В этом направлении они двигались около недели, минуя деревни и хутора. Городов почти не встречалось, и Паша почему-то не хотел входить ни в один из них. И хоть каждый соскучился по теплу и уюту людского жилища, эту его прихоть никто не решался оспорить.
Дорога тянулась далеко за горизонт белой, местами грязноватой, лентой. Они шли по болотам, которые пересекали зимние пути. Иногда льды не выдерживали, и окрашивали мутной водой белое полотно дороги. За неделю пути Паша встретил не менее десятка возов, зачастую они были тяжело нагружены, а потому и проламывали некрепкий болотный лед.
В каждой из попутных деревень отряд останавливался на ночлег и для пополнения провизии. К тому же от жителей можно было услышать свежие и не очень новости. Так, например, ему удалось узнать, что князь Владимир установил в Киеве идол Перуна, вырубленный из священного дуба. И будто у идола этого усы отлиты из чистейшего золота. Такой поступок одобрили не только люди, но и само божество, которое теперь сопутствовало княжеской дружине. Было не совсем ясно, кого именно она побеждала, но рассказчики утверждали, что любой враг был не страшен этой благословленной дружине.
Так же Паша узнал, что на западе, у самых границ ляхов и литвинов некая владычица Дара, правившая там уже несколько десятков лет, вдруг омолодилась. С этим чудом начались и другие чудеса. В целом чудеса были не совсем чудесными, и связаны были в основном с исчезновением людей. Говорили, будто Дара обращает всех подданных в Римскую веру, даже против их воли. Из сбивчивых рассказов, явно переполненных вымыслом, Паша все же понял, что эта Дара весьма красива, хоть и жестока.
Встречались и другие новости, о ярмарках, рождениях, свадьбах и смертях. Паша так же интересовался безопасностью дорог, и, судя по ответам населения, в окрестностях было спокойно.
Проходя очередной лесной массив, Паша лишь удивленно хмыкнул: «Лес без разбойников? Нонсенс!». Они шли уже третью неделю, и вскоре вышли из границ страны, которой правил князь Владимир, войдя в земли свободных племен с кучей имен и постоянно изменяющимися территориями. Похолодало, зато болота остались далеко позади, сменившись лесами и ледяными озерами.
Поселения здесь встречались реже, но их устройство мало чем отличалось от тех, что строились в пройденных землях. Все те же частоколы, сложенные из бревен дома и меховые наряды. Основы поселений строились на холмах, обносились частоколом. Все, кто не умещался за ним, строили дома рядом, за рвом. Изредка и эти дома обносились нехитрой стеной из отесанных бревен. Однажды Паша встретил городок с тремя кольцами, очевидно, это была какая-то столица. Но войти в нее Паша так и не решился, довольствуясь остановками в деревнях. К тому же он вообще не планировал задерживаться в этих землях, его путь лежал в страну живописных фьордов и светловолосых мужчин, не ведающих страха. По крайней мере, так о них отзывались местные крестьяне.
В бесстрашие Павел не верил. Не бояться смерти может только фанатик или умалишенный, что, по сути, одно и то же. Вряд ли кто-то в здравом уме станет распарывать свое брюхо о вражеский меч, лишь затем, чтобы засыпать землю своими внутренностями и проявить бесстрашие. Бесстрашных нет, есть люди преданные идее, какой бы она ни была, будь то золото, клочок родной или чужой земли или иное. Борясь за это, они и проявляют то, что принято называть бесстрашием. Однако у кого из них не сжималось сердце, когда их плоть пронзала сталь, когда их конец становился очевидным и близким. Это потом, спустя несколько секунд они надевали горделивую маску безразличия, а то и счастья, но лишь с тем, чтобы не радовать врага, не пасть в глазах товарищей. Чтобы его помнили, и похоронили как славного воина, сына своей земли. Но каждый из них боялся, каждый не хотел умирать. Они героически жертвовали собой, но не потому, что не боялись своей смерти. И порой их жертвы оправдывали себя, если жертвы вообще могут быть оправданными.
Сумбур подобных мыслей роился в Пашиной голове, когда он приложился ко второй кружке пива, что подавали в придорожном трактире. Трактирщик выбрал рискованное место для своего бизнеса, здесь реже ходили путники, нежели вооруженные, воинственные отряды. Однако это заведение было клочком некого перемирия, никто не грабил его и не жег. Даже если до этого армия и сожгла с десяток деревень, трактир она не трогала. По крайней мере, так говорил сам трактирщик.
На следующий день отряд вновь миновал границу. Ее никто не охранял, да и понять, что это граница можно было едва ли. Однако, как говорили местные жители, граница пролегала именно здесь. В землях, куда вошел Павел, должны были жить жмудины, как их назвал трактирщик. В Жмудь отряд вошел двадцать седьмого января, именно это число показывали Пашины часы.
Паша еще не встретил ничего особенного, но отчетливо понял, что попал в какой-то иной мир. Сразу же вспомнились боги. Показалось странным, что в Византии он подобного не чувствовал. Впрочем, тут же нашлось объяснение: «Я же крещеный». С местными божествами Паша знаком не был. Нельзя было сказать, что они проявляли какую-то враждебность, но чувствовал себя Павел несколько неуютно. Что-то похожее ощущали и Мигэль с Ясминой.
Еще до пересечения этой границы Паша вдоволь наслушался баек о некоторой неадекватной кровожадности местного народа, а в особенности жрецов. Богам тут поклонялись едва ли не всем подряд, от Зевса, до Ра. Но более других здесь был почитаем какой-то неизвестный Павлу бог по имени Гилер. Обитал он на горе Белр, и постоянно жаждал жертв. Особенно нравились ему представители других наций, чем моложе, тем лучше. В идеале дети. Если же ему не приносили жертв, то он осыпал своих подданных страшными стихийными бедствиями, будь то ливни или смерчи. Культ был распространен, в каждом поселении имелся хотя бы один жрец Гилера.
Таким образом, чужеземцев в Жмуди постоянно поджидала опасность. Для путешественников была лишь одна дорога, тянущаяся сквозь всю страну. На ней разрешалось путешествовать и вести торговлю в придорожных поселениях. Однако за движение по такой дороге нужно было платить, хоть и не большую сумму. «Чек», полученный после оплаты, гарантии давал слабые. Случалось, что перепевши местной сивухи, крестьяне вырывались на дорогу в поисках жертв для своего ненасытного божества. Причем им было абсолютно не важно, торговец ли едет по дороге, или армия соседнего государства. Лишь бы чужеземцы. Нередко за подобные выходки они расплачивались сожженными деревнями. Однако истребить этот народ было крайне непросто, они могли годами прятаться в лесах и болотах, совершая партизанские вылазки. К тому же им помогал все тот же Гилер, который поливал завоевателей градом и молниями. Впрочем, и молнии, и град, и прочие сюрпризы природы наносили ущерб не только завоевателям, но и подопечным божества. Те же смиренно терпели все тяготы и лишения, и лишь сильнее молились своему богу.
Плата за проезд трех путников стоила одну серебряную монету византийской чеканки. Зачем-то пробуя ее на зуб, пограничник махнул рукой своему товарищу, похожему на облезшего кота, и тот поднес бересту. Содержание бересты было примерно следующим: «Оные не являются богопротивными тварями и могут по северному тракту идти». Кто эти «оные», описания не было, не было и никаких печатей. Такую грамоту Паша мог состряпать и бесплатно. Оставалось надеяться, что все же береста имеет какую-то особенность, которую сразу различить не удалось.
Неизменный пейзаж умеренных широт с бесконечными лесополосами и бескрайними равнинами порядком надоел, но это было единственным опечаливавшим отряд фактором. Других неприятностей не случалось, все ужасы Жмуди куда-то пропали, или же просто спрятались.
Путникам разрешалось останавливаться на ночь только в специальных подобиях трактиров, где обслуживающий персонал сочился ненавистью к путешественникам и ломил просто невероятные цены за свои услуги. Для дневных приемов пищи встречались оборудованные специальным столбом места. Впрочем, из оборудования на них и был только столб. Останавливаться в других местах не только не рекомендовалось, но и запрещалось вовсе. Все это Паша узнал на пропускном пункте, где с него взимали плату за проезд.
На фоне варварских традиций и низкого уровня культуры вся эта организация выглядела очень странно. Паша просто не понимал, как практически дикое племя смогло обустроить достаточно комфортную дорогу и наладить путешествия по ней. Что-то подсказывало Павлу, что он еще узнает ответ на этот вопрос, но позже.
Целых два дня они шли по протоптанной дороге и останавливались только в положенных местах, как добропорядочные путешественники, не желающие проблем. Однако неприятности это такая вещь, которая непременно нагрянет в тот момент, когда ты меньше всего их хотел. Каждый страх порождает свою причину.
Правила созданы лишь затем, чтобы кто-то их нарушил, ведь правила, которые никем не могут быть нарушены, попросту не существуют. На этот раз ничего сверхъестественного не произошло, все было прозаично до боли. На очередном повороте извилистой дороги, что огибала все попутные поселения, завалялся не приметный камень. Вряд ли этот камень когда-либо выступал в роли подлеца, вряд ли он когда-либо вообще был кем-то замечен. Но это случилось. Каким-то непонятным образом Пашина лошадь споткнулась об этот камень и не удержалась на скользкой дороге, рухнув на землю вместе с всадником. Паша отделался лишь легкими ушибами и испугом, а вот животное сломало себе ногу. Идти дальше оно наотрез отказывалось.
Все было бы гораздо проще, если бы это происходило не в Жмуди. Именно в этой стране строжайше запрещалось использование любого чародейства. Естественно, чужеземцам. И если за остановку в неположенном месте можно было бы откупиться, то за колдовство штрафы были не предусмотрены.
Поэтому врачевать лошадь Мигэлю пришлось без магических пассов, а такое лечение было крайне неэффективным, и могло бы занять многие месяцы.
– Останавливаться нельзя, – раздумывал вслух Павел, – но и идти мы теперь не можем…
Мигэль опасливо озирался по сторонам, даже не пытаясь ничего предложить, зато Ясмина принялась осыпать покалеченную лошадь всеми видами ругательств и проклятий из своего богатого набора.
– Ну и хрен с ней, с этой лошадью, – заявила она, – Снимай с нее все и седлай ту. У нас же их четыре, потом другую купишь.
У них действительно было четыре лошади, и не так много поклажи, чтобы она не уместилась на трех вместе с седоками. Но вот незадача, Паша крепко привязался к своей лошади, которая, как ему казалось, обладала чрезвычайно проникновенными глазами и добрым, спокойным нравом. Ему не хотелось бросать ее здесь. Пашин скакун не ржал и не брыкался, а просто жалостливо смотрел на него, будто прося помощи, ведь он так верно служил ему. И Паша не смог.
– Нет, так не пойдет, – наотрез, чуть повысив голос, отказался Паша, – Можно что-нибудь придумать.
– Да, ты бы мог понести свою драгоценную лошадь на руках, поспевая за нами, – предложила Ясмина, – Думаю, это будет забавно.
– Да заткнись ты, раз ничего толкового предложить не можешь, – не стерпел Павел.
На эту грубость ведьма лишь фыркнула и отвернулась, будто сделала все что могла, а эти бестолочи вряд ли когда-либо исправятся, и теперь всем им суждено умереть.
– А почему нельзя применить колдовство? – сам себе задал вопрос Паша, – Кто нас тут заметит? Ведь вокруг ни души!
– Ты же сам знаешь, что есть способы обнаружить колдовство. А особенно искусные сыщики определят и того, кто колдовал. И на много верст вокруг никаких путешественников, кроме нас нет. Так что гадать им не придется, – ответила Ясмина.
– Да неужели ты думаешь, что эту дорогу постоянно проверяют. Все развеется за каких-нибудь полчаса, не будем же мы здесь новую лошадь колдовать, – настаивал Паша, – Кто будет этим заниматься?
– Я слышала, что всех этих смельчаков здесь ловили. Не знаю как, но ловили, – уже тише заговорила Ясмина, – Может тут какое-то охранное заклятье.
– По всей дороге? – воскликнул Паша, – Нужна толпа волшебников, чтобы его поддерживать!
– Толпа волшебников или божество, – тихо вставил Мигэль.
– Да ну… – осознание того, что эльф может быть прав, поубавило уверенности у лидера отряда.
– Ладно, пусть так, – после секундного молчания, согласился Павел, – Что еще мы можем сделать?
– Да ничего! – будто действительно разозлившись, крикнула Ясмина, – Когда ты наконец-то это поймешь, будет слишком поздно.
И тут Паша почувствовал страх. Не свой, свой пришел позже. Страх Ясмины, непонятный, колющий душу, он был будто осязаем. Но боялась она не смерти. Не своей смерти, это Паша четко понимал. Она боялась за него, ни за Мигэля или себя, а именно за него, за непонятно как и зачем заброшенного в этот мир Павла.
Слова не лезли из горла, он хотел что-то ответить, но фразы ломались о стальной взгляд ведьмы. Взгляд, наполненный надеждой и разочарованием, состраданием и ненавистью, болью и безысходностью. В тот момент Паша понял, что Ясмина его ненавидит также сильно, как хочет уберечь. И причины такой двойственности Паша не находил.
Еще он понял, что все трое действительно в опасности, и понял он это слишком поздно. Как и предупреждала Ясмина.
Их было четверо, и появились они будто из ниоткуда, хоть Паша и понимал, что их кони вспенились не просто так. «Кто же вас так прикрыл»: подумалось ему.
Тем временем прибывшие всадники стали окружать отряд. В какой-то момент Паша понял, что объясниться им не дадут.
Всадники выглядели обычными воинами в полузакрытых шлемах, кольчужных рубахах с табардом бордового цвета с рисунком на груди – восходящее из-за горы солнце. Вооружены они были хорошо, пожалуй, слишком хорошо, чтобы успеть применить все свое оружие в одном бою. Их седла и пояса были увешаны саблями, палицами и топориками. В руках же они держали длинные кавалерийские пики. В целом они совсем не были похожи на воинов, которых могло бы снарядить варварское племя, на чьих землях путешествовал Павел.
Паша искренне не понимал, почему его кровь еще не окропила снег, если всадники так решительно настроены. В душу закралась надежда, ведь было действительно непонятно, почему они не снесли маленький отряд на полном скаку.
К слову, Паша и его товарищи оружия так и не достали, возможно, именно этот факт и спас им жизнь.
– Почему вы остановились здесь? – гулким басом спросил всадник, он единственный не носил шлем.
– Моя лошадь повредила ногу, я хотел ей помочь, – ответил Паша, чуть отойдя и указывая на животное.
– Здесь нельзя останавливаться, – как робот, отчеканил всадник.
– Мы стоим совсем недолго, и часа не прошло, – запротестовал Мигэль.
– Останавливаться нельзя, – повторил старший патрульный.
– Но это же случайность, – Паша понимал, что споры бесполезны, но и всадники не спешили предпринимать каких-либо действий.
– Вы подлежите аресту и казни, – наконец-то перешел к конкретике главарь.
– Но… – Паша не сразу нашелся с ответом, – Может, мы сможем договориться?
Старый как мир способ обойти закон мог бы сработать с кем угодно, но только не с этими фанатиками, разум которых представлял собой простейшую программу без возможности саморазвития.
– Ты хочешь купить меня? – чуть ли не зарычал всадник, слегка привстав в седле, чтобы казаться еще выше пешего Павла.
– Нет, я хотел отблагодарить вас за проявленное милосердие, – рассеянно, глядя куда-то в сторону, проговорил Паша и умолк.
– Что… – договорить всаднику не дали.
Короткая вспышка прямо у него перед лицом ослепила не только всадников, но и Ясмину с Мигэлем, которые не ожидали подобного. Паша же действовал быстро и четко, будто всю жизнь тренировал именно эти действия. Пользуясь всеобщим замешательством, он быстро стянул с коня одного из врагов. Тот, увлекаемый тяжестью доспеха, сильно ударился оземь. Добивать его Паша не стал, в ближайшие две минуты он вряд ли смог бы подняться на ноги. Второго всадника он отправил на землю, подрубив ноги лошади. С диким ржанием она завалилась набок, увлекая за собой своего всадника. Этот приземлился мягче, а потому его пришлось зарубить, пока он не вернулся в строй.
Теперь численный перевес был на стороне путешественников. Ясмина оружия не доставала, Мигэль же чуть замешкался, пытаясь вынуть свой лук из-за спины. Впрочем, патрульным предстояло либо отбросить свои длинные пики и достать что-то более пригодное к ближнему бою, либо отойти назад, чтобы на скорости бить врага своими пиками.
На удивление быстро и легко всадники расстались со своими пиками, правда, чуть замешкались с выбором оружия, слишком уж много его у них было. Это позволило Ясмине сотворить облако ядовитого зеленого пара, которое тут же отправилось к одному из всадников, что держал в руках увесистую булаву, весившую никак не меньше пятнадцати килограмм. Едва вдохнув этого пара, богатырь закашлялся и свалился с коня. Он еще долго кашлял, барахтаясь в снегу, а из его ушей, носа и даже глаз сочилась кровь, разбавляя алыми красками белизну снега.
Последний из патрульных не нашел ничего лучше, чем броситься в бегство. Но Мигэль все-таки справился с зацепившейся тетивой, и, после Пашиного кивка, выпустил стрелу, угодившую всаднику точно в спину. Кольчужная рубаха не спасла его, задыхаясь от боли, он булькал кровью, бьющей в гортань из пробитого легкого.
Паша не желал никого щадить, то ли из осторожности, то ли из ненависти к фанатикам, которые не могут видеть дальше, чем им позволяет их идол. Патрульные хрипели и стонали, протягивая руки к солнцу. Будто оно подарило им озарение именно в эту минуту, в короткий миг смерти. Перед лицом своего конца все люди одинаковы, были ли они фанатиками или простыми попутчиками потока жизни и времени. Все не хотят умирать, даже идущие на суицид. И каждый, за тот короткий миг до полной остановки сердца успевает что-то осознать. Что-то такое, чем он уже никогда не поделится, хоть и стоило бы.
Так и эти. Разочарование, боль и безысходность застывала на их лицах, когда они переставали хрипеть, пуская кровавую слюну. Разве что их предводитель, с напрочь выжженным лицом, эмоций на нем не оставил. Их просто не было видно.
Мигэль второпях залечил товарищам раны, которые в горячке боя замечены не были. У Паши оказалась рассечена бровь, наверно туда угодила нога падающего всадника. А Ясмине слегка порезали руку отбрасываемой пикой, которая хоть и не была пригодна для броска, но на короткой дистанции могла причинить вред даже таким образом. Перелом своей лошади Паша лечил сам, желая попрактиковаться в целебной магии. Ему удалось срастить кость, лошадь даже не хромала, лишь изумленно смотрела на своего хозяина.
– В другой раз я приеду сюда за трофеями, – прошептал Паша, – что не увезу, то спалю к чертовой матери.
Уже через десять минут после стычки Павел скакал во главе отряда по злосчастной дороге. Их никто не преследовал, но Паша понимал, что это временное явление. Еще он понимал, что силы стерегущие дорогу весьма щепетильно относятся к своей работе, и уйти от них будет очень непросто.
Продолжать движение по дороге было не безопасно, к тому же рано или поздно им придется остановиться. Пришлось сойти с проторенной колеи и идти по глубокому снегу. Оставалась надежда, что не весь народ этой страны столь кровожаден. Впрочем, эти надежды не мешали Ясмине осыпать проклятиями все, что она видела вокруг, включая Павла, его лошадь, Мигэля и даже небо.
Солнце вышло из-за легких тучек и принялось во всю силу светить холодными лучами. Свет отражался от снега и слепил глаза, Паша уже совсем не разбирал дороги и не понимал, в какую сторону они двигаются. Так они прошли еще несколько часов, пока солнечный свет не сменился полумраком быстро сгущающихся сумерек.
Наконец они наткнулись на хуторок, застывший среди белого поля снега. Преследователей не было видно.
– Вряд ли в этих трех домах наберется армия кровожадных убийц, – окидывая хутор взглядом, Ясмина притормозила коня.
– Да, но останавливаться здесь надолго нам не стоит, – сказал Паша, – Я бы вообще не останавливался. Но животным нужен отдых. И нам тоже.
Мигэль лишь стучал зубами, растирая замерзший нос. Сумерки сковали землю, как бы подгоняя путников к домам, из труб которых весело валил дым.
Вид трех вооруженных, немытых, с заляпанными кровью доспехами, пришельцев явно не внушал доверия мирным жителям. Но жизнь на этом хуторе, видимо, шла каким-то своим путем. Хозяин дома, давно облысевший, коренастый мужичек с пышными усами и бровью не повел, увидев на пороге своих гостей. Наверно, такие наведывались к нему каждую неделю, а то и чаще.
– Чего надобно? – оглядев пришельцев, спросил он.
– Согреться и поесть, – отвечал Павел.
– Золотой, – не мешкая ответил хозяин, – Можешь греческий. Только целый, обрезка не возьму.
Паша не ожидал такого простого решения, он думал, что глубоко верующих обитателей хутора придется долго упрашивать, сулить золотые горы и, в конечном итоге, применить силу.
– Ну, чего ждешь? Думаешь, вас таких мало бегало тут? – заговорил хозяин, – Мечом махали, да толку. Давай решай скорее, холоду в дом напустишь.
– Я согласен, – выдохнул Павел, – серебром не возьмешь?
– Нет, только золото.
– Золото нужно достать, – сказал Паша, похлопав себя по кольчуге.
– Заходите, – хозяин отвернулся и гаркнул куда-то внутрь дома, – Тауримас, бегом на улицу, распряжешь коней и задашь им корма.
Паша не очень-то желал задерживаться надолго, но спорить с хозяином не стал. К тому же на улице пошел снег и поднялся ветер, который быстро заметет следы, что несколько успокаивало.
Семья у Радвиласа была большая, пять сыновей и семь дочерей. У двух сыновей были свои семьи, именно их дома стояли рядом. Остальные же дети свои дома лишь проектировали в мыслях, пока помещаясь в отцовском. Впрочем, тесно в доме не было, и после сытого ужина Паше и компании предоставили гостевую комнату. Большими размерами она не отличалась, но одна из ее стен выходила на печь, отчего в комнате было очень тепло. Паша, не размышляя о последствиях, рухнул на лежак и мигом уснул. Недолго сражались со сном и Мигэль с Ясминой.
Проснулись путешественники на рассвете, впервые за много дней хорошо выспавшись. Теперь мир не казался таким коварным, не хотелось думать о преследователях и других опасностях.
– Может, останемся еще на денек? – спросил, так и не встав с кровати, эльф, – Тут хорошо, спокойно.
– Ты в своем уме? – удивленно спросил Павел, – Нас же найдут.
– Но мы же здесь не первые, – многозначительно заметил Мигэль, – А Радвиласу все нипочем. Значит, никто здесь беглецов не ищет.
– Либо именно здесь нас и будут искать. Может Радвилас вообще с ними в сговоре. И раз нас еще не схватили, абсолютно не зачем ждать этого.
Спор разгорался, Мигэля поддержала Ясмина, которая предложила сменить личины, но Паша оставался непреклонен. В конечном итоге спор разрешился сам собой. В комнату вошел хозяин дома и негромким, но уверенным голосом оповестил гостей о том, что далее пользоваться гостеприимством этого дома у них не выйдет даже за золото, а потому им стоит покинуть стены этого уютного помещения. Спорить с хозяином никто не стал, это было бы некультурно, к тому же опасно.
По расчетам, до границ оставалось не более дня пути, но обстоятельства складывались так, что это время нужно было бы сократить до минимума, пока охотники за чужеземцами не настигли отряд. Хуторок давно пропал за горизонтом, вокруг остались лишь заснеженные поля. Не было вокруг ни лесов, ни рощ. Это и пугало Павла, ведь их отряд был как на ладони, и укрыться от чьих-либо глаз не было никакой возможности.
Паша разглядывал снег, который разлетался фонтанами брызг под могучими копытами скакунов. Он вспомнил фильмы о войне, бомбах, терзающих плоть земли, которая беспомощно рвалась в лохмотья, не в силах сопротивляться силе взрыва. Перед его глазами мелькали запечатленные в памяти фото разведчиков в зимнем камуфляже, и Паша не сразу понял, почему подсознание так настойчиво предлагает ему эту картинку. Через секунду он едва не крикнул знаменитое «эврика», резко остановив лошадь.
– Стой, – Паша повернул голову к товарищам, – Стой, говорю.
– То быстрее, то стой, – сразу же заворчала Ясмина, но коня остановила, – Что на этот раз?
– У нас есть белая ткань? – тут же спросил Паша.
– Что? – хлопая глазами, переспросил Мигэль, – Зачем?
– Нужен хотя бы лоскуток, – пробормотал Павел себе под нос, не осознавая ненормальности своего поведения.
Озарение пришло внезапно, он вспомнил о полотне, которое купил еще в Пересне, собираясь пошить себе флаг. Флаг он не пошил, но это его не огорчало. Сгорая от нетерпения, он разворотил седельную сумку и извлек заветный сверток, глядя на него с детской восторженностью. Все это, несомненно, пугало Пашиных спутников, хоть они и привыкли к подобного рода чудесам в переменах настроения лидера. Но все же они решили молчать и не мешать его причудам.
– Придется, конечно, постараться, – приговаривал Павел, расстилая кусок полотна на снегу.
Едва слышно прошептав какое-то заклятье, он увеличил размеры полотна. Совсем немного, но изменения были заметны. Эту операцию он повторял несколько раз, пока, наконец, не заявил:
– Теперь нам нужно переместиться.
Эльф и Ясмина молча повиновались. В результате этих манипуляций через три часа Павел смастерил четыре попоны для коней и три маскхалата. Выкроены они были не слишком искусно, но Паша и не метил в портные, тем паче орудовал он колдовским словом, а не иглой и нитью.
– Одевайте себя и коней, – приказал Павел, – Давайте живее, чего застыли?
И, чтобы ускорить процесс, Паша сам облачился в костюм, а затем натянул попону на своего коня. Прорези для глаз пришлось делать ножом и прямо на лошади. Паша лишь чудом не изрезал бедное животное, которое к происходящему относилось с крайним недовольством. Наконец влюбленная парочка поняла, что хочет от них Павел. Они живо принялись облачаться в новое одеяние, а затем замаскировали и коней.
– А теперь в путь, – скомандовал Паша и повел лошадь вперед.
Неизвестно, стали ли они действительно настолько незаметными, или просто им повезло, но врагов они так и не встретили, хоть и добрались до предположительных границ. В очередной раз сумерки начали постепенно скатываться на землю, все плотнее заполняя собой пространство. Мрак покидал свои дневные убежища, выбираясь из щелей, ям и оврагов. Поначалу робко, словно ожидая сдачи, он откусывал клочки земли, постепенно объединяя свои частицы в великую, всепоглощающую, единую тьму.
Однако солнце не спешило умирать, разрезая тьму, пылающей огнем, алой полосой. Паша шел по этой дороге, проложенной небесным светилом, будто навстречу своей судьбе. Но лучи не грели его, он беспомощно стучал зубами, пытаясь согреться. Хотя бы эстетически, предаваясь созерцанию уходящего солнца.
Наконец солнце, полоснув по небу острым клинком, оставило на нем кровавую рану и скрылось за горизонтом. Теперь ничто не мешало тьме вступить в свои законные владения до следующего утра. Небо укрылось легкими тучами, не позволяя лунному свету оказать сопротивление тьме.
Так, под покровом ночи, отряд и покинул владения Гилера. Паша почувствовал это, словно он вынырнул из воды. Жизнь намного прозаичнее, чем порою кажется. За убегающими преступниками так и не отправили погони, а Гилер, должно быть, остался сильно огорчен, что его подопечные так и не преподнесли ему такую славную жертву. Но эта его обида Пашу не волновала, теперь он ступил на земли не менее опасные, чем те, что уже прошел.
Впрочем, опасности, которые могли бы подстерегать их в северных землях, казались понятными. Нельзя сказать, что принять смерть от руки яростного викинга приятнее, чем сгореть на костре, который выложила толпа фанатиков, что-то монотонно бормоча. Но в первом случае цель конфликта ясна, и его проще избежать. Поэтому толпы воинов с топорами Паша боялся куда меньше, чем толпы сумасшедших с книгами. К тому же, как говорила Ясмина, северные народы могут быть вполне гостеприимны, и не станут рубить путешественников лишь за то, что они попались под руку.
Даже покинув пределы Жмуди, страх перед возможной погоней все еще толкал отряд вперед. Толкал до тех пор, пока не утоп в усталости. Было решено остановиться на ночлег под открытым небом, так как никакого поселения они не нашли. Ежась в своей походной постели, Паша уснул.
Проснулся он от дикого холода. Ноги обледенели настолько, что Паша их практически не чувствовал. «Плохая идея – снимать сапоги»: подумалось ему, как вдруг он услышал скрип снега совсем недалеко от места их стоянки. Это пробудило Павла в мгновение ока, он вспомнил, что никаких охранных заклятий сам не ставил, понадеявшись на Ясмину. Очевидно, что эти надежды были взаимны.
Кто-то явно крался к бездумно спящим путешественникам и вряд ли он крался с благими намерениями. Паша разогрел ноги заклятьем, отчего по стопам побежал дикий зуд. Стараясь не обращать на него внимания, он моментально натянул сапоги и выхватил меч. Шаги участились, ночной гость заметил Пашу. В тусклом свете почти затухшего костра Павел увидел, что проснулись и его товарищи.
Действовать нужно было быстро, что у полусонных горе-героев могло и не выйти. Луна, коротко блеснув своим серебром, вдруг скрылась за облаком и единственным источником света стали далекие, тусклые звезды и тлеющие угли костра. И если Паша и его товарищи ничего не видели, то незваный гость прекрасно мог рассмотреть лагерь.
Тогда Павел застыл и весь превратился в слух, безмолвно вглядываясь в темноту. Противник, видимо, тоже застыл в нерешительности. Ожидание стало томительным, ни слух, ни иные органы чувств обнаружить незваного гостя не помогали. Паша выждал еще несколько секунд, и решил перейти к действиям.
– Закройте глаза, – тихо шепнул он, так, чтобы его могли услышать только друзья.
В следующий миг что-то взорвалось прямо над Пашиной головой. Хлопок был слабым, но это компенсировалось невероятно яркой вспышкой, которая на секунду озарила окружающее пространство на сотню метров. Эта световая граната вывела из строя глаза всех живых существ, находящихся поблизости. Не стал исключением и ночной гость. Им оказался невысокий бородатый мужчина в кольчуге. При себе он носил огромный кинжал, который, впрочем, мог оказаться коротким мечом и небольшой круглый щит. Вот только оружие он уронил в снег, схватившись за лицо руками. Паша ожидал увидеть и других гостей, а потому не торопился переходить в атаку, оглядываясь по сторонам. Видеть ему помогал небольшой огонек, оставшийся над головой после взрыва.