Зной долгого лета постепенно уступал своё место приятному осеннему теплу, возделанная земля отвечала щедро на пролитый пот и потраченные силы – урожай в том году был обильный. Горожанам после военных потрясений вновь был уготован мир. Шумел всё тот же рынок, звук церковных колоколов был чист и беспечален. Ночами стены домов из желтовато-серого травертина хранили покой спящих, а сон, явленный Пьетро когда-то, вдруг начал незаметно сбываться и не знали весёлые горожане, что странное это видение касалось их напрямую.
Был обычный воскресный день когда Пьетро Бернардоне пробирался по шумной рыночной площади в поисках каких-то хозяйственных мелочей. Сейчас он уже не мог вспомнить, что такого было в этой покупке, чего он не мог доверить Лючии. Среди смеха, обычных торговых споров и перебранки вдруг услышал он краем уха беседу двух молодых людей. Вначале это было обычное для юношей обсуждение проходящих мимо красоток, громкие им приветствия и приглашения на свиданье. Те смеялись в ответ и, не выбирая слов, куда-то их посылали. Словом, пустая и милая болтовня, слушая которую, Пьетро, вспоминая дни своей молодости, снисходительно улыбался. Но потом разговор зашёл о каком-то Джованни, который собирается жениться, но имени своей невесты не говорит никому. Парни строили разные предположения и вдруг упомянули имя Бернардоне. Стоя недалеко от них и рассматривая выставленные на продажу упряжь и корзины с овощами, он, прислушиваясь и приоткрыв от удивления рот, узнавал о сыне всё новое и новое. Опять же, ничего плохого он не услышал, только очень скоро, позабыв о покупках, поспешил домой. Ни жены, ни дочерей там он не застал. Не дождавшись его, они отправились в церковь и, наверное, уже беспокоятся, ожидая его там на старых скамьях и оглядываясь на входные двери. Но не смог Пьетро Бернардоне отправиться к мессе – последний раз такое случилось прошлой зимой, когда он несколько дней пролежал в горячке. Впрочем, в тот год многие болели… Сегодня силы вновь оставили его и обнаружил он себя лежащим посреди комнаты в позе самой странной, но он даже не испугался. Так прошло какое-то время и, лишь услышав голоса жены и дочерей во дворе дома, Пьетро с трудом поднялся. «Нельзя их напугать…, хотя, Пика и без слов поймёт, быстро всех выпроводит…, а тогда уж и поговорим, обсудим…» – вот так путались мысли у этого растерянного человека, видимо, хорошо он умел только торговать сукном, а случись что-то непонятное в отношениях – тут он, как всегда, пасовал.
– Успокойся и расскажи всё по порядку, ничего не пропуская: где и кого ты встретил, что они говорили… Подожди-ка, вот глотни… Ничего, что пост, Бог простит и я разрешаю… Ну, вот, уже лучше! – Джованна усадила мужа на скамью, сама тоже села рядом – Теперь говори.
История была странная. Не то чтобы родители были против женитьбы сына, в конце концов он давно пришёл в возраст, и повоевать довелось, и пережить многое. Беспокоило что-то другое, то самое, что уже несколько месяцев к ряду посещало их, давило на грудь и не давало дышать. Вновь в душе у Пьетро поселилось противное чувство страха перед неизвестностью и невозможностью защитить сына от каких-то великих тайн, которые готовят ему грядущие дни…
– Франческо, смотри, какое прекрасное утро! Просыпайся, мой мальчик! – с такими словами и улыбкой на лице Джованна вошла в маленькую комнату сына, где Лючия с вечера приготовила ему постель, и вот сейчас нашла она эту постель пустой… Испугаться она не успела – звонкий голос Франческо звучал за окном во дворе. Толкая в плечо непонятливого Антонио, он что-то ему втолковывал. Оба смеялись. Распахнув ставни и поразившись мысли, что, будучи совсем рядом, люди по-разному встречают новый день, Джованна громко окликнула сына:
– Ах, вот ты где!
Она перевела дыхание. И в самом деле, абсолютно никаких причин не было для переживаний. «Это всё Пьетро, от него все эти страхи исходят, разве я была такой в прежние годы?» – пыталась она себя убедить, в душе давно уже соглашаясь с тем, что перемены неизбежны, а ужасные они или прекрасные понять было пока нельзя.
– Ступай, сынок, в дом, тебя хочет видеть отец.
– Да, матушка, уже бегу! – шепнув напоследок что-то на ухо слуге, отчего тот громко расхохотался, поспешил Франческо в комнату отца. Тот был так озабочен предстоящим разговором, так нуждался в поддержке, что, против обыкновения, удержал, уходившую было прочь, жену. Кивком головы указав ей на скамью, он взглянул на сына. Франческо приветствовал отца, по семейной традиции подойдя и склонив голову ему на грудь. Глаза у Пьетро при этом как-то сами закрылись, он обнял сына и у него немного отлегло от сердца.
– Как спалось, Джанни? – Пьетро почувствовал запах его волос и шевельнулось в нём какое-то древнее, от диких предков чувство, носить с себе которое было так ужасно и прекрасно.
– Я хорошо спал, отец. Лучший сон – дома, я давно это знаю. Но меня разбудила какая-то птица. Странно, правда? Уже давно осень, а ей почему-то вздумалось петь.
Пьетро немного напрягся – свой сон он никогда не забывал – но продолжил:
– Мне нужна помощь, сынок, хочу поручить тебе важное дело. Ты должен помнить моего друга синьора Марио Серафини, мы с ним давно уже вместе ведём дела. Помнишь, он был нашим гостем пару лет назад? Так вот, его люди с новым товаром остановились за южной стеной, у старых конюшен. Ведь ты знаешь это место? Ступай туда сейчас, найди там Серафини и покажи ему (в руке Бернардоне блеснула монета) вот этот редкий флорин – наш с ним тайный знак, означающий, что тебе можно доверять. Он передаст тебе кошелёк, в котором будет 40 монет серебром. Принеси их мне. Это и есть моё тебе поручение.
Пьетро мельком посмотрел на жену. Видно было, что много разных чувств посетило её сердце за это короткое время. Но, верная своей привычке поддерживать мужа даже не всегда с ним соглашаясь, она наклонила голову в знак одобрения.
– Справишься?
– Не сомневайся, отец! Я так счастлив, что ты, наконец, доверяешь мне ответственное дело! Вот, и матушка, похоже, рада. Ведь, правда, мама?
Франческо осторожно принял из рук отца редкую монету, которая, очевидно, не впервые играла таинственную роль в делах Бернардоне-старшего, завернул её в тряпицу и спрятал на груди под одеждой. Улыбнувшись отцу и матери, он быстрым шагом спустился во дворик. Там он мягко, но решительно отстранил, ожидавшего продолжения весёлой беседы, Антонио, помахал рукой, стоящим у окна, родителям, и отправился к старым конюшням разыскивать синьора Серафини. А что же чувствовал Пьетро? Он тоже был счастлив. Разговор получился хорошим, он похвалил себя за уверенный и спокойный голос, благодаря чему смятение его никто не заметил. Значит, отеческий пример работает, и вообще, оказывается всё очень просто и славно! Бернардоне поднял глаза к голубым, сияющим небесам и многократно возблагодарил и Господа, и Пресвятую Деву за щедрые дары и благословения. Маленькое белое облачко у горизонта в расчёт принято не было.
Церквей в городе Ассизи было немного. За их порогом горожане оставляли свою природную весёлость и, насколько умели, обращали свои мысли к Богу. Здесь, под каменными сводами их крестили, сочетали браком, здесь же они в последний раз являли себя родственникам, прежде чем навсегда упокоиться в земле. Отец Паоло знал по имени всех своих прихожан, хотя жил в этом городе недавно. Сам он был родом из города Анкона, осиротел рано, своим воспитанием и образованием обязан был он тамошним монахам-бенедиктинцам. Взрослея, он уже не мыслил себя вне монастырских стен, но настоятель, много лет наблюдая доброго и тянущегося к книге подростка, прочил ему будущее совсем иное. Через небольшое время приехавший епископ, устроив серьёзный экзамен, рукоположил юношу в священники и оказался Паоло в Ассизи, где как раз в это время отошёл к Господу старенький и любимый всеми отец Грегорио. Потянулись годы служения – многих, очень многих проводил Паоло в последний путь, множество младенцев держал на руках, радостно приветствуя их в начале трудного пути, на долгую и счастливую жизнь не уставал благословлять пары. Выслушивал исповеди, отпускал грехи, навещал больных. Долгая месса нисколько не утомляла его прихожан – видя с какой радостью падре служит у алтаря, они, вопреки его призыву, своих несовершенств не пугались, а проникались новым для себя и прекрасным чувством, названия которому они дать не могли. Оставаясь в церкви один, странное чувство испытывал этот молодой священник. Проведший детство на берегу моря он, стоя в дверях божьего храма, чувствовал за спиной его тёмные, таинственные глубины от которых исходили чудеса. А перед собой он видел залитую солнцем шумную и весёлую площадь, этих простых, симпатичных и ни в чём не сомневающихся людей.
– Видимо, здесь и есть моё место. Таинственные волны бьются об яркий берег…, однако как красиво это звучит! Почти как в античных текстах, – он с теплотой вспомнил монастырскую библиотеку в Анконе. Месса давно закончилась, дел было ещё много, но пришлось задержался Паоло – фреска в тёмном приделе храма, написанная ещё до его появления в этом городе, вдруг привлекла его внимание. Странно, он спокойно проходил мимо неё все эти годы и только сегодня почему-то посмотрел на неё взглядом совсем другим, словно прозрел человек. Что такое порой с людьми происходит, услышано им было очень давно от друга – коротышки Марио, и уже почти забыл он эти слова товарища, посчитав их выдумкой, но вот сегодня прозвучали они для него снова и очень значимо. Изображен на фреске был Страшный суд. Показалось сначала, что художник был не очень опытен, да и откуда опытным было взяться в этой глуши, где и на более важные работы у епархии не было денег? Хорошо ещё, что свечи присылают, да недавно прибыла красивая бронзовая дарохранительница, украшенная тремя большими, сверкающими камнями – зелёным и двумя красными. А стены расписывать, это ж как нужно было постараться найти хоть какого-нибудь мастера! Вот так вскоре и появился на дальней стене церкви в Ассизи сюжет из Апокалипсиса. Вроде бы всё понятно было – и Христос в своей силе, и грешники в страхе, и Дева Мария… Вот! Она-то и привлекла внимание падре. Ещё со времён Анкона известно ему было от живописцев, трудившихся в тамошних церквах, что, слава Богу, пока не существует канона как следует изображать на иконах и Господа, и святых, и Пресвятую Деву, и поэтому рисовали их, крепко помолившись, как душе угодно. Поражался потом молодой Паоло этим их златокудрым Мадоннам, со взглядами лёгкими и даже весёлыми; всем этим, опять же, вечно золотоволосым ангелам (ну где же вы, господа, видели в наших краях такие светлые кудри? Да и в Писании сказано, что дело происходило в Иудее, а уж там, если верить паломникам, посетившим Святую землю, большинство людей темноволосые). После этих долгих бесед такие одолевали Паоло мысли, что перехватывало дыханье. Обосновавшись в Ассизи, он позабыл вскоре о своих мальчишеских восторгах. Но вот сегодня он увидел на фреске Её, живую и радостную Деву Марию, с золотистыми волосами, уложенными аккуратными