Дурманящие запахи острова

Дул свежий весенний ветер, не сильный, но на море образовались барашки.

Мареев и его старинный друг Михалис обедали на веранде таверны, вблизи лимассольского отеля «Элиас». Безмятежное настроение. Весна и на Кипре – весна, обычная и неповторимая! Несколько деревьев у таверны покрыты нежными бело-розовыми цветами. В море, вблизи берега – сапбордисты.

– Михалис, а ты умеешь на доске кататься, как вон те ребята?

– Мне – зачем? Бесполезное дело. И легко сковырнуться с доски в воду. Путешествие из опасных, далеко в море не поплывёшь. Рискованно.

– Ты прав, Михалис! В море ведь и акулы встречаются, и разные другие морские гады…

Мало-помалу разговор переключился на фейсбук, и Мареев рассказал другу о странном приключении – встрече с неизвестной писательницей Ираидой и c неким существом, вступившим с ней в переписку от имени Мареева. Куда делось благодушное настроение Михалиса, он посуровел, озабоченно сказал:

– Всеволод, фейсбук – не такое безобидное место, как нам может показаться. Предполагаю, что в интернете специально выделена такая площадка, где собраны нужные кому-то люди. Легче манипулировать ими через дружбу и разные чаты. Это изобретение дьявола (не иначе) – виртуального или земного; всего там намешано, каждой твари по паре, как говорится: спецслужбы, хакеры и просто виртуальные хулиганы. Возможно, эта сценаристка использует фейсбук для поиска героев своих опусов? Глядишь, потом появится в том же интернете какой-нибудь сериал с соответствующим названием «Этот дом сумасшедших – фейсбук»?

– И что же мне делать?

– Пойти в церковь, помолиться и поставить свечку во здравие всех друзей: реальных и виртуальных. Авось Господь сжалится и поможет от напасти избавиться? Но и сам, Сева, что-то сделай. Убери её из фейсбучных друзей – вот и всё.

Мареев не поверил Михалису, а зря! Последующие события показали, сколь мудр был Михалис.

Вечером он не включал компьютер, но спать лёг позднее обычного. И опять ужасный сон – появилась нагая и потная Ираида со старинным серебряным подносом; подобно бельэтажу, он располагался на её необозримом бюсте. Ираида брала с подноса горсть серого песка и посыпала им голову Мареева… И он чувствовал, как песок просеивается через коробку черепа и оседает на мозгах, вызывая жжение. Вот наконец Ираида отступила от него, развернулась и медленно пошла к двери, Мареев даже зажмурился, чтобы не смотреть на её медузоподобный зад, но скоро он сообразил, что всё видимое и движимое – сон, и заставил себя проснуться. На настенных часах ровно пять утра. Что происходит? Почему Ираида посыпает его то пеплом, то песком? Хоть петь перестала и отступила сама…

И вновь… шорох и попискивание в кабинете.

«А плевать на дурацкий сон, – вздохнул Мареев, – пойду! Посмотрю, о чём они тараторят там!» Они? Ведь это он, Мареев, участвует в этой нелепой переписке со взбалмошной женщиной! Экран монитора светился салатовым цветом, с появлением Мареева как-то сам по себе включился фейсбук, и в чате Ираиды стали появляться строчки – как обычно, чёрные буковки на сером фоне.

– Всеволод! Не спите? Приветствую вас!

«Поспишь тут… – подумалось Марееву, – какого хрена пристала ко мне? Что надо?» А вдруг она на самом деле – тоже компьютерный двойник Ираиды Пронской? А вдруг это персонаж из её книги «Мой герой с Чукотки»? Мареев видел обложку и титул этой книги Ираиды, но читать не стал, глаза берёг.

А на экране тем временем пошло-поехало всё по-прежнему, словно и не было перерыва.

– Доброе утро, Ираида! Я посмотрел ленту Анатолия Головкина. Сразу скажу: он – не мой писатель! Так бывает, даже известные и раскрученные люди, кому-то всё-таки неинтересны. Вот вы мне – по душе… Для меня вы – прежде всего женщина, Ираида! В этой жизни, кроме сценариев и прозы, есть ещё много чего. И женщин я люблю. Хотя не всё так однозначно, правда! Среди них есть и авантюристки, и интриганки, и сплетницы, а писательниц полно с их коллективным героем с Чукотки или ещё откуда-нибудь… Эти дамы – словно машины по производству текстов, выпускают и выпускают свои опусы, построенные в основном на примитивных сюжетах и диалогах… Да и графоманов мужиков, с мозолями на пальцах от клавиатуры – хоть гать гати… В силу своих дарований я пытаюсь исследовать нашу жизнь с женщиной в центре Вселенной. А не махнуть ли нам, Ираида, в Японию, в древнюю столицу Киото?!

От возмущения Мареев чуть не окаменел! Что этот фейсбучный проходимец вытворяет?! Есть у него, Мареева, планы отправиться в Японию, но… с Ксюшей. Он не выдержал и закричал: «Какого хрена! Я с Ксюшей хочу в Японию! Сам с этой Ираидой и отправляйся!»

Опять послышался ответ: «Не возникай! Дамы скандальных не любят!»

И Мареев умолк, покорно уставившись на экран! Ответ Ираиды его уже не удивил:

– Всеволод, вы – романтичный моряк! Никогда ещё так круто меня не брали в оборот – никто! Вы – первый такой оригинальный, но мой вес, предупреждаю, 100 кг.

«Готова, голубушка! И про вес ввернула, чтобы интригу усилить… А что? Можешь, можешь дамочкам очки втирать, братец из фейсбука! Ты – ещё тот Виртуал, артист, я виноват, не сразу въехал в твой подтекст… Размякла писательница. Готова к приключениям. А как же князь-боярин Пронский?! – Мареев обратился к своему двойнику с одобрением, словно он сидел рядом с ним. – Плевать нам на князей настоящих и липово-фейсбучных!»

Марееву показалось, что он в ответ слышит смешок: «То-то… А я что говорил!»

Мареев был готов уже выпалить о явлении обнажённой Ираиды во сне, но Виртуал прощался с партнёршей:

– До завтра, Ираидочка! Хорошего дня!

«Ишь, завтра он ей напишет… А меня спросил?» – буркнул Мареев и нажал на кнопку перевода компьютера в спящее состояние. Экран замигал серым цветом и погас. Накрыв монитор одеялом и обложив его подушками, Мареев ушёл досыпать.

* * *

Прошло три месяца!.. Три месяца без сумасшедших – Ираиды, интернета, без кошмаров во сне и наяву. Он запретил себе входить в сеть липкой всемирной паутины, чтобы не нарваться на каких-нибудь пауков или паучьих, провёл всё это время в Москве. К осени опять вернулся на остров, включился в фейсбук. На странице Ксении Левандовской полюбовался её фотографией – ниспадающие на плечи волосы золотистого цвета, глаза восторженно-удивлённые… Много новых постов – портреты музыкантов, виды Балтийского побережья, оригинальная музыка, японская поэзия… Последний пост – нарисованный куст цветущей бархатистой сирени и танка Аривара-но Нарихиры:

 
Под дождём я промок,
но сорвал цветущую ветку,
памятуя о том, что весна окончится скоро,
что цветение недолговечно.
 

«Нравится Ксюше этот японский донжуан из императорского рода. А ведь больше тысячи лет стихам», – думал Мареев и не удержался, чтобы не написать в комментариях лучшие строчки японского принца:

 
Я вновь и вновь хочу спросить,
Меня ты любишь ли?
А дождь,
Что знает всё,
Лишь льёт сильнее…
 

Отправил послание и испугался: «Разве Ксения ждёт от меня подобных экзерсисов?»

Ночью во сне опять явилась Ираида в белом медицинском халате и стала осыпать его голову пудрой, пахнущей мятой. Мареев представил, как порошок проникает сквозь черепную коробку, и… ему во сне стало страшно. А запах мяты становился всё резче и резче, терпеть было невозможно. Дрожа всем телом, Мареев вскочил с кровати. «Опять сон похожий! Пудрят мозги! Значит, дурят! Не иначе – ангел хранитель меня предупреждает!» – молнией промелькнуло в голове.

За стеной громко повизгивал компьютер. Пять утра!

Мареев испуганно и обречённо смотрел на экран, светящийся угрожающе красным цветом. Появилось сообщение от Ираиды Пронской:

– Мареев, прочитала ваше послание Ксюше… И какой стишок подобрали! Вы в неё точно влюблены! Но этой фотографии более четырнадцати лет! Она теперь, как вы сами понимаете, выглядит немного по-другому.

Да и вы, уверена, в жизни другой, чем на аватарке. Вы собираетесь к ней в Калининград? Молодец! Не разочаруетесь? Уверены?

Мареев ждал, что двойник начнёт ей отвечать, но… ничего не происходило. И тогда он решился ответить сам:

– Ираида, спасибо на доброй мысли. Что наша жизнь? Игра! А интернет – тройная игра. Я люблю делать женщинам приятное. Между прочим, я только что прилетел на Кипр.

– Я помню вас и то, что вы любите Кипр, Всеволод. Когда мы с вами имели короткую переписку, вы саркастически отпустили что-то в мой адрес. Я думаю, что вы всё-таки человек вредный, ускользающий игрун.

«Игрун? Словечко какое! А ещё писательница!» – подумал Мареев, но ответил даме в слегка шаловливом тоне:

– Ой-ой-ой… Игрун? Заманчиво звучит… Но я – не публичный человек… И тень мне больше по нутру!

– А я люблю быть на свету. И мужу помогать люблю. Он не только князь Пронский, но и геолог, и талантливый скульптор. Я – организатор его художественных выставок. Что касается вашей неприспособленности к публичности, то… не очень верится. Я вижу в ленте ваши снимки, где вы прижимаетесь к редакторшам в нескончаемых застольях, что наводит на размышления…

– Редакторшам? Я люблю застолья как всякий русский Иван!

– Поскольку у вас ещё и украинские корни, Всеволод, значит, вы – Иван-хитрован ещё тот! Я вам советую бочком прижиматься к Союзу писателей России. Это будет как орден или медаль. А мужчины ордена любят!

– Перед вами, Ираида, искривлённое зеркало, в котором видятся украинцы. Они такие же, как и русские, но есть в сёлах и хитрованы, в хорошем смысле слова: смекалистые и весёлые, скорые на шутку. Что касается – прижиматься к Союзу писателей… Ведь он не женщина!

«Куда ты, братец-двойник, подевался? Давай, игрун, включайся в игру, назвался Мареевым, пригласил даму на свиданье, так и выкручивайся сам», – Марееву надоела новая фаза диалога глухого со слепой, он никак не мог заставить себя сменить тему разговора. А дама продолжала рассуждать о звёздных писателях, академиках и наградах из казённого мешка.

– Для мужчин награды имеют значение большое. Особенно для писателя! И, как я знаю, у вас они есть: медали, дипломы, грамоты… Мир слухами полнится.

– Я ничего не просил – ничего!

– Но вам давали, и вы брали. Вы – человек определённого круга. Разве не так? Вот вас и награждают. Но ваши стихи, которые я читаю иногда в ленте, недостаточно лиричны, значит, с женщинами не получилось, я в этом разбираюсь чуть тоньше вас. Только без обид, Всеволод!

 
Весна бежит ко мне с восторгом,
Средь снега крокусы цветут,
Вновь птичьим гвалтом сад наполнен,
Траву сухую рядом жгут…
 

Где здесь лирика? Зарифмованное описание природы… 19-й век, дорогой Сева!

Марееву стало обидно: за себя, за свою лирику, за композиторов, которые сочиняют музыку, за артистов, которые поют песни на его стихи.

Писательница-душеспасительница вдруг предстала душеприказчицей… Будто ушат ледяной воды вылила. И где здесь критика?! Мареев уже плохо понимал, что дело совершенно не в его стихах, а в Виртуале… Ираида ждала продолжения разговора о Японии, о каких-нибудь Мальдивских островах, где знойные ночи с огромными и близкими звёздами, где засыпаешь под шум океанской волны, звучит загадочная музыка с барабанной дробью, и под эту музыку извиваются в танце мускулистые тела аборигенов. Неважно, будет ли поездка в Японию или на какие-нибудь острова за экватором, но… даме хотелось, чтобы длились мечты и диалог с удачливым фейсбучным двойником Мареева. И он, всамделишный и живой, снова пересилив себя, среагировал будто механически:

– Без обид, но с любовью… Название нового вашего романа? Эх, Ираида, как вы правы! Лирику в поэзию привносит любовь. Да, показанные в ленте последние стихи, скорее всего, об одиночестве… – начав за упокой, тут же перевёл разговор во здравие, – ваш муж, Ираида, из рода то ли бояр, то ли князей Пронских? Не так ли? Но, как известно из истории, этот род иссяк во времена Ивана Грозного! Или какая-то ветвь сохранилась и тянется до нашего времени, если верить грамоте из ООО «Княжеские титулы»?

– Да пошёл ты, знаешь куда? Знаешь! – Ираида употребила крепкое словцо. – Какое твоё дело до моего мужа?! Эй, ты! Петух из курятника под названием фейсбук, где курицы – и те с ума посходили! Не хватает символов из Facepalm, чтоб выразить моё презрение!

«А кто здесь курица? Челодлань-челодрянь! – машинально прошептал Мареев. – Сама себя выдала! – и механически продолжил в рифму: – Ида-Ида-Идаида, от чего твоя обида?»

Тут же в окошке Ираиды высветилось и даже послышалось:

– Болван, не коверкай имя! Правильно – Ира-Ира-Ираида!

Фейсбук закрылся, а экран компьютера продолжал светиться зловещим бурым цветом. Мареев какое-то время тупо смотрел, не понимая, что происходит. Откуда эти голоса? Виртуала, Ираиды… Она слышит его? А может, и видит? Тотальный контроль? На что обиделась? И была ли в фейсбуке Ираида? А если от её имени в переписке участвовал какой-нибудь двойник? «Двойничиха»? Виртуалка? Кто придумал этот безумный сценарий? Ираида? Чего она добивалась?!

Что случилось дальше, Мареев потом будет вспоминать с ужасом. Он обнаружил себя в какой-то допотопной старой кровати, с головой покрытым стёганым байковым одеялом. А может, и не байковым, и не стёганым, но он отчётливо ощущал эту материю, пока не отбросил её и не увидел себя на экране вставленного в низкий потолок компьютера. А рядом – черноволосая женщина с огромным бюстом и совершенно нагая. «Что это? – ужаснулся Мареев, – кинофильм? Но как этот мужик на меня похож!?» Тем временем экранная дама, похотливо улыбаясь, привстала с кровати и потянулась к мужчине целоваться. Мареев пошарил рукой, ведь должен быть рядом пульт, надо выключить этот мерзкий фильм, но… наткнулся рукой на мягкие и податливые груди… на экране отражалось то же самое. «Зеркало это, – мелькнула мысль, – а женщина – настоящая!» Закрыл глаза, чтобы переждать наваждение, но ясно ощутил, как шершавый язык облизывает его лицо… И вдруг… укус! Она его кусает?! Больно! Мареев открыл глаза и увидел в зеркале под потолком уродину с акульей пастью, на лбу светятся буквы FB, и себя увидел – перепуганного и жалкого. Ему стало так страшно, что он истошно закричал во сне и заставил себя проснуться, резко вскочив с кровати, ударился головой о потолок, искры посыпались из глаз – всамделишные, да ещё и словно бы солоноватые.

На голове образовалась шишка, было действительно больно. Сердце бешено колотилось, никакой кровати, никакой женщины! Экран компьютера продолжал светиться противным бурым светом и похрюкивать. Мареев лихорадочно постучал по клавишам и прекратил ужасное похрюкивание. Какое-то время оставался неподвижным, пытаясь понять, что это было? Потом сообразил, что задремал он сидя, и вот опять Ираида явилась… «Пакость такая… Опять приснилось! Ишь чудище какое!

Смертельным поцелуем грозила во сне?!» – недоумевал Мареев. Но никак не смог сообразить, отчего шишка на башке? Спасаясь от Ираиды, подскочил метра на два до потолка и ударился головой? И лицо всё мокрое от её поцелуев или слёз собственных, горючих? «Да сон это был, сон, а во сне расслюнявился!» – решил Мареев. Решил-то решил, но как в такое поверить! Может, на голове ничего нет, просто мозг саднит?.. Дурости скопилось столько, что…

Через неделю случилась катастрофа: напали хакеры, сайт Мареева взломали, удалив из него все книги и песенные тексты владельца; полетело программное обеспечение компьютера, и все попытки его запустить оказались безуспешными. Он почувствовал себя беспомощным рыбаком на сапборде, далеко в море, где-то около африканских пустынных берегов… Словно кто-то могущественный вынес Марееву приговор и выключил его из международной сети персонажей, вовлечённых в виртуальную жизнь… Или фейсбук – это механизм анализа, контроля, управления не только геймерами, но и писателями?! Но кто осуществляет операцию и для чего? Позже открылось, что кто-то продолжает действовать от имени Мареева в фейсбуке, переписывается с друзьями и даже ставит «лайки», пишет комментарии и размещает посты с фотографиями. Мареев, как говорят друзья, есть в фейсбуке, хотя у него, реального, нет доступа в интернет.

Что такое фейсбук и кто в нём правит? Где правда, а где ложь, кто настоящие персонажи, а кто виртуалы? «Слава богу, что хоть так закончилось. Ведь недолго было попасть в психушку с этими заэкранными призраками. Не иначе – ангел-хранитель уберёг! А ведь я мог и сам постараться! Почему не позвонил в чате Ираиде, не воспользовался видеокамерой?! Как же я не додумался до этого раньше?» – ругал себя Мареев, пока не сообразил, что надо попытаться войти в фейсбук с чужого компьютера и под чужим именем. Он загорелся этой мыслью: пора расставить точки над «i», пора выбираться из фейсбучной реальной нереальности, где мозги пудрят и пудрят… Вдруг пришёл испуг: «А если это параллельный компьютерный мир? – рассуждал Мареев. – Ведь есть миры и есть антимиры… возможно, есть и антифейсбук, устроенный взбунтовавшимися роботами-программами. А если я случайно попал в этот ад виртуальный?»

И вот он рядом с Михалисом барабанит пальцами по клавиатуре; через несколько секунд на экране появляется улыбающаяся Ксения Левандовская, и Мареев слышит её мелодичный голос…

На следующий день, до восхода солнца, Мареев, счастливый и весёлый, вместе с Михалисом прогуливался по пляжу Гермасойи. А потом, сидя на огромном валуне у моря, они долго наблюдали за тренировкой сапбордистов и о чем-то оживлённо переговаривались.

Дурманящие запахи острова

1. Пляж нудистов

На пляж, на пляж, на пляж… Начало ноября, а погода – словно в одесском сентябре. Под утро, ещё в зыбком сне лицо Обабко расплылось во всю свою бледную ширь: Сашко не верилось, что он на Кипре.

Сон улетучивался, но лежать на широкой кровати и вспоминать вчерашний день Сашку понравилось: утром в Киеве, а вечером купаешься с Севой Мареевым в тёплом море… Песчаный пляж «Дасуди», что в Лимассоле, эвкалиптовая роща, закатное небо… Это сладкий сон или именины души?! На виду у берега отдыхают после промысла рыбацкие лодки… А ещё дальше в море – маленькие яхточки под разноцветными парусами. А вода? Парное молоко, слегка остывшее, но до чего же приятная душе и телу такая вода. Сашко чувствовал себя на одной волне с Мареевым, который поплавал немножко и куда-то унырнул к берегу, на песок. Что ж, рядом стайкой плескались женщины, непринуждённо беседуя, словно на танцплощадке или на восточном базаре. А куда им торопиться? Наслаждаются жизнью под лучами неспешно катящегося по небосводу солнца. Красноликое светило трудилось целый день, двигаясь от морской линии горизонта к зениту, потом – к западу, чтобы исчезнуть за вершинами далёких гор.

Приятные воспоминания прервал стук в дверь и голос Мареева:

– Просыпайтесь, сэр, вас ждут приключения! Завтрак на столе!

– Заходи, Сева! Я уже не сплю, – ловко вскакивая в штаны, крикнул Сашко.

Дверь приоткрылась, и Мареев объявил:

– Жду на кухне через пятнадцать минут.

За завтраком Мареев, лукаво улыбаясь, спросил:

– А не махнуть ли нам, друг мой, на пляж в Писсури? Это в сторону Пафоса, километров тридцать от Лимассола. Деревушка на вершине холма, на берегу моря. Вода чистая как изумруд! И пляж обширный – песок и галька.

– Писсури? Забавное название. А что там ещё можно увидеть кроме пляжа?

– Для плотских удовольствий там есть великолепные рыбные таверны, для души – храм святого Апостола Андрея. Есть и другие примечательности, на месте разберёмся. Там недалеко бухта Афродиты. Ты ведь хотел увидеть её?

По старой привычке журналиста Сашко ко всем фактам подходил основательно и прежде, чем отправиться куда-то в путешествие, всегда долго готовился. Собирает, бывало, в интернете, в библиотеках информацию, расспрашивает знакомых, готовит планы, маршруты, намечает места, обязательные к просмотру. И к путешествию на Кипр он давно подбирался: ещё с тех времён, когда вместе с Мареевым и киевскими друзьями ездили на Хмельниччину, в село Дубовэ. Во время банкета, после творческого вечера, когда они сидели за столиком и подписывали сельчанам свои книги, Сашко не выдержал и спросил друга:

– Сева, ты ведь часто на Кипре бываешь. От тебя далеко то место, где Афродита по легенде вышла из моря? Ты бывал в этой бухточке?

– Бывал, бывал…

– А Афродиту нэ зустричав? – улыбнулся Обабко.

– Зустричав и нэ одну.

– Навить так?!

– Так! Там молодые туристки любят окунаться в море, особенно скандинавки! И украинские наши афродиты встречались. А давай, Сашко, приезжай на Кипр! Ко мне в гости!

– Спасибо, Сева! Не знаю, не знаю… Мне с Надюшей надо посоветоваться. Ведь на даче в Прилуках дел невпроворот! Да и книга рассказов почти на выходе. Хотя, может быть, по осени?

Мареев, дурачась, стал напевать слова из когда-то расхожей песенки: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» Но обнаружив, что сельские учительницы смотрят на него, тут же перешёл на серьёзный тон:

– Приезжай в октябре-ноябре, море ещё тёплое, да и афродит этих там пруд пруди…

– Да ну тебя, Сева! Не понять, где шутишь, а где всерьёз говоришь.

– А я серьёзно приглашаю тебя на Кипр!

– Я-то желаю… Но…

– Не робей, Сашко! Хорошее желание. Одобряю!

И Мареев опять стал тихонько приговаривать: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» Что Сева одобрял – Обабко так тогда и не понял: то ли его желание приехать на Кипр, то ли своё желание целовать песок, по которому Афродита ходила, или всё вместе взятое в одном флаконе. Сейчас не так это и важно – он, Обабко, уже на острове.

– Мечты вчерашние, а чувства новые, – замурлыкал, словно кот весенний, Сашко, но тут же спохватился и перешёл на деловой тон: – Сева, мне всё интересно на Кипре! Древняя цивилизация. Мифы и реальные истории. Даже не знаю, что для меня важнее. А как мы доберёмся до Писсури?

– Марго отвезёт. Её хлебом не корми, но дай куда-нибудь на машине поехать. Ездит почти как Шумахер! И в море с нами поплещется.

– Отлично, Сева! Наконец-то с твоей дочерью познакомлюсь.

Марго – высокая, длинноногая флейтистка. И детей учит музыке. Привыкла вразумлять учеников, и эту свою привычку на взрослых переносит. «Ну-ну… – подумал Мареев, – возьмёт тебя Марго в оборот! У неё ведь рот закрывается, только когда спит, да и то по выходным». Однако, несмотря на то, что Мареев не доверялся чудесам, Обабко и Марго отлично ладили друг с другом, готовясь к поездке, а потом и в дороге.

Когда свернули с трассы, Обабко без устали умилялся виноградникам и оливковым садам. Виноград уже убрали, но стройные ряды низкорослой лозы поражали воображение. А вот к сбору оливок только подступали, можно было наблюдать, как люди расстилают под деревьями брезент и специальными скребками сбивают плоды наземь.

И вот они втроём в Писсури! На заветном пляже!

Загорали, купались, болтали ни о чём. Обабко поражался чистоте и прозрачности воды. И надо же: деревенька всего ничего, а какой здесь роскошный отель «Колумбия»! И до чего же живописна сама бухта Писсури! Кажется, всю жизнь можно прожить на её берегу. Марго уплыла к рифам, Мареев уткнулся в книгу. Озабоченный Обабко, не спеша, побрёл вдоль кромки воды в расчёте дойти до бухты Афродиты, где, как он помнил по легенде, богиня вышла из пены морской. «Каких чудес на свете не бывает? – думал поэт Обабко. – Вдруг дойду до этой самой бухточки, а там – сама Афродита?» Неожиданно для себя он стал напевать украинскую песенку:

– Ой ты, Галя, Галя молодая…

У поэта всегда романтика в сёстрах числится, а на самом деле является любовницей. Галя – на Украине, а здесь юная, вышедшая из пены Афродита.

Немноголюдный пляж Писсури остался позади, вдали виднелись деревья. Подойдя поближе, Сашко увидел свободно разгуливающих по пляжу голых мужчин и женщин. Нудисты! Вот это да! Говорил же Мареев. Несказанно повезло. Где он такое ещё увидит? Стал приближаться осторожно, с недоверием. Не поколотили бы. А вдруг примут за маньяка? Немного углубился на территорию пляжа и решительно снял плавки. Оглянулся вокруг, куда бы их пристроить. Некуда! Песок да галька вокруг. Вытащил из плавок красную тесёмку, которую обычно завязывал бантиком. Вырыл в песке ямку, спрятал в неё плавки и присыпал галькой с горкой. Постоял, полюбовался своей работой, а потом аккуратно перевязал левое бедро красной тесёмкой, соорудив по привычке бант. Ему казалось, что бант хоть как-то заменяет плавки. Пусть это иллюзия, но всё же не совсем голый…

Обабко шёл по пляжу нудистов, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, голый, но с красной ленточкой на бедре и маленьким изящным бантиком. Купальщики и купальщицы – ноль внимания на него. Прошёл мимо кучки мужчин и женщин, стоящих у кромки моря. «Мы голыми приходим в этот мир», – Обабко вспомнил древнюю мудрость и улыбнулся своим мыслям. Дама средних лет, грудастая, с большими синими глазами, посмотрела на него и прыснула, что-то сказав подруге. Засмеялись все и двинулись за ним вслед. Он кожей чувствовал прожигающие взгляды. Не выдержал и прибавил шагу. Сделав небольшой полукруг, направился в сторону захороненных плавок. Чувствовал, что за ним идут. Ловил удивлённые взгляды встречных голых людей. Почти подбежал к горке насыпанной гальки, разбросал её ногой и стал рыть песок. Но в песке плавок не было, шаг в сторону – результат тот же. Несколько куч песка высились рядом. И что делать дальше? Обабко представил, как он возвращается на свой пляж, прикрывая, подобно Аполлону, мужское достоинство листком дуба… Нет, такой ужас невозможно представить! Поднял голову и увидел толпу голых мужчин и женщин, смотрящих на него молча и с интересом. Один лысый, рязанской внешности, спросил по-русски, в упор глядя на Обабко:

– Золото ищешь? Так лопату надо было с собой захватить!

– Плавки ищу. Закопал.

– Ну-ну… Ищи, – и лысый что-то сказал по-английски.

Послышался смех, и толпа начала расходиться. Обабко сел на песок, обхватил голову руками и стал мучительно соображать, что делать дальше.

– Мужчина, посмотрите сюда! – окликнула его разбитная блондинка. – Я ковырнула ногой холмик из гальки, а под ним синяя тряпка. Не ваши ли плавки? Мы в Одессе такие шуточки на пляже проделывали, игра такая была у нас.

– Ой, спасибо, дамочка. Мои, мои… – Обабко резво вскочил на ноги и кинулся целовать блондинке ручку (он всегда целует дамам ручки), даже вытянув губы дудочкой.

– Мужчина, не смешите мои тапочки! Вы и так весь пляж своим бантиком развеселили. Помните анекдот: «Чёрт-те что и сбоку бантик!» Я бы не сказала, что чёрт-те что, но бантик очень смешно выглядит. Прощевайте.

Одесситка удалилась, а Обабко поспешил к Марееву и Марго. О злоключении им рассказывать не стал. Но выглядел каким-то смущённым, словно не в себе. В таверне вино не пил. После обеда отказался идти осматривать деревню Писсури и её окрестности.

– Как же так, Сашко? Ты ведь хотел храм святого Андрея посмотреть? – удивился Мареев.

– Очень хочу. Но только не сегодня. День – не мой!

«День – не мой! Немой день…» – стучала дребедень в висках. Хотя у кого такого дня не бывает, особенно при посещении Писсури?! Не зря же деревня прозвана так, вероятно, с древних времён. «Возможно, в названии скрыта кара Всевышнего для не в меру любопытных», – подумал Сашко, но не стал делиться этой мыслью с Мареевым.