Как закалялась корпоративная культура

Часть 2
Скажи мне, кто твои друзья

Так мы и жили в пятиэтажке на Хорошевке. Ближайшей станцией метро была «Краснопресненская». Сиреневой ветки метро, как и многих других, тогда еще не было, они были запущены гораздо позже. На улицах часто появлялись старьевщики и точильщики, криками оповещая жителей района о своем прибытии. Точильщики ходили по этажам, неся станки с ножным приводом, и точили за копейки все, что им давали. Но я больше любил старьевщиков, потому что им можно было за игрушку – маленькую обезьянку на резинке – отдать старую обувь или белье. И я постоянно просил маму дать мне что-нибудь из ненужного, чего, как вы сами понимаете, у нас и не было.

Деньги до реформы 1961 года были еще старые, образца 1947 года. Из-за большого размера в народе их даже называли «сталинские портянки». Когда мой папа один раз в месяц приносил домой зарплату и вываливал деньги на стол (обычно это были купюры мелкого достоинства), они превращались в гору. Военные в советское время получали хорошие деньги и составляли элиту общества. А фраза «слово офицера» имела реальный вес. В таксофоне на улице звонок стоил 15 копеек, а в каждом троллейбусе и автобусе сидел злобный кондуктор, который «обилечивал» пассажиров. Проехать зайцем было практически невозможно. Над головой у кондуктора была натянута веревочка, которая вела в кабину водителя, и пока кондуктор не дернет за нее, троллейбус или автобус не отправлялся. Грудь кондуктора была украшена кучей билетных рулонов разного цвета, так как проезд до разных мест стоил по-разному.

Я же, пятилетний мальчик, продолжал один гулять во дворе. Как-то раз нашел на улице серебристую круглую детальку с двумя отводами. Я ходил и у многих спрашивал, но никто не мог ответить, что это такое. Родители тоже не знали. Только поздно вечером сосед дядя Володя мне сказал, что это транзистор П3Б. Он служил в инженерных войсках, и благодаря ему я начал еще в детстве разбираться в электрике, что гораздо позже и предопределило мою дальнейшую жизнь.

Как-то, гуляя возле свалки недалеко от помойки, я нашел огромный металлический счетчик с большой серебряной ручкой, который устанавливался в такси. Я покрутил ручку, и счетчик начал «отсчитывать» копейки и рубли. Для справки: в каждом такси стоял такой счетчик, его включал водитель при посадке пассажира. Я же в детстве на такси проехал всего пару раз. Для нас это было дорого.

Я сидел в соседнем дворе и наслаждался счетчиком, когда ко мне подошел парень года на три-четыре старше меня и попросил показать ему эту мою находку. Мы познакомились. Парня звали Жора Семенов, и позже я узнал, что он был местный хулиган, держащий в страхе здешнюю детвору. Он учился во втором классе (моя старшая сестра – в первом) в 643-й средней школе – сейчас она в современном разноцветном здании рядом со станцией метро «Полежаевская».

Жора оказался страстным радиолюбителем и уже самостоятельно собирал разные радиосхемы. Как ни странно, мы с Жорой на какое-то время стали друзьями. Во втором классе моя сестра училась вместе с Жорой, потому что из-за низкой успеваемости его оставили на второй год, а потом и еще на один. С Жорой практически никто не дружил, все боялись, а мы с ним на почве радиолюбительства сошлись. Он начал меня учить – и научил так, что в шесть лет на базе найденного транзистора я самостоятельно собрал первый в своей жизни детекторный приемник. Когда в наушнике от уличного таксофона, подключенного к коллектору транзистора, я услышал голос диктора, счастью моему не было предела. Вечером я, ложась спать, залезал под одеяло, прикручивал провод «заземления» к зачищенному крючку комнатной батареи и полночи слушал радио. Мне было неважно, передавали ли там новости или пели песни.

Я слушал «свой приемник»! Именно с той поры в течение 32 лет у меня было хобби – радиолюбительство. Перестал я им заниматься сразу по приходе в «Рольф». Так получилось.

Жора жил через три дома от моего, с задней стороны нашей школы, и мы несколько раз в неделю у него вдвоем паяли разные схемы. Ему девять лет, мне шесть – вот такие радиолюбители. Жора мне казался гением и прекрасным учителем. Я так и не понял, почему все его считали хулиганом.

Как-то раз летом мы в очередной раз были у него дома. Он паял, сидя за столом, а я стоял сзади и наблюдал за его действиями, с удовольствием вдыхая аромат канифоли. Жора выполнил последнюю пайку и, держа паяльник в левой руке, включил приемник. Раздался голос диктора, мы вскрикнули от радости, и я сказал: «Жора, какой же ты молодец!» Жора обернулся ко мне через левое плечо, чтобы ответить, – и раскаленное жало паяльника с капелькой расплавленного олова на конце попадает мне прямо в левый глаз. Я зажмурился и закричал от страшной боли. Итак, мы вдвоем дома у Жоры, взрослых нет, у меня травма глаза, и мы не понимаем, что с ним. Я непрерывно ору. К счастью, в Жорином доме на первом этаже была детская поликлиника. Жора схватил меня за руку, кое-как одел и повел туда. Здесь надо отметить, что в советское время попасть к врачу-специалисту, в частности окулисту, было целой проблемой. Перед кабинетом сидела толпа родителей с детьми. Я ничего этого не видел, конечно, только слышал их крики, когда Жора тащил меня через их толпу (напомню, ему было только девять лет!), громко крича: «У меня раненый!»

Что делал со мной врач, я, конечно, не видел, но мне казалось, что из глаза все время что-то вытекает. Жидкости было очень много. Врач наложил повязку и сказал, чтобы я пришел к нему через десять дней.

Жора отвел меня домой, открыл моим ключом дверь и уложил в кровать. После этого он пошел в булочную на Беговую, где работала моя мама, и все ей рассказал.

Только недели через полторы я смог приоткрыть глаза – после того как доктор скальпелем разрезал слипшиеся веки.

Вот такие бывают хулиганы, внутри которых – настоящий ДРУГ. Такой вывод я сделал гораздо позже. Я не помню многих имен из моего детства, но Жору помню всегда. Они с родителями позже переехали на другую квартиру, и мы потерялись.

По прошествии многих лет зрение на этом глазу – единица! И я считаю это результатом того, как поступил Жора, спасая меня, своего друга. Конечно, «хулиган» Жора мог бы научить меня и другим жизненным премудростям, но именно он не только на 32 года вперед увлек меня интересным делом, но и показал, что такое ДРУЖБА.

Примерно через полгода у нас в квартире установили телефон. Телефоны в то время в первую очередь ставили семьям военных. Московские номера были шестизначными и начинались не с цифры, а с буквы. У нас был номер Г-4-37… Телефоны в нашей и соседней квартире были спаренные, и когда там разговаривали, мы уже это делать не могли.

В 1960 году я пошел в первый класс. Был я «продленочником»: поскольку наши с сестрой родители работали, первые два класса после уроков я был в школе на продленке. Домой приходил только в пять-шесть вечера.

В 1961 году в стране произошли два события. 1 января – знаменитая денежная реформа. «Сталинские портянки» по курсу 10:1 были заменены на «хрущевские фантики» – так называли денежные купюры образца 1961 года.

А главное событие – 12 апреля 1961 года: полет Юрия Гагарина в космос.

Это была среда, учебный день. Я сидел на уроке русского языка в первом классе 643-й школы. Где-то в районе одиннадцати часов утра включился классный репродуктор, и диктор Юрий Левитан сообщил стране о первом в мире космонавте Юрии Гагарине и первом космическом полете. Тетрадки и учебники полетели вверх, школа наполнилась криками «ура!», и мы все высыпали на Хорошевское шоссе, перегородив проезд редким автомобилям.

Народу было море, у всех глаза – в небо: «Где ты, дядя Юра?» Это был праздник всей страны. Мы – первые в мире! Толпа ликовала весь день. Все мальчишки сразу захотели быть космонавтами, Юрий Гагарин превратился в символ нашего поколения, а имя Юрий в 1961 году стало самым массовым.

И еще немного про дружбу. Пять лет, с первого по пятый класс, я отучился в этой школе. В 1964 году отец получил давно желанный ордер в военный городок возле Серебряного Бора, в хрущевку. Для всех семей военных, которые въезжали пусть в маленькую, но отдельную квартиру, это был праздник. Пятый этаж, пусть без лифта, балкон! Здесь я пошел в шестой класс новой, только что выстроенной 593-й школы, после ее окончания поступил в технический вуз, который с перерывом на двухгодичную службу в армии благополучно окончил.

В обеих школах и в разных группах института я всегда входил в костяк класса или группы. В него иногда включались новые люди, отключались случайные, но в целом этот актив коллектива сохранялся до окончания каждого учебного заведения. И всякий раз я убеждался в силе костяка, его возможностях и способностях определять «стратегию и политику» класса или группы. Костяк составлял примерно 30–40 % всего коллектива, но к нему прислушивались все: и остальные учащиеся, и даже учителя. То же самое было и во время моей службы в армии, но об этом расскажу чуть позже.

Я четко понял, что в любом коллективе обязательно должен быть костяк, актив объединенных общими взглядами и ценностями людей, у которых есть один-два добровольно признанных ими лидера. Не назначенных им сверху, а сформировавшихся внутри силой их личностных качеств. Это важно.

Рекомендации автора

● Дорожите настоящей дружбой.

● Используя свои личные качества, будьте всегда в костяке коллектива.

Часть 3
«Доброго здоровья»

Как я уже говорил, мои родители происходили не из Москвы, куда они приехали позже. Отец был родом из Костромской области, а мама из Брянской – старинного русского города Мглин, которому в 2020 году исполнилось 878 лет. Мама появилась на свет 22 апреля, в день рождения Ленина, поэтому ее назвали Леной. Название города связывают с окружавшими его в прошлом сумрачными, мглистыми лесами. В этом городе жили мои бабушка с дедушкой, там прошло все мое «летнее детство», потому что каждые самые длинные в году каникулы мы с сестрой проводили у них. В местной речушке Судынке, чуть не утонув, я научился плавать. Родители привозили нас туда сразу после окончания учебного года, а забирали за несколько дней до начала следующего.

Я очень любил и люблю своих родителей, грущу, что их нет с нами, но бабушка и дедушка по маминой линии были и остаются для меня главным жизненным примером, хотя тогда, мальчишкой, я этого еще не понимал. Благодаря им я такой, как есть. Они были в городе очень уважаемыми людьми, их все знали. К моему огромному сожалению, мне мало что про них известно, потому что они давно уже ушли из жизни.

Они всю жизнь работали. Дедушка – на разных должностях, последнее время председателем колхоза. Когда началась война, ушел партизанить в брянские леса. Как-то во время очередных каникул я увидел у него глубоко в шкафу старый солдатский ремень. С одной его стороны было небольшое отверстие от пули, а с другой – вырванный кусок. Спросил у дедушки: «Что это?» А он в ответ: «Это меня так ранило». Пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы, и на выходе сильно повредила тело и ремень. Дедушка был смешной, забавный. Правда, он был сильно болен – страдал диабетом, от которого в итоге и умер. Бабушка пережила его всего на полгода, умерла, скорее всего, от тоски. Любимые мои!

У деда был двухведерный медный самовар, который он раз в неделю чистил белым песком. Самовар стоял на столе, внутри тлели и потрескивали лучины. Дедушка наливал в тонкий стакан с подстаканником еще бурлящую воду и пил чай вприкуску с сахаром, который он специальными щипчиками откалывал от огромного куска.

Бабушка всю жизнь проработала в школе. Она преподавала русский язык и литературу, что меня мало радовало, потому что все каникулы она заставляла меня читать разные книги по программе, типа «Война и мир», сидеть за которыми мне совсем не хотелось. Хотелось – Александра Дюма и Майн Рида, которых я читал тайком. Позже бабушка стала завучем. Она была награждена орденом Трудового Красного Знамени. У деда тоже было много наград, но я их уже не помню.

У моих «старичков» было трое детей: две дочери и сын Аркадий, который погиб на фронте в первые дни войны, и я его не знал. Бабушка и дедушка, когда про него говорили, вспоминая, всегда плакали. Старшую дочь звали Тамара. У нее были две дочери – мои двоюродные сестры. Младшая дочь, Лена, – наша мама.

Когда мы приезжали на каникулы к бабушке, моя старшая сестра обычно самостоятельно выбирала себе занятия, а я чаще бывал с бабушкой и ходил с ней за руку на базар, в магазин и по ее знакомым. Это было забавно. Бабушку знали все в городе. Когда по дороге кто-нибудь встречался из ее знакомых, то каждый раз, глядя на меня, на бабушкиного внука, этот знакомый или знакомая спрашивали: «Евдокия Георгиевна, это Тамарин?» – а бабушка с улыбкой отвечала: «Нет, это – Ленин».

Мы, дети послевоенного времени, выросли на имени Ленин. И меня после бабушкиных слов накрывала волна гордости и значимости. Я – Ленин. Только ради этого мне, шести-семи-восьмилетнему мальчику, хотелось идти за ручку с бабушкой, доставляя ей и себе удовольствие. Но вся эта глава посвящена немного другому, гораздо более значимому и важному. Тому, что предопределило мое дальнейшее отношение к людям. И неважно, знакомым или нет. Людям!

Как я уже говорил, бабушку и дедушку знали все в их городе, да и не только в нем. Мглин был в то время районным центром, и раз в неделю, по воскресеньям, в центре на большой площади собирался базар. Продавалось все, что росло, плавало, летало, бегало и т. д. Люди из города и местных деревень нескончаемым потоком шли на базар или с него. Мы тоже каждое воскресенье туда ходили. Поскольку дом бабушки был в пяти минутах ходьбы от рынка, многие проходили мимо нас.

Дедушка любил сидеть на лавочке перед крыльцом, и я видел собственными глазами, как знакомые и незнакомые, проходя мимо нас с дедом, останавливались, здоровались и начинали с дедом диалог: кто, откуда, куда, зачем? Или: что купил, за сколько, куда теперь? Мне нравилось, что дед никогда не говорил просто «здравствуйте» или «добрый день». Он приподнимал соломенную шляпу, которую постоянно носил, склонял немного голову и говорил: «Доброго здоровья!» Ему отвечали так же.

Бабушка же всем, подчеркиваю – всем, кого мы с ней встречали на улицах, всегда говорила: «Здравствуйте!» – и всегда происходил маленький диалог. Меня это всегда удивляло, каждый год, когда мы приезжали на каникулы. Когда я немного подрос, то спросил у бабушки: «Почему? Почему и зачем вы с дедом всегда здороваетесь со всеми? Даже с теми, кого не знаете?» Ответ мне был дан, но его глубинный смысл я осознал, уже будучи взрослым, работая в «Рольфе», когда в начале двухтысячных мы задумались о ценностях компании.

Бабушка мне тогда сказала: «Сашенька, ты знаешь, мы все обычные люди, тем более пережившие войну и смерть самых близких людей. А каждый человек хочет быть счастливым. Мы не можем дать друг другу что-то материальное для счастья, но подарить человеку улыбку и пожелать ему здоровья мы можем. Всегда здоровайся с теми, кого ты встречаешь на своем пути. Если ваши глаза встретились – скажи этому человеку «Здравствуй!» и улыбнись. И ты почувствуешь, что сам станешь немножечко более счастлив».

Это был все тот же 1961 год. Год Юрия Гагарина и год рождения улыбки в моем сознании. Моя бабушка меня научила улыбаться, показала, как это делать, и объяснила – зачем.

Сейчас я понимаю, что не у каждого есть такая бабушка, дедушка или мама с папой, которые могут вот так просто показать и рассказать о волшебном действии столь простого, ежедневно произносимого слова «Здравствуйте». Когда я стал разрабатывать мотивационный тренинг «Операция «Улыбка», то много думал о том, как я смогу этому научить. И мне кажется – точнее, я уверен, – что это удалось. Почему? Да потому, что мне об этом говорят люди. Те, с которыми я работал годами или впервые увиделся на своих встречах. Но об этом чуть позже.

Как жаль, что многие вещи в этой жизни, многие слова, сказанные нашими родителями, бабушками и дедушками, мы осознаем только тогда, когда их с нами уже нет. Берегите и цените своих близких, пока они с вами. Это – аксиома.

Я и сейчас ежегодно на несколько дней приезжаю в этот городок к двоюродной сестре. Она живет все в том же собственном доме, который не очень сильно изменился со времени нашего с ней детства. Нет только русской печки, в которой ее мама, моя тетя, готовила вкуснейшую еду: деревенские щи, драники по-белорусски, картошку, сваренную в чугунке, доставать который ухватом мне так нравилось. Свой огород, который обеспечивает овощами и фруктами семью сестры. «Удобства» на улице, и все та же маленькая русская банька на краю огорода, куда меня маленького водил отец, заставляя каждый раз залезать на полок. А зачем это надо, я понял уже через много лет, когда у меня самого появились внуки.

Свое хозяйство до сих пор: куры, гуси, до недавнего времени и поросята. Огород по-прежнему удобряют навозом, а в воздухе стоят запахи, которые я помню с пяти-шести лет. Когда я на машине подъезжаю к Мглинскому району, всегда открываю все окна и наслаждаюсь этими ароматами, напоминающими о самых близких мне людях, их жизни, их отношениях и о русской земле, все так же манящей и радующей душу.

Рекомендация автора

● Всегда первым здоровайтесь с клиентом, с любым сотрудником компании, в которой работаете, с незнакомым человеком, которого встретили во время работы на своем пути.