Впрочем, Сергей ни в чем Павла и не подозревал, он всего лишь усмехнулся, пошутив по поводу Пашиной любви к поеданию различных непригодных в пищу предметов и, после заверений, что все нормально, двинулся обратно к беседке.

– А вы там все сидите? – как бы невзначай поинтересовался Паша.

– Да, только тебя и не хватает, – Сергей не увидел в вопросе ничего особенного, – Пойдем?

– Ты иди, я минут через пять подойду, мне тут надо разобраться с одним вопросом.

К счастью, Сергей навязываться не стал, лишь еще раз поторопил Пашу и удалился.

Этого Паша и ждал. Быстро схватив сумки, где покоилось его снаряжение, он ускоренным шагом двинулся в обход дома к воротам, чтобы не попасться никому на глаза. Дойдя до ворот, он понял, что открывать их слишком долго и шумно, пришлось попотеть, стараясь аккуратно перебросить сумки через ворота, а затем и самому перебраться вслед за ними.

Предусмотрительно вызванное такси ждало его возле магазинчика неподалеку. Домой он добрался без происшествий, разве что пришлось отдать круглую сумму за такой переезд на такси, но Паша не зря взял немного денег из Диминого сейфа.

Дома его мать как обычно хлопотала на кухне. Паша не заметил никаких признаков погони или засады, а потому решил зайти на кухню.

– Ой, ты уже вернулся? – Лидия Петровна оторвалась от мытья посуды,– Кушать будешь?

– Да, мама, – вопреки обычному отказу, Паша согласился.

Он понимал, что сейчас настало время прощаться, и, как предполагалось, надолго, может и навсегда. Самое трудное в этом предприятии было не добыть кинжал или зайца, не изучить приемы боя и пройти через ежедневный труд по самосовершенствованию. Самым трудным было прощание с этим миром, с родителями, с тем, к чему он привык и, наверно, очень любил. Ведь он не имел возможности объяснить им, куда и зачем он собрался. Не мог даже намекнуть.

И сейчас он жевал макароны с котлетами, заедая это салатом из огурцов, помидоров и лука, пытаясь при этом найти нужные слова, которые могли бы объяснить его предстоящее исчезновение.

– Мам, – он оторвался от тарелки, – Я сегодня уезжаю с клубом… В Германию.

Паша выдумывал свою ложь прямо на ходу, конечно, он и раньше прорабатывал некоторые идеи по этому поводу, но ничего конкретного так и не выдумал.

– А… А как же работа? – Мать выглядела удивленной и обеспокоенной, она не слишком одобряла Пашины увлечения, постоянно пытаясь его поженить на подсовываемых невестах, чтобы все было как у людей, – И надолго ты едешь?

– Да, может на месяц, а может и больше, – Паша старался говорить это непринужденно, стараясь не подкреплять материнских опасений.

– И что вы там делать будете? На что ты там будешь жить?

– Хватает у меня денег, это и есть моя работа.

– Что, опять своими отварами торговать будешь? Так и не сказал, откуда берешь их, сидишь на своем чердаке, непонятно чем занимаешься! – Было видно, что Лидия Петровна может прямо сейчас расплакаться, – Что с тобой происходит, неужели правду говорят люди?!

– А что они говорят? – Паша бросил вилку, аппетит пропал, тихое прощание сорвалось,– Что эти дибилы говорят? Что они вообще могут, кроме как молотить языками? Что они могут, кроме как жрать собственное дерьмо, называя это нормальностью и клеймить каждого больным, кто жрать этого дерьма не хочет? Если человек только лишь ради того, чтобы его не обшептывали сзади, должен отрекаться от себя и собственных убеждений, то я тогда не человек, не тот, кого вы привыкли так называть. Уезжаю через час.

Резко встав из-за стола, Паша почти выбежал из кухни. На душе было гадко. Он не хотел расстраивать мать, не хотел прощаться таким образом. «Но все вышло, как вышло…»: мелькнуло в его голове.

На чердаке его ждал заранее собранный рюкзак. В нем покоились необходимые для обряда вещи, костюм, почти такой же, как тот, что дал ему Еремей в первый день его путешествия.

Сшить этот костюм он попросил местного портного, к Пашиному удивлению, тот не задавал вопросов и быстро выполнил заказ, в точности соблюдая просьбы заказчика. Рубаха была усовершенствована внутренними карманами. Появились карманы и на штанах, прилагался к костюму и пояс.

Кроме этого в рюкзаке лежало около килограмма различной косметики, в основном помады, пудры и зеркальца. Это была часть плана, который Паша составил с целью заработка в том мире. Дешевая косметика будущего вполне сойдет для лица королевы, княгини и прочих платежеспособных барышень прошлого.

Взял он с собой и несколько полезных мелочей, вроде зажигалки, компаса, фонарика с батарейками. Раскладной нож, запас продуктов на несколько дней, свечи, деревянная ложка, серебро, которое так и не пошло на кинжал, парикмахерский набор ножниц и бритв завершали Пашин набор вещей, для путешествий в прошлое. Хотелось взять как можно больше, но Паша себя сдерживал, всего на себе не унести, а привлекать излишнее внимание там – ни к чему.

С отцом Паша прощался недолго. Уже вынеся все с чердака, он просто забежал в зал, где отец смотрел телевизор.

– Куда? На войну? – спросил отец, увидев заплечный рюкзак на сыне.

– Что-то около, – усмехнувшись, ответил Павел.

Будто все понял, отец лишь окинул сына коротким взглядом, встал с дивана, и, похлопывая Пашу по плечу, произнес:

– Ну, иди, сын.

– Пока, пап.

Паша развернулся и ушел. По пути решил все-таки зайти на кухню, мать уже успокоилась, но на щеках виднелись следы от слез, выдавали ее и красные глаза.

– Мам… – Паша подошел ближе, – Я поеду. Вернусь. Не навсегда же еду.

Паша врал, ведь он не мог знать, вернется ли. Да и уедет ли вообще.

– Езжай, – тихонько сказала мать и встала со стула, – Давай положу тебе с собой чего-нибудь.

– Не надо, у меня все есть.

– Как так? Голодный поедешь?

– Да, мам, голодный, – Паша усмехнулся и обнял мать.

Они постояли так всего несколько секунд, а после, без слов, чтобы не разрушить этого ощущения завершенности, Паша вышел из кухни, а затем и из дома.

Тянуть на себе тяжелый рюкзак и две не менее тяжелые сумки было весьма непросто. Паша пыхтел, но не останавливался. Дима уже наверняка заметил пропажу вещей и самого Паши, а значит, он уже в пути.

В лес за зайцем Паша решил не идти, это могло отнять слишком много времени, к тому же Дима, быть может, станет ждать его именно там. По пути Паша поймал кота. «На зайца он не похож, но в заклинании не сказано, чью именно жизнь я приношу в жертву. Иван тогда зайца резать собирался, потому что мы его поймали удачно. Сойдет и кот»: размышлял про себя Паша, выходя из деревни.

Ничего не подозревающий кот вполне спокойно сидел в сумке, высунув голову наружу. До леса Павел не дошел, свернул чуть раньше, чтобы не приближаться к старому маршруту. Остановился он прямо посреди поля. Еще не было и пяти часов вечера, когда Паша начертил на земле круг диаметром около трех шагов. В круг он вписал ромб, а в центре последнего разместил еще один круг, где и должен был стоять заклинатель. В разделенных частях большей окружности он вписал все символы древнего алфавита, а в центральной окружности вписал собственный.

Перед тем, как приступить непосредственно к обряду, он облачился в доспехи, а остальные вещи упаковал в сшитую из мешковины сумку, которую он смастерил, чтобы соответствовать тому времени, в которое направлялся. Свои сумки и рюкзак он спрятал под старыми бетонными плитами, что уже долгие годы лежали неподалеку. Мобильный телефон и прочие атрибуты своего времени он и вовсе оставил дома.

В последний раз окинув взглядом окрестности, то ли чтобы убедиться, что никого рядом нет, то ли прощаясь, Паша закрыл глаза и начал читать заклинание. Монотонно, словно молитву, словно заученное стихотворение в исполнении бесталанного школьника. Представлял себе Паша дом Еремея, ту деревню и ее окрестности. Всей душой он стремился туда, слова слетали с его уст сами, уже не по Пашиной воле, будто заклинание имело свою волю, и Паша был лишь ее инструментом.

Во второй части, заключительной, Паше нужно было прочесть еще два четверостишия на древнем языке, затем лишить кота жизни, и, в общем-то, переместиться в назначенное время и место.

Кот, видимо уже почувствовал неладное, он шипел и старательно царапал плотную кожаную перчатку, в которую Паша предусмотрительно упрятал руку.

– Пусть эта жизнь дарует новую! – вскричал Паша, будто хотел, чтобы его услышали там, куда он собирался.

Стоя внутри круга, он совсем не видел, что творится вокруг, будто находясь в коконе, не пропускающем звуков и света. А вокруг неистовствовала целая буря, возникшая из ниоткуда, при чем ровно над тем полем, где и колдовал Павел. Тучи стянулись над заклинателем, выплевывая колкие молнии, казалось, одна из них может поразить и самого заклинателя. Крупные капли били по земле, но, почему-то, совсем не попадали на самого Павла, находящегося в эпицентре аномальной непогоды. Не размокала и земля внутри круга, ни один из символов не был стерт или размыт.

– Стой, сука! – неистово вопил кто-то, стремительно приближаясь к Паше.

И этот звук был пропущен доселе непробиваемым щитом. Паша на короткий миг утерял концентрацию, а допускать подобного при проведении таких обрядов было никак нельзя. Но оборачиваться Павел не стал, быстро отогнав посторонние мысли, он полоснул кинжалом горло кота. Тот шипел и извивался, щедро поливая все вокруг своей горячей, еще живой, кровью.

– Стой! – протяжный клич прозвучал прямо за Пашиной спиной, но в этот раз он остался неуслышанным.

Паша не слышал, не видел и не чувствовал вообще ничего. Времени, пространства, жизни, движения. Вокруг не было ничего, не было и того, что можно было бы назвать «вокруг». Не было его самого.

Последняя молния ударила точно в центр заклинательного круга, но тот был уже пуст. Следом за молнией в центр круга погрузилось острие топора, глубоко уйдя в грунт. Кто-то не успел.

Глава 3.

Паша очнулся лежа на земле, но уже не в том поле, где его сознание отключилось. Вокруг стояла неимоверная жара, все Пашино тело было мокрым от пота. Ноги в плотных боевых сапогах, как казалось, минимум обуглились и тлели. Вероятно, Паша лежал прямо на солнце, да еще и в самый солнцепек, который, впрочем, в конце октября был странным явлением. В правой руке по-прежнему был зажат кинжал, так и не выпущенный во время обряда, а вот кот бесследно исчез, не было даже следов его крови, и только чуть потрепанная когтями перчатка напоминала о животном, бесславно окончившем свой земной путь.

Позвякивая кольчугой, странник поднялся на ноги и осмотрел себя, мешок с вещами был при нем, за плечами. На месте было и другое его снаряжение, никаких пропаж Павел не обнаружил.

«Это не то поле…»: Паша стоял даже не на поле, это был пролесок, а Паша стоял прямо на маленькой поляне, на которую тень деревьев почти не попадала. Его тут же охватила радость, ведь не могли же его сюда занести какие-нибудь незнакомцы, не ограбив, а просто оставив тут погреться на солнце. То, что он очнулся не на месте проведения обряда, означало лишь одно – заклятье сработало и он опять в прошлом. Либо опять в коме. Но ему было плевать, что творилось там, главным стало то, что происходит здесь и сейчас. А здесь и сейчас ему нужно было выйти к людям и узнать, попал ли он точно в цель или же промахнулся, все-таки подобного рода обряды Павел никогда не проводил, к тому же ему пытались помешать.

Из леса Паша вышел без проблем, так как находился не в лесной чаще, а на самой границе лесного массива. Бряцая доспехами, Паша выдвинулся на запад, доверившись своему компасу. Щит он повесил за спину, так, чтобы иметь возможность быстро его снять. Перевязь с мечом слегка постукивала по левому бедру, играя с лучами солнца стальным шаром на рукояти. Кинжал же Павел спрятал поглубже в сумку, предварительно обернув тряпицей, такое орудие представляло немалую ценность, причем не только денежную. Паша знал несколько обрядов, где без такого кинжала было не обойтись, а потому терять его не хотелось.

«Все-таки я маг»: весело размышлял Паша, пребывая в полной уверенности, что теперь он может управлять силами природы ничуть не хуже Ивана, Еремея или любого другого мага. На секунду он остановился, решив проверить свои магические способности, на этот раз без всяких двусмысленностей. До этого он не решался взывать к стихии огня, это было бы слишком очевидно, да и опасно, в случае удачи. Но сейчас он уже не боялся, сейчас он был если не полностью, то почти полностью уверен в успехе предстоящего мероприятия.

Короткий взмах рукой и громкий вскрик на древнем языке сопровождала и яркая картинка, которую Паша нарисовал в своей голове. Это был огненный шар, который должен был бы слететь с его руки и устремиться к ближайшему дереву. Паша даже не до конца понял, представил он шар или же видел его наяву. Но дерево пылало, и Паша как ребенок смотрел на пожираемое огнем безвинное растение. В глазах его был восторг, подобный тому, что можно испытать, глядя на поистине захватывающие события, будь то феноменальное выступление акробатов или же победа любимой команды. Тут же просто горело дерево, ставшее жертвой новоиспеченного чародея, который, того и жди, спалит теперь весь лес.

Но Павел вовремя одумался, поняв, что в лесу деревьев много, и если горит одно, то есть все шансы, что загорится еще несколько. Пришлось тушить первое, причем также заклинанием. Явно не меньше десяти литров воды пришлось вылить на дерево, чтобы оно окончательно погасло, благо оно было вполне живым до своего неожиданного возгорания, и горело плохо. Однако теперь Паша почувствовал себя уставшим, воду заклинание творило прямо из воздуха, так как водоема поблизости не было. Лишь после Паша подумал о том, что огонь можно было потушить и иными способами. Но это было потом, когда он вспомнил поучения Ивана.

«Силы нужно беречь, потратив силы, ты перестанешь быть не только магом, но и воином»: говаривал старый учитель, втолковывая ученику простую науку – сразу думай, потом делай.

Убедившись, что огонь угас, Паша двинулся дальше, теперь уже довольно вяло передвигая ноги. Не успел он преодолеть и сотни метров, как понял, что за ним кто-то следит. В голове будто щелкнуло, где-то поблизости затаилась опасность. Усталость мигом улетучилась, вместе с хлынувшим в кровь адреналином. Испуг закинул его за ближайшее дерево, и уже через миг рядом прожужжала стрела. Паша услышал звук вновь натягиваемой тетивы и ее хлопок. Заранее вскинув руки в защитном жесте, он заклинанием уплотнил воздух перед собой так, чтобы стрела не достигла цели, увязнув «в пустоте», она не долетела всего несколько сантиметров.

Пока невидимый противник не приготовил новую стрелу, Паша быстро снял со спины щит и вынул меч из ножен. На другое колдовство у него могло бы не хватить сил, Паша решил попытаться управиться со стрелком честной сталью. Зигзагами он двинулся в сторону, где предположительно притаился лучник. Паша отчего-то был уверен, что враг у него всего один. По крайней мере, только у одного был лук. Не могло ли притаиться за кустами с десяток воинов, Паша не думал.

Еще одна стрела пролетела совсем рядом, Паша чуть отвел ее коротким воздушным потоком, вовремя заметив выстрел. Эти магические пассы порядочно истощили Пашу, и, к тонкому, одетому в легкую обтягивающую рубашку и такие же штаны, стрелку, он добегал уже с плохо скрываемой одышкой и заливающим глаза потом.

Выпустить очередную стрелу Паша не позволил, широко взмахнув мечом. Светловолосый лучник едва успел отскочить, кувыркнувшись в сторону. Лук он выронил, но успел выхватить из ножен короткий, легкий меч.

Соперник показался Паше быстрым, но скорее это было связано с разницей в весе снаряжения и Пашиной усталостью. Но даже сейчас Паша ощущал превосходство в силе, и, пожалуй, в умении. Противник был на голову ниже Павла, к тому же куда уже в плечах. В какой-то момент Паша даже подумал, что это девушка, но слишком уж неподходящим для девушки у того было лицо.

Стрелок попытался уколоть Павла в живот, но тот легким движением руки отбил меч и пихнул соперника щитом, задев лицо. Из носа лучника брызнула кровь, но он не упал, лишь пошатнулся и отступил. Хоть и выглядел он заведомо побежденным, но продолжал сопротивляться, и даже пытался оставаться агрессором. Паша же не спешил атаковать сам, стараясь восстановить дыхание. Светловолосый широким размахом попытался рубануть противника, но тот прикрылся щитом. Короткий меч перерубил торчащую из щита стрелу и брякнулся о стальную пластину в центре. Паша даже усмехнулся, таким легким показался ему этот удар. Особенно в сравнение с теми, что прилетали на его щит в «Богатыре». Нельзя сказать, чтобы лучник бил совсем слабо, просто Паша привык к тому, что после каждого удара рука под щитом непременно гудит и стонет.

На Пашином лице проступил звериный оскал, чувствуя слабость соперника, он мощным ударом выбил клинок из его рук и хорошенько приложился прямым ударом ноги к его груди, впечатав того в дерево, мирно растущее сзади.

Было видно, как светловолосый беспомощно пытался вдохнуть воздух, словно рыба, шевеля губами.

Павел победоносно подвел кончик лезвия к подбородку поверженного противника.

– И зачем ты меня пытался убить?

Отдышавшись, лучник, не дергаясь, поднял подбородок и гордо взглянул на Пашу, словно бесстрашный рыцарь в глаза смерти. Так гордо, что последующих за взглядом слов Паша никак не ожидал:

– А зачем ты деревце поджег, колдун?! – чуть ли не багровея от ярости, вскричал белокурый, – Вам лишь бы развлечь себя огнем, мерзкие люди!

– Чего? – протянул Паша, пытаясь осознать услышанное.

«И как мне тебе пояснить, зачем я это сделал?»: подумал Паша, а вслух сказал:

– Ну, прости, я не знал, что тебя это так тронет, – Паша поправил шлем, не отводя меча, – И… В общем я проверял свои, эмм, способности. Не ради забавы я поджигал дерево, к тому же я его потушил.

– Все вы люди такие! Ноги бы себе поджег, а потом бы тушил, для проверки!

– Да чего ты разревелся, деревце сожгли, беда какая, – Паша стал возмущаться сам, хотя бы по праву сильнейшего, – И заладил ты, люди-люди, а ты кто?

– Я сын Соноры Стремительной Рыси и Яна Героя Ночи, Мигэль Незаконнорожденный! – лучник чуть замялся, – Человек я лишь наполовину, а наполовину эльф.

«Хм, Сонора это же королева эльфов, а Ян это… Ян. Паренек выглядит лет на двадцать, хотя черт их знает, этих эльфов. Значит, я все-таки промазал»: пронеслось в Пашиной голове. Он тут же убрал меч и присел на корточки, возбужденно глядя эльфу в лицо:

– И где сейчас Ян, твой отец?

– Должно быть, он умер, я его никогда не видел, – казалось, что эльф готов расплакаться.

Паша не стал перебивать его, когда тот принялся рассказывать историю своей жизни. Мигэль родился ровно через три с половиной месяца после визита в их деревню Еремея и компании. Сонора так и не признала никого своим мужем, таким образом, ее сын был признан незаконнорожденным, лишенным прав наследовать трон, стать друидом и прочих привилегий, какими ему положено было бы обладать. Рождение от семени человека было как чудом, так и проклятием, Сирэль Могучий Олень в конечном итоге узурпировал власть, обвинив королеву в недостойном правительницы поведении, в осквернении идеалов эльфов и тому подобном. И лесной народец пошел за новым лидером, наверно, больше из скуки, так как на самом-то деле королева имела право возлечь с кем угодно, правда, после ей нужно было бы найти мужа. Наверно, это и стало единственной весомой причиной, чтобы Мигэля в возрасте пятнадцати лет приговорили к смерти, а королеву отправили в изгнание. Все мужчины согласились с таким решением, так как Мигэль унаследовал от отца все то, что так нравилось местным женщинам, что делало остальных попросту неконкурентоспособными в сравнение с бастардом. Да и говорил он «по-человечески», свободно выговаривая и глухие, и свистящие звуки, что делало его чужим. И если к гостям эльфы относились хорошо и были готовы терпеть посягательства на своих женщин, то терпеть подобного уже от «своего» были не готовы.

Мать, свергнутая королева эльфов, чтобы спасти своего сына, и по сути, одно из величайших чудес природы, погрузила его в сон сильным заклятием, которое сохраняло молодость, «обращая век в год». И спрятала его тело в древе жизни, которое, собственно, не отрекалось от нее, в отличие от соплеменников, а потому предоставило защиту и ее сыну. Но, видимо, в последствие из древа Мигэля все-таки вынули, так как очнулся он недавно, и совсем не в лоне священного древа.

– Вот, месяц уже по лесам брожу, к людям не выхожу. Они говорят на непонятном языке, да и боюсь я их.

– А оружие ты где взял? – Паша задал вопрос лишь затем, чтобы иметь время на обработку уже полученной информации.

– Ну, так в похоронное бревно мамочка уложила все для меня.

– В бревно?

– Да, сразу она меня уложила в бревно, а уж потом в Древо Жизни. Всех эльфов хоронят в бревне.

– Ясно, – Паша едва сдержал улыбку.

Мигэль производил двоякое впечатление, на вид он был не намного моложе Павла, но видел странник во времени перед собой простодушного ребенка, испуганного и потерянного.

– А ты, колдун, откуда? – отряхиваясь и вытирая кровь из-под носа, спросил Мигэль.

– А я один из тех двоих, что пришли в деревню вместе с твоим отцом.

– Что? – эльф вылупил глаза так, что они едва не выкатились из глазниц, при этом он старательно хлопал своими пушистыми ресницами.

Паша отметил про себя, что Мигэля можно было бы сравнить с женоподобными слащавыми мальчиками с картинок. Большие, широко распахнутые глаза, маленькие пухлые губы, чуть курносый нос и длинные светлые волосы, ниспадающие на тонкие плечи.

– Долго объяснять, но… Слушай, – Паша усмехнулся и принялся рассказывать историю уже своей жизни.

Вкратце он описал весь свой путь, от первого странствия во времени и пространстве, и заканчивая нынешним днем. Он старался подробнее останавливаться на описании Яна и их пребывания в деревне, чтобы после избежать лишних вопросов. Но вопросов все равно было много. Битый час Паша объяснял эльфу, что колдуном он стал не более как пару дней назад, что в этом мире он уже второй раз и впервые попал сюда по воле случая. Что о судьбе Яна он ничего конкретного сказать не может, так как сам «погиб» в той передряге. В конечном итоге Мигэль вроде бы успокоился, и задавать вопросы начал сам Павел.

– Говоришь, люди тут общаются на непонятном языке?

– Да, не так как у нас в деревне, совсем не похоже.

– И ты не знаешь, сколько времени ты был под заклятьем, сколько ты спал?

– Вообще не знаю, – морщась, эльф ощупывал нос, – Даже где мы находимся, не знаю. Эльфов в лесу нет, только людские лесопилки. Ты мне нос сломал!

– Да? – Паша вдруг захотел попробовать другой вид магии, – Дай-ка посмотрю.

Он сосредоточился на поврежденной переносице, как учил Иван, уделявший целительной магии куда больше времени, нежели другим ее видам. Нужно было увидеть перелом сквозь кожу и кровь, и войти в нужное состояние было непросто. Мигэль даже устал стоять неподвижно и чуть повел головой. Как ни странно, но это и помогло Павлу, он наконец-то сосредоточился на вершимой магии и увидел излом кости, сквозь набухающую синяком кровь. Можно было убрать и опухоль, но Паша боялся потратить много силы, а потому ограничился лишь сдвигом кости. Хрустнуло. Мигэль закричал и схватился за нос, проклиная Пашу, его щит, магию и все что с ней связано. Паша мог бы и облегчить боль эльфа, но делать этого не стал, так как едва преодоленная усталость вновь вернулась, надавив на Пашу с новой силой. За ней пришел и голод, видимо Паша не только переусердствовал с магией, но и немалое время провалялся без сознания.

Получеловек наконец-то встал с колен и укоризненно поглядел на Пашу:

– Мог бы и предупредить, – отряхнув свои штаны, эльф шмыгнул носом, – хоть нос вправил, и на том спасибо.

– А мог бы и не вправлять. И даже не ломать, если бы в меня кто-то не стал пулять из лука, – Паша снял сумку с плеч, чтобы достать что-нибудь перекусить.

Но перед едой Паша решил спросить у Мигэля, нет ли у него жилища тут неподалеку.

– И где ты живешь?

– В лесу построил себе шалаш, в нем и живу.

– Пойдем тогда в твой шалаш, – Паша закинул сумку обратно за плечи, – далеко?

– Нет, не очень.

Паша надеялся, что шалаш действительно близко, однако шли они по лесу никак не менее часа, отчего Паша совсем выбился из сил, понимая, что очень голоден, и нуждается в восполнении сил. Во рту пересохло, однако это было не последствием применения магии, в этом была виновата дикая духота, стоявшая в лесу.

– Какое сейчас время года? – вытирая пот со лба, поинтересовался Павел.

– Судя по жаре, сейчас должно было бы быть лето, но прошлую неделю лили дожди и было прохладно, будто осенью. Я видел, что с деревьев опадают листья, лес готовится к зиме, наверно сейчас октябрь, правда непонятно, почему такой теплый, – ответил Мигэль.

Зато Паша начинал понимать, отчего солнце светит так ярко, и жара стоит даже в лесу, в тени деревьев. Поначалу он не обращал внимания на сам лес, на его флору. А лес был непривычным, не таким, каким он его привык видеть у себя на родине. Паша явно находился куда южнее, чем те места, куда он планировал попасть. Паша не был великим биологом и географом, но понимал, что скорее всего угодил куда-то в южную часть Европы, правда, понять куда именно он попал, пока что возможности не было.

Шалаш Мигэль смастерил вполне приличный, Паша даже не ожидал, что эльф сможет соорудить себе конструкцию таких размеров, где потолок на целый десяток сантиметров возвышался над Пашиной головой. Пол был устлан мягкой травой и еловыми ветками, дающими неповторимый запах. К тому же рядом с шалашом возвышалось раскидистое дерево, на котором эльф обустроил наблюдательный пункт и лежак, чтобы спать там в непогоду или же спасаясь от диких хищников.

– Ты голоден? – Паша надеялся, что аппетит Мигэлю достался от матери, ведь запасы были скудны.

К счастью, Паша оказался прав.

– Да, уже пора перекусить.

С этими словами эльф извлек из недр спрятанной в шалаше сумки мешочек с орехами и глиняный кувшинчик с водой. Паша же достал вяленую колбасу с хлебом и сыром. К счастью еда и не думала портиться, впрочем, Паша не брал с собой скоропортящихся продуктов, отдав предпочтение крупам, специям, сушеному мясу и даже взял с собой несколько пачек вермишели быстрого приготовления. Взял он с собой и двухлитровую бутылку газировки, глотнув которой Мигэль долго не мог сказать ни слова, ожидая смерти.

– Это точно не яд?

– Нет, – Паша смахнул проступившие на глазах слезы, поведение эльфа сильно его рассмешило, – Вообще-то этот напиток считается очень вкусным, его все пьют.

С этими словами он сам демонстративно отпил из бутылки. После они развели костер и вскипятили воду в глубокой миске, которую Павел привез из будущего. Тогда Паша угостил эльфа и растворимым кофе, его, в отличие от газировки, Мигэль признал напитком богов. К сожалению этого напитка богов Павел взял с собой немного, всего одну стограммовую упаковку да кило сахара в придачу.

Тогда Паша показал эльфу зажигалку, компас, раскладной нож, фонарик, зеркальце, которое планировал продать местным женщинам. На каждый предмет эльф смотрел с восторгом, замирая от удивления. Подаренную ему дешевую пластиковую расческу Мигэль бережно уложил под рубашку, долго благодаря Павла, даже позабыв о сломанном носе.

Когда совсем стемнело, Паша даже не подумал о том, чтобы доверить эльфу ночное дежурство. Все-таки он решил быть осторожным до конца, поэтому остался сам сидеть у костра, но усталость подкралась незаметно, будто неуловимый грабитель, и Пашу сморило прямо у костра. Проснулся он на рассвете, Мигэль все еще спал.

«Вещи на месте, эльфенок тоже, значит, все хорошо»: подумал Паша, набирая воду из ручейка неподалеку от лагеря.

Кружка кофе не сильно-то и взбодрила Павла, но помогла отойти ото сна тем, что была очень горячей. Не смотря на дневную жару, ночи здесь были холодными, и чувствовалась приближающаяся зима. Впрочем, и днем жара была бы вполне терпимой, если бы Паша не был облачен в толстый поддоспешник и десяток килограмм стали. Однако снимать доспехи не хотелось, во-первых их куда легче носить на себе, чем в руках, а во-вторых они куда лучше могли бы защитить от посягательств потенциальных врагов, нежели рубаха и тонкие штаны.

На завтрак Паша кое-как смог сварить себе гречки и съел ее с куском колбасы и сыра. Мигэль позавтракал все теми же орехами и корнеплодами из собственных запасов.

– А теперь пора нам к людям, – сказал Паша, – В лесах я жить не намерен, а значит, нужно искать ближайшие поселения.

– К людям? – казалось, эльф не просто удивлен, а скорее напуган.

– Конечно, к людям, – Паша уже полностью собрал свои вещи, – Ты только уши свои спрячь, чтобы лишних вопросов нам не задавали, а там уже посмотрим, что и как.

Эльф отчего-то безропотно повиновался Павлу, да и вел себя так, словно Паша его верный товарищ. Впрочем, Пашу это устраивало и спутник, каким бы странным он не был, ему был нужен. К тому же Мигэль сын Яна, а о Яне у Паши были только светлые воспоминания, потому бросать этого эльфа на произвол судьбы ему никак не хотелось.

Он условились представляться путешественниками. Мигэль должен был стать Пашиным молчаливым племянником, который странствует со своим дядей. Об изменении имен они пока не подумали, так как не имели понятия, что за имена им взять, чтобы не вызвать подозрений.

По окраине леса шла дорога, сплошь покрытая тонкими колеями, что оставляют колеса возов и телег. Едва ли путники прошли по ней и тройку километров, как впереди показалось село, раскинувшееся на склоне холма. Всего домов на двадцать, село казалось небольшим, но выглядело весьма оживленным.

Вооруженных людей Паша не заметил, это его успокаивало, ведь быть убитым так быстро ему совсем не улыбалось.

Сельчане заметили чужаков еще на подходах к поселению, но беспокойства не проявили, видимо, по этой дороге не редко кто-то проходил, впрочем, это было понятно и по разбитости дороги. На окраине деревни имелся и постоялый двор. То, что это именно он, Паша понял, взглянув на едва покачивающуюся вывеску, на которой был изображен свиной окорок на блюде и какая-то надпись. Понять ее Паша не смог, буквы отдаленно напоминали греческие, но определить их принадлежность наверняка Паша не мог. Паша пристально смотрел на надпись, в какой-то момент буквы стали казаться ему знакомыми, но его отвлек Мигэль: