В течение следующих восьми лет в их отношениях не происходило ничего такого, за что многие могли бы их осудить. Просто, то тепло на губах, к их удивлению, продолжало жить и, наверное, ожидало своего часа.

1903

Да, уважаемые читатели, ровно восемь лет прошло с тех печальных событий, когда казалось, что будущее не имеет цвета. Наступили дни счастливые, которых от грядущей военной катастрофы отделяют всего полтора быстрых года и несколько страниц этого текста.

Вновь съехались в родовое гнездо уже совсем взрослые дети Дмитрия Дмитриевича чтобы вместе встретить Рождество; старый дом ожил, зазвучали молодые голоса и смех. Огромная сверкающая ель снова заняла своё привычное место в гостиной, обращая всех памятью к далёким и теплым, безоблачным временам. Каждый из детей этого дома прошёл в эти годы свой непростой путь, стал сложнее, интереснее и непонятней, даже внешне. Понимание потребовало долгих бесед, усилий и терпеливого внимания. И, к счастью, оказалось, что всего этого братьям и сёстрам не занимать. Анна почти летала по дому, стараясь всё успеть и всех приветить. Ей трудно было узнать в высоком и сильном Сергее того юношу, который, скрывая свою неуверенность, показывал всем пример мужества в день смерти матери. Сейчас ему очень шёл белый мундир лейтенанта флота, а рядом со своей милой женой он выглядел в глазах Ани совершенно сказочным, книжным персонажем. В тот день, когда они, наконец, приехали и все выбежали на мороз их встречать, он в порыве радости вдруг поцеловал ей руку; потом они, долго и счастливо смеясь, разглядывали друг друга и, совершенно по-родственному, расцеловались.

Младший из братьев Фёдор приехал этим же поездом, но дома оказался часом позже – санная повозка от станции везла его медленнее – кучер, тихо бранивший снега, дороги и всё на свете, остерегался погонять потерявшую подкову лошадь. Анна очень удивилась, когда приняв у Фёдора шубу, увидела морской офицерский мундир. "Все, все флотские, какое-то наваждение! И Коля тоже!" – кружилась праздничная, веселая мысль, – "Ах, как же это красиво и замечательно!"

Николай приехал только через день, в среду, когда не на шутку разыгралась непогода. Ветер давно уже сбросил с берёз, окружавших усадьбу, весь снег и только старые ели противились напору вихрей, медленно покачивая тяжёлыми ветвями. Было пасмурно и уже не так морозно как накануне. Бородатый кучер, встретивший Николая на станции, доставил молодого человека к воротам усадьбы, где и осадил уставшую лошадь. Соскочив с облучка и пробравшись по сугробам, он постучал кнутовищем по серому дереву калитки и повозка на широких полозьях очень быстро оказалась на дворе. Старый дом принял к себе последнее долгожданное тепло и все, наконец, оказались вместе. Анне очень хотелось самой встретить своего Николая, но ноги не слушались, словно были чужие. Да, именно своего, потому что за эти восемь долгих лет она столько всего передумала, блуждая в этих туманных морях сомнений и надежд… Порой ей доводилось бывать на почте и тогда она получала от него письма. Бывало, их не было недели по две, а иной раз их приходило сразу несколько. Такая нерегулярность переписки со временем сделалась привычной – служба на флоте диктовала свои правила. Большая вода не отпускала Николая от себя, качала его корабли и ревновала к Анне. В письмах его не было ничего громкого, а только забота о ней и немудрёные рассказы о скромной жизни флотского офицера в небольших чинах. Этого человеческого общения как раз и не хватало Ане, выросшей вдали от родителей и часто не знавшей, где преклонить голову. Его давний поцелуй чудесным образом не давал мёрзнуть её лицу с самые холода, что и радовало и удивляло Анну.

На следующий день, в четверг, не смотря на непогоду, все отправились пешком на кладбище навестить и помянуть покойную Екатерину Фёдоровну. Идти по снегу было нелегко, но на этом почему-то настаивал отец и все согласились. Кладбище зимой – все это знают – зрелище невыносимо печальное. Пустое, холодное пространство с печальными покосившимися крестами одним своим видом кого угодно могло заставить опустить взгляд. Только там внизу, где ноги уминали снег, глаза видели что-то живое. Священник их церкви отец Павел, приглашённый Дмитрием Дмитриевичем, шёл впереди всех в распахнутой шубе поверх церковных риз, и ему, конечно, было нелегко, увязая в снегу, прокладывать всем дорогу. Его старался поддерживать под локоть Фёдор; поп краснел лицом, смущался и благодарил. Дочери держались вместе, но то одна, то другая всегда была рядом с отцом. Следом шел Сергей, оставивший жену дома, и все с радостью поняли почему. Николай и Аня замыкали это шествие; равновесие сохраняли, держась за руки, и старались не отставать.

– Не за благословением ли я иду к матери? – подумалось вдруг молодому человеку. Он посмотрел на Анну, та тоже о чем-то сосредоточенно думала и была очень серьёзна…

…На святках много смеялись, горячий чай не переводился в гостиной, все были немного утомлены радостной зимней круговертью. Как-то раз поздним субботним вечером, когда отец уже удалился отдыхать, а за столом было особенно весело и шумно, Сергей вдруг перевёл разговор на серьёзное. Услышав слово "война", все умолкли и повернулись к нему.

– Нет, вы только не подумайте, это только некоторые мнения, не знаю…, но они порой меня тревожат, – говорил он тихо – в самом деле, на востоке неспокойно, и кто знает, когда ещё мы будем так веселиться, – он уже пожалел, что завёл этот разговор, но затем продолжил:

– Ну вот, огорчил я вас немного, не корите… Просто подумалось, что это всё так ценно вокруг и так зыбко… Ладно, – опомнился он – заварочки подлейте старшему брату!

Все заулыбались и незаметно вернулись к прерванным разговорам. Анна, всегда чуткая к таким поворотам, встала, и, оправив платье, вышла. В буфетной был беспорядок, что часто случалось на этих днях, когда событий было много, времени мало, а ожидание чуда не покидало сердце. Из кухни только что принесли самовар, и Анна, поблагодарив и отослав кухарку, стала заваривать чай в знакомом всем старом пузатом чайнике. Открылась дверь, в буфетную вошли Николай и его всегда смешливая младшая сестра Любаша. Оставив брата, она подбежала к Анне и, приобняв ее сзади за плечи, прижалась щекой к её плечу:

– Какая же ты славная, Анюта! А мы вот с Колей пришли тебе помогать! Можно?

Люба очень любила Анну. Из чего и когда выросла эта любовь, это доверие – кто знает?… Возможно, с тех давних пор, когда жива была её мать, и молоденькая тогда Аня всегда была рядом с ней? А может быть сейчас, уже взрослая, она осталась для неё тем маленьким мостиком между счастливым прошлым и неизвестным грядущим? Но возможно, она просто чувствовала, что брату хорошо с ней, и радовалась своей догадке? Анна улыбнулась ей: