Катя

Тем временем Олег закатал рукава и подошел к микрофону.

– Согласен, – сказал он, – положение очень серьезное. Где же выход? Каждого из нас волнует падение уровня жизни. Хаос революции в разы усилит это падение! Только политическая конкуренция может обеспечить баланс для свободного развития. О какой революции идет речь? Социалистической? Социализм ликвидировал частную собственность, ликвидировал конкуренцию, лишил возможности активных граждан воплощать свои идеи, улучшать качество товаров и услуг и, тем самым, обрек себя на гибель.

Наши отцы и деды еще помнят советскую бытовую технику, одежду и обувь в советских магазинах, – их это не устраивало. Они были против. И мы должны понять, что нет у нас никаких особых путей, и хватит с нас всяких сомнительных экспериментов. Наелись, достаточно – хватит! – При этом Олег с какой-то внутренней злостью, ударил кулаком по трибуне так, что микрофон разнес силу удара по залу.

***

Оскалив острые клыки, огромный ротвейлер бросился на решетчатую дверь вольера, которая едва не слетела с петель от удара его мощных лап.

Миска с мясом из рук Никиты полетела на землю. Вчерашний морпех рефлекторно отпружинил и суетливо достал пистолет.

– Замочу гада! – сказал он и передернул затвор, но чья-то крепкая рука остановила его вскинутую руку.

– Разве он не один из нас? – прозвучал хрипловатый мужской голос.

Никита удивленно посмотрел на внезапно возникшего Гию, внешний вид которого, как нельзя лучше, соответствовал образу солдата удачи. Впрочем, все обитатели этого коттеджа-базы выглядели примерно так же.

– Что? Не видишь?! – Никита кивнул в сторону вольера. – Жанна сказала, если что – мочить.

– Как его зовут? – спросил Гия, глядя на злобно рычащего пса.

– Гарри.

– Чей зверюга?

– Погиб хозяин.

Гия шагнул к вольеру и по-звериному втянул запах. Гарри щетинился и рычал, оскалив свои острые клыки.

– Сидеть! – скомандовал Гия, поднимая руку. – Сиди тихо, и я не причиню тебе зла. Сидеть!

Напряжение ушло из тела зверя, он как бы прислушался. Гия поднял вторую руку, показывая открытые ладони.

– Смотри, Гарри, я безоружен, – сказал он, – но я убью тебя, если хочешь умереть. Если хочешь жить, я буду делиться с тобой едой.

Гарри, глубоко вздыхая, зевнул, клацнул зубами и неожиданно сел.

– Во-от. Вот так, – одобрил Гия, ногой двинул миску с мясом, открыл задвижку и осторожно потянул на себя скрипучую дверь.

Гарри встал, насторожился. Гия опустился на одно колено и в упор посмотрел ему в глаза. Гарри принюхался.

– Запомни мой запах, Гарри, а я запомню твой, и, может быть, мы станем братьями.

Гия поставил миску с мясом за решетку. Гарри перебирая передними лапами, склонил голову.

– Ешь! – сказал Гия, закрыл дверь и спокойно пошел к дому.

Никита спрятал пистолет и с удивлением смотрел то на уходящего Гию, то на жадно глотающего куски сырого мяса Гарри.

– Никита! – крикнул Зураб, выскочив из дома.

Прыгая со ступенек, он споткнулся и, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за Гию.

– Никит-ты кто? Новенький? Оп! – Сделав подсечку, Зураб свалил Гию с ног.

Решетка вольера содрогнулась от мощного удара злобно рычащего пса.

Падая, Гия зацепил ногу Зураба, другой ногой ударил его под колено. Вскрикнув, Зураб рухнул на спину, и тут же в его щеку уперся ствол, а горло, прижимая к земле, сдавила крепкая жилистая рука Гии.

– Слушай, урод, – сказал Гия, – я не новенький – ты не старенький. Твоя мать ещё в девках ходила, а я уже воевал на всех континентах, и то, что я еще не разнес тебе башку – чудо!

В кармане у Никиты зазвонил телефон.

– Алло, алло! – сказал он. – Ага, ага, открываю. – Никита сунул мобильник в карман и поспешил к воротам, на ходу вполголоса бросил лежащим: – Жанна!

Гия отпустил Зураба, встал, спрятал ствол, отряхнулся. Следом, потирая горло, поднялся Зураб.

Автоматические ворота отползли в сторону, и черный «Хаммер» въехал во двор. Из-за руля вышла одетая в камуфляж Жанна – властная женщина лет тридцати пяти.

– Познакомились? Хорошо, – направляясь к дому, сказала она.

За ней, выскочив из машины, засеменила молоденькая Настя. Проходя мимо Гии, Жанна небрежно ткнула его в плечо и сделала знак рукой, означающий, что Гия должен следовать за ней. Она поднялась на крыльцо и, пропустив Настю вперед, вошла в дом. Гия, поправив воротник, нехотя побрел за ними.

Никита нажал на кнопку, автоматические ворота поползли обратно.

***

Обсуждая дискуссию, люди тянулись к выходу из отеля.

– Зубочистки – и те китайские! – возмущался мужчина в белой рубашке.

– А все почему? Потому что массовое производство всегда дешевле, – объяснял ему собеседник, – при сокращении производства на двадцать процентов себестоимость растет почти на пятьдесят! – говорил он, когда они проходили мимо стойки регистрации, где Катя, держа в руке несколько пятитысячных купюр, объяснялась с портье.

– Послушайте, я же плачу! – убеждала она. – Наличными!

– Сожалею, но мы не можем. – Портье отрицательно покачал головой. – Таковы правила, – сказал он и развел руками.

Катя раздраженно отошла от стойки регистрации, положила деньги в кошелёк и достала сигарету. К ней сразу подошел администратор.

– Девушка, зал для курения там, пожалуйста, – вежливо сказал он.

Катя прошла в довольно просторную комнату с хорошей вентиляцией, мягкими стульями и пепельницами на столах. «Действительно целый зал», – подумала она и, сунув сигарету в зубы, уселась за столик. Когда она в поисках огня открыла сумочку, с другой стороны стола кто-то щелкнул зажигалкой и молча предложил ей прикурить. Катя прикурила и лишь затем подняла голову. Перед ней стоял молодой человек, который только что выступал со сцены.

– А-а, – сказала Катя. – У вас что тут, баттл? Хорошо хоть без рифмы.

Олег присел напротив.

– Вам понравилось? – спросил он, разминая сигарету.

– Вы смешные! Какая революция? Двадцать первый век! – Катя небрежно стряхнула пепел. —Там, вообще-то, стреляют. – Она затянулась, тонкой струйкой выпустила дым и вспомнила о несговорчивом портье. – Здесь тоже не лучше, – со вздохом сказала она. – Сплошной маразм! Они не хотят поселить меня без паспорта. Им не нужны деньги! Вы когда-нибудь видели такое?

– Ну, так и пойдемте, посмотрим! – предложил Олег. – Заодно и решим вашу проблему. – Так и не прикурив, он сунул зажигалку в карман, оставил сигарету на столе, встал и, видя недоверие в глазах Кати, повторил: – Решим-решим.

Катя еще раз оценила Олега в рост, затянулась и не спеша ткнула сигарету в пепельницу.

В холле к ним сразу подошел администратор.

– Евгений Петрович, проводите девушку… хотя нет, я сам, спасибо, – сказал Олег и посмотрел на Катю – Где ваш багаж? – спросил он.

– Багаж? – переспросила Катя.

– Понял. Нам туда, – сказал Олег и указал направление.

Скоростной лифт доставил молодых людей на самый верхний этаж. Они вышли на площадку, прошли коротким коридорчиком в небольшой холл с единственной дверью. Олег достал из кармана карту-ключ.

– Это ваш номер? – спросила Катя.

– Это мой отель, – сказал Олег.

Он приложил карту к электронному замку, и они вошли в апартаменты. Катя остановилась в прихожей, Олег прошел в гостиную.

– Там кухня, спальня, санузел. – Он бегло указывал на расположение комнат и помещений. – Там сауна, бассейн…

– Годится, – перебила Катя.

Сделав круг по гостиной, Олег вручил ей карту-ключ.

– Располагайтесь, – сказал он и посмотрел на часы. – К сожалению, я должен идти.

– Не задерживаю, – сказала Катя.

Выйдя из номера, Олег остановился.

– Да, чуть не забыл, меня зовут Олег, – склонив голову на бок, представился он.

– Через порог не знакомятся, – отрезала Катя и захлопнула дверь.

– Разве? – удивился Олег. – Ну что ж, ну да.

Олег прошел по коридорчику и нажал на кнопку вызова лифта.

Его кабинет находился в другом крыле здания, по сути, это были разные высотные здания, блокированные рядом малоэтажных строений и соединенные длинным коридором на первом этаже, через который Олег прошел в административный блок и снова поднялся на последний этаж.  Через полчаса Олега ждали неприятные переговоры с конкурентами. Он должен был сосредоточиться, и прежде чем зайти в свой кабинет, остановился в холле у окна, посмотрел вниз.

***

Площадь перед комплексом зданий холдинга «Иден групп» была небольшая. Митинги обычно проходили чуть дальше, и то, что здесь стал собираться народ, было неожиданно, но не для всех. Полиция была здесь раньше, и полиции было здесь больше. Стихийный митинг не состоялся.

Затемненное стекло, разделяющее салон «Мерседеса», опустилось, и генерал полиции Борис Широков мощной ладонью хлопнул по плечу водителя.

– Дружище, сбегай за яблоком, возьми пару штук.

– Каких? – спросил водитель.

– Зеленых, – рявкнул генерал.

Водитель вынырнул наружу. Широков через лобовое стекло посмотрел на редеющую толпу митингующих.

– Расходятся… а на душе тошно, – сказал он и устало откинулся на спинку сиденья.

– Еще бы, – подхватил полковник Захаров, – выселять людей на улицу, с детьми!

Заметив кого-то в толпе, он вскинул оснащенный мощным объективом фотоаппарат.

– Грех не наказать гаденыша, банкиришку-мерзавца, – делая снимки, сказал он и перевел взгляд на Широкова. – Или это после вчерашнего?

– Не смешно, – сказал генерал. – Чует мое сердце, добром не кончится.

– Ну, мы-то свое возьмем, – заверил Захаров и сунул фотоаппарат в портфель.

– Взять-то возьмем, унесем ли?.. – задумчиво сказал Широков.

В машину вернулся водитель и протянул генералу бумажный пакет с яблоками. Затемненное стекло, разделяющее салон, поползло вверх.

– Давай свою бурду, – сказал Широков.

Захаров достал бутылку коньяка, разлил по рюмкам и пока закрывал бутылку, Широков уже заглотил коньяк, крякнул и закусил яблоком.

– Поехали! – сказал он.

– Куда? – удивился Захаров. – Яныч же ещё не вышел, – робко возразил он.

Широков перехватил у него бутылку и глотнул из горлышка.

– Плевать, поехали! – повторил он и вытер губы рукавом.

Черный «Мерседес» бизнес-класса с маячком на крыше выехал из ряда полицейских машин.

***

В просторном кабинете президента холдинга «Иден групп» переговоры между конкурентами приближались к развязке. За несколько последних лет «И-группы», как их называли в различных кругах, поделили рынок и жили мирно. Но пришло время, и возникла необходимость поговорить. Обсудив все возможные варианты, они быстро зашли в тупик.

– Не надо мудрить, – откинувшись на спинку стула, прервал молчание основатель и владелец «Интер групп» Павел Янович. – Что может быть лучше вдохновенного совместного труда?! – Он вальяжно закинул ногу на ногу, тлеющая сигара в правой руке, как всегда, помогала ему говорить. – Плечом к плечу! Снизим риски, опять же время!

– Вы согласовали проект наверху, – добавил его сын заместитель и помощник Анатолий, – а мы обеспечиваем лояльность местного населения.

– Ваши действия по обеспечению лояльности – за гранью фола, – не без сожаления произнес президент холдинга «Иден групп» Олег Атманов.

– Победителей не судят, – напомнил Павел Янович.

– Да, но… победителей! – уточнил Олег.

– Сомневаетесь в очевидном? – с улыбкой спросил Павел Янович.

– Более чем, – равнодушно ответил Олег.

– То есть мы не договорились?! – то ли спросил, то ли сделал вывод Павел Янович. – Что ж, не будем терять время.

Он подался вперед, ткнул сигару в пепельницу, и все встали. Не прощаясь, гости направились к выходу.

– Павел Янович, – сказал Олег, когда они уже подошли к двери.

Павел Янович обернулся.

– Я не сказал «нет». – Олег невинно приподнял брови и… молчал.

В молодости Павел Янович всегда предпочитал сначала бить, потом говорить, но приближаясь к семидесяти годам, стал всё чаще думать о душе и, как ни странно, о людях. Почему они не хотят жить в согласии? С ним в согласии, с кем же, с ним, конечно, и не хотят!

Павел Янович посмотрел на Олега, отвел взгляд и вышел из кабинета. Анатолий последовал за ним.

Четвертый участник переговоров, вице-президент холдинга «Иден групп» и, по сути, управляющий всеми делами Альберт Затулин шагнул за ними, словно пытаясь сказать: куда же вы? Подождите, вы не так поняли! Но гости уже ушли, и двери закрылись. Альберт был хороший хозяйственник. Он хорошо знал производство от снабжения до сбыта. Благодаря ему все предприятия холдинга работали, как единый механизм швейцарских часов. А вот конкурентную борьбу он не любил. Сделав пару шагов к двери, Альберт остановился и медленно опустился на стул.

– Мы не перегнули? – спросил он. – Это всё-таки «Интер».

Ничего не сказав, Олег подошел к окну и посмотрел вниз. Люди уже разошлись, вслед за ними покинули площадь полицейские. К центральному входу подъехали три черных джипа, гости сели в машину и, пересекая гонимую ветром полосу черного дыма, выехали на проспект. За ними потянулись оставшиеся две машины полиции. Площадь полностью опустела.

***

Ерзая на заднем сиденье, Павел Янович пытался подавить раздражение.

– Что это было, в конце? – спросил он сидящего рядом Анатолия.

– Это было как-то неприятно, – сказал Анатолий и брезгливо поморщился.

– Подключи Захара, всех! Займись немедленно.

– Захар уже работает.

Павел Янович с прищуром посмотрел на сына, пытаясь понять, что значит «уже». Разве он давал распоряжение?

– Хорошо, – сказал Павел Янович и отвернулся.

***

Проводив гостей взглядом, Олег открыл окно и посмотрел на другое крыло здания, где на последнем этаже находились его апартаменты, и хотя на улице ещё не стемнело, в окнах уже горел свет. «Значит, через порог не знакомятся, – вспомнил он. – Что ж будем знакомиться ближе». Порывы ветра донесли до него отощавшие клубы черного дыма.

– Что там горит? – спросил Олег. – Дышать нечем.

– Должники покрышки жгут, – пояснил Альберт.

Он подошел к Олегу и указал на горящие, кем-то сваленные в кучу автомобильные покрышки, от которых по площади гулял черный дым.

– Кому должны? – нехотя поинтересовался Олег.

– Всем должны, нам, в том числе. Приставы работают. Народ протестует. Митингуют.

– Понятно, – сказал Олег и закрыл окно. – Все хотят на халяву. Странные люди. – Передернув плечами, Олег направился к выходу.

– И все-таки, «Интер»… мы не перегнули? – вновь спросил Альберт. – Что ты имел в виду, в конце?

Открыв дверь, Олег остановился и взглянул на Альберта.

– По-моему, было красиво, разве нет? – сказал он и вышел из кабинета.

***

В большой гостиной, уже порядком захмелев, Катя с Наташей обсуждали прожитый день. Перед ними, на журнальном столике, стояли две бутылки шампанского, ваза с конфетами и большая тарелка с клубникой.

Одетая в фирменный халат отеля, Катя с ногами забралась в кресло. Она уже рассказала обо всех своих злоключениях и теперь слушала Наташу, которая, расположившись на диване, вертела в руке спелую ягоду.

– Ну и пока он там автографы раздавал, то да сё, я и вернулась. – Наташа закинула в рот ягоду, наспех облизнула пальцы. – Потом в аэропорт, проводила и к тебе. Так что, уехал мой режиссер-французик… улетел. А прокурор… скучный какой-то, но… что-то в нём есть…

– Прокурор? Ты говорила – следователь! – пыталась не потерять логику Катя.

– Какая разница, – махнула рукой Наташа.

– А эта… твоя подружка, как её?..

– Ну, какая подружка, Катя! Эта гусеница мне глубоко… – Наташа хотела сказать «противна», но это было не то слово, и она воздержалась. – Он же её сюда на премьеру притащил, и… улетели, хотя в порту её не было.

Наташа задумалась и глотнула шампанского. Действительно, почему её не было в порту? Да ладно, хрен с ней. Наташа сделала ещё глоток и закусила ягодой.

– Он с ней кино… – вскинув брови, сказала Катя, – прилетели, улетели… Ты как вообще?

– Да никак, – уверенно сказала Наташа. – Ты о чем?! Где я, а где это чудо в перьях?

– Ты говорила, симпатичная, – напомнила Катя и, глотнув шампанского, облизнула губы.

– Ну, какая она симпатичная, так себе, пушистая такая, я же тебе говорю, как гусеница, которая больше всего на свете обожает зелень. Никчемный она человечек, Катя, жалко её. Боже, ты бы видела, какой она была на первом курсе – смотреть и плакать! Потом, да, похорошела. И вообще, Кать, на кой мне этот француз? Я кроме Испании вообще бы никуда… Испания! Энсьерро! – Наташа оживилась и сверкнула глазами. – Поехали бегать с быками!

– Я что, совсем?! – возмутилась Катя.

– Да, ты совсем не про это, – с грустной усмешкой сказала Наташа. – Тогда давай махнем в Австралию!

– А там что?

– Там я ещё не была.

– Я вообще нигде не была, – с печалью в голосе сказала Катя и поставила бокал на столик. – Слушай, у меня же… я же без паспорта, – вспомнила она. – Как ехать?

– Привет! И куда ты собралась без паспорта? Без паспорта скоро уже и в метро не пустят.

– Ты бы съездила к моим, надо как-то решить.

– Я-то при чем? Ты же торопишься! Поезжай завтра, и… Время терпит.

– Не могу я, и так уже со скандалом… еле вырвалась! Невыносимо, Наташ, почему я всё время чего-то должна? Оставьте меня в покое!

– Ну и правильно, – сказала Наташа. – Мы свободные люди. Сколько можно, Кать, так и просидишь всю жизнь за роялем. Я с уважением к твоим предкам, но если они чего-то там… это их проблемы. Да, я тоже должна и что? Пару раз заеду к отцу на ужин и всё, он доволен. – Наташа подняла бокал. – Катюх, давай за нас! Грех жаловаться. Мы – молодые, красивые, живем! За нас!

Они сдвинули бокалы. При попытке выпить до дна у Кати раздулись щеки. С полным ртом, не справляясь с пузырьками, она соскочила с кресла, замахала руками и брызнула шампанским. Смеялись до слез! Наташа завалилась на диван. Катя в три погибели топталась на месте, пытаясь удержать равновесие.

– Пойдем в бассейн! – едва успокоившись, сказала она.

Наташа вздохнула, закинула ногу на спинку дивана, расслабилась.

– Я уже плыву, – сказала она и закрыла глаза.

– Ты не забыла, что ты любишь перед сном? – хихикнула Катя.

– Нет, нет, нет, ещё не вечер, две минуты и пойду.

– Куда? Оставайся!

– Не могу, дела ла-ла…

– Зови сюда, посидим!

– Кать-ка! – Наташа посмотрела на часы.

– Ну и ладно, тогда я утоплюсь перед сном, – сказала Катя и, прихватив полотенце, ушла в бассейн.

– Валяй. Две минуты и пойду. – Наташа вновь посмотрела на часы и услышала стук в дверь. – Ох! Покоя нет на этом свете, – проворчала она, вставая с дивана.

Встряхнув головой, Наташа глотнула шампанского, прошла в прихожую и открыла дверь. На пороге стоял слегка удивленный Олег.

– А-а, – сказала Наташа, – вы, видимо, тот самый, проходите, располагайтесь. – Она указала ему на кресло, сама плюхнулась обратно на диван и размашисто закинула ногу на ногу.

– А где?.. – Олег бегло пробежал взглядом по комнате.

– Катя? Она утонула. Шучу. Скоро будет. А я – Наташа, зашла к подруге.

– А я – Олег, зашел познакомиться.

– Что же вы, знакомиться и без бутылки.

Олег подошел к шкаф-бару, достал початую бутылку виски, налил себе в бокал и поставил бутылку на столик.

Наташа поднялась торжественно выпить за знакомство, но ее немного повело в сторону, она удержалась.

– Оп-п… я, кажется, готова… – сказала она, поправляя юбку. – Все, домой.

С замотанным на голове полотенцем в гостиную вернулась Катя. Наташа хлопнула Олега по плечу и направилась к выходу.

– Катюх, пока-пока! Я всё!

– Наташ!? – возмущенно воскликнула Катя.

На выходе Наташа обернулась и погрозила пальцем.

– Не забудьте познакомиться, – сказала она и вышла из номера.

Оставшись без подруги наедине с незнакомым мужчиной, Катя на секунду растерялась, затем решительно сдернула полотенце с головы, встряхнула влажные волнистые волосы, подхватила свой бокал и вызывающе посмотрела на Олега.

– Слышал? – сказала она. – Давай знакомится!

Олег подошел к ней ближе, Катя замысловато устроила переплетение рук, и они выпили на брудершафт. Поцелуй неожиданно затянулся, после чего Катя грубовато отстранила Олега от себя и неуклюже завалилась в кресло.

– А ты симпатичный! – сказала она, прикуривая сигарету. – А я – Катя.

*** Ночь была тихой, по-летнему теплой, безветренной. У костра, обрамленного камнем, сидя на скамейках стилизованных под бревна, старые друзья вертели над огнем нанизанные на шампурах кусочки хлеба. Дров было достаточно, костер горел живо, разговор был дружеский, хоть и немного нервный.

– Не нравится мне эта вот, – сказал Семён Семёнович, – эта вот неопределенность. Заканчивать надо с этим, заканчивать, – подытожил он.

– Это не просто неопределенность, – сказал Герман Петрович, – это ещё и растерянность.

– Сытая растерянность скоро пройдет, – сказал Виктор Владимирович. – Но пока всё должно быть как есть, всё должно быть на своем месте. Люди ведут себя спокойно, когда всё на своем месте.

Семён Семёнович воткнул шампур в землю.

– Но делать-то ведь что-то надо! – сказал он. – Что за топтание: вперед – назад, влево – вправо?

– Где топтание, а где и пляски, – дополнил Герман Петрович. – Веселие и пляски вокруг Диониса всегда заканчиваются трагедией. А трагедия, это песня козлов. Трансформация возможна только через катастрофу.

– Послушайте, но ведь так уже было! – Семён Семёнович вытащил из кармана тонкую брошюрку. – Вот послушайте, – сказал он и прочитал: – «России грозит неминуемая катастрофа. … Об этом говорилось уже во всех газетах бесчисленное количество раз. Неимоверное количество резолюций, в которых признается, что катастрофа неминуема, что она надвигается совсем близко, что необходима отчаянная борьба с ней, необходимы «героические усилия» народа для предотвращения гибели и так далее. Все это говорят. Все это признают. И ничего не делается». Видите, – сказал Семён Семёнович и продолжил: – «А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой и голодом имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, и что меры эти не принимаются только потому, исключительно потому, что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов». Горстки мошенников и жуликов, добавлю я от себя.

Он обвел присутствующих взглядом и продолжил:

– «Происходит повсеместный, систематический, неуклонный саботаж всякого контроля, надзора и учета. И нужна невероятная наивность, и сугубое лицемерие, чтобы прикидываться не понимающим, – откуда этот саботаж исходит, какими средствами он производится.

Игра в контроль, оттяжки всяких деловых и практически-серьезных шагов, создание необыкновенно сложных, громоздких, чиновничье-безжизненных учреждений, которые насквозь зависимы от капиталистов и ровнехонько ничего не делают, и делать не могут.

Спрашивается, чем объяснить эту поразительную слепоту меньшевиков и эсеров? Следует ли считать их государственными младенцами, которые по крайнему неразумию и наивности не ведают, что творят, и заблуждаются добросовестно? Или обилие занятых местечек министра, товарищей министра, генерал-губернаторов, комиссаров и тому подобное имеет свойство порождать особую, «политическую» слепоту?

Если бы действительно наше государство хотело деловым, серьезным образом осуществлять контроль, если бы его учреждения не осудили себя, своим холопством на «полную бездеятельность», то государству оставалось бы лишь черпать обеими руками из богатейшего запаса мер контроля, уже известных, уже примененных в других странах. Правительству достаточно было бы декретировать осуществление главнейших мер, назначить серьезное наказание тем, которые бы обманным путем стали уклоняться от контроля, и призвать само население к надзору за добросовестным исполнением постановлений, – и контроль был бы уже давно осуществлен».

Семён Семёнович с досадой захлопнул брошюру и замолчал.

– Ты вот это сейчас к чему нам прочитал? – спросил Виктор Николаевич. – Спасибо, конечно, что напомнил текст столетней давности, но сейчас нужно обсуждать то, что будет после катастрофы. А этот отчаянный призыв и тогда не дал результата, и сейчас бесполезен. Этот призыв к кому? К чиновникам, которые столько сил положили, чтобы устранить этот самый контроль. Взывать к населению, которое, Сёма, даже бюллетень в урну не способно опустить. Взывать без всякой надежды на отклик, это безумие вопиющего в пустыне.

– Тогда что? – возмутился Семён Семёнович. – Нищета, отчаянье и бунт?

– Никакого бунта не будет, – сказал Виктор Николаевич. – Нравы лавочников сделались общими. Герман прав, трансформация возможна только через катастрофу, а вот катастрофу нам допустить нельзя.

– Послушайте, – сказал Семён Семёнович, – нельзя просто сидеть и ждать! Я против, слышите, я против! И если противостоять этому маразму – безумие, то я за безумие. В конце концов, так движется история.

Семён Семёнович кипел от желания разрубить гордиев узел. Не в силах больше ждать, он страстно жаждал видеть вновь величие страны и действовать немедленно, сейчас.

Виктор Николаевич вздохнул и посмотрел на Германа.

– Что скажешь? – спросил он.

Герман Петрович отломил кусочек поджаренного хлеба, захрустел и помотал головой.

– Сплошной эрзац, – сказал он – Даже хлеб не тот… вкус не тот.

– А по существу? Как там твои китайские друзья?

Герман Петрович закончил с сухариком и повел головой.

– Если мы перестанем заигрывать с западом и грабить свою страну, Китай начнет нас уважать. – Он помолчал и добавил: – И с Европой у нас проблем не будет. И с Америкой тоже проблем не будет. Поворачивать надо и, конечно, вытаскивать народ из мещанского болота. Ох, нелегкая эта работа, из болота тащить бегемота. Народ терпелив и ждет. Народ ждет перемен. Народ жаждет справедливости. То есть достоинства достатка за добросовестный труд, с одной стороны и скорого суда и расправы над бесчисленными жуликами и ворами – с другой.

В кармане у Виктора Николаевича зазвонил телефон, он поднялся и отошел в сторону.

– Она остановилась в отеле «Иден Парк», – сообщил голос в трубке.

– Хорошо, спасибо, – сказал Виктор Николаевич и вернулся к костру.

– Конфискация народу понравится. А кто пикнет… да я сам, с автоматом… побегут как тараканы, – убеждал Семён Семёнович.

– Эксцессы, конечно, будут, – сказал Герман Петрович, – не без этого… Ненависть уже зашкаливает. Жертвы, конечно, но… сатисфакция.

Виктор Николаевич вертел шампур над огнем. «Побегут-то, побегут, – думал он, – а останется кто? Кто собирать будет и как? Железом и кровью?! Или опять попробуем любовью?! Это в наше-то время, когда вокруг, действительно, сплошная ненависть!»

Виктор Николаевич поворачивал над огнем шампур, на котором кусочки хлеба уже давно превратились в уголь.