубая, а начинка, скорее всего, все та же солома. Вот то выбирать путешественнику не приходилось, ведь последние дни спал он в основном на земле, подложив под голову, свернутый камзол. Плащ в дороге Меншиков использовал в качестве одеяла.

Вот только поспать Меншикову, нормально не получилось. Проснулся Федор из-за шороха, выругался. Когда такое бывало, чтобы из-за шорохов просыпался. Открыл глаза и осмотрелся. Рашфорт сидел у приоткрытого окна.

– Что-то случилось, граф? – Поинтересовался Меншиков, протирая глаза.

– Тихо, граф. Мушкетеры.

Федор поднялся с кровати, и, стараясь не создавать шума, подошел к окну. Высунулся из-за спины графа Обочина. Обомлел. К постоялому двору, несмотря на царившую ночь, чеканя шаг, шли солдаты. В темноте трудно было понять, гвардейцы кардинала это были или мушкетеры короля. Шли они почти беззвучно. Выдавал их приближение шум колес лафетов.

– Пробираются, как воры, – прошептал Рашфорт.

– Откуда вы решили, что это мушкетеры, граф? – полюбопытствовал Меншиков.

Граф прекратил смотреть в окно, повернулся к Федору лицом и удивился:

– А кому еще быть?

– Гвардейцам кардинала.

– Вы шутите, граф? Гвардейцы личная гвардия. Находятся в основном в Париже и в войнах не участвуют. Изредка дерутся с мушкетерами на дуэлях за право именоваться первыми во Франции. Это конечно не нравится кардиналу. Но на большее они не способны. В войнах, а осада Ля Рашели, это война. Вы думаете, граф, что за стенами города обычные горожане-гугеноты, не способные в руках оружие держать? Так вот вы сильно, д’Мане ошибаетесь. Городской гарнизон состоит из отборных ордынцев, способных малым количеством удержать огромные армии. Вы когда-нибудь слышали о царе Леониде и его трехстах спартанцах?

– Фермопилы. Не помню, в каком году до нашей эры это было, – прошептал Меншиков.

– Вы это о чем, граф?

– Да я о том, что Фермопилы были еще до рождения Иисуса.

Рашфорт рассмеялся. Тут же рукой захлопнул рот.

– Кто вам сказал эту ересь?

– Я в книгах читал, – признался Меншиков.

– Уж не в еретических ли, что были написаны Скалигером?

Ну, не мог Федор Рашфорту сказать, что книги те были написаны Карамзиным, Соловьевым и прочими учеными из будущего графа. О Жозефе Жюстине Скалигере Меншиков был неслышен достаточно, особенно в свете изучения Новой хронологии. Если до первого с Мишей Путятиным он считал, что Новые хронологии были лженаукой, то теперь уверенно мог заявить, что тот же Скалигер на самом деле был отчаянным фальсификатором. Вполне возможно, что родись он в двадцать первом веке, из него бы вышел прекрасный писатель фантаст. Но, увы, этого не произошло. Поэтому, Федор кивнул и прошептал:

– Скалигером.

– О как все запущено, – пробормотал Рашфорт, и Меншикову вдруг показалось, что тот сейчас схватится за голову. – Забудьте все, что вы прочитали в этих еретических книгах. А я-то думал, с чего это русич, вот так вот в наглую едет в Париж, где ордынцев готовы убивать. Ладно, сейчас не до ваших глупых подвигов, д’Мане.

Меншикову в пору было обидеться на графа, но он прекрасно понимал, что в чем-то Рашфорт был прав. Ведь не подготовившись, сунулся в неизвестную эпоху. Ладно, первое путешествие, так ведь нет. Были до этого путешествия с Путятиным и Сашковым.

Между тем, напротив постоялого двора, мушкетеры стали разбивать лагерь. Они чуть-чуть не дошли до пруда, в котором бликами отражалась луна. Началась возня. Застучали топоры. Появились палатки. Вспыхнули костры, и в воздухе повеяло тревогой. Несколько офицеров, что на лошадях ехали сбоку от колонны, отделились от общей массы и направились к постоялому двору.

– Вот только этого нам не хватало, – прошептал Рашфорт.

– Опасаетесь, что Годо нас выдаст католикам?

– Католикам, – граф рассмеялся, – правильнее сказать реформаторам. Нет, Годо этого не сделает. Это честный малый. Он конечно, как и все любит деньги, но предавать, ни за что не будет. Не в его правилах зарабатывать на свою жизнь человеческими жизнями. Тихо, граф. Давайте лучше послушаем, что там происходит.

Рашфорт замолчал. Стало слышно, как дверь на постоялый двор скрипнула. Оба графа встали так, что теперь им все хорошо стало видно. Рашфорт приоткрыл окно.

Из дома вышел Годо. Поклонился сеньорам и поинтересовался, чем он может служить.

– Комнаты, обед и пару девиц, что смогли бы развеселить нас после долгого маршрута! – Проговорил один из офицеров, спрыгивая с коня. Он тут же подал поводья своему товарищу и тот поспешил к коновязи, в надежде, что им хватит на ней места.

– Обед и комнаты – это, пожалуйста, а вот маркитанток у меня нет. Неужели у такой армии, – трактирщик указал на бивак мушкетеров, – нету своих.

– Говорил я вам, сударь, – проговорил один из офицеров, обращаясь к тому, что разговаривал с трактирщиком, – что нужно было прихватить мадам д’Шеврез.

– Довольно меня подкалывать, мой милый кузен, – проговорил офицер. Затем взглянул на Годо и спросил: – Так с комнатами и обедом проблем не будет?

– Не будет, сир, – проговорил трактирщик, вдруг осознавая, кто перед ним.

– Вот и славно, а теперь ведите нас внутрь любезный.

– Будьте, как дома, сир. – Пролепетал Годо и попятился спинок в проем двери, постоянно кланяясь.

Когда вся эта толпа скрылась внутри, Меншиков посмотрел на бледного Рашфорта и спросил:

– Что с вами, граф?

– Знаете ли вы, сударь, кто сюда приехал с войсками? – полюбопытствовал Обочин.

– Откуда, граф.

– Это сам французский дофин – Людовик XIII, со своим кузеном герцогом Анжуйским.

Меншиков как-то в толк взять не мог, почему короля Людовика XIII, граф назвал дофином. Ведь Федор прекрасно знал, что дофин – титул наследника французского престола. А ведь Людовик XIII и так уже был королем Франции. Озарение пришло неожиданно. Шальная мысль заставила Меншикова испугаться. Неожиданно он понял, что истинным правителем Франции мог являться кардинал Ришелье, или того хуже правитель Московии – Михаил. Вот только в Ля Рашели не знали, что власть в центре империи сменилась, и по-прежнему именовали наместника в отдаленной провинции на свой манер – дофин, хотя для других жителей Франции тот уже являлся законным правителем.

– Как же все тут запутанно, – прошептал Федор.

– Тихо, граф. Не хватало, чтобы нас народный король услышал. Отсидимся здесь до утра, а там поскачем в Ля Рашель. Предупредить мы не успели. Я рассчитывал, что это произойдет куда позже, но ошибся. Зато сможет присоединиться к осажденным. А там глядишь, и герцог Бэкингем со своими солдатами поможет.

В последнее Рашфорт (по интонации в голосе Меншиков понял) и сам не верил.

В дверь тихо постучали. Граф подошел к столу и взял, лежавший там пистолет. Рукой показал на дверь и проговорил:

– Открывайте, граф. Я думаю, что это свои, но все же – рисковать не хочу.

Меншиков подошел к двери и отодвинул запор в сторону. Она тут же распахнулась. На пороге стоял Годо. Он хотел, что-то сказать, но Рашфорт его опередил.

– Armii Ludowej? (1) – Проговорил Обочин, Меншикову вдруг показалось, что произнес он это с польским говором.

Трактирщик кивнул. Вошел в комнату и захлопнул дверь.

– Их предводитель с братом остановился под вашей комнатой. Я бы, господа, – проговорил он, – посоветовал бы вам погреться у камина. Ночи сейчас довольно холодные.

Рашфорт понимающе кивнул. Меншиков удивленно глядел на Годо, не понимая, зачем трактирщику заботиться об их комфорте, когда внизу находился такой щедрый человек, как король Франции. Тут бы вокруг того юлой вертеться, да угождать.

– Я распоряжусь, чтобы утром ваши кони были готовы, – проговорил трактирщик и повернулся к двери.

– Спасибо, друг. Я тебя не забуду.

– Боюсь, что это наша с вами последняя встреча, граф, – вдруг сказал Годо. – Они серьезно настроены и не уйдут из этих мест пока не уничтожат всех ордынцев. Боюсь, Ля Рашель падет.

– А как же ты, Годо?

– А, что я? Выпутаюсь. Пока я им нужен живым, а как будет возможность, уйду в Испанию, а оттуда, глядишь, в Ямарику подамся.

Трактирщик ушел. Рашфорт закрыл дверь на запор и подвинул стул к камину. Потом указал рукой на второй стул и прошептал:

– Берите второй стул, граф, и присаживайтесь. Только, чур, сидите тихо.

Меншиков тут же вспомнил эпизод из трех мушкетеров. Теперь все стало на свои места. Теперь понятно, отчего Годо советовал им посидеть у камина и греться.

– Дорогой мой кузен, – раздался из камина голос Людовика. – Я считаю себя униженным. Я и предположить не мог, что супруга моя благоверная – Анна готова вступить в союз с Бэкингемом, против меня и ради того, чтобы последняя ордынская твердыня, оставшаяся на нашей земле, была свободным городом. Этого нельзя допустить, кузен.

– Неужели вы, сир, чувствуете себя греческим монархом, у которого Парис увел Елену.

Правитель Франции рассмеялся.

– О нет, я не – Менелай. Да и Ля Рашель не Троя. Да и Анна, мой кузен не Елена. Тем более она в Париже, а не за стенами крепости, которую мы собираемся с вами взять. Пока Ля Рашель будет ордынским городом, на земле Французской никогда не будет спокойствия. Он как бельмо на глазу. Отсюда идут наши беды и мятежи. Но запомни, мой любезный кузен, что в данный момент промедление с осадой и взятием города смерти подобно.

– А как же Карл I?

– А, что Карл? – Удивился правитель Франции. – Он всего лишь марионетка в руках Бэкингема. Не будет Бэкингема, и он сойдет с политической арены. На его трон уже много желающих.

– Как и на ваш, сир.

– Я знаю, мой любезный кузен. Знаю. И знаю, что первыми в этом списке вы, герцог Анжуйский, да кардинал. Но запомните, пока я жив, вы на мое кресло будете алчно смотреть и облизываться. А теперь, герцог, давайте лучше выпьем. Говорят местное вино очень хорошее. – Монарх вздохнул. – И все же жаль, что мы не захватили мадам д’Шеврез.

– А ведь я вам советовал, сир. Кстати, сир, а что вы намериваетесь сделать, после того, как возьмете Ля Рашель?

– Тех жителей, что откажутся признать меня верховным правителем Франции, прикажу повесить. Монофокон такая хорошая штука. – Людовик рассмеялся.

Между тем Рашфорт побледнел. Он уже собирался уйти, как вдруг монарх приказал позвать писаря. Тот тут же появился в комнате, где остановились офицеры.

– Черт, – выругался граф. – Нельзя нам здесь утра ждать. Сейчас выезжать нужно.

Он встал, направился к двери и слегка приоткрыл.

– Вот незадача, – проговорил Рашфорт, – через дверь нам не выйти. Сразу привлечем к себе внимание. Там полно людей Людовика. Нужно через окно. – Прикрыл дверь, взглянул на Меншикова и поинтересовался: – Ты, граф, готов со второго этажа спрыгнуть?

– Если нет выбора, так почему бы и не спрыгнуть.

Рашфорт подошел к стене. Кинул Меншикову плащ и шляпу. Федор поймал их, пока граф одевался, да прятал за пояс пистолеты, натянул ботфорты. Прикрепил к поясу шпагу и произнес:

– Я готов!

– Вижу, – проговорил Рашфорт и направился к окну, но прежде чем его распахнуть, затушил свечи. Затем отворил ставни, залез на подоконник и спрыгнул вниз. Приземлился на ноги и отошел в сторону. Стал ждать д’Мане. Тот не замедлил появиться в окне. Его силуэт был прекрасно виден в свете луны. – Скорее, граф, – проговорил Рашфорт в надежде, что Меншиков его услышит.

Федор спрыгнул. Приземлился удачно.

– А теперь к коням, нам нельзя терять времени.

– А как же Годо? – Вдруг вспомнил про трактирщика путешественник.

– А ему ничего не грозит. Он сделает вид, что не знал, кто у него снимал комнату. А уж тем более не ведает, почему мы именно таким образом покинули его заведение. Но впрочем, сейчас не до философии, нужно к лошадям.

Они бегом, прячась за кустами, добрались до коновязи. Пока Рашфорт отвязывал своих лошадок, Меншиков ножичком надрезал седла у офицерских коней. Такую фишку он видел в одном из фильмов. Вскочившие в седла всадники, тут же с них слетят. Граф Рашфорт обратил внимание и прошептал:

– А это ты здорово придумал, дружище. Пусть попытаются нас догнать. А теперь по коням.

Оба вскочили в седла. Рашфорт пришпорил коня и ускакал вдаль, следом за ним спешил Меншиков.

Ля Рашель

О грядущей осаде в Ля Рашели знали, а вот, что враг в нескольких верстах от городских стен никто не догадывался, иначе не смогли бы приятели попасть внутрь крепости так спокойно.

Они влетели в городские ворота. Рашфорт не слезая с лошади, потребовал к себе начальника караула. Солдат удивленно взглянул на графа и задал только один вопрос:

– А вы собственно кто такой?

– И это ордынцы, – прошептал Рашфорт. Еле сдержался, чтобы не ударить охранника. Сжал зубы. Потом улыбнулся и произнес гордо: – Граф Обочин известный так же как Рашфорт.

Служивый побледнел. О графе Рашфорте он явно был наслышан.

– Я сейчас сбегаю за капитаном городской стражи, – проговорил он.

– Это потом, а сейчас закрой двери, дурень. Враг у городских стен, а у вас ворота нараспашку. А если бы это был не я, а один из мушкетеров короля?

Охранник тут же вскинул мушкет. Ему в голову пришла мысль, а если перед ним действительно не граф Рашфорт, а какой-нибудь чужеземец, который решил воспользоваться именем офицера. Обочин рассмеялся. Запустил руку за пазуху камзола и вытащил бумагу. Ткнул ей в лицо служивого и приказал: