Впрочем, не менялись и отношения в коллективе, Паша продолжал спокойно тренировать свое мастерство и даже получал от Димы деньги и право пользоваться всемирной паутиной с клубного компьютера. У Паши был доступ в сеть, но в общежитии выход в интернет был крайне нестабильным и низкоскоростным, так что данная привилегия Пашу весьма радовала. Деньги же он получал за участие в изготовлении снаряжения и посильную помощь клубу во всех его начинаниях.
Сегодняшняя тренировка ничем не отличалась от предыдущих, ребята практиковались с оружием, теперь уже с металлическим, с особой, затупленной заточкой.
Паша, как один из сильнейших во всем клубе, должен был выступить против Андрея. Сам Паша практически не брал в руки другого оружия, кроме щита и меча, изредка практикуясь только с копьем, еще реже с луком. Андрей же владел, казалось, любым, из имеющихся у клуба, орудием убийства.
В этот раз он вооружился кистенем и маленьким щитком, около тридцати сантиметров диаметром. Боевая часть кистеня была облегчена, шипы на ней были деревянными и закругленными, так, чтобы не ранить человека. Кроме основного оружия на поясе Андрея болталась и легкая сабля. Облачен он был лишь в поддоспешник. Это облегчало его движения, но попадание меча могло сильно навредить ему. Однако попаданий он не боялся.
Внутри своеобразного ринга размерами около восьми квадратных метров Паше предстояло сойтись с признанным лидером клуба, но страха Паша не испытывал. И вовсе не из-за того, что бой тренировочный и потерять в нем жизни крайне затруднительно, а потому что Паша стал уверенней. Проигрывать он научился с честью, как подобает мужчине, а не мальчику.
Да и проигрывать он не собирался, его тяжелый полный доспех позволил бы ему принимать удары кистеня грудью или даже спиной, не опасаясь зачтения ранения. Главной задачей была защита головы, рук и ног, а в этом должен был помочь широкий круглый щит. Если же сам Паша зацепит Андрея, то тот, кроме синяка, получит еще и засчитанное поражение.
В качестве судий выступал Алексей и Дима, их задача заключалась в том, чтобы проследить за соблюдением правил поединка, а так же вовремя остановить оный, в случае травмы спарингующихся или же победы одного из них. Как только соперники ударяли друг друга, фиксировалось ранение различной степени тяжести, вплоть до смертельного, хоть реальных повреждений могло и не быть. Конечно, система оставляла желать лучшего, многое зависело от объективности судей, но Пашу устраивала и такая приближенность к реальному поединку. Впрочем, случались и реальные травмы, так как бились в клубе в полную силу, щадя соперника лишь тогда, когда он того требовал. Паше везло, а вот некоторые товарищи в подобных спаррингах получали переломы, такое положение вещей, к слову, отпугивало новичков, но Дима был этому рад, ссылаясь на то, что людей клубу достаточно. Порой заходили разговоры о каких-то соревнованиях и фестивалях, но все то, что Павел видел в интернете, разительно отличалось от того, к чему, казалось, Дима хотел подготовить свою команду.
И вот Андрей и Паша сошлись. Павел резко ушел в сторону, предвидя удар в голову, Андрей, однако, лишь замахнулся, но бить не стал, будто проверяя Пашину готовность. Не мешкая, Паша наотмашь, целясь в область правого бедра, отправил свой меч. Андрей легко отпрыгнул, Пашу чуть увело вслед за мечом, по инерции. Чтобы не раскрыться полностью, подставляю спину, Паша прыгнул и перекатился, таким образом, он оказался на два метра левее Андрея. Вскочив на ноги, Паша понял, что быстро устанет, растрачивая силы на подобные пируэты, в то время как Андрей еще и не начинал биться.
Тогда Павел решил уйти в глухую оборону, полагаясь на свой доспех и щит, рано или поздно, но Андрей должен ошибиться. По крайней мере, на это надеялся Паша. Долго себя ждать противник не заставил, уже через миг Паша ловил щитом боек кистеня, раз за разом, все пятясь и пятясь. Рука под щитом гудела, удары, пусть и облегченного, кистеня выходили мощными. Пашино дыхание участилось и с каждым ударом сбивалось еще больше, Паша вяло отмахивался мечом, преимущество в размерах оружия списывалось на нет размерами площадки. Выход за ее пределы знаменовал поражение, к тому же и неприятное падение, так как канатов на этом ринге не было, и над землей он возвышался на целый метр. Разорвать дистанцию не удавалось, и кистень Андрея казался очень грозным оружием, несмотря на свою длину.
Лишь неимоверным усилием, бешено размахивая мечом, Паша все-таки смог разорвать дистанцию и отойти ближе к центру ринга. Это помогло ему сгруппироваться для атаки, теперь Андрей выступал в роли защищающегося. Ответить на Пашин натиск на неудобной для своего оружия дистанции он не мог. Да и защититься ему было практически нечем. Его щиток был слишком мал, чтобы не разлететься от нескольких сильных ударов, к тому же таким вообще было трудно словить меч. Теперь уже Андрею пришлось уйти кувырком. Поднявшись, он откинул кистень и вынул саблю, сделал он это так быстро, что воспользоваться моментом Павел не успел.
Андрей бросился в атаку. У Паши сложилось мнение, что в щит он бьет специально, чтобы рука под ним окончательно онемела и перестала подчиняться хозяину. В какой-то момент Паша специально немного раскрылся, но сабля Андрея все равно ушла именно в щит.
Паша уловил момент, когда Андрей размахивался для очередного удара, встретить этот удар он намеревался не щитом, а собственным мечом, надеясь на его вес. По плану, саблю Андрея от этого столкновения должно было бы откинуть. Андрей это понимал, а потому в последний момент вывернул кисть, изменив траекторию удара, а вот Паша не успел. Пашу вновь увлекло вслед за оружием, но на этот раз он не успел предпринять каких-либо действий. Его меч стукнулся о доски настила, застряв в одной из щелей, для поддержания равновесия Паша отвел щит за спину, но это не спасло его. Уже через миг сабля Андрея хлестнула его по плечу, плашмя. Бой был окончен.
Впрочем, Паша продержался не малое время и вел сражение достойно, так что с ринга оба уходили под одобрительные выкрики. Пожалуй, Пашу хвалили даже больше, но вот сам он был двоякого мнения о проведенном поединке. Левая рука практически безвольно обвисла, еле удерживая щит, правое плечо оказалось слегка вывихнуто в результате последнего неудачного удара. Казалось, выступил он достойно, но сам он ждал от себя куда лучших результатов.
В последнее время Паша почти не делал различий между мирами, между сном и реальностью. Теперь он искренне верил в существование сверхъестественного и всеми силами искал проявления оного. Переломным моментом стало исчезновение Зинаиды, теперь Паша больше не хотел искать рациональных объяснений происходящему с ним и около него.
Он изрисовал целую тетрадь своим знаком, который открыл ему Иван, и, хоть так и не понял, что он может значить, Павел не опускал рук. Все чаще его посещало то предсонное чувство, казалось, когда Паша приближался к разгадке его природы, оно специально пропадало или же погружало Павла в сон. Не упускал Павел и возможности попрактиковаться в «единении», как он это называл, с пассажирами автобуса. Удавалось это далеко не всегда. Но этот день выдался насыщенным, после поединка Паша чувствовал себя уставшим и несколько отрешенно смотрел на людей, возможно, это и помогло ему войти в нужное состояние.
Напротив Паши сидел парень лет восемнадцати. Одет он был в темно-синюю просторную футболку и такие же просторные джинсы, на коленях он держал под завязку набитый заплечный рюкзак. Смотрел он в окно, будто боясь отвлечься, пряча взгляд от людей.
Невольно Паша заинтересовался тянущимися от парня смесью тревоги и растерянности. В какой-то момент Паше показалось, что парень сбежал из дома, что он абсолютно потерян и наверняка не в своем городе. Повинуясь некому инстинкту, какому-то внутреннему приказанию, Паша достал окуляр, подаренный бесследно исчезнувшей Зинаидой, и принялся разглядывать парня через его стекло.
Паша совсем недавно наконец-то установил, для чего именно нужен окуляр. Некоторые люди излучали ауру, которую можно было различить лишь с помощью этого стекла в деревянной оправе. Впрочем, представители клуба «Богатырь», которых настоятельно рекомендовала рассмотреть Зинаида, никакой особенной ауры не излучали.
А вот у парня напротив Паши аура оказалось весьма необычной. Слишком необычной, чтобы Паша мог себе позволить взглянуть на нее лишь украдкой. Обычно аура представляла собой еле заметное голубоватое свечение по контуру тела, встречались и другие цвета, но реже. У кого-то она была чуть ярче, у кого-то совсем блеклая, так, что ее почти нельзя было различить. Тут же никакого свечения не было, парень был охвачен серебристой дымкой, особенно интенсивно дымилась область плеч, груди и глаза. Паша не мог разглядеть даже контуры лица через эту дымку.
Тем временем парень наконец-то почувствовал на себе пристальный взгляд и обернулся. Паша успел спрятать окуляр, но вот взгляд отвести не успел.
Напряженный момент встречи взглядами показался Паше вечным. Под взглядом случайного соседа он почувствовал себя неловко, может из-за чрезвычайной твердости взгляда того парня, а может и из-за обыкновенного стыда, связанного с длительным рассматриванием незнакомого человека.
Так или иначе, но взгляда Павел не выдержал и спрятал глаза. Нарастающие волны недоумения и даже некоторой злости выдернули Пашу с места, он уже не разбирал, его ли это чувства, или парня напротив, а потому поспешил побыстрее покинуть салон автобуса на первой же остановке. Не своей остановке.
Эта встреча оставила в Пашей уйму впечатлений, он даже не понимал, где именно он вышел, а главное – зачем? Только сейчас Паша понял, что на руке у парня был браслет. Тот самый браслет, что когда-то ему, Павлу, подарили лесные эльфы. Паша потряс головой, будто сам не желая верить своим воспоминаниям, все-таки похожую безделушку могли изготовить где угодно.
Мимо него шли люди, обходя или задевая, тщетно пытаясь утаить свои жалкие, никому не нужные, тайны или же выставляя их напоказ, спеша или не торопясь, движимые высокими целями, низменными потребностями, а то и вовсе их отсутствием. Все они не были интересны Паше, слишком глубоко он задумался о собственных тайнах и целях. Пожалуй, в этот момент был пик, финальное сражение реального и желаемого мира в его голове. И Паша поверил окончательно. Теперь это была не слабенькая надежда на существование магии, эльфов, Любавы и Еремея, эпичных сражений, тайн колдовства, богов и их войн. Теперь это была непоколебимая уверенность, граничащая с неоспоримым знанием. Теперь его мозг искал «рациональные» оправдания не тому, происходящему вокруг, что не описывалось в научных книгах. Нет, теперь он оправдывал существование той реальности, в которой вынужден был жить до этого момента. Теперь не он был сумасшедшим, но они, эти прохожие, слепцами. Глупым стадом, загнанным в рамки серого, никчемного бытия, состоящего из однотонных событий и святого охранения всего этого дерьма, что сочилось из каждой поры на их коже. Сами они сделали мир таким, или же их кто-то заставил – это Пашу не заботило. Главное, что его окружали бездумные роботы, страшащиеся увидеть чуть дальше своего носа, и дико верещащие при виде тех, кто все-таки заглянул. Стремящиеся забить камнями, сжечь на костре, упрятать в четыре стены, лишь бы этот непознанный, огромный мир оказался подальше. Ведь в нем придется ощущать себя еще мельче, чем та песчинка, ведомая необоримыми силами массмедиа, ложами заговорщиков и финансовыми потоками. Уж лучше так, как привыкли, быть ничтожным червем в куче себе подобных, копошащихся в грязи, задыхающихся в стенаниях о несправедливости мира, но продолжающих влачить жалкое существование, ради факта существования.
Но с этого момента это была не Пашина судьба. Он принял другой мир и стал его частью. Неотъемлемой частью. «Я смогу!»: эти слова били пульсирующей в голове кровью.
Паша помнил обряд перемещения в мельчайших подробностях, более того, он сам не до конца осознавая, все это время собирал необходимые для него компоненты. Оставалось последнее. Символ.
Глава 2.
Уже которую ночь подряд Пашу посещало то самое ощущение. Измученный, он не мог понять, что же это. Чтобы сохранять это состояние, Паше приходилось лежать абсолютно неподвижно. В полусонную голову внезапно пришла, как показалось Паше, весьма забавная мысль. До этого он лишь предавался ощущению, не пытаясь его подчинить, не стараясь создать что-то из тех миллиардов белых точек, что рассыпались перед его взором. Сейчас же ему захотелось собрать из них свой символ, который он узнал в результате обряда, проведенного магом Иваном. Мысленно Паша приказал точкам слиться.
Поначалу ничего не удавалось, внутренние противоречия не давало достигнуть желаемого. Будто часть Паши желала сложить, а другая, из вредности, всячески этому мешала и сопротивлялась. Так часто бывает с приевшимися песнями, которые никак не удается выкинуть из головы. Паше пришлось вспомнить уроки Ивана, который учило его самообладанию и сосредоточенности.
Как он говорил, та часть мозга, которую принято называть сознанием, противится любому волшебству или его проявлению. Сознание неистово стремится стабилизировать картину мира до привычного вида, где нет места сверхъестественному. Даже если человек уже видел колдовство, даже если о его существовании твердят книги и рассказы, все равно сознание будет сопротивляться, пусть и слабее.
Что же говорить о Паше, мозг которого цеплялся за стены коридора ведущего к осознанию нового, пусть эти стены и были гладкими. До выхода оттуда оставался лишь шаг. Последний, самый трудный шаг. Собравшись с силами, Павел его совершил. Теперь пути назад не было, и Паша прекрасно отдавал себе отчет в этом, любуясь составленным символом. Тот казался слепленным из чистой энергии, из самой магии, скрепляющей мир. Из самой сути, которой был наполнен Паша и любой другой предмет или существо. Символ, как теперь был уверен Паша, означал саму магию.
На древнем языке слово «магия» писалось уже известными символами, а не обозначалось одним из них. Тридцать четыре символа, из числа известных, использовались как буквы, ими и были написаны древние тексты, часть из которых Павлу довелось читать самолично. Как говорил Иван, остальные символы могут означать слова целиком, но все эти слова легко могли быть написаны уже известными «буквами», которые, впрочем, так же таили в себе и целое слово, в том числе. Таким образом, в древних текстах, написанных алфавитом из известных символов, не было слов, короче двух знаков. Впрочем, это было не так важно.
Сейчас Пашу волновало лишь то, что ему наконец-то удалось разобрать собственный символ, он, пожалуй, даже не был уверен, что его символ можно было дословно перевести как «магия». Но это было несущественной мелочью, ибо на подсознательном уровне он понимал, как им управлять, как призывать его для сотворения всей той волшбы, что ему не удавалась ранее.
Из-за охватившего его возбуждения Паша хотел вскочить с кровати, побежать записывать, подготавливать, действовать, но внезапно почувствовал сильную усталость, граничащую с немощностью. Он уснул.
Утро выдалось солнечным, насколько это было возможно для вступившего в полную силу октября. Всю прошлую неделю сильные порывы ветра заставляли кутаться в одежду, но сегодня было безветренно. Паша потянулся в кровати, улыбаясь солнечным лучам, проникшим в комнату через окно.
Накинув на себя спортивный костюм, Паша вышел на пробежку, которую он постоянно устраивал себе, когда бывал дома в деревне. Теперь соседские бабушки уже не смотрели на него, как на пришельца, хоть бывало и шептались между собой о его странностях, о том, что на чердаке он творит страшные, никому не понятные вещи, вплоть до поедания младенцев. Однако когда Паша помогал им пронести тяжелую сумку или же подлатать забор, все эти бабушки исходились любезностями и похвалами в его адрес.
– Здравствуй, Паша! – приветствовали его бабушки на лавочке возле соседского дома.
Паша на бегу поздоровался в ответ и быстро скрылся из вида по уводящей вниз дороге. Он обдумывал, где бы ему раздобыть недостающие компоненты, нужные для проведения обряда. В частности, серебряный кинжал и дикий, а главное живой, заяц. Собственно, это было то последнее, что достать так просто не представлялось возможным. Серебро для кинжала можно было попробовать собрать по частям, а потом переплавить его в кинжал. Дикого зайца Паша подумывал изловить в лесу, если они там еще остались.
Однако это были лишь планы. Серебро в любом виде стоило немалых денег, а промышлять воровством Павел не планировал. Искусству охоты он не обучался даже там, куда хотел вернуться. Впрочем, найти некоторые решения этих вопросов можно было во всемирной сети, но вот в деревне доступа туда Павел не имел. Зато интернет высокой скорости был в «Богатыре». С недавнего времени ребята договорились собираться и по воскресеньям, так что после пробежки Павел наскоро позавтракал и до самого отъезда в город провозился на чердаке, подготавливаясь к задуманному.
Атмосфера воскресных тренировок несколько отличалась от тех, что проходили по будням. Больше времени уделялось разговорам или подготовке снаряжения, чем боям или физическим нагрузкам. Все чаще заводились разговоры о магии, эзотерике, сверхъестественном. Как будто невзначай, ненавязчиво, то Дима, то Леша предлагали провести какой-нибудь обряд, от спиритического сеанса до шаманских плясок у костра. Пашу настораживало подобное положение дел, однако ничего знакомого в описываемых обрядах он не замечал, а потому списывал все на обычное любопытство. Все-таки мир полон разного рода экстрасенсов и медиумов, которые совершают причудливые, необъяснимые действия.
И вот в это воскресенье планировалось попробовать первый совместный обряд, ребята собирались вызвать какого-то духа. Паша не пытался вникнуть в суть, так как был уверен в том, что ничего у них не выйдет. Уж слишком неуверенно вели себя даже те, кто знал Диму давно. Паше удалось краем уха подслушать разговор Артема и Никиты, первый говорил о том, что Дима, должно быть, спятил и вся эта затея с духами не выглядит адекватной.
Тем не менее, большинство заразилось нездоровым интересом, каждый чувствовал себя адептом ордена заклинателей и был готов хоть сейчас беседовать с духами, демонами и прочими сказочными существами. Кроме Паши. Он хотел уйти, но Дима ненавязчиво, как могло бы показаться на первый взгляд, попросил его остаться. В его глазах что-то блеснуло, нечто зловещее. Паша несколько оторопел, но отказаться не посмел, теперь уже и он был заинтригован, если не сутью обряда, то странным поведением Димы.
В темной комнате, при свете свечей, соблюдая лучшие традиции колдовства, почти все собравшиеся уселись в круг. Сидели прямо на полу, пытаясь изобразить так называемую позу лотоса. Настроены все были серьезно, кто-то хмурился, кто-то с интересом осматривался и лишь Вася задавал глупые вопросы:
– А где появится дух? – Вася все еще не мог найти свое место, хоть таковое четко выделялось между Пашей и Андреем, – А мы его увидим?
Он наконец-то подошел к Паше и тихо спросил:
– А можно я тут сяду?
Паша лишь промолчал в ответ, сдерживая вырывающееся наружу напряжение. Довольно спокойный Андрей, никогда не трогавший Васю, скорее даже защищавший его от нападок Кирилла, дернул подопечного за рукав, усадив рядом с собой. Когда тот попробовал что-то промямлить, Андрей отвесил ему тумака.
– Сиди тихо и делай что говорят, – с этим Андрей отвернулся от мигом затихшего Васи.
– Начнем, – сказал Дима.
Облачен он был в черный плащ с глубоким капюшоном, что сильно добавляло атмостферности происходящему. На Васю, наверно, и вовсе нагоняло страх, так как он чуть ли не прижимался к плечу Андрея. Картина начинала напоминать сюжеты различных фильмов ужасов.
Заклинатели неслучайно сели кругом, в центре помещения была начерчена окружность, в которую была вписана та же фигура, но меньшего диаметра. В образовавшемся меж ними пространстве был вписан текст, прочесть который Павел не смог, но понял, что слова написаны на латыни.
В центре круга стояла маленькая латунная мисочка, наполненная пеплом до краев. Стоит заметить, что и окружности и текст красовались прямо на паркете, и исполнены были крайне аккуратно. Так как в тонкости обряда были посвящены не все, песнопениями на все той же латыни занимались только Леша, Дима, Саша и Андрей. Они и были главными затейниками, носителями знаний о колдовстве, именно они инициировали все беседы о подобном. Как понял Павел, расположились они по сторонам света, прямо по всем канонам чародейского искусства, однако, как человек сведущий, смеяться над этими канонами Павел не решался.
Как мантру, они то нараспев, то срываясь на истеричный вопль, повторяли одну и ту же фразу. Громче всех декламировал Дима, который был главным колдуном, как и предполагал Павел.
Паша с удивлением стал замечать, что и все остальные, как заведенные, начали вторить Диме, будто их посетило прозрение или же охватило безумие. Паша был уверен, что никто из них не знает значения фразы, никто из них до входа в комнату не знал и самих слов этого заклинания. Но теперь все протяжно, и как-то устрашающе, повторяли все слово в слово вслед за Димой, раз за разом все точнее и громче. Их голоса сливались в единое целое, и Паша, отбросив в сторону удивление, вдруг поймал на себе взгляд Димы. Взгляд, наполненный смесью чувств: подозрением, злобой, неким презрением. И все это было обильно сдобрено недоумением.
Паша наконец-то понял, что он был единственным из присутствующих в комнате заклинателей, чьи губы оставались неподвижными. Быстро сориентировавшись, Паша подхватил общее пение, стараясь выглядеть как можно естественнее, взгляд он рассредоточил, пытаясь сконцентрироваться на словах. Выговаривал он их как можно тише, чтобы никто не услышал его в общем гаме.
Тем временем группа все громче и громче выкрикивала фразу, Паша полностью вжился в роль и Дима, казалось, был удовлетворен. Паша даже увлекся, теперь уже полностью выучив фразу, он пытался покачиваться в такт с остальными.
Слишком резко и неожиданно Дима встал с места, раскинув руки в стороны, он распахнул свой балахон. Паша чуть не выдал себя, ведь он, видимо, был единственным, кто вообще обратил внимание на Диму и его действия. Собравшись, Паша продолжил выкрикивать слова, казалось, его короткая заминка осталась незамеченной.
– Resurget ex favilla, ecce servi tui! – неистово голосил он вместе с остальными.
Взмах полами балахона поднял в воздух тот пепел, что лежал в миске. Однако этого взмаха явно не было достаточно для того, чтобы весь пепел покинул миску, и, оставаясь в границах круга, парил, пытаясь собраться в какую-то фигуру.
Паша и сам не мог понять, растревоженная ли фантазия рисовала ему узоры из пепла или же все происходило наяву. Однако эта неопределенность не мешала его сердцу бешено колотиться, а рту продолжать выкрикивать фразу. Паша, конечно, еще полчаса назад хотел верить в магию, и, как ему казалось, верил, но сейчас его сознание вновь начало процесс отторжения. И не потому, что верить не хотелось, а потому что это была другая, абсолютно чуждая виденной ранее, магия. Пугающая, зловещая и совсем непонятная.
Все это действие происходило на втором этаже дома, в довольно тесной комнате без окон. Однако и в ней был прекрасно слышен звонок в дверь, сигнал которого и раздался уже через несколько секунд после явления пепельного духа. Услышал звонок не только Паша, но и все остальные. Наваждение спало, будто все разом вынырнули из омута, в котором прочно увязли. Пепел, еще секунду назад паривший в изящном полете, извиваясь в причудливых изгибах, безвольным облаком стал оседать на полу, одежде и головах присутствующих. Обряд был прерван и Паша, пожалуй, был единственным, кто этому факту был искренне рад. А вот Дима довольно грязно выругался, проклиная неожиданного гостя, звонившего в столь неудобный момент. Его ясно сильно разозлил срыв обряда, казалось, его глаза были готовы метать молнии, Паша даже испугался за незваного гостя, так как Дима весьма целеустремленно ринулся на улицу, к дверям. По пути он скинул свое мрачное колдовское одеяние и схватил тренировочную булаву, которая вполне сошла бы и за бейсбольную биту.
Остальные же не выглядели опечаленными, скорее растерянными и поникшими. Они то и дело терли глаза, будто только что проснулись, Паша, чтобы не выделяться, тут же принялся им подражать, старательно изображая измученного овоща.
Как оказалось, в дверь звонили дети. Обычные мелкие хулиганы, чей и след простыл, пока негодующий Дима добрался до калитки. Чаще такая шалость практиковалась в подъездах домов, но и в так называемом частном секторе случалось нечто подобное.
Когда это выяснилось, обряд возобновлять не стали. Саша и Андрей остались в комнате, чтобы все прибрать, остальные же вышли на улицу, в беседку, кто покурить, а кто и просто освежиться.
– Как будто волной накрыло, сижу, кричу эту… муть, а потом он, – на слове «он» Сергей многозначительно остановился, будто это местоимение было достаточным описанием увиденного.
И оказалось, что этого было действительно достаточно. Как выяснилось, вместо кружения пепла, которое наблюдал Павел, остальные видели духа, которого они так дружно звали хором. Толком описать виденную сущность никто не мог, все видели что-то разное. Для кого-то это был лишь размытый силуэт, походящий на человеческий, кому-то чудились невиданные ранее монстры. Но неизменным оставалось одно, дух тянул свои руки, щупальца, клешни и прочие виды конечностей к заклинателям, будто стараясь коснуться их. Однако им мешала невидимая стена, защищающая ребят от наверняка губительных прикосновений.
Вскоре в беседке появился и пропавший Дима, с ним и остальные ведущие обряда. Гам в беседке мигом затих, все желали услышать каких-то объяснений, и Дима заговорил:
– Что я могу сказать, – он окинул взглядом всех присутствующим, проверяя все ли его слушают, – все вышло хорошо. Неожиданно хорошо. Я не ждал, что у каждого из вас выйдет войти в нужное состояние.
Тут он пристально взглянул на Пашу, тот в свою очередь взгляд принял, пытаясь принять как можно более беззаботное выражение лица, будто совсем не понимает, отчего Дима смотрит на него. «Наверно, я все-таки попался»: Паша отнюдь не был прекрасным актером, более того, где-то в глубине души он был горд, что не поддался чарам обряда. Однако теперь нужно было избрать правильную стратегию, Паша отчетливо понимал, что клуб «Богатырь» непростое место, и его предводитель не простой бизнесмен, а значит ему, Паше, нужно быть аккуратнее и бдительнее.
«Скажу, что меня не пробрало, что не подействовало, что испугался, поэтому притворился. Дурачком прикидываться я умею»: решил лжезаклинатель.
– Сегодня мы достигли больших результатов, и, что главное, с первой же попытки. Я надеюсь, что каждый из вас заинтересован в развитии… эмм… уже достигнутого успеха. Что каждый из вас жаждет знаний, жаждет власти над тайным.
Настало время принимать решения, дорогие друзья, ведь теперь вы видели. Что именно вы видели, к каким силам взывали, и что у вас получилось, я вам обязательно расскажу, но не сейчас, не сегодня. Сейчас я вынужден вас предупредить: никто не должен знать о той комнате и произошедшем в ней сегодня. Никто. Пугать я вас не стану, вы и сами, скорее всего, поймете, чем это может грозить вам.
Сейчас же у вас есть время все обдумать, друзья. Вы можете встать на путь знания или продолжить уже привычную вам жизнь, я ни к чему не стану вас принуждать. Но решить вы должны уже сейчас, а оправдать для себя свое решение у вас есть неделя, до следующего воскресенья.
Вам есть над чем подумать. Способны ли вы хранить тайну? Не боитесь ли вы того знания, что можете обрести? Ваша жизнь изменится раз и навсегда, советую подумать хорошо, тщательно все взвесить. О вашем решении я узнаю следующим образом, вы либо придете, либо не придете в следующее воскресенье. И не может быть никаких неотложных дел, которые вдруг упали на ваши головы. Вы либо с нами, либо нет, – на этом он умолк, обводя взглядом затихших заклинателей.
– А сейчас время хорошенько отдохнуть! – воскликнул он и раскинул руки, будто хотел всех обнять.
Его лицо расплылось в приторной, но казавшейся искренней, улыбке, всем видом он показывал, что видит в присутствующих только верных друзей, и каждый из них крайне дорог для него.
Словно по волшебству в беседке появились горячительные напитки и закуски к ним. Голодные рты тут же распахнулись в одобряющем крике, а нервные, видевшие сегодня столь необычное явление, глаза жадно впились в угощения. Людям была нужна разрядка, Дима не просчитался, пожалуй, каждый был готов принять нужное ему решение.
Уйти с этого застолья Паша не мог, хоть ему и хотелось. Он не мог себе позволить вот так отказаться от предложенного Димой знания и сотрудничества с ним, к тому же не хотелось наводить на себя излишних подозрений.
Поэтому он с радостным лицом, будто желая повеселиться в знак причастности к чародейству, которого ранее он не видел, а сейчас поражен им до глубины души, Паша принялся глушить водку. Потом и пиво. Он не планировал напиваться, но его чувствительность к алкоголю заметно выросла за период воздержания, это стало неприятной неожиданностью, Павел сильно захмелел. Теперь прикидываться стало гораздо сложнее, особенно если учесть, что разговоры велись вокруг совсем не обычные. Паше то и дело хотелось вклиниться в беседу, рассказать о своих похождениях, обо всем, что видел и знал. Жаждал похвастать, переманить публику, его отчего-то уязвляло то, что именно Дима оказался не обычным человеком. Паша искал магии, да. Но не в клубе «Богатырь», именно здесь он меньше всего желал ее видеть.
Леша и Саша живо повествовали нетрезвой компании о преимуществах, которые могут дать магические практики, о приемах, которым можно обучиться, при этом подробно ничего не описывалось, что, пожалуй, и спасало Пашу, отсутствие конкретики и, как следствие, возможности ее оспорить. Не дожидаясь момента, пока его пьяный мозг не захочет поделиться знаниями и ляпнуть чего-нибудь лишнего, Паша, под предлогом похода в отхожее место, покинул беседку.
В доме, прямо возле входа в туалет, он столкнулся с Димой.
– Что, тоже приспичило? – заправляясь, спросил Дима.
– Угу, пиво требует выхода, – пробормотал Паша, стараясь побыстрее пробраться мимо Димы к заветной двери.