– Ты по-русски разговаривать разучился? – раздраженно спросил Бекметов.
– А ты кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы? «Мусор»? Прокурор? Это мой дом и я здесь хозяин, поэтому как хочу, так и разговариваю. Я кадетских корпусов не заканчивал, и у меня в детстве не было гувернеров. Я вас здесь не держу: не нравится, валите отсюда.
Бекметов промолчал. Он отвернулся и посмотрел в окно. Во дворе, бросаясь на женщину, лаял крупный пес, звеня металлической цепью.
– У нас гости, – произнес майор, обращаясь к Серову.
Он достал пистолет и, положив его на стол, прикрыл полотенцем. В прихожую вошла женщина. Сняв с головы шерстяной платок, она села на лавку. Из комнаты вышел хозяин дома и махнул ей рукой. Женщина с интересом посмотрела на военных и прошла вслед за ним. Вскоре она вышла и, накинув платок на голову, молча покинула дом.
– Кто такая? – спросил Бекметов хозяина дома.
– Много будешь знать, плохо будешь спать, – ответил хозяин.
Он сел за стол и подозвал к себе майора.
– Вот тебе настоящие документы. Этот майор умер сегодня ночью в военном госпитале.
Хозяин пододвинул ему стопку документов. Бекметов взял их в руки и стал внимательно изучать: документы принадлежали майору Бабочкину, заместителю начальника штаба 342-ого стрелкового полка. Среди документов он обнаружил письмо жены погибшего офицера. Развернув треугольник, он начал читать. Внутри него что-то щелкнуло. Не дочитав письмо, он отложил его в сторону. Ему было стыдно читать чужое послание, в котором далекая и незнакомая женщина писала мужу о любви.
– Ну и как ксива? – поинтересовался хозяин. – Ты только посмотри, что тебе принесли. Немцам никогда такие бумаги не сделать!
– Не знаю. У них тоже есть неплохие специалисты.
– Что же ты в Москву направляешься не по их документам? Можешь не отвечать, я и так все понял.
Вечером, когда стемнело, Бекметов и Серов покинули явочную квартиру и направились в сторону железнодорожной станции. Через двое суток они уже были в Москве.
* * *
Сорокин сидел за столом и занимался анализом поступающей от сотрудников информации. Прочитав очередную сводку наблюдения, он отложил документ в сторону. Через несколько секунд он вернулся к нему и быстро нашел нужное место.
«Майор Бабочкин вышел из адреса по Никитскому переулку и неторопливым шагом направился в сторону метро. Несмотря на внешнее спокойствие, в его походке ощущалось скрытое напряжение. Он то и дело поглядывал по сторонам, словно искал кого-то. Остановившись на перекрестке, он снял шапку и, достав носовой платок, вытер им лоб».
«Это условный знак! – решил Александр. – Но кому он был адресован?»
Он снова перечитал этот абзац, стараясь не пропустить ни одного слова.
«Кто из сотрудников группы готовил эту сводку?» – подумал он.
Он перевернул лист: на обратной стороне была указана фамилия исполнителя – Виктор Никитин.
«Сейчас вызову этого сотрудника и переговорю с ним. Может, он что-то вспомнит?» – решил Сорокин и, подняв трубку, попросил дежурного разыскать Никитина.
Пока дежурный искал его, он продолжил чтение.
«Постояв с минуту, объект наблюдения перешел улицу и проследовал к метро. Сев в электричку, он доехал до станции Комсомольская. Выйдя из метро, он прошел в камеру хранения Казанского вокзала. Предъявив квитанцию, он получил чемодан коричневого цвета. Чемодан был большим и тяжелым. Приоткрыв крышку, он заглянул внутрь багажа. Убедившись в сохранности вещей, он закрыл замки чемодана и сдал его обратно».
«Что за багаж? – подумал капитан. – Во всех предыдущих сводках не было никакой информации о том, что он сдавал багаж в камеру хранения. Может, он положил его раньше, когда мы ничего о нем не знали. Не исключено, что багаж мог сдать кто-то другой, а ему передали квитанцию. Если это так, то квитанцию могли передать лишь в установленном нами адресе, в Никитском переулке, ведь других контактов не зафиксировано».
Сорокин подчеркнул слово «чемодан» и поставил жирный знак вопроса. На полях документа он написал для себя – «необходимо проверить содержимое чемодана». Через минуту в дверь постучали, и Никитин вошел в кабинет.
– Товарищ капитан… – произнес он, но заметил, что начальник махнул ему рукой и указал на стул.
Когда он присел на стул, Сорокин задал интересующий его вопрос:
– Никитин, это ты вчера «работал» за этим майором?
– Так точно, товарищ капитан. Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы недовольны моей сводкой?
– Я не об этом. Ты пишешь, что майор остановился на перекрестке и, сняв шапку, вытер платком лоб. Скажи, Никитин больше ты ничего не заметил? Я считаю, что это был условный знак, который адресовался кому-то из его связных. Постарайся вспомнить все до мельчайших подробностей. Может, кто-то стоял на другой стороне перекрестка? Или что-то еще? Ты понял меня?
Никитин, молодой парень, бывший курсант первого курса пехотного училища, сморщил лоб, стараясь вспомнить. Он закрыл глаза. Его лицо в это время напоминало лицо ученика начальных классов, который пытался вспомнить заученное, но внезапно забытое им стихотворение.
– Ничего не получается, товарищ капитан, – виновато произнес он. – Я ничего особенного тогда не заметил, а иначе бы написал об этом в рапорте.
– Раз нет, значит, нет, – разочаровано ответил Сорокин. – Свободен, Никитин.
Тот вышел из кабинета, а Александр достал из пачки папиросу и закурил.
«Завтра – крайний день, – подумал он. – Хорошо, если кто-то из них имеет связь с резидентом, а если связь только через почтовый ящик, которого мы не знаем?»
В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – громко произнес капитан.
В дверях стоял Никитин.
– Что случилось? – спросил у него Сорокин. – Чего молчишь?
– Вспомнил, товарищ капитан. Мне тогда показалось, что майор смотрел на девушку, которая стояла около дверей магазина. Я знаю эту продавщицу, она работает в этом магазине около года.
– Откуда ты ее знаешь? – спросил его несколько обескураженный Сорокин.
– Она дружила с моим товарищем по училищу. Зовут ее Соня.
– Почему ты считаешь, что это был жест в ее сторону?
– Я увидел ее и хотел поздороваться, но она, заметив жест майора, моментально скрылась в магазине. Может, я ошибаюсь, но мне так показалось.
Александр строго посмотрел на Никитина.
– Почему ты это не отразил в своей сводке?
– Я не обратил на это внимания, но после нашего разговора я решил доложить вам об этом.
Никитин покинул кабинет, оставив своего командира в глубоком раздумье.
«Итак, теперь мы предположительно знаем, кому адресовался условный жест майора, но что это меняет? Мы пока не знаем, что он означает. А если Никитин ошибся? Девушка его товарища по училищу – немецкая связная? Нужно «повесить» за ней хвост и посмотреть, с кем она связана, но где взять людей для этого?»
Он снял телефонную трубку и попросил дежурного соединить его с заместителем начальника отдела.
– Товарищ майор, это Сорокин. Разрешите доложить?
Получив согласие, он подробно проинформировал своего начальника об оперативных наработках его группы. В заключение доклада он попросил, чтобы ему разрешили до конца разработать эту группу Бекметова-Серова. На том конце провода повисла тишина.
– Не знаю, что тебе сказать, Сорокин, – произнес майор. – Я сейчас пойду, доложу руководству, а потом свяжусь с тобой.
В трубке послышались гудки отбоя. Александр положил трубку и взял в руки очередной документ.
* * *
Старший лейтенант Серов Геннадий Павлович сидел в поезде метро. Поезд то ускорял, то замедлял свой бег, стуча чугунными колесами на стыках рельс. Серов возвращался после встречи со связным. Он повернул голову вправо и увидел молодого парня в сером осеннем пальто и шапке, стоявшего около выхода из вагона. Занятая им позиция позволяла ему следить за входящими и выходящими пассажирами. Этот молодой человек шел за ним три квартала, а теперь, стоя в дверях, наблюдал за его отражением в окне.
Серов встал с сиденья и направился в дальний конец вагона, где находился еще один выход из него. Поезд остановился. Старший лейтенант, расталкивая локтями встречных пассажиров, устремился к эскалатору. Встав на него, он оглянулся, стараясь отыскать среди пассажиров знакомое лицо своего преследователя. Наконец, он увидел его. Парень стоял на эскалаторе в метрах двадцати ниже него.
«Слежка, – со страхом подумал Серов. – Где же я мог проколоться?»
Офицер решил провериться и, выйдя из здания метро, резко свернул в узкий переулок. Парень в сером пальто неторопливой походкой прошел прямо по улице, не обращая внимания на стоявшего в переулке Серова.
«Слава Богу! – облегченно выдохнул тот. – А я думал, что он следит за мной!»
Чтобы окончательно успокоиться, он вышел из переулка и направился вслед за парнем, но тот словно растворился в воздухе.
«Нервы. Серов, нервы, – усмехнулся он. – Пуганая ворона и куста боится».
После перехода линии фронта он стал часто испытывать чувство страха. Ему казалось, что каждый попадавшийся навстречу прохожий знает, что он работает на немецкую разведку. Вот и сейчас, шагая по московской улице, он корил себя за испытанный страх. Остановившись, он бросил окурок папиросы в снег и перебежал на другую сторону улицы.
– Ваши документы, – потребовал у него сержант, старший военного патруля, который неожиданно вышел из-за угла дома.
Серов расстегнул пуговицу шинели и достал документы. Сержант взял в руки офицерскую книжку и начал читать его фамилию. Он забавно шевелил губами, что вызвало у старшего лейтенанта невольную улыбку.
– Что вы улыбаетесь? – спросил его сержант. – Я на клоуна похож?
– Что за вопросы, товарищ сержант? – рассердившись, спросил Серов. – Вам не кажется, что я старше вас по званию? Не забывайте сержант, что Родина доверила вам охранять ее, а не приставать без причин к фронтовикам.
– Извините, товарищ старший лейтенант, – произнес сержант, возвращая документы, – вы правы. Можете следовать дальше.
Серов негромко выругался вслух и направился по улице. Заметив ехавший по ней автомобиль, он выскочил на дорогу и стал махать руками.
– Тебе что, жить надоело? – закричал водитель, выбираясь из кабины. – Не посмотрю, что ты старше меня по званию…
– Помоги, братишка! В часть опаздываю! Подвези!
Водитель посмотрел на раскрасневшееся, возбужденное лицо офицера и махнул рукой.
– Давай, садись, – предложил он ему.
Добравшись до станции метро, Серов выбрался из автомашины. Он сразу заметил нужного ему человека: тот стоял недалеко от кассы, держа в руках небольшой коричневый чемодан. Заметив офицера, мужчина подошел к нему и протянул руку.
– Здравствуй, лейтенант! Ты опоздал на пять минут, – произнес незнакомец. – Вот возьми, здесь в чемодане десять килограммов тротила. Надеюсь, ты знаешь, как им пользоваться.
Серов улыбнулся. В тридцать восьмом году он окончил военно-инженерное училище, и пользоваться взрывчаткой мог как никто другой.
– Детонаторы, таймер? – спросил он незнакомца.
– Все там, – ответил тот и, улыбнувшись, растворился в толпе пассажиров.
Серов спустился по эскалатору и стал внимательно осматривать помещение станции. Вокруг него сновало множество людей: все куда-то спешили, и никто не обращал на него никакого внимания. Он отошел в сторонку и приоткрыл крышку чемодана. Он извлек из тряпочки детонатор и вставил его в отверстие взрывчатки.
«Все хорошо, – успокаивал он себя. – Ты же видишь, что никто не смотрит на тебя. Успокойся Геннадий. Сейчас установишь таймер на десять минут, сунешь чемодан в нишу и спокойно покинешь этот «муравейник». Через десять минут здесь ничего не останется».
Он хотел установить стрелку таймера, но кто-то сзади навалился на него. Ему стало трудно дышать. Он попытался сбросить с себя напавшего мужчину, но сильная боль в предплечье не дала возможности это сделать. Он захрипел от отчаяния, так как сразу понял, что произошло.
* * *
Серов лежал на нарах в камере и отрешенно смотрел на небольшое зарешеченное окно, которое находилось практически на уровне потолка. Он был подавлен, хорошо осознавая, что его ожидает в ближайшие часы. У него сильно болела левая рука. Травма, полученная при задержании, не давала возможности спокойно лежать, и поэтому он всю ночь провел без сна. Он пошевелил здоровой рукой, но даже это движение вызвало у него сильную боль в предплечье.
«Наверняка сильный вывих, а может, даже и перелом, – подумал он. – Как же я не заметил этого бугая, который буквально терся около меня последние пять минут».
Он с трудом встал с нар и начал ходить по камере. Семь шагов в длину, четыре шага в ширину, это было все его жизненное пространство, предоставленное органами НКВД. Вчера, во время первого допроса, он попытался отрицать свою связь с немецкой разведкой, отлично понимая, что был взят с поличным во время установки взрывного устройства.
– Гражданин следователь, я не немецкий агент, я вор. Вот «свернул угол» у одного гражданина. Откуда я мог знать, что в нем взрывчатка? Я просто хотел открыть чемодан и посмотреть, что в нем.
– Откуда на вас форма старшего лейтенанта?
– Я ее тоже увел. Я же вор: что плохо лежит, то все – мое.
Следователь невольно улыбнулся: это была давно известная форма защиты – взять на себя другое, менее тяжелое преступление.
– Может, вам и майор Бабочкин не знаком?
– Нет. Я впервые слышу эту фамилию, гражданин следователь. Он что, тоже вор?
Неожиданно зазвонил телефон, стоявший на столе. Следователь поднял трубку. Уже через минуту он сложил все документы в сейф и попросил конвой отвести арестованного в камеру.
Раздался лязг открываемой двери. Геннадий Павлович замер и с опаской посмотрел на вошедшего сотрудника охраны.
– Серов! На выход, – скомандовал конвоир.
Он послушно вышел из камеры и повернулся лицом к стене. Узкий длинный коридор почему-то напомнил ему здание Минского гестапо. Там был такой коридор, стены которого, как и здесь были выкрашены зеленой краской.
– Пошел! – произнес конвоир и толкнул его в спину рукой.
Его привели в кабинет, на окнах которого, как и в камере, была кованая решетка. За столом сидел мужчина лет тридцати пяти, одетый в гражданский костюм темно-серого цвета.
– Садитесь, Серов, – произнес он. – Я хочу с вами поговорить.
Тот осторожно присел на привинченный к полу стул, который стоял посреди кабинета.
– Я – капитан НКВД Сорокин, – представился ему мужчина. – Расскажите, как вы встали на путь предательства? Когда и при каких обстоятельствах вас завербовали?
– Я уже вчера все рассказал следователю. Ничего дополнительного сообщить не могу, – ответил арестованный. – Вы меня с кем-то путаете, гражданин начальник. Вор я, вор!
– Не нужно шуметь, Серов. Вы находитесь во внутренней тюрьме НКВД и можете кричать, биться головой о стену, вас все равно никто не услышит. Лучше расскажите все чистосердечно, это спасет вас от допросов с пристрастием. Врать тоже не стоит, здесь работают неглупые люди, а все, что вы расскажете, будет тщательно изучено и проверено.
Старший лейтенант засмеялся. Ему явно было не до смеха, но он все продолжал играть в разбитного и бесстрашного вора.
– Гражданин капитан, меня не надо пугать. Я знаю, что меня ожидает, и поэтому смирился с мыслью о смерти. Если хотите, чтобы я вам все рассказал, угостите меня папиросой и накормите нормальной пищей, а не этим пойлом. Ужасно хочется курить.
Сорокин протянул ему пачку папирос и спички. Арестованный взял одну и закурил. Он закрыл от удовольствия глаза и выпустил струю дыма в потолок.
– Спрашивайте, я готов отвечать – произнес Серов.
– Я уже задал вам вопрос. Расскажите, как вы встали на путь предательства?
Арестованный откашлялся и, взглянув на сидевшего в углу стенографиста, начал рассказывать:
– Я служил командиром саперной роты в 12-ой армии, которой командовал генерал-лейтенант Понеделин. Я не буду говорить об этом человеке, вы наверняка хорошо знаете, что до этого он служил начальником штаба Ленинградского военного округа, а с марта 1941 года был назначен командующим 12-ой армии. За заслуги перед государством он был награжден Орденом Ленина и двумя Орденами Красного Знамени. Мы гордились своим командармом и считали, что он является одним из лучших военных начальников РККА.
– Давайте, Серов ближе к делу. Я достаточно хорошо знаю биографию этого предателя, который добровольно перешел на сторону немцев.
– Хорошо, гражданин капитан. Вы сами-то знаете, что такое окружение? Наверное, нет. Чтобы это понять, нужно побывать там, в этом окружении. Нас били с фронта, с тыла, и тогда нам всем казалось, что выхода из этой ситуации нет. Вот тогда у меня впервые и возникло желание выжить в той мясорубке. Солдаты моей роты, уже не таясь и не опасаясь сотрудников особого отдела, стали поговаривать о добровольной сдаче в плен. Этому способствовали и листовки-пропуска, которые немцы ежедневно сбрасывали с самолетов. В них листовках немцы сообщали нам, что взяли Минск, Гомель, Бобруйск, что армии отступают по всем фронтам. Я тоже подобрал листовку и сунул ее в карман гимнастерки.
Однажды меня вызвал к себе командир батальона и приказал моей роте, а вернее тем, кто в ней остался в живых, взять под охрану армейский командный пункт. На следующий день мы снялись с места и двинулись на восток. Впереди идущие подразделения вступили в бой, стараясь прорвать немецкие позиции и выйти к своим частям. В какой-то миг мне показалось, что им это удалось, но вдруг налетели немецкие самолеты, которые моментально рассеяли их. Следующие сутки прошли в тяжелых оборонительных боях. Немцам удалось потеснить наши полки и занять целый ряд господствующих высот, с которых они начали непрерывно обстреливать наши позиции. Однажды утром я не досчитался половины своих бойцов, которые ночью, под покровом темноты, добровольно сдались немцам. Меня вызвал к себе начальник особого отдела, майор Метелин и стал допрашивать, обвиняя меня в пособничестве предателям. Я тогда не выдержал и высказал все ему в лицо. Меня арестовали и вечером должны были расстрелять перед строем. Спас мне жизнь командующий армии, который проходил мимо конвоя, ведущего меня на расстрел.
– Кто такой? – спросил он меня. – Дезертир?
– Нет, товарищ генерал-лейтенант. Меня обвиняют в том, что я не смог уследить за своими бойцами, которые сдались немцам. Считаю предъявленное мне обвинение незаконным.
– Это почему? – изумленно посмотрел на меня командарм.
– Тогда почему вас не арестовал Метелин? Вы ведь тоже виноваты в том, что мы оказались в окружении и ваши бойцы добровольно сдаются в плен.
Генерал усмехнулся и повернулся лицом к заместителю начальника особого отдела армии.
– Майор! – окликнул он его. – Я отменяю ваш приказ. Идите и доложите своему начальнику, что если мы будем расстреливать каждого командира по факту дезертирства его бойцов, то у нас скоро некому будет командовать солдатами.
– Но, товарищ командующий … – хотел возразить ему тот. – Есть приказ Ставки…
Но генерал так посмотрел на майора, что он моментально замолчал.
– Развяжите лейтенанту руки, – приказал он конвою, пропустив мимо ушей реплику майора.
Мне развязали руки, и генерал приказал следовать за ним. Вечером, когда стемнело, он велел мне сопровождать его. Я и еще два офицера связи направились вслед за ним. Мы шли ночным лесом около часа. Наконец генерал остановился и взглянул на нас.
– Товарищи офицеры, я решил сдаться, – спокойно произнес он. – Это мое личное решение, и вы сейчас можете или пойти со мной, или остаться здесь. Я считаю, что наше сопротивление немецким войскам приведет к гибели армии. Кто со мной? Лейтенант, вы со мной?
Я молча кивнул. Один из офицеров попытался достать из кобуры пистолет, но мы его быстро разоружили. Через полчаса мы наткнулись на немецкий патруль. Вот так я и угодил в немецкий плен. Гражданин капитан, дайте мне еще папиросу.
Сорокин пододвинул ему пачку папирос и спички. Серов закурил и, посмотрев на стенографиста, продолжил свой рассказ.
* * *
– Серов, давайте отбросим всю лирику переживаний. Меня интересуют лишь факты, сказал Сорокин.
– Все понял, гражданин начальник. Постараюсь говорить лишь о главном. Я ничего не скрывал и все рассказал немцам, но они без меня все это знали. После допроса меня повели обратно в камеру. Путь проходил через внутренний двор Минской тюрьмы. В это время три офицера гестапо расстреливали там евреев. Один из них остановил меня и протянул пистолет.
– Стреляй, – приказал он, а сам отошел в сторону.
– Я не могу, – ответил я, – я не палач.
Офицер что-то сказал солдатам и те быстро поставил и меня в один ряд с евреями. Раздались выстрелы и два человека упали на землю. Ко мне подошел все тот же офицер и снова протянул мне пистолет.
– Убей этого старого еврея, или я убью тебя, – предложил он мне.
Выбора у меня не было. Я взял пистолет и направил его на старика. Пистолет прыгал в моих руках, а я то и дело поглядывал на немцев, ожидая выстрела в спину.
– Ну, – произнес офицер и, взяв пистолет у другого офицера, уперся им в мой затылок.
Вот тогда я и понял, что хочу жить, и мне было неважно, кем я стану – палачом или предателем. Я, не целясь, нажал на курок. Попал ли я в старика или нет, я не знаю, но он упал на землю.
– Добей его, – снова приказал мне немец.
Я подошел к старику и выстрелил ему в голову. Только после этого я обратил внимание на человека с фотоаппаратом, который снимал эту казнь.
– Курт! Если хочешь, то можешь забрать себе этого русского. Думаю, что из него выйдет неплохой агент немецкой разведки, – произнес офицер, обращаясь к человеку с фотоаппаратом.
Вот так я и попал в Варшавскую разведшколу Абвера. В ноябре меня и моего напарника майора Бекметова немцы перебросили за линию фронта. Это произошло на участке 58-ой армии. Фронт мы перешли довольно легко: там нет сплошной линии обороны.
– Майор Бекметов – это Бабочкин? – спросил его Сорокин.
– Да, это он. Если честно, то я не знаю его настоящую фамилию. В школе он был под фамилией Бекметов.
– Ваше задание в Москве?
– Вы, наверное, уже догадались: я должен был взорвать одну из станций метро.
– А какое задание у майора Бекметова?
– Я этого не знаю: несмотря на то, что фронт мы переходили вместе, задание у него было отдельное.
– С кем вы контактировали в Москве?
Серов улыбнулся. Он хотел сначала соврать, но по лицу сидевшего перед ним капитана он понял, что ему известно о его встрече со связником.
– Я контактировал с человеком по имени Николай. Кто он, я не знаю. Мне кажется, что он работает машинистом в метро.
– Почему вы так считаете?
– Он очень хорошо знает и легко ориентируется в движении поездов и их маршрутах. И от него пахло соляркой и углем.
– Кто еще проживает с вами в доме?
– С нами живет Старик. Это двоюродный брат хозяйки дома. Кто он такой, я не знаю. Однажды, когда он был во дворе, я открыл тумбочку. Там был фотоальбом. На одной из фотографий он был одет в форму офицера белой армии.
– Где Старик хранит ракеты, которые использует при обозначении целей для немецких самолетов?
Серов усмехнулся. Он был удивлен тем, что этот капитан знает и о ракетах.
– Мне кажется, что он все это прячет в старом, заброшенном сарае, который находится на смежном участке. Скажите, гражданин капитан, кто выдал меня?
Сорокин промолчал. Сейчас для него было важным установить местонахождение майора Бекметова. Вчера вечером, после ареста Серова, тому удалось оторваться от сотрудников, ведущих наружное наблюдение, и скрыться. Попытка найти его не увенчалась успехом.
– Меня еще интересует один вопрос. Назовите ваши запасные явки и каналы связи?
– Я очень устал, гражданин капитан. Вчера во время задержания мне повредили руку. Дайте команду, чтобы врач осмотрел меня, если вы хотите получить ответ на ваш вопрос.
Сорокин приказал увести арестованного. Когда за ним закрылась дверь кабинета, он снял телефонную трубку и начал звонить в Главное управление НКВД.
* * *
Майор Бекметов стоял в подъезде и в окно наблюдал за тем, как трое молодых людей метались по внутреннему двору этого большого дома, стараясь определить направление его движения. Вот они сошлись в центре двора и стали совещаться, а затем чуть ли не бегом бросились в разные стороны. Он еще постоял минут тридцать, а затем вышел из подъезда. Он шел по московским улицам, стараясь не привлекать к себе внимания прохожих. Свернув в ближайший переулок, он оказался перед трехэтажным старинным домом. Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана шинели папиросы и закурил. Отсчитав от угла дома третье окно, он посмотрел на него. Несмотря на позднее время, он смог разглядеть на подоконнике цветок. Это был условный знак, говорящий об отсутствии опасности. Бросив недокуренную папиросу на землю, он вошел в подъезд дома. В там было темно и пахло кошачьей мочой. В какой-то момент он пожалел, что не взял с собой карманный фонарик. Бекметов чиркнул спичкой и в ее тусклом свете нашел нужную ему квартиру. Остановившись у двери, он снял предохранитель у пистолета и сунул его в карман шинели. Постучав двумя сильными и одним коротким ударом, он отошел шага на три и стал ждать. За дверью было тихо, лишь где-то на втором этаже кто-то громко ругался.
– Кто там? – наконец услышал он заспанный женский голос. – Вам кого?
– Я принес вам весточку от брата, – произнес он свою часть пароля.
– От какого брата? От Алексея?
– Нет, от Ивана, – ответил он.
Дверь открылась.
– Заходите быстрее, – произнесла женщина, закутанная в пуховую шаль. – Что случилось?
Прежде чем ответить на вопрос, он отстранил ее рукой в сторону и вошел в прихожую.
– Включите свет, а то в темноте можно сломать голову, – произнес он.
Женщина привычным движением руки включила свет. В тусклом свете электрической лампочки он обратил внимание, что перед ним стоит молодая и довольно привлекательная женщина лет двадцати пяти. Старая пуховая шаль не только не портила ее внешность, а, наоборот придавала ей какую-то пикантную привлекательность.
– Как вас зовут? – спросил он ее.
– Соня, – коротко представилась она ему.
– Вы что, Соня, так и будете держать меня в прихожей?
– Извините, проходите, пожалуйста, в комнату, – произнесла она. – Правда, у меня небольшой беспорядок.
– Я не из жилищной комиссии, чтобы давать оценку состояния вашего жилища – ответил он ей.
Он вошел в комнату и сразу же направился к окну. Отодвинув в сторону занавеску, он посмотрел во двор: он был пуст, ни людей, ни машин. Убедившись в безопасности, он присел на диван. Женщина по-прежнему стояла в дверях и наблюдала за своим нежданным гостем.
– Сотрудники НКВД арестовали Серова. Я сам это видел сегодня днем. Следовательно, явка Старика провалена, и мне сейчас просто некуда идти, – как бы между прочим произнес майор – Как мои документы, они готовы?
– Да, готовы. Посмотреть хотите? – спросила Соня.
– Хотелось бы взглянуть, что вы там написали?
Женщина прошла в комнату и, открыв створку буфета, достала стопку документов. Бекметов взял их в руки и стал внимательно рассматривать.
– Неплохо. Выходит, я с сегодняшнего дня уже не майор Бабочкин, а машинист поезда Васильев. У вас есть карта железнодорожных путей?
Она молча протянула ему карту, испещренную различными кривыми разноцветными линиями. Он разложил ее на столе и стал внимательно изучать.
– Пойдемте пить чай, – предложила хозяйка. – Карту посмотрите потом.
Бекметов отложил схему в сторону и направился вслед за Соней.
* * *
Сорокин сделал глоток холодного чая и отставил в сторонку чашку. Взяв в руки документ, он погрузился в чтение. Это был рапорт, по розыску майора Бекметова, составленный его заместителем. Ориентировка была направлена во все районные подразделения НКВД, Ориентирован был и личный состав милиции на транспорте. Девушка по имени Соня, что работала в магазине, бесследно исчезла. Адрес, по которому она проживала, оказался пуст. Со слов соседей, она выехала из этой квартиры еще три месяца назад.
«Где Бекметов может скрываться? – размышлял капитан. – Нужно поднять все родственные связи Сони. Сам Бекметов родственников в Москве не имеет и может временно «залечь на дно», лишь используя связи Сони».
Александр посмотрел на телефон, и тот, словно живой, затрясся и неприятно зазвонил. Сорокин невольно вздрогнул.
– Слушаю, Сорокин, – представился он, сняв трубку.
– Вот что, капитан, – не здороваясь, произнес заместитель начальника отдела Главка. – Принято решение по ликвидации группы ракетчиков. Я знаю, что ты считаешь это решение преждевременным, но руководство наркомата больше не желает ждать, когда ты полностью раскрутишь эту группу. У нас нет времени на все эти оперативные игры, тем более, что один из диверсантов, как ты докладывал, исчез из-под наружного наблюдения.
– Товарищ майор, сейчас мы отрабатываем родственные связи его связной. Думаю, что мы в ближайшее время выйдем на этого человека.
– Ты меня своими обещаниями не корми. Что у тебя за привычка, Сорокин, спорить с начальством? Мне результаты нужны, а не твои оперативные наработки. Я уже тебе говорил неоднократно, что сейчас идет война, и каждый день промедления стоит сотен человеческих жизней. Ты понял меня?
– Да, я все понимаю, товарищ майор. Но дайте мне еще хоть три дня?
– Что? Три дня? Не могу, Сорокин, не могу.
– Разрешите тогда мне обратиться с рапортом к начальнику отдела?
– Что ты сказал? К начальнику отдела?
– Да, я хочу обратиться с рапортом к начальнику отдела. Надеюсь, что он правильно поймет меня и разрешит дальнейшую разработку этой группы.
– Выходит, я специально не даю тебе работать? Ты, что из меня хочешь сделать идиота? – взревел заместитель начальника отдела. – Не разрешаю! Ты это понял?
– Но почему, товарищ майор?
– По кочану! Я сказал нет, значит, нет! Лучше приступай к выполнению приказа. О результатах доложи мне лично к восьми часам утра завтрашнего дня.
Капитан положил трубку. Он был немного удивлен тем, что впервые столкнулся с запретом своего руководителя, по поводу обращения к вышестоящему начальнику. Похоже, что теперь между ним и майором пробежала черная кошка. Набрав номер, своего заместителя Храпова он попросил его зайти к нему.
– Проходи, присаживайся, Валентин Васильевич, – предложил ему Сорокин, – есть разговор.
Когда тот сел за стол, Александр кратко сообщил ему, что руководство отдела приказало приступить к ликвидации немецкой диверсионной группы.
– А что будем делать с этим майором, Бекметовым? Кто его будет искать?
– Не знаю, Храпов. Руководство отдела, похоже, хочет отчитаться там, наверху, о результатах работы. Ты сам понимаешь, это – реальные диверсанты, которые запускают ночью ракеты, указывая цели.
– А разве майор Бекметов не реальное лицо? – перебив, спросил он Александра. – Что же это получается, товарищ капитан, мы целую неделю лошадиный помет по улицам Москвы гоняли? Я что-то вас не совсем понимаю, товарищ капитан!