Смеющийся горемыка. Остросюжетный социально-психологический роман

Соседний цех в ночную смену не работал и потому в кромешной темноте, недалеко от высокого забора с колючей проволокой вверху казался заброшенным, зловещим местом. Одна половина ворот была предусмотрительно открыта, и Доля беспрепятственно проник на первый этаж, где слева, он помнил, был склад.

– Сюда, Александр Васильевич, – позвал Ральников.

Пройдя несколько шагов и ткнувшись в него, Доля остановился, не зная как ему поступить дальше. Ральников взял его за руку и подвел к стене.

– Здесь щель, Александр Васильевич, смотрите через нее на улицу, а я буду вам комментировать. Через пару минут возле вахты движение начнется, короче увидите сами…

Доля приник к щели, прямо перед тазами находилось КПП. До него было метров пятьдесят, не больше и при достаточном освещении все просматривалось как на ладони.

– Сейчас, Александр Васильевич, потерпите немного, – прошептал Ральников.

– Не волнуйся, Игорь, – успокоил Доля. – Сколько надо, столько и буду ждать.

Не успел он проговорить, как Ральников забеспокоился:

– Вон. Вон идет прапорщик, видите?

– Ага. Вижу, – подтвердил Доля и плотнее прижался к щели.

– Посмотрите вправо! – яростно шепнул над его ухом Ральников.

Доля перевел взгляд вправо и увидел две маячившие там фигуры в военных полушубках.

– И тут тоже прапора, видите?

– Вижу, вижу.

Прапорщики явно не хотели быть замеченными. Они скрывались от ненужных глаз в закутке возле котельной.

– Хороший у тебя наблюдательный пункт, Игорь, – не преминул похвалить Доля.

– Сейчас, сейчас, еще чуток, Александр Васильевич, и такое начнется… – нетерпеливо переступив с ноги на ногу, пообещал Ральников.

Между тем прапорщик, которого они заметили первым, дошел до КПП и поднял руку, по-видимому, собираясь нажать на кнопку звонка. Скоро дверь со звонким щелчком открылась, он вошел внутрь, и она снова закрылась.

– А теперь слушайте, – предупредил Ральников.

Доля послушно напряг слух. Почти в абсолютной тишине уловить любой посторонний звук было нетрудно. Вскоре где-то невдалеке послышался шум мотора. Машина, судя по звуку легковая, тронулась с места, и стала быстро удаляться от зоны.

– Теперь прапор с воли вернется, – сказал Ральников.

– Что все это значит? – не отрывая глаз от щели, уточнил Доля.

– Это значит наркота и водка сейчас зайдет в зону. А потом ее прапора разнесут по клиентам. Я уж не первую ночь за ними наблюдаю. С тех пор, как, меня с ни с хера, прессовать они начали.

– Ты их по именам знаешь?

– А как же. Там Дыня, Хохол и Жирный. Они тогда и были возле Задорожного.

Доля, оставив щель, повернулся к нему. Но как ни хотел, а выражение лица его не разглядел.

– Идет, идет, Александр Васильевич. Смотрите…

Возвратившись в зону, прапорщик сделал несколько шагов от КПП, и воровато покрутив головой по сторонам, пошел к своим товарищам у котельной. В руке он нес большую темную сумку и по тому, как он ее нес, склонившись на правый бок, она была нагружена чем-то тяжелым. Приблизившись к сослуживцам, он опустил сумку на снег и присел рядом.

– Сейчас куш делить начнут, – прокомментировал ситуацию Ральников.

– Ну, а потом? – спросил Доля.

– А потом, уважаемый Александр Васильевич, они разнесут его, «бабки» поделят и конец. Я все понял, как произошло тогда с Задорожным. По-моему, он выследил прапоров по заданию того «шишкаря» из УИТУ. Не берусь пока утверждать, но мне кажется тот тоже продажный, все они одним миром мазаны. Что-то у Задорожного не так получилось. То ли он на них напоролся и шум поднял, то ли прапора уже сами его пасли. В тот раз я будто тоже назло себе на участок гальваники поперся. Видать в то же самое время прапорщики там Задорожного и удавили и петлю только что смастерили, ее я сам заметил.

– Ты же еще недавно говорил мне по-другому, – прервал Доля. – Утверждал что самоубийца он…

– Так ведь я уж говорил вам, Александр Васильевич, повторяться сейчас не стану. Мысли-то поперли в голову, когда на меня мокруху стали вешать. А в ту роковую ночь они меня подозвали, спрашивают, «видишь»? Я сказал, вижу. Жить ему говорят надоело в зоне, взял и вздернулся. Сняли с петли, а он уж готовый. Ну чего, скажите, Александр Васильевич, оставалось мне больше думать. Еще приказали, иди, мол, к мастеру скажи, что его работник повесился, да пусть к нам сюда мухой летит.

– Так Славик с ними выходит в ту ночь водку и жрал, – догадался Доля.

– А то как же, конечно с ними. Прапора после в цех приволоклись, к вам в комнату мастеров зашли. Пировали там со Славиком чуть не два часа. Это когда вы появились, так уже другая смена подоспела. Дневные прапора для разминки сразу с обыском к нам и повалили…

– Да-а-а, – озабоченно сказал Доля. – Серьезными, однако, делами пахнет. Ради денег эти людишки ни перед чем не остановятся.

– Вот, вот. И я точно так же думаю, – подхватил Ральников и повысив голос с отчаяньем спросил. – Мне то как быть, Александр Васильевич?! Посоветуйте! Меня ведь хоть так, хоть эдак, а все равно уберут.

– Не шуми, Игорь, я как раз над этим сейчас думаю…

Доля не обманывал. Он действительно спешно прокручивал в голове различные варианты, думая, что ему в такой ситуации предпринять. Конечно, хотелось бы не затягивая и не особо мудрствуя разом покончить с участниками убийства Задорожного.

– Ты вот что, Игорь. Давай-ка чеши в цех, да организуй там мужиков. Только работяг, понимаешь? И жди моего сигнала. Свистну, тогда выламывайтесь из цеха, и дальше я скажу, что делать.

– Хорошо, – без лишних слов согласился Ральников и тут же будто растворился во тьме…

Прапорщики в это время по очереди опустошали сумку, распихивая по карманам и за отворот полушубков ее содержимое. Доля все с усиливающимся беспокойством наблюдал за ними.

– Кажется, наконец, все, – прошептал он, глядя на то, как последний из них положил себе что-то и стал сворачивать сумку. – Теперь они постараются товар немедленно сбыть и спокойно будут дожидаться смены.

Прапора, один за другим пошли вверх по промзоне, а затем резко свернули влево.

– На гальванику оборотни подались. Видать здорово прикормлено там местечко, – подумал Доля.

Они скрылись, и скоро туда же вслед за ними пробежали три зека.

– Ага. Так и есть. Блатота зоновская к ним потянулась. Еще пару минут и пожалуй пора…

Доля вышел из своего укрытия на улицу и, с минуту подождав, громко свистнул.

Со второго этажа, как горох, посыпались на лестницу осужденные. Всего было человек около двадцати.

– Хватит, – пронеслось в Долиной голове. – Только б теперь не подвели.

Он отчаянно замахал им руками и, уже не таясь, крикнул.

– Игорь! Веди всех на гальванику. Закрывайте там ходы, чтоб никто не ускользнул, а я пока дежурного по колонии вызову…

Житуха

Доля ехал в родительский дом. Пригородный лысьвенский поезд тащился посреди бескрайних хвойных лесов, часто пересекая по железнодорожным мосткам многочисленные ручьи и неширокие речки. Громким гулом отдавали железные мостки, как только поезд выезжал на них, и каждый раз Доля невольно отрывался от своих невеселых размышлений.

Еще совсем недавно, на прошлой неделе, закончилось почти двухмесячное расследование убийства Задорожного и ему все это время жилось непросто.

– Вывернулся таки Курганов, – думал он. – Арестовали, как водится, одних стрелочников – прапоров и разную блать из осужденных. Прапоров за убийство, Славика и блатных за наркотики… Впрочем, мне все равно. Главное, справедливость, при моем участии, все-таки теперь торжествует…

Доля припомнил все детали того задержания, когда он с помощью корешей Ральникова блокировал на гальваническом участке прапорщиков, и как потом вместе с ДПНК их прижал, что называется к стенке, забрал наркоту и в деталях, перед всеми, восстановил всю картину убийства Задорожного…

Загрохотал очередной мост и Доля посмотрел в окно. За окном темень. В вагоне тепло и уютно. Он, как никогда, был сыт, в кармане лежали небольшие деньги. Доля нащупал их и улыбнулся.

– Что ни говори, а ведь жизнь налаживается. Я еду с билетом и меня теперь никто не высадит, как тогда в середине октября на полустанке…

Железный мост остался позади, и он опять мыслями окунулся в недавнее прошлое.

– Однозначно, Курганов мне этого не простит. Слух прошел, что его в лес отправят дослуживать, но это меня не спасет. Связей тут у него везде предостаточно, он открыто намекнул, что мне скоро несдобровать. И опять неизвестно потом что?.. Черт возьми, когда я, наконец, буду вести себя, как другие?! Когда я стану подстраиваться под обстоятельства?!.. Может, уже никогда? Может поздно меня переделывать и какой уж есть. Ведь сам себя сызмальства воспитывал в таком духе…

Доля резко поднялся, быстрыми шагами вышел в тамбур и там закурил. Окна на двери вагона и сами двери сверху донизу были покрыты толстым слоем инея. Он подышал на окно и в образовавшийся прозрачный кругляшок попробовал разглядеть местность, но кроме темных очертаний больших и величественных, заснеженных елей, устремившихся ввысь, ничего не увидел. Из вагона в тамбур открылась дверь и показалась старушка.

– Сынок, далеко ли до Вереинской будет? – проскрипела она.

Доля смешался и от замешательства опять взглянул в бесполезное в этом случае окно.

– Не знаю, бабушка.

– Сейчас оно, Вереино-то, скоро уже, – радостно ответила бабка на свой же вопрос. По-видимому, очень довольная собственной осведомленностью.

Поезд, между тем, сначала тихо, затем все громче и громче стал визжать тормозами и вскоре остановился. Проводница не вышла. Доля дернул на себя примерзшую дверь и открыл ступени.

– Выходи, бабушка.

– Спасибо, сынок, спасибо, – отблагодарила старушка и торопливо полезла по ступенькам вниз, на занесенный снегом перрон.

Высунувшись на улицу Доля увидел два-три огонька вдалеке и все. Больше ничего жилого вокруг, насколько хватало глаз.

– Как вам живется тут, бабушка? – невольно вырвалось у него.

Старушка, уже направлявшаяся в сторону огоньков, остановилась и неожиданно зашагала обратно к вагону.

– А какая жизнь, сынок? Если б не коза, так давно бы уж сдохла я с голоду. Перебиваемся, сынок, где грибами, где картошкой с солеными огурцами. Жалко, что водку не продают, рассчитываться за сено нечем, а самогон страшно стало гнать, посадили на прошлой неделе бабу из Рассольного за него. Так дальше дело пойдет, дак козу изведу, вот и кончится вся моя жизнь…

Локомотив засвистел, поезд дернулся и плавно поехал дальше.

– Не горюй, бабушка. Может еще все наладится, – успел крикнуть на прощанье Доля, не веря в то, что сказал, и старушка от сердца помахала ему рукой.

Он выкурил еще одну сигарету. Вернулся снова в вагон и, сев на свое место, на этот раз крепко уснул.

Забившись вместе с толпой в автобус первого маршрута, Доля поехал с вокзала в Комсомольский поселок, родители переехали туда недавно из старого двухэтажного деревянного дома по Белинской. Он не бывал в том поселке с детства и, выйдя на остановке, не узнал того места, где некогда находились казармы, пользующиеся у горожан дурной славой. Теперь вместо них по всей округе стояли пятиэтажки. Спросив у людей интересующую его улицу, Доля отправился куда ему указали и скоро оказался у нужного подъезда серого панельного дома…

Дверь Доле открыл отчим. Несколько секунд вглядывался в позднего гостя, затем, узнав, громко охнул от неожиданности и они крепко обнялись. Из глубины квартиры послышался глухой голос:

– Кто там, Афанасий?

Доля высвободил из своих объятий отчима. К горлу подступил удушливый ком.

– Мама? – сдавленно спросил он.

– Да, – сказал отчим и торопливо предупредил. – Ты осторожней с ней, больная она очень…

Доля кивнул и, не раздевшись, пошел туда, откуда раздался голос матери. Она сидела в полумраке на диване, по-видимому, собиралась спать.

– Мама! – вскрикнул он, приблизившись к ней и в порыве опустился перед ней на колени. После он забормотал что-то несвязное, а она, нащупав рукой его голову, молча гладила и, от волнения, часто и глубоко вздыхала.

В комнату зашел отчим, включил свет. Доля увидел мать и у него непроизвольно навернулись слезы. Нет, он не расплакался, удержался, но впервые за многие годы, как никогда был близок к этому.

– А она постарела, – с горечью подумал он. И боясь, что сейчас мать начнет спрашивать как он тут очутился, попытался соврать. – Я, мама, перевелся из Крыма и живу теперь недалеко от вас…

– Я все знаю, Сашенька, – остановила мама. – Любины родственники давно что попало болтают. Только все это время я не знала где искать тебя.

Доле стало невообразимо стыдно. В эту минуту он мысленно проклинал себя за то, что не поехал к матери сразу и хоть чем-нибудь не помог ей.

– Иди, Сашенька, перекуси с дороги. Отец тебя покормит. Поговорим потом обо всем.

Постояв еще несколько секунд перед ней на коленях, Доля поднялся, поцеловал ее мокрую от слез щеку и послушно пошел сначала в прихожую раздеться, а оттуда на кухню.

Отец там уже вскипятил на газовой плите чайник, порезал колбасу и хлеб.

– Колбаса? – удивился Доля.

– Достаю, – не без гордости сказал отчим. – По талонам два килограмма на двоих на весь месяц мало. Меня от автопредприятия посылают на фургоне магазины обслуживать, так я блат в некоторых заимел. В «Ветеране» вот колбасой отоваривают. Ешь, не жалей, Сашок, послезавтра привозной день, достанем еще.

Доля сделал бутерброд с колбасой и отпил из кружки глоток чаю.

– Извини, без водки живем. Налил бы, – виновато проговорил отчим. – Негде взять водку теперича. Сам-то сколь лет не пью, а иной раз так надо бы ее для дела, а нету. Талоны вон лежат на два литра. А, поди ж ты попробуй, возьми. В городе только в одном магазине дают, давка страшенная…

Афанасий рассержено засопел, взял пачку «Примы» с холодильника и закурил сигарету.

– У меня конфеты же есть, – спохватился Доля и, вскочив, побежал в прихожую. Достал из сумки большой кулек с конфетами и поднес их матери:

– Мама, угощайся. Здесь твои любимые шоколадные батончики. Случайно удалось купить в гастрономе.

Мать, улыбнувшись, покачала головой и неловко попыталась взять кулек в руки. У ней это не получилось. Бумажный кулек вывалился из рук, конфеты рассыпались по полу и она беззвучно заплакала.

– Ничего, мама, ничего. Не обращай внимания. Не плачь. Сейчас я мигом их соберу, – стал успокаивать Доля, сам едва сдерживая, готовые вот-вот вырваться из глотки рыдания.

Он бросился на пол, быстро собрал конфеты, благо они были все в обертках, и выложил перед ней на диван.

– На, мама. Я знаю, ты обязательно поправишься. Все будет хорошо.

– Иди, сынок. Иди к отцу, поешь с дороги, – всхлипывая, ответила мать. – Обещай, что ты успокоишься и больше не заплачешь. – Я уже спокойна, сынок, иди, дорогой, иди. Доля развернул несколько «батончиков».

– Пробуй, мама. Они должно быть свежие.

– Хорошо, хорошо, сынок. Спасибо тебе. Иди уж скорее… Убедившись, что мать и в самом деле немного успокоилась и перестала всхлипывать, Доля вернулся на кухню.

– Так вот и существуем, Саня, – шепотом пожаловался отчим. – Мне хоть разорвись. Полтора года до пенсии осталось, дорабатывать надо, а за ней уход нужен. Ладно на машине езжу. Нет, нет, да заеду домой, накормлю ее, а то бы дело совсем хреновое было.

Доля отодвинул от себя недоеденный бутерброд, выпил сладкий чай и понурился:

– Чем помочь ей, отец?

– А чем поможешь? Сам понимаешь, паралич у нее. Каким-то чудом еще жива осталась, могла сразу на тот свет отправиться…

Отчим встал с табуретки, сходил в комнату и принес бумажку:

– Вот тут лекарство написано, его днем с огнем не сыскать, читай. Я никак разобрать не могу, врач писала.

Доля с трудом разобрал написанное латинскими буквами слово «цере-бролизин».

– Я постараюсь завтра достать это лекарство.

– Хорошо бы, Саша…

Беседа на кухне у них затянулась надолго. Когда решили идти отдыхать, мать уже в этот час спала.

Отчим постелил Доле на раскладушке, себе на разложенное кресло и, устраиваясь ночевать, сказал полусонным голосом, тихо, спокойно, как будто о чем-то пустом:

– Твоя Любка, говорят, замуж там вышла, мужика в дом привела.

Кровь прилила к лицу у Доли, он внезапно закашлялся. Его словно ударили чем-то тяжелым по голове, и удар был настолько сильным, что на некоторое время он даже потерял дар речи.

– Что, что ты сказал? Повтори, – наконец спросил он, с трудом произнеся слова.

Отчим, кажется, засыпал. Хрипнул, перевернулся на другой бок, но прежде чем окончательно уснуть, все же ответил:

– А чего повторять, ты не ослышался. Валька, сноха ихняя, нашему Сережке говорила. Завтра поди с утра водку выкупи. Посидите с ним, выпьете, он тебе все точно обскажее…

Храп заглушил последний его слог и Доля, подумав, как отчим сильно устает, не решился его будить.

– Нет. Тут определенно что-нибудь напутали, – подумал он. – Этого просто не может быть. Ведь я недавно отправлял ей деньги. Почти все деньги, какие получил за месяц, и пришло подтверждение, что она их получила. На Новый Год она мне присылала письмо и, вроде, все в нем нормально. Завтра я, конечно, попытаюсь узнать правду… Но, Господи! Что, если это так и есть? Если да, то это ж немыслимое предательство…

К вино-водочному магазину Доля подошел за час до открытия и ужаснулся, народу стояла тьма. Ему пришлось становиться в хвост длиннющей очереди, которая, извиваясь, выходила на соседнюю улицу.

– Простою часа полтора или даже два, не меньше, – подумал он. – Хоть бы братан подошел. Афанасий обещал, что он будет.

От нечего делать Доля покурил и, смирившись, начал присматриваться к соседям по очереди. Впереди были женщины, а позади него встали трое мужчин. Рядом с ним оказался высокий, молодой человек в дубленке и ондатровой шапке.

– Ему-то что здесь делать? – подумал Доля. – С виду – солидный мужик и туда же… А, впрочем, я сюда пришел не по желанию выпить, а по случаю. Надо же помочь своим, пропадут талоны. У этого мужика, возможно, такая же история, или что-нибудь другое, да мало ли еще что…

Доля, предупредив тетку впереди, отошел ненадолго, решив проверить, не появился ли где-нибудь Сережа. Походил справа и слева, вглядываясь вдаль по улице, но брата нигде не увидел. В это время к магазину стал приближаться милиционер. Люди заволновались, очередь пришла в движение, и не прошло минуты, как она выровнялась в колонну по одному.

– Милиция, милиция, – волной покатило из уст в уста, начиная с головы в хвост. – Значит, скоро магазин откроют.

Доля посчитал нужным вернуться на место.

– Надо бы друг за дружку схватиться, – сказала ему тетка. – Это как же? – спросил Доля, недоумевая.

– Ну, вы меня в обхват по талии сзади, а я впереди себя женщину. Вас обхватит мужчина в ондатровой шапке.

– А зачем? – все еще недоумевая, поинтересовался Доля. – Мы ведь еще не падаем от усталости.

– Э-э-э, да я погляжу, вы новичок. Да затем, молодой человек, чтоб вас из очереди не выбили. Сейчас шпана прибежит к открытию и тут такое начнется…

– И что же по вашему начнется?

– А скоро сам все узнаешь, – разозлилась тетка. Сплюнула и отвернулась.

– Сволочь горбатая, козел меченый! – неожиданно взорвался мужик в дубленке. – Измывается над людьми словоблуд, чтоб ему ни дна, ни покрышки.

Доля понял о ком идет речь и, поглядев на него, одобрительно кивнул. Увидев поддержку своим словам, мужчина в ондатровой шапке вдобавок поругался матом, а затем обратился к нему:

– Вы не находите, молодой человек, что эти очереди за водкой можно истолковать как геноцид против собственного народа.

– Наверно так, – согласился Доля. – По-другому можно еще сказать – безответственность, вкупе с наплевательским отношением к людям.

– Вы будете стоять до победы? – спросил молодой незнакомец с какой-то особенной теплотой в голосе.

– Да, конечно. Мы тут договорились с братом встретиться, так что я пока никуда.

– Очень хорошо, – обрадовался он. – Мне надо сходить домой, переодеть обувь. Я недалеко отсюда живу. Надеюсь, по возвращению, вы в лицо меня узнаете?

Доля кивнул и из любопытства взглянул на его ноги. Мужчина был обут в легкие ботинки. В отличие от него Доля на этот раз щеголял в высоких черных валенках отчима.

– Куда бы я без них, – с довольством подумал он про свою обувку. – Впрочем, еще стоять и стоять. При двадцатиградусном морозе и валенки не спасут.

Доля посмотрел на часы. Вытянул шею, желая узнать, что делается у входа в магазин. Торговли там еще не наблюдалось, хотя, судя по стрелкам часов, время открытия уже наступило.

– Где же Серега, едрена корень? – мысленно выругался он и, сожалея, что столько времени придется ему провести у магазина, если брат не придет, подумал о том, что ему надо будет обязательно успеть сделать до вечера. – Сперва, надо маме достать лекарство, – решил он. – Ну, и после разобраться со своими личными семейными делами. Ради этого придется сходить к теще и самому все выяснить, а дальше станет видно, что мне делать. Может, поищу старых друзей, с ними не грех и выпить…

Доля заметил, что очередь зашевелилась и, как еще недавно то же самое предлагала сделать ему соседка, люди вдруг все как один впереди него, словно по чьей-то команде обхватили друг друга за пояс, и это чем-то напомнило ему детскую игру в паровозик, когда за отсутствием в садике игрушек, дети, под надзором воспитательницы, сами изображали и паровоз и вагоны. Кстати, Доля всегда хотел быть паровозом. Вспомнив пришедший внезапно на ум эпизод из прошлого, он широко улыбнулся, но в ту же минуту по-сумашедшему завизжали женщины и от того, что он вслед за этим увидел, ему стало не по себе, и улыбка с лица исчезла… Недалеко от открывшихся дверей магазина четверка рослых парней одного за другим кинули трех своих дружков на стоящих в очереди людей, и те по головам энергично поползли ко входу… Милиционер дул в свисток, но трель свистка лишь подзадоривала разгоряченных хулиганов, очередь местами смешалась, из нее понеслась площадная ругань.

– Вот, я же говорила вам, – крикнула, обернувшись к Доле, тетка. – Эти водки наберут, уйдут, другие заявятся и нам только держись.

Доля молча принял ее упрек. Ему сильно захотелось курить с досады. Он шагнул в сторону, достал сигареты и, пряча в ладонях слабый огонек зажженной спички, прикурил сигарету. Скоро он повторно убедился, что соседка была права. Через полчаса подошли другие похабные парни и проделали такой же трюк, как и предыдущие хулиганы.

– Пойти помочь, что ли? – подумалось Доле, но он, немного поколебавшись отбросил эту мысль по причине того, что наводить порядок вдвоем в таких условиях ему показалось безнадежным делом.

Мысленно он уже не раз пожалел милиционера у входа. Возбужденная толпа никак его не хотела слушать. Не смотря на запрет, народу в магазин прорывалось значительно больше, чем требовалось, и тогда представителя власти часто сметали с поста. И надо отдать ему должное – он в таких случаях не терялся, а сразу приходил в себя и, снова заняв свое место, какое-то время, ситуацию сдерживал.

– Что же ему усиленный наряд не пришлют? – посочувствовал Доля. – Разве можно одному тут справиться, неужели начальство не понимает? Так гляди под шумок еще и поддадут ненароком.

– Хватайся за переднего! Что стоишь как истукан?! – крикнул кто-то сзади и он, теперь понимая необходимость этого маневра, безропотно взялся за тетку, и тут же самого его обхватили тоже.

– Все. Сейчас у меня одна дорога, прямо в вино-водочный магазин. Отсюда без водки не выпустят, – с иронией усмехнулся Доля, представив себя со стороны.

По мере продвижения Доли к заветному входу, обстановка все накалялась и он вместе с другими выдержал еще несколько попыток чужаков нахрапом влезть в очередь. Наконец, осталось до двери всего метра три. Это означало, что в следующую партию Доля непременно попадет к прилавку. Кажется, пошла уже последняя минута. Видно было, как милиционер приготовился изнутри открыть дверь и Доля сосредоточился, будто собираясь прыгнуть в очень холодную воду.

– Пошли! – крикнула женщина и он, крепко держась за ставшую в доску своей тетку, двинулся вперед.

Ему осталось только переступить порог и вот тут-то произошла заминка… Поскользнувшись на обледеневших валенках, он упал на входе.

– Мужику с сердцем плохо! Мужик упал! – истошно заорала соседка по очереди и тем самым возможно спасла его от увечий. Благодаря ее крику народ приостановился и не стал топтать Долю, дав ему возможность подняться.

– Гражданин, вам помочь? – строго спросил милиционер.

– Нет. Все в порядке, – пробормотал Доля, морщась от резкой боли…

Спустя двадцать минут он с четырьмя бутылками водки «Пшеничная» в руках, ощущая на себе завистливые взгляды тех, кто еще продолжал торчать у вино-водочного магазина, ушел по лестнице к универсаму, в надежде встретить брата. Там, постояв немного и перекурив заодно, Доля направился на известную ему улицу Кирова к дому Красильникова, надеясь с помощью старого друга раздобыть для матери нужное лекарство. Взглянув в последний раз на томящихся людей, мимоходом вспомнил того солидного молодого мужика в ондатровой шапке, ушедшего из очереди домой переобуться и не вернувшегося обратно.

– А он чем-то мне интересен, – подумалось ему. – И не потому, что вид у него опрятный… Ишь, как ловко вытянул меня на разговор и потом смылся. А я то, дурак, разоткровенничался. Хотя, впрочем, по-моему, я сдержанно высказался. Ишь ты, как он ладно кроет генерального секретаря и не боится? Нет. Не спроста это. Обстановку видимо изучает, чтоб после доложить кому следует по команде. Ну, да что с него взять, видно это его работа. Только вот когда мы-то не будем с оглядкой говорить то, что думаем?..

– Саша, Саша! – раздалось сзади, и это помешало его дальнейшим размышлениям.

К нему с виноватой улыбкой приближался брат Серега. Они, перекинувшись несколькими словами, потом вместе пошли к Красилышкову. К счастью тот по случаю выходного дня оказался дома.

– Как говоришь, церебролизин? – задумчиво переспросил Володька Красильников, выслушав братьев. Доля подтвердил. После чего наступила томительная пауза. На него одного в этом городе своего детства рассчитывал Доля и поэтому ждал ответа волнуясь.

– Ну, хорошо, – через несколько минут сказал Красильников. – Есть тут у меня кое с кого получить должок, этим сейчас и займемся…

К вечеру они усталые, но довольные собой за то, что лекарство удалось достать и слегка хмельные по тому же поводу, втроем подошли к дому, где проживал Долин тесть Николай Бушков. У подъезда Доля в нерешительности остановился:

– Может, Серега, тебе сначала сходить, узнать у них, что по чем, а после уж я.

– Так мы с евонной снохой Валюхой три дня назад базарили. Она мне все как есть выложила про Любку. Говорит она сама им звонила и говорила про мужика. О чем еще-то спрашивать?

– Спроси Валентину и тещу Полину Ивановну, отвечают они за свои слова или это так болтовня, ради того, чтоб я отсюда сорвался и обратно в Крым двинул.

– Сам-то что, трусишь спросить?

– Нет, Сережа, спросить не боюсь. Боюсь одного – сорвусь я, наломаю дров и понесется: милиция, суд, не дай Бог, и тогда мне вилы…

Доля убедительно ткнул себе в горло двумя растопыренными пальцами, памятуя некогда увиденный им в зоне строгого режима зековский жест.

– Иди, Серега, иди. Правильно Саша говорит, нельзя ему, – пьяно покачиваясь, пробурчал Красильников.

– Ладно, схожу, – согласился Серега. – Вы только без меня всю водку не выпейте.

– Да ты что, брат, – обиделся Доля. – Тут еще целая литра. Разве нам выжрать без закуски столько? Ну, пока ходишь, может быть, и сделаем по паре глотков…

Серега ушел в подъезд. Доля с Красильниковым нашли укромное место и открыли бутылку «Пшеничной».

– Ты знаешь, Степка умер, – сделав глоток из горлышка и вытерев рукавом губы, сообщил Володька.

Доля, намереваясь вслед за ним выпить, опустил бутылку.

– Да ты что? Совсем ведь еще молодой мужик был. Даже как-то не верится…

– Пьянка, – со вздохом произнес Красильников. – Он последнее время жутко пил и вот результат…

– Не один же пил. Наверняка с друзьями, – помолчав, сказал Доля.

– Ну, да. Конечно. Дружки из его дома не вылазили.

Доля, не выпив водки, поставил бутылку в снег и, горячась, спросил:

– А помирал когда, небось никого и рядом с ним не было и зарыли его потом как собаку. У него, кажется, и родных уже никого не осталось.

– Я то тут при чем. Че, я ему друг что ли? – обиделся Красильников. Доля, нервно ломая спички, закурил.

– Прости, Володя. Меня что-то за душу взяло. Как никак со Степкой мы дружили с детства. Знаешь о чем я вот только что подумал?

– Нет, не знаю. Говори. Я внимательно слушаю, – Красильников икнул и обнял Долю за плечи.

– Я подумал о том, что собутыльники, как водится, пьют вместе, а когда смерть подступит, то каждый из них умирает в одиночку. Всех дружков будто корова языком слизывает.

– Это ты верно сказал, – икнув, похвалил Красильников и крепче обнял Долю.

– Ну что, мужики, не всю еще водку выпили? – подойдя к ним, весело заговорил Сергей.

– Ну, чего там? – нетерпеливо перебил Доля.

– Давай вначале глотну и все тебе расскажу, а ты уж потом решай, как тебе поступить. Может, морды пойдешь им бить.

Красильников убрал руку с Долиных плеч, подал Сереге бутылку. Тот отпил из нее немного, скривился, вытер губы тыльной стороной ладони, затем, отняв у Доли дымящуюся сигарету, сделал несколько затяжек и после этого рассказал о том, с чем вернулся.

– Валюха все подтвердила, о чем в прошлый раз говорила. Твоя теща, Полина Ивановна, как коршун налетела на нее и на меня. Заорала, что он сам виноват во всем, то есть ты, и пусть, значит, сам расхлебывает, а ей мол подробности про теперешнюю жизнь своей ненаглядной дочки неизвестны. Она, стерва, чуть не вытолкала меня. Я даже опасался, что царапать начнет. Ты, Саня, правильно сделал, что не пошел туда.

– Давай, Серега, говори толком, о чем Валька болтает и можно ли ей верить, – хмуро попросил брата Доля.

– Я ей, Саня, на все сто процентов верю. Какой ей резон тень на плетень наводить. Да и теща, хотя и вскользь, но тоже подтвердила измену твоей Любки. Короче, она недавно звонила, сказала, чтоб передали тебе, что она там, в Крыму, замуж вышла и живет со своим новым мужиком в твоей квартире. Еще просила передать, что на алименты подавать не будет, дескать, не нуждается в деньгах, новый муж хорошо зарабатывает. Вроде бы он какой-то начальник в санэпидемстанции. Вот, все. Больше я ничего от Вальки не слышал.

– Так, так, так, – задумчиво произнес Доля. Сел на ступеньку и, растерянно сняв с головы шапку, закрыл ею лицо.

– Да брось, Сашка, убиваться. Подумаешь, твоя баба теперь с другим спит. Вон их сколько этих баб ходит – красивых, незамужних. Только свистни, сами прибегут, – попытался успокоить Красильников.