Поход за гонораром
В тот же день был составлен и подписан договор о передаче всех авторских прав Аркадию Бобрику, чье имя будет значиться на обложке новой книги. А Сорокин вместе с возможностью распоряжаться своим временем получит десять тысяч долларов. Аркадию за будущие неудобства, связанные со славой, полагалось две тысячи.
На следующий день товарищи отправились в издательство «Геликон-Бук» за гонорарами. Отыскали Евсеича – компаньона Соболевского и его бессменного кассира.
Евсеич был в курсе предстоящих выплат, договор с именами Сорокина и Бобрика лежал на столе. Но внезапно старик насторожился.
– Вас что-то смущает? – спросил Аркадий.
– Очень. Уж не вы ли ограбили меня месяц назад!
– Мы?! Ограбили?! – удивился Сорокин и указал на Аркадия. – Это зять Соболевского. Не хотите ли вы сказать, что вашего компаньона грабят его родственники?
– Именно это и говорю! Я вас узнал! – руки Евсеича затряслись, но не от испуга как в прошлый раз, а от негодования. – Я не отдам бандитам двенадцать тысяч! Вы свое получили!
– А вы? – многозначительно поинтересовался Аркадий. – Где еще двадцать пять штук?
– Какие двадцать пять?
– Которые ты, старый пенек, присвоил, а приписал грабителям! Хочешь, чтобы об этом узнал Соболевский?!
Евсеич не ожидал подобного коварства, но и уступать не собирался.
– Думаете, я не знал, кто совершил нападение?! Иннокентий принес две тысячи, сказал, что пожертвовал зять. А у меня все номера переписаны.
– И что? Мы их вернули. В чем криминал?
– Вернули только две.
– И это говорит тот, который захапал двадцать пять! – возмутился Аркадий. – В общем так, давай разойдемся по совести. Гонорары мы жертвуем на развитие издательства, а ты возвращаешь нам присвоенные двадцать пять. Так будет справедливо.
Евсеич зашелся мелким смешком. Его трясло, как на вибростенде. Когда припадок веселья закончился, он, порозовевший, смахнул слезу:
– Впервые вижу такую справедливость.
– А по-твоему как?
– По-моему?.. По-моему – вы пишете бумагу, что жертвуете издательству свои гонорары – двенадцать тысяч, а я выдаю вам столько же из своих.
– Из украденных двадцати пяти?
– Молодые люди, перестаньте клеить ярлыки. Все делим пополам. Вот это и есть настоящая справедливость!
– Двенадцать и двенадцать – получается двадцать четыре, – заметил Аркадий, ратовавший за абсолютную честность.
Евсеич нахмурился, но, вероятно, нравственные устои в нем были поколеблены не до конца.
– Хорошо, – сказал он со вздохом, – пусть будет двенадцать с половиной.
– Агнюша, я должен перед тобой повиниться, – сказал Соболевский, среди ночи поворачиваясь к супруге.
Агния Петровна хотела включить бра, висящее над головой, но затем передумала – в темноте легче признаваться в своих прежних грехах.
– У тебя кроме Фриды еще кто-то был?
– Ты опять о своем? Не было у меня никого. Я об Аркадии.
– Ты опять его обидел?
Иннокентий Павлович долго не отвечал.
– Я был несправедлив к нему. Мне Евсеич сообщил, что Аркадий и Сорокин, который написал «Перестройка в Посторомкино», отказались от гонораров – пожертвовали на развитие издательства.
– Вот! А ты говорил, что яблочко от его дядюшки недалеко падает.
– Значит, я ошибался.
– И насчет Вениамина ошибался. Он написал в завещании, что после его смерти загородный дом снова возвращается нам.
– Пусть сначала умрет, а потом почитаем, что он там нацарапал.
– Ты всегда плохо думаешь о людях! – Агния Петровна обиженно отвернулась. Она обижалась, когда нехорошо отзывались о мужчинах, которые восхищались ею.
Следующим утром во время завтрака Иннокентий Павлович продолжил покаянную речь. На этот раз он обратился к младшей дочери:
– Юленька, я был несправедлив к Аркадию. Ты в курсе, что он отказался в пользу издательства от честно заработанных денег?
– Нет.
– Так знайте это. А тебя, Ириша, – Иннокентий Павлович обратился к старшей дочери, – хочу познакомить с замечательным человеком и талантливым писателем Сорокиным.
Вилка застыла в руке Ирины.
– С каким Сорокиным?
– С Михаилом Сорокиным.
– С Михаилом?.. – эхом повторила Ирина.
– Он будет издаваться у нас. Написал удивительную книгу – я давно ничего подобного не встречал. Но и это еще не все. Он отказался от гонорара.
Сестры переглянулись. Неожиданности следовали чередой. Их общий знакомый студент-биолог оказался писателем и вдруг пренебрег деньгами, в которых крайне нуждался?!
Иннокентий Павлович продолжил:
– Сорокин рассказал, что пишет книгу о здоровом питании. Иришка, я думаю, тебе не мешало бы познакомиться с ним.
Ирина потупила взор.
– Я постараюсь, папа.
– Не скрою, мне показалось, вы могли бы стать идеальной парой.
– Папа!
– Хорошо, хорошо. Это не мое дело – решайте сами. Вот Юлия с Аркадием меня не спрашивали… и правильно сделали.
– Они-то правильно. А ты, папа, до сих пор его не печатаешь.
– Его «Крестовые походы» никуда не годятся.
– У него и кроме «Походов» есть интересные вещи, – вступилась за Аркадия Юлия.
– Тогда пусть покажет.
– Он стесняется, говорит, что это несерьезно. Я сейчас принесу.
Юлия выскочила из-за стола, через минуту вернулась с рукописью «Перестройка в Посторомкино». Иннокентий Павлович взглянул на титульный лист, отодвинул рукопись.
– Это не его. «Перестройку в Посторомкино» написал Михаил Сорокин.
– Какой Сорокин?! – возмутилась Юлия. – Это повесть Аркадия. Он работал над ней три месяца, сверял со мной каждое слово.
– А… а Сорокин?..
– А Сорокин – его школьный товарищ.
Соболевский на мгновенье застыл, а затем вскочил на ноги.
– А ваш папа для них – старый дурак?! Объект для манипуляций?!
Дочери удивленно смотрели на отца, не понимая, что происходит.
– Я давно подозревал, – продолжил Иннокентий Павлович, – что все писатели – мошенники! До единого! И начинающие тоже. Они вытягивают у издателей и читателей последние деньги. Чем масштабней прохвост, тем изощренней у него сюжеты! И вдохновение у них разгорается, как у грабителей перед банковским сейфом. Используют любые отмычки!
– Но ты сказал, что они отказались от гонораров?
– Вот это меня и настораживает. Здесь какой-то подвох.
– Я знаю, как поступить, – сказала Ирина. – С их стороны, это, конечно, благородно – отказаться от денег. Но ты, папа, не уступай. Будь еще благородней. Заплати за работу еще раз.
– Да, пожалуй, так и сделаю. Я не привык ходить в должниках.
Бесценный женский опыт
Аркадий Бобрик давно сообразил, что главное в писательском деле – умение вживаться в образы своих героев. Каким образом Льву Толстому удавалось проникнуть в лошадиную голову и написать Холстомера? Необъяснимо. Не исключено, что Льву Николаевичу помогло то, что, по его же словам, он в общей сложности провел в седле не менее семи лет. А как он умудрился пробраться в женскую голову? Взять хотя бы Анну Каренину. Неужели и здесь понадобилось семь лет? Удивительно.
Аркадий, например, в детстве катался на велосипеде, въезжал в заборы, обдирал колени и локти, сбивал ротозеев-пешеходов, но в велосипедную сущность так и не проник. А какое надо иметь воображение, или каких отведать грибов, чтобы придумывать межгалактические путешествия? Опять же, насколько надо не уважать людей, чтобы склоняться к инопланетянам? И это в то время, когда жизнь постоянно подбрасывает интересные сюжеты!
Например, совсем недавно Аркадий стал свидетелем столкновения двух грузовиков. Машины, вероятно, только что сошли с заводского конвейера и перегонялись на Кубань. Ехали через столицу, где на одной улице светофоров больше, чем во всей Кубани.
Как на грех один из московских светофоров неожиданно испугал водителя красным светом. Резкое торможение – и второй грузовик въезжает в задний борт первого. Первая машина пострадала не очень, а у второй разбит радиатор. Валит пар, ехать дальше невозможно.
Разумеется, между водителями началась вежливая беседа. Но сколько ни дискутируй, а домой добираться надо. Вскоре водители придумали, как выйти из положения. Неисправный грузовик решили погрузить в кузов уцелевшего, и таким образом ехать дальше.
Водители остановили проезжающий мимо автокран. Крановщик согласился помочь. Но для этого понадобилось пострадавшую машину вытащить на середину дороги – перед аварией она вильнула и оказалась под проводами. Исправный грузовик сдвинулся вперед, затем, сдавая задом, объехал поврежденный. Машины сцепили тросом.
Аркадий принимал живейшее участие в автомобильной передислокации – он командовал и прицеплял трос.
Неисправный грузовик выволокли на безопасное место. Машина-буксир остановился, а поврежденная… продолжала движение. Аркадий и свистел, и кричал – все напрасно. Опять удар, опять скрежет металла! Снова пар из радиатора – теперь уж из моторного отсека второго грузовика. В результате – две машины разбиты, а до Кубани тысяча километров. Само собой, меж водителями опять началась содержательная беседа.
Наблюдая за происходящим, Аркадий подумал, а не отказаться ли от «Крестовых походов» окончательно? Жаль, конечно, что потеряна уйма времени, но ничего не поделаешь – лучше живописать современность.
Психологию мужчин-водителей, например, Аркадий понимал настолько хорошо, что мог бы, не слушая, передать их содержательный диалог.
А вот как быть с женщинами? В романах, как ни крути, без слабого пола не обойтись. Без их логики истории выходят пресными и однобокими. Где набраться нужного опыта?
Аркадий, как и многие талантливые люди, решил «плясать от печки». Чарли Чаплин, например, сумел изобразить наивного бродягу, только после того, как облачился в тесный пиджачишко и рваные башмаки.
Аркадий решил пойти аналогичным путем – внешне преобразиться в даму. Начал с очень ответственной – лицевой – части. С губами ему повезло, с третьей попытки помада оказалась почти в нужном месте. А вот с бровями пришлось помучаться – они выходили то разными по размерам и форме, то слишком тонкими, то чудовищно толстыми и загнутыми вверх, как у театрального Мефистофеля.
Аркадий пустился на хитрость. Он отыскал ластик и чертежный циркуль. К одной ножке циркуля скотчем примотал косметический карандаш, вторую ножку воткнул в ластик. Затем приставил ластик к щеке и в районе бровей нарисовал две идеальные дуги. Теперь ни один геометр не отыскал бы отличий.
Когда косметический этап завершился, наступило время наряда.
От нижнего белья Аркадий сразу же отказался, поскольку оно вызывает у мужчин низменные помыслы – этого хотелось меньше всего. Два неустойчивых постамента – речь идет о туфлях на высоких каблуках – Аркадий тоже отверг. Здесь бы понадобилась длительная тренировка икроножных мышц и вестибулярного аппарата. Ходули и те быстрее освоишь. Да в квартире Соболевских и не было дамских туфель подходящего размера. Обувь Ирины и та была для него маловата.
В кладовке нашелся женский парик, пылившийся там еще со времен школьных маскарадов. Аркадий примерил парик, посмотрелся в зеркало. Белые локоны ниспадали до плеч.
Хорошо, что парик оказался светлым. Мужчины предпочитают блондинок, что придает им уверенность в умственном превосходстве. «Так и быть, пусть остаются в своем заблуждении», – подумал экспериментатор.
Бюстгальтером и корсетом Аркадий тоже пренебрег. Ему хотелось в полной мере испробовать естественную женскую раскрепощенность. А какая может быть раскрепощенность, если тебя повсюду сдавливает и плющит?
Отсутствие грудных выпуклостей Аркадий замаскировал ворсистой шерстяной кофточкой и меховым манто. Торчащие вперед колени задрапировал цыганской юбкой. Бусы, браслеты и массивные сережки завершили композицию.
На внешнюю мутацию у Аркадия ушло не менее часа, и он невольно проникся состраданием к женщинам. Сколько усилий им требуется для обольщений! А эти мужланы совершенно не ценят этого и норовят как можно скорее избавить даму от лишних, по их мнению, нарядов.
Перед выходом из дому Аркадий еще раз посмотрелся в зеркало. И тут произошло визуальное волшебство. Его отражение сначала перевернулось на сто восемьдесят градусов, потом еще на столько же и возвратилось на прежнее место. Но окружающий мир в этот момент преобразился, сделался более ярким, красочным и интересным.
Вот как офтальмология меняет физиологию! Всего какой-то часик, и на месте начинающего писателя – легкомысленная девица.
Впрочем, Аркадию повезло, что он справился с преображением достаточно быстро. Задержись он еще на пару минут, неизвестно, как бы повернулись события.
На лестничной площадке Аркадий встретил Агнию Петровну – она поднималась с пакетами в руках. Теща пристально изучила странную особу. Но ни один мускул нарумяненных щек не выдал Аркадия. Сквозь меховое манто он спиной ощутил прожигающий взгляд, но стойко вынес и лазерную атаку.
Выйдя из подъезда, Аркадий облегченно вздохнул. Однако безопасность оказалась иллюзорной. Затевая эксперимент, начинающий писатель кое-чего не предусмотрел.
Его неискушенность в ношении женских одежд источала девичью невинность и буквально примагничивала мужские взгляды.
Аркадия никогда не кусали блохи. Теперь же он полной мерой испил эту чашу. Похотливые мужские взгляды запрыгивали под одежду, до зуда чесались грудь и спина – особенно та ее часть, что располагалась ниже пояса.
В прошлом своем обличье Аркадию нередко доводилось встречать угрюмых и мрачных мужчин. Всякий раз при этом – особенно в вечернее время – у него невольно закрадывались мысли, скольких людей в своей жизни они ограбили? Таких персонажей Аркадий всегда обходил стороной.
Теперь же все происходило иначе. Стоило Аркадию взглянуть на потенциального злодея, как угрюмое лицо мгновенно преображалось, озарялось улыбкой, а во всей фигуре просыпалась доброта и врожденная галантность.
Аркадий никогда не предполагал, что способен так мощно облагораживать людей.
К сожалению, с женщинами подобного эффекта не происходило. Напротив, увидев его, дамочки ехидно змеили губы, а в их глазах появлялись нехорошие огоньки. «Ничего не поделаешь, – вздохнул Аркадий, – любое волшебство имеют свои пределы».
Проходя мимо компании юнцов, Аркадий невольно придерживал манто и цыганскую юбку. Ему казалось, что малолетние негодники стаскивают одежду прямо на ходу. Интуиция подсказывала, что он недалек от истины. С чего бы это женщины, например, на стройках, наряжались в бушлаты и комбинезоны с десятками пуговиц? Такие доспехи и руками-то не сразу обезвредишь.
Аркадий разгуливал по улице и подумывал, что неплохо бы учредить общественную организацию на манер добровольных народных дружин. Чтобы эти добровольцы – среди них должны быть исключительно привлекательные женщины – ходили по городу и воодушевляли противоположный пол. При виде таких общественниц – а представьте, если их несколько – карлики обязательно будут вырастать на глазах, старческие спины, согнутые ятаганом, выравниваться без скрипа, а одышливые толстяки начнут отжигать лезгинку.
Разумеется, такой воодушевляющей бригаде следует избегать представительниц своего пола, особенно – ветхих старушек. Старушек возмущает любая одежда, даже застегнутая на все пуговицы. Бабули и сами не могут понять, что их выводит из себя? Наверное, нечто подобное испытывает автоинспектор, остановивший машину. Он ходит вокруг автомобиля, и не может уразуметь, в чем непорядок, что его раздражает? Ведь должны быть какая-то причина для неудовольствия?!
У Аркадия не было подруг, способных воодушевлять мужеский пол коллективным методом, поэтому приходилось действовать в одиночку. Он спустился в метро, где захотел проверить, сохраняются ли женские чары под землей?
Ответ оказался положительным. Колебания относительно уровня моря нисколько не убавили женских чудодейственных способностей. А вот колебания вагонов и предельная скученность, напротив, их увеличили. Аркадий то и дело натыкался на восторженные взгляды.
Один из таких взглядов особенно его удивил.
Рядом с Аркадием в вагоне метро стоял и приветливо улыбался… соучредитель издательства «Геликон-Бук» – Евсеич. Да-да! Это был компаньон Соболевского, что к украденным десяти тысячам приписал еще двадцать пять.
Разумеется, Аркадий не смог подавить вполне естественный в его положении импульс и наступил Евсеичу на ногу. Через секунду, подумав, наступил еще раз.
Евсеич сразу сообразил, что смазливая девица таким наивным способом привлекает к себе внимание. Для этих же целей, вне всякого сомнения, предназначались и ее духи.
Впрочем, Евсеич тоже благоухал. Но это была не заурядная парфюмерия, а нежный, едва уловимый аромат типографской краски. Обычно он появляется при открытии новой книги, сулящей встречу с прекрасным.
Евсеич настолько проникся чарующим запахом новизны, что не устоял перед соблазном познакомиться со свеженькой «книгой».
Вскоре Евсеич и Аркадий, утративший всякие границы реальности, вышли из метро.
– Могу поспорить на что угодно, – сказал Аркадий, – вы – издатель.
– Как вы догадались? – удивился Евсеич.
– Обыкновенно – у меня дар ясновиденья. Стоит мне наступить кому-то на ногу, как вся информация о нем перепрыгивает ко мне.
– Вы хотите сказать, что все узнали при… соприкосновении?
– Именно так.
– Тогда как меня зовут?
– По отчеству – Евсеич. Вы – владелец издательства… как же его?.. – Аркадий сощурился, пытаясь в наслоениях перепрыгнувшей через ногу информации рассмотреть нужное слово. – О! Увидел – «Геликон-Бук».
Евсеич был потрясен. Элеонора – так назвалась девица – отличалась от прочих не только манерой одеваться и ярким макияжем, но и редкими способностями.
– Извините… а что вы скажете о будущем?
– О чьем?
– О моем. Вернее, о нашем с вами?
– Вы знаете, в будущее я проникаю с некоторыми трудностями. Если в прошлом я могу летать, словно птица, то в будущее приходится пробиваться – шаг за шагом, преодолевая препятствие. Примерно как дворник, когда очищает тротуар ото льда – он откалывает его по кусочку. На это потребуется время.
– Времени у нас сколько угодно! – Евсеич не скрывал восторга от знакомства с очень соблазнительной провидицей.
– А еще я могу ориентироваться в незнакомом пространстве,– сказал Аркадий, когда они подошли к бизнес-центру, где располагалось издательство «Геликон-Бук».
– И вы можете продемонстрировать?
– Запросто.
Аркадий уверенно провел Евсеича в нулевой этаж, к его кабинету. Он лавировал среди печатных машин и огромных катушек бумаги, словно у себя дома.
Голова Евсеича пошла кругом от коктейля типографской краски и парфюма девицы. Евсеич начал лепетать, что, благодаря этой встрече, его мнение о женщинах резко изменилось. Он сообщил «Элеоноре», что до сегодняшнего дня был неисправимым холостяком, но теперь готов отказаться от этой глупейшей привычки.
– Одно ваше слово, – добавил Евсеич, – и вы получите любящего мужа и станете совладелицей этого издательства.
– Над первым я еще подумаю и, возможно, соглашусь, – ответил Аркадий, наслаждаясь беспредельной женской властью. – А вот второе меня совершенно не интересует. Мы соединим наши сердца только после брачного контракта, в котором я откажусь от притязаний на ваше имущество. Ваше – это ваше, а мое – это наше.
Аркадий поправил меховую накидку, под которым находилось то, чем предполагалось делиться.
– И вас не смущает мой… не совсем юношеский возраст?
– Если что-то и смущает, то запах краски в помещении. Я не хочу, чтобы ваша собственность становилась преградой между нами. Мне не нужны ни типография, ни ваши банковские счета.
Аркадий направился к выходу из кабинета, но в дверях столкнулся с Соболевским. Тот отстранился, уступая дорогу девице, разукрашенной словно матрешка.
– Кто это?
– Иннокентий, я напрасно прожил свою жизнь! – едва не плача, воскликнул Евсеич.
– Почему напрасно?
– Напрасно и бездарно – в подвале среди печатных машин.
– Но ты – инженер-механик. Для инженера это нормально.
– Ничего нормального! Еще куда бы ни шло, прожить среди ткацких станков, где повсюду снуют ткачихи. А у нас – промасленные печатники.
– Евсеич, что с тобой? Кто эта размалеванная девка?
– Не смей! Она угадывает мысли и видит людей насквозь. Рассказала мне всю мою жизнь.
– Ты шутишь?
– Она и тебе может многое растолковать. Хочешь, проверим, когда будем подписывать договор.
– Какой договор?
– Брачный.
– Ты с ума сошел!
– Не волнуйся, она отказывается от моего имущества. Необыкновенная женщина!
На этот раз Иннокентий Павлович был склонен поверить компаньону. Если женщина отказывается от предлагаемого имущества, то и в самом деле происходит что-то невероятное.
Аркадий в это время стоял за дверью кабинета и подслушивал. Он решил, что неплохо бы оживить разговор издателей и приоткрыл дверь.
– Я завтра не смогу прийти, давайте перенесем подписание контракта на послезавтра, – сказал он.
– Погодите, – Евсеич схватил «Элеонору» за руку. – Это мой компаньон Соболевский. Он не верит в вашу способность предсказывать будущее.
– И напрасно, – ответил Аркадий. – У меня есть подруга, которая могла бы изменить его будущее.
Евсеич посмотрел на Соболевского.
– Как ты? Не против, если она приведет подругу.
Соболевский в неуверенности замялся.
– Приводите, а там посмотрим. Как ее зовут?
– ФРИДА! – ответил Аркадий и вышел из кабинета.
Соболевский долго стоял с открытым ртом, а потом воскликнул:
– Черт побери! Она и в самом деле ясновидящая!
– А я что говорил?! Иннокентий, мы давно ищем секретаршу. Лучше Элеоноры не найти. Она мгновенно определит проходимцев, мечтающих печататься авансом, но и не думающих платить.
– Я согласен. Только подругу пусть не приводит. Я и прежний скандал с Фридой едва уладил.
Наивный Иннокентий Павлович. Ничего он не уладил, а напротив – подбросил дровишек в костерок непогашенной ревности Агнии Петровны.
Случилось это вечером, когда Соболевский вернулся домой. За ужином он мимоходом заметил, что Евсеич мечтает обзавестись секретаршей.
– С чего это ему на старости лет понадобилась секретарша? – спросила Агния Петровна. – Столько лет обходился без нее, а тут надумал.
– Говорит – необыкновенная женщина.
– Он говорит, или ты?
– Он.
– А ты ее видел?
– Пару секунд.
– И сколько ей лет?
– Не знаю, я не специалист. Но дамочка действительно оригинальная. Ты бы посмотрела на ее наряд.
– Короткая юбка?
– Нет. Юбка до самой земли – цыганской расцветки.
– А волосы?
– Белые, до плеч.
Агния Петровна отодвинула тарелку.
– Говоришь, Евсеич?! Ему нужна секретарша? А хочешь, я расскажу, во что одета твоя новая секретарша?!
– Расскажи.
– На ней меховое манто, и разукрашена, как пьяный маляр!
Иннокентий Павлович опешил – у его супруги тоже открылся дар ясновиденья.
– Подлец! – воскликнула Агния Петровна. – Твоя размалеванная секретарша сегодня вышмыгнула из нашей квартиры!
– Агния! Как ты можешь?
– Замолчи! Я сама видела! И не прикрывай свои шашни Евсеичем!