Непокорный арестант: от «Кащенко» до «Бутырки». Часть 2

На выходе из суда, возле камеры, я встретил председателя ОНК Вадима Горшенина и члена ОНК Бориса Клина из ТАСС. Вадима Валерьевича я видел впервые, он произвёл впечатление творческого, интеллигентного человека. Среднего возраста, достаточно высокий, немного сутулый, в куртке-пилоте и яркой, хотя уже и подзатёртой майке Brioni. Честно говоря, я впервые вижу вещи такого дизайна этой легендарной фирмы, довольно нетипичного в плане цветовой гаммы.

Бориса Львовича считаю одним из самых честных и полезных для арестантов членов ОНК. Помимо высокой эрудиции и наличия определённой смелости, а также того факта, что Клин пишет достаточно вольные публикации для одного из самых строгих информагентств – ТАСС, он ещё и невероятно обаятелен, с огромным желанием докопаться до истины. При всём том, что Борис Львович часто мне говорит разные неприятные вещи, рубит правду-матку, я абсолютно не обижаюсь и в том же резком духе возражаю ему.

Вадим и Борис сразу набросились на меня, чтобы я прекратил заниматься глупостями и непременно начал есть. Аргументом стало, что последним, кто умер от голодовки, был Анатолий Марченко, в 80-е годы, когда уже Горбачёв пришёл к власти. Тогда этот известный диссидент проголодал 90 суток, он уже начал выходить из своей протестной акции, получив гарантии, что всех политзаключённых выпустят из тюрем, но смерть всё-таки настигла его.

– Борис Львович, вы неправы. Только в этой больнице умерли двое из-за голодовки в последние два-три года, – парировал я. – Правда, одному поставили диагноз «сепсис», а другому – «отёк мозга».

Это в подробностях, даже с фамилиями умерших, рассказал врач-эндоскопист Чингиз Шамаев, кумык из Хасавюрта. Да, собственно, и не только он, а многие тюремщики.

К сожалению, гражданское общество не считает голодовки опасными для здоровья, а больше – политическим фарсом. В сухом остатке решили с Горшениным и Клином попросить СИЗО вернуть мои рукописные тексты, чтобы мне не уходить на сухую голодовку. Тексты вернули. За это Вадиму и Борису огромный респект. К тому же Борис Львович написал большой текст про голодовку, где опять провёл аналогии с Марченко, что для меня весьма почётно. Анатолий Марченко – народный герой среди интеллигенции 80—90-х годов. Да и для меня он символ эпохи наряду с Солженицыным, Гинзбург, Сахаровым. Вадим Горшенин тут же написал статью о моей голодовке и опубликовал на своём сайте Правда.ру. Несмотря на заключение, что, в случае моей смерти, это будет уход от ответственности и признание своей вины, я всё равно считаю полезной эту публикацию, как, впрочем, и сам приход Горшенина.

На следующий же день Сергей Поздеев собрал комиссию, вынес мне два выговора и наказал очередным карцером.

– Вы упали в моих глазах, – сказал я Поздееву, понимая, что это, разумеется, не его инициатива.

Вот цена прихода ключевых правозащитников. Тюремщики сидят рядом с нами, поддакивают, слушают про нарушения со стороны тюрьмы, обещают исправить, а как только провожают гостей, на пустом месте дают два выговора и карцер. Председатель СПЧ Федотов, генерал ФСИН Мороз, председатель ОНК Горшенин приходили ко мне буквально за два дня до применения репрессий. Ответственно заявляю, что такого арестанта, как я, в Москве сейчас больше нет – ни к кому не применяется столько наказаний, пыток, избиений, никто не меняет по семь изоляторов за 11 месяцев пребывания под стражей. Мне поставили три полоски в дело – склонен к побегу, нападению, суициду, членовредительству, сделали около 15 выговоров и 7—8 карцеров, устроили пресс-хату в «Лефортово», когда специально подсадили к профессиональному бойцу-тяжеловесу Кодирову, чтобы тот ночью напал на меня с заточкой. Двадцать тюремщиков в «Кремлёвском централе» в касках, с резиновыми дубинками и электрошокерами жестоко избили меня. В Басманном суде порвали наручниками запястья в кровь, а в коридоре суда распыляли перцовый газ. Лишили свиданий и телефонных звонков, заблокировали переписку. Адвокатов генпрокурор Чайка требует отстранить в министерстве юстиции. Защитникам не дают проносить ничего по делу, обыскивая перед каждой встречей по два часа. У меня индивидуальный конвой с индивидуальным автозаком, чтобы исключить общение с другими арестантами. Уже думал, что больше никаких репрессий в их арсенале не осталось, но я ошибался.

Меня всегда сопровождали три сотрудника, хотя с остальными заключёнными всё наоборот: один тюремщик водит иногда и по 20 арестантов, а так – 4—5 в среднем. Когда я сижу с адвокатом или в клетке суда на ВКС, то рядом сидят трое дежурных, снимают на свои видеорегистраторы мои малейшие действия. Теперь вот мне добавили ещё и спецназ ФСИН, в чёрной экипировке, с большим набором спецсредств. Эти высокие накачанные ребята живут в двух соседних камерах – 726-й и 728-й, а я – в 727-й. Они непрерывно следят за монитором, и все мои передвижения возможны только в их присутствии. Рядом сидит серийный киллер, убивший 40 человек, но его не охраняют.

* * *

Помимо страшных новостей, произошло и очень много радостных событий. Узнал об освобождении людей, к чему считаю себя сопричастным. Гейлен Грандстафф, американец, мой ровесник, качок, удивительно добрый, творческий человек, – на свободе. Я, наверное, радовался больше, чем он сам или его русская жена. Он был настолько мил и совершенно не приспособлен к нашей суровой действительности: рисовал мишек, увлекался выращиванием фиалок… Представительница Фемиды Солнцевского суда вернула в прокуратуру уголовное дело, усмотрев там множество нарушений, и освободила Гейлена в зале суда. Такого развития событий никто не ожидал. Грандстафф сказал очень много тёплых слов обо мне в интервью одной из газет: «Я не встречал в тюрьмах России человека, подобного Шестуну, который беспокоится за чужие уголовные дела больше, чем за свои. Его обвинение основано на пустых фактах, чтобы снять с должности». Примерно такие слова сказал этот милый американец. Видимо, в знак благодарности, что я писал две статьи о нём на русском и английском языках, причём из русских СМИ это печаталось в «Новой газете», а из британских – в The Times.

Вышел под домашний арест Вадим Варшавский. (Тот яркий случай, когда он сходил «по-большому» прямо в клетке зала Тверского суда, я уже описывал.)

Освобождён и Вадим Балясный, 200-килограммовый великан с больными ногами и доброй душой. Ещё в своей первой публикации из «Водника» я писал, что Балясного уж совсем незачем держать в тюрьме. Его поставка топлива кораблям в Крыму была совершенно открытой. Качество поставляемого дизеля не соответствовало контракту, но он открыто писал об этом в договоре и получал меньшую цену. Иными словами, подобное дело не может являться уголовным. Такие случаи разбирает арбитражный суд.

* * *

19 марта опять пришли Михаил Федотов, генерал ФСИН Мороз, Андрей Бабушкин, Тимчук, Савченко, все замы Поздеева. Совещание длилось четыре часа. Сергей Анатольевич Мороз дал команду вести протокол, поставить мне кнопку вызова сотрудников. Федотов и Бабушкин настаивали, чтобы я сделал заявление о прекращении голодовки. Ответил: если будут изменения, то вполне возможно, но просто поверить словам (да ещё с такими уклончивыми формулировками) невозможно. Тем не менее после этой длительной встречи Федотов распространил заявление, что я снял голодовку, и его процитировали многие серьёзные издания. Когда же я на следующий день через адвокатов опроверг данное заявление, это напечатали всего два-три небольших СМИ. Правда, через неделю написали о моей позиции почти всё те же – «Коммерсантъ», «Интерфакс» и др.

На встрече я посетовал, что в камере нет телевизора, я не могу смотреть блистательные репортажи Куренного из Генпрокуратуры, который сам ездил по району и снимал с центральными телеканалами «мои дома, машины, турбазы, магазины» и т. д. Куренной пришёл работать из «Единой России», где специализировался на чёрном пиаре.

Михаил Александрович пообещал привезти телевизор с дачи, якобы у детей в комнате он лишний, отвлекает от уроков. И привёз-таки – Philips, вполне приличный, теперь я могу смотреть, помимо опусов Генпрокуратуры, новости телеканала Euronews. Низкий поклон Михаилу Александровичу за его гуманизм и заботу о заключённых.

Суды по ВКС в больнице идут у меня почти каждый день в будни, поэтому я, как правило, с утра выхожу из камеры и возвращаюсь уже ближе к ночи. Кроме судов, хожу на допросы к следователям, правозащитникам, генералам и прочим начальникам. Даже прилечь днём на часок не получается, а у меня ведь уже большой срок голодания, организм ослаблен. Сразу после очередного суда по ВКС меня пригласили к следователю Алёне Гришиной из Преображенского отдела СКР по факту моего избиения в «Кремлёвском централе» двадцатью «космонавтами» с резиновыми дубинками. Алёна – молодой следователь, ей около 30 лет, расспрашивала не очень заинтересованно. Поэтому спросил я:

– Откажете в возбуждении уголовного дела?

– Как начальство прикажет, так и будет, – честно ответила следователь Гришина, хотя по закону она абсолютно самостоятельное лицо. Разумеется, впоследствии Алёна вынесла постановление об отказе, которое мы, конечно, обжалуем и отменим ещё не один раз.

Пришли новости из Серпухова. ФСБ и СКР продолжают обыски, особенно усердствуют по журналистам и публичным политикам, поддерживающим Шестуна. Очень жёстко обыскивали Диму Староверова: как всегда, в масках и с автоматами ворвались в шесть утра к нему в квартиру и, вытащив голого из кровати, традиционно положили лицом в пол. Непробиваемый Дима просто заснул с голой задницей, следователям даже пришлось прикрыть его. В дальнейшем силовики оспорили приватизацию квартиры Староверова в суде. Суд, конечно, вынес решение, необходимое ФСБ, лишив его жилья.

Не менее трагично развивались маски-шоу у главного редактора газеты «ОКА-ИНФО» Дениса Бутырского. Они третировали и его мать, забрав в ФСБ на допрос в шесть утра, и престарелую бабушку. У Дениса же отобрали не только «загранник», но и российский паспорт, оставив вообще без документов.

Генерал-миллиардер Дорофеев, конечно, полноценно отрабатывает «мусорные» деньги Воробьёва и уголовных авторитетов, хозяйничающих на подмосковных свалках. Отряд примерно из 100 человек уже полгода не вылезает из Серпуховского района и ещё немного работает в Клину и Волоколамске.

Жёсткие обыски были проведены в эти дни у Николая и Геннадия Дижуров. Николай достаточно резко критикует Воробьёва и его злостную деятельность по разрушению местного самоуправления, частенько указывает на яркие коррупционные факты команды молодого губернатора.

* * *

21 марта меня в который раз просто не вызывают на заседание Красногорского суда по иску Генеральной прокуратуры о конфискации имущества. Проводят без меня и даже не заморачиваются. Серпуховский суд отказывается принять заседание у себя, хотя так положено по закону. Мы все просили Чеховский, Протвинский или Пущинский суд, но подмосковная Фемида показала нам фигуру из трёх пальцев, ткнув перстом на наиболее приближённый (во всех смыслах слова) Красногорский суд.

Когда решение о подсудности принималось Мособлсудом, меня даже не отвели на ВКС, зато вечером следователь хотел повести на очную ставку. Я прошу об этом уже более полугода… но почему мне назначают её на ночь глядя? К тому же я нахожусь на 43-м дне голодовки и значительно ослаб.

На следующее утро, впрочем, меня отвели на очную ставку с Женей Слухаем в следственный кабинет, причём посадили в клетку, что обычно не делается. Видимо, чтобы унизить моё достоинство и показать Евгению, кто здесь хозяин. Я спросил:

– Зачем в клетку? Я не собираюсь бросаться на него. Тем более я неплохо отношусь к нему и не вижу причин для изоляции.

– Посмотрим! – хитро улыбнулся Видюков.

С первых секунд появления Слухая в кабинете я понял, что он изменил показания, данные ранее не один раз. Даже при возбуждённом уголовном деле Женя рассказывал следователю всё, как было на самом деле. Теперь же Евгений Викторович прошёл, не поздоровавшись со мной, хотя я приветствовал его. Мало того, сел, вывернувшись так, чтобы не смотреть на меня. На потемневшем лице виднелась смесь тяжести от всей процедуры и некой брезгливости.

– Женя, не беспокойся. Говори, что тебя просит следователь. Всё равно твои показания уже ничего не изменят. Я всё равно смертник, хоть ты живи нормально, воспитывай ребёнка.

Это немного расслабило его, хотя до конца он был сгруппирован, как ёжик с выпученными иголками во время потенциальной угрозы. Слухай наврал, что говорил мне о несоразмерности участка и площади строений. Конечно, в этом случае я бы тут же вызвал юристов и ни при каких обстоятельствах не дал бы добро на постановление, даже несмотря на то что находился в отпуске и его не подписывал. Всё равно на тот момент предприниматели Криводубский и Самсонов уже начали строить крупные основные строения – дороги, котельную, площадки для парковки, забор и т. д. И земля уже была в аренде. Ну выкупили бы на месяц-другой позже. Кроме того, Слухай с Криводубским общался гораздо больше, чем со мной. Это можно просто проследить по детализации звонков. Я на тот момент вообще не знал о существовании домика сторожа, на основании которого была применена цена участка. Прочитав об этом в публикациях газеты «МиГ», тут же собрал совещание в 2009 году, однако юристы утверждали, что всё стопроцентно законно. Слава богу, хоть это Евгений Викторович подтвердил.

Очная ставка длилась восемь часов, и после ещё планировалась беседа с Сергеем Соколовым, но я сказал, что это уже перебор, попросил назначить другой день. Тем более у меня было назначено УЗИ сердца и сосудов шеи очень опытным врачом Инной Вячеславовной, и она подтвердила стеноз 60% моей сонной артерии с врождённым S-изгибом.

Рядом проверяли Астемира, молодого кабардинца, сидящего на тубонаре за грабёж. Пытался поговорить с ним об истории адыгского народа, в семью которого входят кабардинцы с черкесами, об их предках убыхах и раннем вероисповедании с верой в сокола, про большую депортацию, устроенную ещё русским царём и турецким султаном. Но Астемира мало интересовала история его народа, а жаль. Убыхи, предки кабардинцев, были ключевой нацией на Кавказе. Самые образованные, сплочённые и боеспособные на тот период времени.

После я встретился с и. о. начальника СИЗО Морозовым Иваном Валерьевичем, начальником оперативного управления УФСИН России по г. Москве Ивановым Александром Владимировичем, и мы обсудили все заявленные претензии друг к другу, наметили действия к тому, чтобы избегать впредь подобных конфликтов. Как всегда, я вернулся в камеру уже после отбоя. И так почти каждый день. Хорошо, что обедать и ужинать не надо – я на голодовке, а так всё пропускал бы регулярно.

На следующий же день, 23 марта, я опять вышел из камеры с утра, а зашёл за полночь. В тот вечер я был сильно расстроен, потому что, как и предполагал, ЦИК запретил передачу мандата умершего Жореса Алфёрова Павлу Грудинину. Я был уверен в таком исходе и ранее, когда другой мой знакомый, Борис Иванюженков, подал в суд, как только КПРФ приняла решение о передаче мандата директору ЗАО «Совхоз имени Ленина». Боря не стал бы без согласования с Яриным, Лалакиным и Воробьёвым устраивать подобные демарши. Думаю, ему хватило несогласованной кампании в Госдуму по нашему одномандатному округу, когда он в пух и прах проиграл Олейникову. Впрочем, Михаил Михайлович Кузнецов, руководитель администрации губернатора, маг и волшебник покруче Чурова, никогда не скрывал, что способен сделать любой результат с любым кандидатом. Ну не могут Кириенко и Ярин простить Грудинину второе место во время главной предвыборной кампании страны. Даже сейчас Павел Николаевич опережает опытного пиарщика Сергея Шойгу и прочно держит рейтинг вслед за президентом России. Конечно же, с огромным отрывом, но это серебро, которое в данном случае не просто почётное, но скорее опасное для него.

Противно, что председатель ЦИК Элла Памфилова, всегда бьющая в грудь со словами о своей кристальной чистоте, давно уже потеряла политическую девственность, что я на собственной шкуре прочувствовал ещё год назад. Тогда Элла Александровна топала ножками:

– Никто не может помешать Шестуну участвовать в избирательной кампании!

Но как только получила команду из Кремля, тут же вся её принципиальность ушла, как вода в песок. Меня же для подстраховки перевели в «Лефортово», чтобы наверняка замуровать и лишить любой возможности не только участия в выборах, но и даже консультации супруги, которую столь же бесцеремонно сняли по суду. Однако Элла Памфилова этого как бы не заметила. Боюсь, как бы Павлу Грудинину не оказаться в «Кремлёвском централе» или «Лефортово» с его вторым местом. Активы Грудинина Воробьёв с генералом-миллиардером Дорофеевым уже активно экспроприируют с помощью ручных судов и родственников-прокуроров. Ломать – не строить. Взять всё и поделить – принцип нынешних хозяев жизни, взятый у Шарикова.

Я стал намного больше уважать Зюганова, Кашина, Рашкина, которые не боятся защищать своего опального товарища Павла Грудинина – человека действительно очень яркого, работоспособного и весьма талантливого руководителя. Я уже не говорю про ораторское мастерство директора ЗАО «Совхоз имени Ленина». Такие люди – штучный товар. Этот человек способен чётко и ясно выразить свою мысль, а главное – коротко, но фундаментально. Жалко, если его выдавят из России, как и многих способных предпринимателей, учёных, политиков, которых лишили Родины. Принцип простой: не нравятся местные порядки – вали за кордон. Даже мне, по сути, давали такую возможность, несмотря на жесточайший ролик на YouTube про Ткачёва и Ярина с Воробьёвым. Как только хватило наглости члену ЦИК Евгению Шевченко цитировать Ленина?! «Честность в политике – есть результат силы. Лицемерие – результат слабости». Эти слова Шевченко должен был адресовать своему начальнику Элле Памфиловой. Вот тогда бы выстрел был в десятку.

Как в народе говорят, беда не приходит одна. Почуяв слабину, волчья стая стала окружать подраненного Грудинина. Преуспевающее предприятие кандидата в президенты заинтересовало подмосковные власти и их подельников. Павел Грудинин и его «Совхоз имени Ленина» подверглись рейдерской атаке со стороны губернатора Воробьёва и уголовного авторитета, уроженца Западной Украины, Владимира Палихаты. Правильно, что Грудинин переходит под московскую юрисдикцию, так как подмосковные суды и прокуроры угробят его сельхозпредприятие, ведь земля в Ленинском районе нужна компании «Самолёт» – брата губернатора – под многоэтажную застройку, в том числе и для продолжения построенного им огромного ЖК «Пригород Лесное». Семейка Воробьёвых продала там квартиры с хорошей прибылью, но о транспортной доступности не подумала. Новосёлы теперь мучаются в пробках, и решить эти проблемы с застройщиком без земли «Совхоза имени Ленина» почти что невозможно. Покупать они, конечно, не привыкли, как и всё семейство «воробьиных». Предпочитают воровать, что является характерной чертой этой примитивной птички.

Достойный партнёр у губернатора – рейдер №1 в России Владимир Палихата, хорошо знакомый мне по столкновению с моим знакомым Алексеем Душутиным и адвокатом Андреем Гривцовым. Мой защитник, будучи следователем СКР, вёл уголовное дело в отношении Нестеренко и Палихаты, захвативших здание НИИ эластомерных материалов стоимостью более миллиарда рублей, но сам оказался за решёткой. На мою просьбу рассказать что-нибудь о феномене рейдера №1 всегда словоохотливый Андрей Гривцов вдруг побледнел:

– Ни слова не скажу. Не хочу получить водопроводной трубой по голове.

Впрочем, рассказ Душутина о Палихате не сильно отличался от мнения Андрея. Он-то ведь тоже загремел в тюрьму, а до этого они с супругой, защищая свой ЦКБ «Связь» от захвата, были избиты неизвестными металлической арматурой. Сейчас Алексей Душутин, заплатив взятку следователям, вышел под домашний арест после нескольких лет заключения и, прихватив престарелых родителей, скрылся в Канаде. Когда Душутина посадили в тюрьму, то мама Алексея часто звонила мне и просила помощи. Я-то, как мог, утешал её, но помочь реально был не в силах.

В начале 2000-х Палихата познакомился с вдовой Собчака, Людмилой Нарусовой, и лидером Тамбовской группировки Владимиром Барсуковым, съехавшим не так давно с «Кремлёвского централа» в другой изолятор. Перечислять список захваченных предприятий этим рейдером нет никакого смысла. Речь не о нём. Главные герои в этой истории всё же Воробьёв и Грудинин. Думаю, всем понятно, что губернатор – герой отрицательный, ну а Грудинин, конечно, положительный. Хотя ничего абсолютного в жизни не бывает, на чёрных и белых одеяниях тоже есть пятна.

Более безболезненно закончил своё общение с Палихатой мой давний знакомый, экс-глава Олимпийского комитета России Леонид Тягачёв, который вместе с Александром Слесаревым забрал у предпринимателя Игоря Захарова универмаг «Москва», принадлежавший ему на правах собственности. В результате Захарова арестовали по заказному делу, после чего Палихата захватил здание универмага. Интересно, что часть денег от продажи «Москвы» осела в общаке Таганской ОПГ, лидеры которой, Жирноклеев и Рабинович, заехали при мне в соседнюю камеру СИЗО 99/1. Ну а Тягачёв в результате этой истории вышел с репутационными потерями из-за проблем в «Содбизнесбанке» при выводе Слесаревым оттуда активов. В октябре 2005 года Слесарев, его жена и несовершеннолетняя дочь погибли от пуль киллера. У Владимира Палихаты же после захвата универмага «Москва» авторитета и денег только прибавилось.