Лида Девяткина предложила оптимальное решение. Двое из нас со старшим погонщиком вернутся к месту, где были спрятаны похищенные вещи, а оставшаяся часть команды продолжит движение к поляне Нахашбита. Сгонять вниз добровольно вызвались Толя Фролов и Коля Солодовников, как самые резвые из нас. На том и порешили. Ребята побежали вниз. Старшего погонщика Фролов приторочил к себе репшнуром, чтобы тот случайно куда-нибудь не скрылся.
Мы, оставшиеся, продолжили движение к нашей цели, до которой оставалось ещё около двух часов пути. Во главе колонны стал Коляй, так как один, самый крупный, осёл, остался без погонщика. Двигались медленно, с остановками и, тем не менее, в конце пути, когда начался крутой подъём непосредственно на поляну Нахашбита, наши ослы заупрямились и никак не хотели двигаться дальше. Погонщики взяли их под уздечки и буквально тащили за собой, а мы подталкивали ишаков сзади. Особенно упорствовал головной ишак, который никак не хотел идти вверх по тропе, а глядя на него, остальные ослики тоже начали взбрыкивать и вовсе остановились. Коляй, чтобы сдвинуть с места головного ишака, упёрся ему в зад своим могучим плечом и стал толкать.
Тут произошло нечто необычное. Ишак задрал вверх свой хвост и обдал Коляя струёй из отработанных газов и помёта. Коляй рухнул навзничь, а остальные участники похода, увидев такую картину, тоже попадали, давясь от смеха. В это время строптивое животное, облегчившись от внутреннего отягощения, спокойно, периодически пощипывая траву, начало двигаться вверх по тропе без посторонней помощи и понуканий. После такой эмоциональной зарядки мы довольно быстро преодолели оставшиеся метры крутого подъема тропы, и вышли на поляну. Выбрали подходящее для бивуака место, сняли с ишаков поклажу, расплатились с погонщиками и отправили людей и ослов вниз по тропе.
Погода начинала портиться, по небу поползли грозовые тучи, обычные для этого района во второй половине дня. Так что расслабляться нам было некогда. Надо было поставить и оборудовать бивуак, приготовить ужин и подготовиться к предстоящим на следующий день восхождениям. Бивуак поставили быстро, так как каждый из нас знал – что, как и зачем делать. Четыре палатки поставили на живописной лужайке. В одной устроили склад намокающих продуктов: сахар, крупы, сухари, печенье, конфеты, кофе, чай и прочую снедь. Банки с консервами и сгущёнкой сложили в нишу у большого камня, там же разместили бензин и тросовое спасательное снаряжение. Пока мужики занимались оборудованием бивуака, Лида Девяткина приготовила ужин.
Вечером вернулись наши гонцы и принесли похищенные вещи. За ужином мы отметили удачное завершение похода. Коляй от щедрот своих выделил на всю компанию аж двести пятьдесят граммов спирта: вероятно, потому, что ему надо было расслабиться после инцидента с ишаком. Потом мы обсудили планы на предстоящие дни. График восхождений был очень плотным.
В соответствие с ним в последующие дни мы совершили ряд восхождений третьей и четвёртой категории сложности на вершины Суган-Тау, Допах Главный и Допах Восточный. На эпизоде, завершавшем восхождение на вершину Допах Восточный, остановлюсь более подробно, так как он во многом предопределил все дальнейшие события, происходившие на поляне Нахашбита.
Восхождения на эту вершину мы совершили двумя группами по разным маршрутам. Группа в составе Н. Солодовников, Л. Девяткина, А. Фролов, В. Роговской (руководитель) вышла на маршрут по ледовому кулуару и западному гребню 4А категории. Вторая группа в составе пяти участников, под руководством Н. Кальченко (Коляя) вышла на маршрут 4Б категории по южному контрфорсу и восточному гребню. По замыслу начспаса, группы должны были подстраховываться, двигаясь навстречу друг другу. Восхождение нашей группы оказалось очень непростым, мы долго ковырялись в ледовом кулуаре, а когда вышли на гребень, двигались медленно с попеременной страховкой, к тому же несли тяжелые рюкзаки с бивачным снаряжением и двухдневным запасом продуктов.
Где-то к четырём часам дня мы, наконец, взошли на вершину и после короткого отдыха начали спуск по восточному гребню. Прошли верёвок пять, а время уже подкатило к шести часам вечера. Поскольку спуск в темное время суток всем участникам представлялся рискованным и опасным, решили заночевать на первой же удобной площадке, благо такая площадка нам скоро встретилась. И как только вся наша группа собралась на ней, снизу с гребня послышались голоса, и вскоре на площадке появилась сначала фигура Коляя, а через небольшой промежуток времени подтянулись и все остальные участники его группы. Все очень обрадовались этой встрече на горе.
Двое воронежцев отправились на вершину горы, чтобы снять нашу и положить свою записку, а оставшиеся стали готовить площадки под палатки. Работать надо было быстро, так как уже смеркалось, и надвигалась гроза. А гроза на предвершинном гребне – явление малоприятное и очень опасное. При приближении грозового фронта металлические предметы (кошки, карабины, жюмары, крючья) начали гудеть, а с клювиков ледорубов стали вылетать искры. Поэтому в качестве меры безопасности мы собрали в два рюкзака почти всё железо, в том числе и отриконенные20 ботинки, и оттащили всё это подальше от палаток. Ужинали консервами, так как приготовить нормальную еду не представлялось возможным. Главное, что удалось вскипятить воду и заварить чай, всех мучила жажда, так как целый день на маршруте была интенсивная работа, а восполнить потерю влаги в организме было нечем. Воды на маршруте не было, только снег и лёд. Опытные альпинисты знают, что есть снег и лёд для восполнения потери влаги занятие бесполезное и к тому же опасное.
После ужина все залезли в палатки, заползли в спальные мешки и попытались уснуть или хотя бы подремать. Не тут-то было. В первой половине ночи разразилась страшная гроза. Оглушительные раската грома и яркие вспышки молний держали нас в постоянном напряжении. Дул шквалистый ветер и к тому же сыпал град со снегом. Нам приходилось периодически выползать из спальников для того, чтобы стряхнуть снег с крыш палаток, иначе они бы просто завалились. Естественно, при таких условиях ни о каком сне и отдыхе не могло быть и речи. К утру непогода внезапно стихла, и нам даже удалось немного поспать. Утром, когда мы выползали из палаток, нам представилась картина потрясающей красоты. Всё вокруг было белым-бело и над всем этим белым безмолвием величественно возвышались усыпанные снегом горные вершины. Воистину, как в песне: «июльские снега, не спутать их с другими…».
Утром после бессонной ночи у всех было одно желание: поскорее спуститься вниз, на зелёную траву. Поэтому кое-как позавтракав, мы быстренько свернули бивуак и начали спуск по восточному гребню. Технически спуск был несложным. Правда, ближе к концу пути пришлось навесить три сорокаметровых веревки.
Уже в самом конце спуска пришлось прыгать с рюкзаком через бергшрунд внушительной ширины. Все эти действия были проделаны достаточно быстро, и вот вся наша команда уже на зеленой траве, и мы бодрым шагом движемся к месту бивуака на поляне, предвкушая сытный ужин и полноценный отдых. Но, подойдя ближе, мы увидели, что на лужайке в том месте, где стояли наши палатки, топчется стадо коров. Недобрые предчувствия закрались в наши души. Сначала все бросились вперёд, затем замерли, увидев ужасную картину. Продуктовая палатка была повалена и порвана. Возле неё стоял бычок и тупо бодал чью-то красную футболку. Вокруг остатков палатки в радиусе нескольких метров трава была густо усеяна крупами, сахаром, конфетами, разорванными пачками чая, обломками печенья и остатками других продуктов – всего того, что мы неосмотрительно оставили в продуктовой палатке.
Шок от увиденного разгрома быстро прошел. Толя Фролов, издав громкий боевой клич: «бей скотину!», бросился с поднятым ледорубом на четвероногих разбойников. Все мужчины последовали за ним. В порыве ярости я подбежал к бычку, стоявшему возле остатков палатки, и врезал ему в лоб айсбайлем. Бычок рухнул как подкошенный, остальные четвероногие в панике отступили на дальний край поляны. Коляй достал нож и собрался было прирезать бычка, но тот вдруг ожил, встал на ноги и неуверенно побежал в сторону своих собратьев.
Мы поставили палатки, и пока дежурные готовили ужин, остальные члены команды собирали остатки продуктов, втоптанных в траву коровами. Потом оценили ущерб, нанесенный нашим продуктовым ресурсам. Картина была печальная. Почти полностью исчезли сухари, сухофрукты, макароны и крупы. Сахара и чая удалось собрать буквально на две-три заварки. Печенье коровы есть не стали, зато втоптали его в грязь и траву. Какао, кофе и конфеты, к счастью, остались почти не тронутыми.
В довершение к постигшему нас разгрому на следующий день прискакал на коне местный пастух и сказал, что травмированного бычка пришлось прирезать, и что мы должны заплатить компенсацию. Но тут уже возмутились мы и предъявили пастуху встречные (слегка завышенные) оценки ущерба, нанесённого коровами нашему имуществу (порванная палатка) и продуктовым ресурсам. После длительных переговоров за рюмкой спиртного и чаем взаимные претензии были устранены. В итоге нам даже достался кусок мяса от прирезанного бычка.
Дальнейший ход наших сборов пошел как-то не очень удачно. Заболела Лида Девяткина, вероятно, экстремальная ночевка на предвершинном гребне не осталась для неё без последствий. Из-за этого наша группа не смогла выйти на маршрут 4Б категории. Воронежцы попытались совершить восхождение 5А категории на вершину Галдор и тоже неудачно, камнем травмировало одного из членов группы – к счастью, не очень опасно, но им пришлось вернуться. Спортивный запал как-то у всех погас, да и время сборов уже подходило к концу. Мы свернули бивуак и потопали вниз на поляну Таймази, где нас ждал зловредный начспас для проведения разбора совершенных восхождений.
В завершение повествования замечу, что несмотря на все перипетии, происходившие на этих сборах, в памяти моей остались самые яркие и приятные воспоминания об этой вехе в моей спортивной биографии.
Виктор Роговской. Юбилейный штурм Эльбруса
В жизни каждого человека случаются события, которые предопределяют его дальнейшее бытие на длительный период, а зачастую и на всю оставшуюся жизнь. Одним из таких событий моей жизни было обучение в школе инструкторов альпинизма при ВЦСПС.
В конце мая 1967 года после сдачи весенней сессии я, как и все остальные студенты второго курса геологоразведочного факультета, готовился отправиться на полевую практику в ущелье Гизель-Дон в Северной Осетии. Но тут произошло событие, которое внесло существенные коррективы в мои планы. В секцию горного туризма и альпинизма ГНИ, в которой я активно занимался уже два года, пришли путёвки в альпинистские лагеря ВЦСПС. Среди этих путёвок была и одна льготная в школу инструкторов альпинизма. Льготная она была потому, что позволяла попасть в школу спортсменам с незакрытыми нормативами второго разряда.
Это был уникальный случай в истории советского альпинизма, так как ни до, ни после 1967 года в школу инструкторов не принимались спортсмены с квалификацией ниже второго разряда. Претендентов на эту путёвка оказалось много и руководство секции решило, что путёвка достанется победителю конкурса. В упорной борьбе мне удалось стать победителем конкурса. Немаловажную роль в этой победе сыграло то обстоятельство, что помимо альпинизма, я активно занимался скалолазанием, спортивным ориентированием и горным туризмом (зимние походы, соревнования по технике горного туризма и т.п.). И вот путёвка в школу инструкторов в моих руках, радости нет предела, но появилась проблема.
Оказалось, что сроки обучения в школе на двадцать дней перекрываются со сроками полевой практики. Проблему надо было срочно решить или отказаться от путёвки. Пришлось идти на аудиенцию к руководителю практики доктору геолого-минералогических наук Ю.А. Стерленко и честно ему обрисовать ситуацию. Поначалу он и слышать ни о чём не хотел – только практика. Тогда я предложил ему свою персону в качестве завхоза и шеф-повара (благо к этому времени у меня уже был успешный опыт работы шеф-поваром пищеблока в лагере студентов второго курса на сборе винограда в совхозе Ищёрский), и доктор сдался.
Он согласился отпустить меня с середины практики при условии, что пропущенные двадцать дней практики будут обязательно пройдены осенью в Дагестанской геологической партии, которой руководил его коллега доцент Ш.С. Абрамов. Во время практики мне пришлось основательно потрудиться. Кормить каждый день (да ещё и разнообразно) семьдесят человек в полевых условиях задача не из лёгких, к тому же мне, как и всем остальным студентам, приходилось ходить в учебные маршруты геологической съёмки. Двадцать дней в ущелье Гизель-Дон быстро пролетели и это были незабываемые дни разгульной и весёлой студенческой жизни. Кто бывал на полевых практиках, тот знает, какие мероприятия там проводят по вечерам и какие страсти там кипят между молодыми людьми разного пола…
Но всё когда-то кончается. И вот прямо с практики я еду в Приэльбрусье, в Баксанское ущелье и прибываю альпинистский лагерь Шхельда, на базе которого и функционировала школа инструкторов альпинизма при ВЦСПС. Вступительный экзамен по теории альпинизма и зачёт по физической подготовке мне дался довольно легко (сказалась физическая форма, которую получил во время практики в горах Осетии). По результатам этих тестов и с учётом моей спортивной квалификации (весьма низкой по сравнению с квалификациями других курсантов) меня зачислили в учебное отделение тренера Александра Сергеевича Угарова, заслуженного мастера спорта, снежного барса, заслуженного тренера, и прочее, и прочее.
В отделении было шесть курсантов: пять советских альпинистов и один иностранец из Непала, звали его Продхан Пробадманг Синх. Как этот непалец попал в советскую школу инструкторов – тайна, покрытая мраком; было только известно, что он знатного королевского рода и учился в МГУ. Как впоследствии оказалось, он был порядочным человеком и неплохим спортсменом, однако в силу своей буддистской психологии и откровенно слабенькой физической подготовки он регулярно создавал нашему тренеру, да и всему отделению, проблемы, особенно во время занятий на скальном и снежном рельефе. Так, во время методических занятий по организации бивуака на снежном рельефе, когда под недремлющим оком нашего сурового тренера мы дружно рыли пещеры в снегу (занятие весьма трудоёмкое и неприятное), началась гроза со снегопадом, температура воздуха резко понизилась, наш Продхан стал слегка синим от холода.
Видя его плачевное состояние, А.С. Угаров приказал нам срочно транспортировать непальца вниз до поляны «Зеленая гостиница». Все это надо было сделать подручными средствами. Пришлось во время ледяного дождя со снежной крупой сооружать носилки из ледорубов и верёвок, а затем, чертыхаясь и матерясь, под дождём тащить непальца по морене до зеленой травы в зону плюсовых температур. Это было не слишком весёлое мероприятие. Зато все курсанты нашего отделения заслужили благодарность нашего сурового тренера и даже получили по глотку коньяка из его фляжки.
Учёба в школе давалась мне без особого напряжения, за исключением необходимости каждодневно конспектировать лекции начальника школы Н.А. Маслова, а затем проводить на основе этих лекций методические уроки с курсантами отделения под контролем тренера. Нетрудно представить, как я, жалкий третьеразрядник, преподавал технику и безопасность альпинизма курсантам нашего отделения, перворазрядникам и кандидатам в мастера спорта. Надо отдать должное А.С. Угарову за его принципиальную позицию в этом вопросе. Во время занятий он немедленно реагировал на малейшие проявления заносчивости и недоброжелательного отношения к курсанту, проводившему методический урок. А затем в процессе разбора занятий «драил» по полной программе каждого, невзирая на возраст, пол и квалификацию. И я был, как, впрочем, и все остальные курсанты, благодарен ему за науку дидактики (преподавания). И вообще к нашему тренеру все курсанты школы относились с особым уважением; и это несмотря на то, что в тренерском составе школы значились и другие не менее знаменитые личности: Фелимонов, Овчиников, Маслов, Кац и другие.
Как мне показалось, основная задача тренерского коллектива школы состояла в том, чтобы за короткий срок (сорок дней) внедрить в сознание курсантов базовые принципы советского альпинизма: коллективизм, взаимовыручка, безопасность, стремление к спортивным достижениям на основе высоких индивидуальных морально-волевых качеств и регулярного совершенствования физических возможностей. Нам постоянно твердили, что инструктор – это, в первую очередь педагог и психолог, а во вторую спортсмен.
Первейшая задача инструктора при работе в альпинистских лагерях заключается в том, чтобы в короткий срок, максимум десять дней, из группы участников, зачастую ранее не знакомых друг с другом, создать работоспособный коллектив. Затем провести с ним тренинги; и для тех, кто успешно прошел учебный цикл занятий, обеспечить выполнение норм спортивного совершенствования, предусмотренных текущим этапом обучения. И всё это должно происходить при безусловном обеспечении безопасности участников альпинистского мероприятия. Задача неординарная и зачастую, как показала потом практика инструкторской деятельности, трудновыполнима.
А вскоре всем курсантам, обучавшимся в это время в школе, представилась прекрасная возможность показать на практике, как мы усвоили науку наших методистов и тренеров. Дело в том, что в 1967 году был 50-летний юбилей Великой Октябрьской революции и в ознаменование этого юбилея в стране проводились грандиозные массовые спортивные мероприятия, в том числе и альпинистские. Не осталось в стороне от этих мероприятий и руководство Кабардино-Балкарской АССР. А чтобы всех удивить и «переплюнуть», было решено организовать альпиниаду с целью восхождения на вершину Эльбруса двух тысяч человек! Воистину грандиозный замысел, такого в истории советского альпинизма ещё не бывало, и как в те времена было принято, если партия сказала: «надо», то всё остальное общество ответило: «есть».
На проведение этого мероприятия были выделены гигантские финансовые средства, и работа закипела. К участию в альпиниаде были привлечены все слои населения республики: рабочие, колхозники, студенты, военнослужащие и курсанты военных училищ. Большинство из этих людей никогда не участвовало в альпинистских мероприятиях и не представляло, что это такое – восхождение на Эльбрус. Но их усиленно агитировали, хорошо заплатили или предоставили отпуска от работы с сохранением зарплаты. И вот в первую декаду августа в Баксанском ущелье на территориях альпинистских лагерей Баксан, Шхельда, Джантуган, а также турбазах Азау и Тегенекли стали концентрироваться участники альпиниады. Народу появилась тьма, везде стояли армейские палатки, дымились полевые кухни и по всем дорогам сновали милицейские патрули.
Чтобы хоть как-то организовать и направить в нужном направлении всю эту толпу участников альпиниады, был мобилизован весь инструкторский состав лагерей, а также курсанты и тренеры школы инструкторов. Вся масса участников альпиниады была разделена на десять колонн по двести человек в каждой. Наиболее организованными и подготовленными оказались колонны горняков Тырнаузского горно-обогатительного комбината и колонна курсантов военных училищ. Все участники этих коллективов уже имели опыт альпинистских восхождений и были хорошо экипированы, да и с дисциплиной у них был относительный порядок. Остальные колонны в основном состояли из людей, не имевших представления о том, что их ожидало при восхождении на Эльбрус. Это были обычные советские граждане, в лучшем случае некоторые из них имели значок ГТО или участвовали в походах по некатегорийным маршрутам.
Школе инструкторов относительно повезло, так как её тренерский и курсантский коллектив курировал колонну, состоящую из студентов Нальчикского педагогического института. Сильные и амбициозные молодые люди с кавказским темпераментом. Они рвались в бой и поначалу самые горячие из них, заявляли: да что нам этот Эльбрус, мы на него как на крыльях взлетим. Студентов разделили по отделениям, состоящим из десяти человек. Инструктора (по два на отделение) стали в доходчивой форме рассказывать о том, что им предстояло совершить, и о том, что им необходимо делать для достижения поставленной цели. После этого горячие головы начали остывать и стали настраиваться на серьёзную работу. А работа нам, инструкторам, предстояла действительно очень серьёзная.
Шесть курсантов школы под руководством А.С. Угарова курировали отряд участников альпиниады в составе 30 человек, три отделения по десять человек. Мне и моей напарнице А. Ведерниковой досталось отделение из восьми парней и двух девушек. Ребята были организованные, доброжелательные, а главное, способные к обучению. Работу пришлось начинать с преподавания им азов альпинизма. Как правильно пользоваться экипировкой (штормовкой, брюками, ботинками, светозащитными очками), какая должна быть одежда, для чего нужен ледоруб и верёвка и как ими пользоваться.
Предстояло обучить участников элементарным приёмам техники передвижения на снежном рельефе и мерам безопасности при передвижении по закрытому леднику. Кроме того, приходилось многократно объяснять режим питания и потребления воды в высокогорной зоне, и что надо делать при появлении первых признаков горной болезни, а также многие другие важные нюансы активного функционирования человека на большой высоте. На всё про всё руководство альпиниады предоставило нам пять дней.
Пришлось нам, всем курсантам, пахать по-чёрному, к концу дня мы просто валились с ног. А на следующий день все повторялось – рассказывали, показывали, заставляли строптивых и нерадивых участников правильно выполнять технические приёмы. Вот где нам очень пригодились и помогли лекции школьных методистов и наставления наших тренеров. К слову сказать, тренер наш А.С. Угаров весьма внимательно следил и контролировал действия курсантов, в конце каждого дня проводился разбор занятий, и выставлялись персональные оценки. Это очень стимулировало нашу деятельность, так как все знали, что по завершении учебного курса в школе инструкторов каждому курсанту будет написана характеристика и рекомендовано количество двадцатидневных смен стажировки перед сдачей экзамена на звание младшего инструктора альпинизма. Так что отлынивать у меня, да и у остальных курсантов, желания не возникало. Мы старались и добросовестно исполняли обязанности инструкторов.
Пять дней пролетели очень быстро. На шестой день из штаба альпиниады поступила команда выдвигаться на «Ледовую базу» – штурмовой лагерь, оборудованный на юго-восточном склоне Эльбруса на высоте 3200 метров. И как в известной поэме Пушкина: «Всё шумно вдруг зашевелилось…». Личный состав колонны, которую курировала школа инструкторов, был доставлен армейскими грузовиками на поляну Азау к началу канатно-кресельной дороги. Всё снаряжение, упакованное в мешки и рюкзаки, было отправлено грузовиками на «Ледовую базу», а участники и инструктора с помощью канатной дороги поднялись на станцию «101 пикет» и далее пешим ходом прибыли во второй половине дня к месту расположения штурмового лагеря. Для обустройства бивуака наши отцы-командиры выбрали площадку, защищенную от ветра невысокой мореной. Выбор был весьма удачный и дальновидный.
Едва мы успели вымостить камнями и снегом более или менее ровные площадки для установки палаток, как началась непогода, подул сильный западный ветер, небо быстро затянулось тучами, и густо повалил снег. Ошалевшие от таких капризов природы участники альпиниады, замерзающие и голодные, кое-как поставив палатки, как-то очень быстро стали по ним расползаться и залезать в спальные мешки. Никакие доводы и уговоры инструкторов о том, что необходимо оборудовать бивуак ветрозащитными стенками и соорудить из камней и снега туалет хотя бы один – для женщин, на уставших и голодных участников не действовали.
А проблема с женским туалетом была нешуточная. Дело в том, что на всей территории «Ледовой базы» по началу было всего два туалета, и их пропускная способность явно не соответствовала количеству людей, хотевших справить естественную нужду. Если мужское население лагеря быстро сообразило, как решать эту проблему, забежав за ближайшую морену или большой валун, то для женщин это была просто катастрофа. Очень грустно было видеть, как заметаемая снегом и обдуваемая холодным ветром стоит длинная очередь в женский туалет. Мне и напарнице А. Ведерниковой пришлось принимать экстренные меры путём апелляции к мужскому благородству наших «горячих джигитов», чтобы подвигнуть их на работу по сооружению туалета. И только мы наладили эту работу, как со стороны командирских палаток донёсся зычный призыв А.С. Угарова: «дежурный!!!».
Мне, если так можно выразиться, повезло – ко всему прочему на этот день я был назначен дежурным по школе инструкторов. Это как дневальный в воинской части, который должен немедленно исполнять приказы и поручения начальства. Поэтому, оставив напарницу и «джигитов» доделывать начатую работу, я бегом помчался к палаткам, в которых разместились отцы-командиры, и предстал перед ними. Они в это время занимались важными делами – пили кофе и резались в преферанс. Угаров с присущей ему манерой сурово спросил: «дежурный, где Вас черти носят? Сгоняйте к повару, узнайте, как там дела с обедом и помогите ему, если потребуется».
На часах в это время было около пяти часов вечера, и обедать давно была пора. Я помчался к большой палатке, где располагалась армейская полевая кухня, с помощью которой повар уже два часа пытался для двухсот человек приготовить борщ из свежего мяса и овощей. Но овощи, а точнее картошка, никак не доходили до готовности.
Повару было невдомёк, что вода на высоте 3200 метров кипит не при ста градусах Цельсия и, что овощи необходимо было сварить заранее на поляне Азау. Пришлось мне проявить чудеса поварского искусства. Мы прикрыли крышку котла и стали доваривать овощи при избыточном давлении. Желаемый результат получили примерно через двадцать минут. Повар снял пробу и убедившись, что борщ готов, попросил меня взять пустую кастрюлю и принести сметану из тридцатилитровой фляги, стоявшей в соседней палатке. И вот, с кастрюлей наперевес, я гордо шагаю через толпу, жаждущих пообедать участников и инструкторов (весть о готовности обеда уже облетела лагерь), в соседнюю палатку. Захожу в палатку, похожу к фляге, срываю пломбу и рывком открываю зажим на крышке. И в тоже мгновение раздаётся громкий хлопок. В лицо ударило что-то холодное и стало стекать за воротник одежды. Ослеплённый, ничего не понимающий, но сообразивший, что произошло нечто ужасное, вылетаю из палатки.
Сначала тишина, а потом раздаётся гомерический хохот. Протираю глаза и вижу, что стою я весь белый, покрытый сметаной. Народ ржёт, а некоторые, самые шустрые, начинают ножами и ложками скрести с меня сметану в свои котелки. Не пропадать же добру, да и что за борщ без сметаны?!
А тут ещё, услышав шум, пришёл наш командир Угаров, увидел меня и спросил: это что за чудо в белом? В ответ я проблеял: «сметана из фляги». Толпа опять захохотала, а командир угрожающе процедил сквозь зубы: «разгильдяй! Два дежурства вне очереди». В общем, с дежурством получился полный конфуз, хотя вины моей в произошедшей неприятности почти не было. Ну кто мог знать, что во фляге со сметаной, доставленной на высоту 3200 метров прямо из Тырныауза, будет избыточное давление. Возможно, повар и знал, но в суете он забыл мне сказать об этом, а я не догадался о возможном эффекте из-за перепада давления. Высокогорный борщ с остатками сметаны ели все и с большим удовольствием. А повар дал мне немного горячей воды, и я смог удалить сметанные пятна со своей верхней одежды. Однако этот случай имел для меня весьма неприятные последствия. Помимо внеочередного дежурства по школе (второе дежурство мне простили), в итоговую характеристику по окончанию школы А.С. Угаров записал мне три смены стажировки. Вот так начиналась моя инструкторская карьера.
На другой день после обустройства базового лагеря наша колонна совершила поход до высоты 3800 метров. Основной целью похода была акклиматизация участников альпиниады и определение их физиологических возможностей. За три часа, постепенно ускоряя темп движения, большинство участников похода поднялись выше «Приюта одиннадцати» (бетонное сооружение на высоте 3600 метров, предназначенное для отдыха и ночлегов восходителей на вершины Эльбруса). Поход прошел без особых происшествий.
Однако, когда мы прибыли в базовый лагерь, две девушки и один парень из нашего отделения настойчиво запросились вниз на поляну Азау, сославшись на плохое самочувствие. Вероятно, эти люди трезво оценили свои возможности и смогли публично сказать об этом. Очень правильный и мужественный поступок. Аналогичные потери были и в других отделениях нашей колонны. Всего от дальнейшего участия в альпиниаде по итогам акклиматизационного похода в нашей колонне отказалось тридцать два человека, чуть больше 15% личного состава участников. Командиры потом говорили, что это нормальный отсев, обычный для любых высокогорных мероприятий.
Следующий день был днём отдыха и подготовки к решающему штурму вершин Эльбруса. Забот было много. Надо было устранить недостатки в экипировке участников. Подогнать обувь, одежду, светозащитные очки, сделать из марли или бинтов маски для защиты лица от интенсивного ультрафиолетового излучения, которое на больших высотах очень быстро наносит страшные ожоги коже лица. Необходимо было подготовить наборы продуктов и напитки, которыми участники восхождения будут восстанавливать силы, затраченные в процессе движения по крутому снежному рельефу.
Эта задача осложнялась ещё и тем, что устроители альпиниады предоставили каждому участнику увесистые сухие пайки. Там было всё: колбаса, консервы, сгущёнка, печенье, соки, шоколадные конфеты и даже плиточный шоколад. Какие умники придумали такое! Большинство из перечисленных выше продуктов почти не пригодно для употребления на большой высоте. Это давно доказано практикой высотных восхождений. Особенно плохо идёт шоколад, что потом и подтвердилось при восхождении.
Весь день я, как, впрочем, и все остальные инструктора нашего отряда, что-то рассказывали, показывали, подгоняли и заставляли участников выполнять необходимые для восхождения приготовления. В общем, была сплошная суета, и день отдыха быстро пролетел, а надо было ещё и самому приготовиться, да и выспаться перед трудным днем тоже бы не помешало. Времени на сон оставалось мало, так как командиры в день штурма назначили подъём на четыре часа утра.