– Ну, хорошо! Допустим, теперь я тебе верю! – поддела Алена. – Но зачем незнакомой тебе, или почти незнакомой Валентине, писать те письма, полные любви? Она что, сумасшедшая?
– Это тебе лучше знать! – огрызнулся Дмитрий. – Тут, наверное, сработала ваша, чисто женская логика. А уж, с какой целью она сработала, я не знаю. Может, эту Валентину одиночество замучило. Вот и перебирала знакомых ей с детства парней.
– Ну вот! Всё же – знакомых! – прицепилась Алёна.
– Не придирайся к словам. Мне и без того говорить с тобой об этом трудно. Я постоянно боюсь, что ты вот-вот засомневаешься во мне. А та Валентина, возможно, из-за зависти это сделала. Или более дальние планы на меня имела. Кто же знает, кроме нее? Только сработала она с точностью, прямо-таки ювелирной! Ведь добилась своего, нас рассорила! Однако, что очень странно, результатами своей интриги не воспользовалась. Может, ее совесть замучила! Разве вас, коварных и целеустремленных женщин, мне понять под силу?
– И ты ее потом не встречал, не говорил с ней?
– Конечно, нет! Только в детстве. Где-то там, в песочнице она возилась, как и прочая мелюзга. Разве парни моего возраста смотрели на эту мелочь? Одно лишь повторять буду под любой присягой, даже на смертном одре – «не виноватая я, он сам пришел! Или, она сама пришла!»
– Ну а потом? Потом ты пробовал жениться?
– Было дело… Только не мог я… и со мной никто не мог ужиться, поскольку видели, что тебя не забываю, в них тебя ищу. Стало быть, не соответствовали они моему идеалу! Не могли сравниться с тобой, мой славный Аленёнок! Я к этому сам пришел и после второй попытки жениться поставил на себе крест. Да и зачем тешить несчастных, в общем-то, женщин напрасными надеждами. Зачем им жизнь из-за меня опять портить? У них – своя, у меня – своя! И только у нас с тобой она может быть общей! Так, может, тормознём на этом разговоре? Заодно и позавтракаем! Согласна? Тогда, подъем! Лежебока!
Глава 6
После умывания и короткого завтрака, разложенного Алёной на траве поверх заготовленной клеенки, они помчались дальше. Алёна с интересом поглядывала по сторонам, но чаще ворошила свои беспорядочные мысли и случайные воспоминания. Потом отогнула солнцезащитный козырёк, за которым располагалось зеркальце, и принялась без видимой нужды причесывать свои роскошные волнистые волосы.
– Как же мне нравятся твои волосы, и как я люблю смотреть, когда ты ими встряхиваешь! Во мне при этом что-то переворачивается!
– Так мы же, блондинки, все дурочки! Скажи мне только, откуда такая глупость пошла? И все, не глядя на ее абсурдность, с радостью подхватили. Видно, приятно им считать кого-то глупее себя.
– А у них самим-то волосы нужного цвета, да с мозгами всё равно проблемы! Они, Аленький, блондинкам просто завидуют! – Дмитрий красиво ухмыльнулся, покосившись на Алёну. – Вроде, пустячок, но он служит диагнозом не отдельному, так сказать, индивидууму, а всему нашему больному-пребольному отечеству! Что у людей в голове, то и на языке! Дурь высокой концентрации у них и тут, и там! И чего же от них, убогих, нам ждать? Уж не того, конечно, что сами осознают, наконец, все опасности и начнут страну спасать!
– Какая милая песенка… «Попробуй не краснеть, когда тебе шестнадцать…» – промурлыкала Алёна вслед за поющими поочередно двумя исполнителями. – Что-то плакать захотелось… Даже реветь! – Сказала Алёна и действительно отвернулась, пряча накатившиеся слёзы.
– И мне хочется. Когда оглядываюсь на наши шестнадцать, двадцать, тридцать… – Искренне поддержал ее Дмитрий.
– Почему ты не сразу вернулся? В тот же день! Ну как ты мог меня оставить! Да еще одну! С девочками! Без средств. Как ты мог! – упрекала она его, уже глотая ненужные теперь, когда он вернулся, слезы.
Дмитрий долго молчал, а она с ответом и не торопила, поскольку после своих слов испугалась за него. Даже плакать перестала. Нельзя же человека всё время за былое долбить!
– Если бы я сам это знал! Может, вожжа под хвост попала? Бывает, захочется, да не заможется! Случается и наоборот! Иной раз ерунда представляется важностью, а сама важность – ерундой! Глупость почему-то кажется гордостью, гордость – глупостью! Я просто боялся, что ты меня выгонишь… А я и без того уже был размазанным… Вроде мелочь, через себя переступить, но чем больше времени проходит, тем труднее это сделать! Но всегда тянулся я к тебе, как к северу магнитная стрелка. Тянулся, да не приближался. Трудно, знаешь ли, собственную глупость объяснять, – с досадой усмехнулся Дмитрий. – Только теперь меня с пути не свернуть! Теперь я мудёр, как никогда! И это ты меня в меня вернула! И даже не знаешь, как мне ты дорога! Уверен, что до сих пор не знаешь… И не узнаешь, наверное, потому как я и сам до конца этого не знаю. Знаю лишь одно, что ты – мой Аленёночек, родной и ненаглядный.
Последние слова Дмитрий почти прошептал, скорее для себя, нежели для Алёны. Для себя, потому что и впрямь не сознавал на всю глубину души, что его мечта, его Алёнка, опять рядом. Вот она, можно протянуть правую руку…
Алёна улыбалась, прикрыв от смущения и безмерного счастья мокрые глаза. Улыбалась в ответ его красивой любви, выраженной в столь несуразной форме.
– У тебя не любовь ко мне, а будто какая-то пирамида! Египетская! Огромная и неразрушаемая! – придумала она, наконец, чтобы как-то преодолеть сильное смущение от нахлынувшей нежности к нему, когда-то брошенному ею на произвол столь безучастной к ним обоим судьбы. – Так зачем мы впустую потратили самые ценные годы? Мы что с тобой – совсем чокнутые? – Алёна опять засмеялась звонким колокольчиком и прильнула к Дмитрию, стараясь не мешать.
– Чокнутые мы или нет, видно лишь со стороны. Однако почему мы торопимся на Юг, словно, нигде, кроме моря, и отдохнуть нельзя! Давай-ка остановимся в той гостинице, которую нам обещают километров через пять! А там – уже очень-очень спокойно, никуда не торопясь, поужинаем с легким виноградным винцом, погуляем с тобой ножками, если вокруг будет красиво, особенно, если есть хвойный лес, потом до отвращения выспимся в хорошей кровати… Ну а уж потом, если очень захотим, не спеша покатим дальше. Сейчас, реагируя на твой единодушный аплодисмент, я уже понял, что мой план утвержден, как говорится, в целом! Потому предупреждаю, будь начеку, начинаю торможение, входим в плотные слои атмосферы…
Алёна одобрительно засмеялась.
– Ты такой остроумный стал. Моё длительное отсутствие на тебе, как оказалось, плохо не отразилось!
– Ну, что ты говоришь, Аленький? Что ты об этом знаешь? Когда трое суток по бездорожью, да по незнакомой безлюдной тайге порулишь туда, а потом еще трое суток обратно – и это ведь только по плану, а на деле, уж как придется! – то лишь разговоры с самим собой и спасают. Иначе ведь одичаешь без людей через поездку-другую. Еще и свихнешься! А мне этих рейсов пришлось сотни накрутить. Едешь так, то днем, то ночью, и никому ты не нужен! И ждут тебя лишь где-то там, далеко-далеко. Да и совсем не тебя, а лишь твой груз! Вот и рассуждаешь сам с собой. С собой и споришь! Там и отточил, так сказать, ораторское мастерство.
– Да, уж! Видимо, ты без меня не скучал! – весело подвела итоги Алёна, но он почувствовал, как ей стало жаль его, жаль даже теперь, когда все те трудности, о которых он легко вспоминает, навсегда остались в прошлом.
– А знаешь, Димка, меня уже много дней не оставляет какая-то неосознанная до конца, но глупая мысль, будто всё, что с нами случилось, кем-то было предопределено. Будто всё это случилось не потому, что мы сами с тобой накрутили, а потому, что нами кто-то крутил, зная заранее, что он с нами сделает. Ерунда ведь, да? Будто муравья соломинкой погоняют…
Дмитрий долго молчал, а Алёна не знала, о чём еще поговорить. Но он, видимо, что-то переваривал и неожиданно ответил:
– Знаешь, ничего странного в этом нет – так всё в действительности и есть! Всё в этом мире кем-то или чем-то предопределено!
– Удивил… Неужели ты религиозным в своей тайге сделался?
– Нет, конечно! Ты же знаешь, я всегда считал, что религия это удел глупых. Или чересчур напуганных! А я с точки зрения науки…
– Опять разыгрываешь! – засмеялась Алёна. – Какая еще у тебя наука?
– Квантовой механикой сия наука зовется, между прочим! Исходя из нее всё, что ещё только собирается произойти, где-то и кому-то уже известно. Кстати, этой наукой давно установлена возможность телепатии и возможность предсказаний будущего. И это не чьи-то пожелания, догадки или прогнозы, сделанные в трудный понедельник – это настоящая, очень сложная для нашего понимания наука! Никто пока не может понять этого, но сами фаты зарегистрированы самой серьезной наукой.
– Пусть так! Но ты-то, откуда всё это знаешь? Ты ведь не физик! Ты сто последних лет баранку в тайге крутил да медведей, говоришь, попугивал!
– Вот! Опять необоснованное и обидное недоверие! – стал смешливо обижаться Дмитрий. – Именно там, в тайге, среди медведей, я и слушал популярные лекции и по квантовой механике, и по астрономии, и по истории искусств, и истории религии. Образовывался, как мог! Переслушал всю, наверное, русскую классическую литературу… Там время было… Читать-то за рулем не получалось, зато наушники нацепил – и в путь! А мои университеты со мной поехали! Идеальный учебный процесс!
– Димка, знаешь, я тебя не только люблю, но и уважаю! Очень-очень! Ты прямо многогранный такой, словно бриллиант! Всё время раскрываешься с какой-то новой стороны. Постоянно, чем-то удивляешь, как никто другой! – наговорила Алёна, любя.
– Вот об этом, пожалуйста, поподробнее… Кто этот другой? Впрочем, не надо! Мы с тобой в этом вопросе уже так наказаны, что даже воспоминания на эту тему нам не нужны. Верно я говорю? А, жена? Да вот и она, гостиница! По внешнему виду, вполне нормальная. Так что, заходим?
Глава 7
Как же чудесно, что мы догадались остановиться именно здесь, думала сейчас Алёна. И какая же я счастливая, улыбалась она, наблюдая, как ее Димка красиво спит. Ровно, спокойно, даже уверенно спит. И не храпит!
А Алёне давно не спалось – всякие мысли веером сменяли одна другую, однако не порождали в душе даже тени тревоги, не вызывали бестолковую суету и стремление что-то ускользающее догнать, срочно и обязательно исполнить нечто важное, как было с ней многие-многие годы. На душе было безмятежно. Даже за девочек, формально оставленных на попечение бабушки, – они и сами с любыми делами управляются, – она не тревожилась. Дочери у нее давно самостоятельные и понимающие. Она заволновалась только на второй день после встречи с Дмитрием. Как девочки встретят отца? Не возникнет ли конфликтов, затаенных обид или демаршей. Думала, вряд ли. Ведь дочкам об отце она плохого слова никогда не сказала. И всё же…
Но Настенька и Дашутка чутко уловили счастливые перемены в настроении матери и поддержали ее открытой доброжелательностью, интересом и почтением к Дмитрию. Конечно, первое время некоторая настороженность в отношениях себя проявляла, потому Димка даже не решился ни одну их дочек при встрече обнять и поцеловать. Понимал, что, пусть и непроизвольно, могут от него отшатнуться, чужой ведь, как сразу им покажется. А если отшатнутся, то потом станет еще труднее притираться. Лишь время эту настороженность ликвидирует само собой, если ничего не поломать случайно. В любом случае, обе дочки, каждая по-своему, проявили к отцу безусловный интерес, он им явно понравился, как человек, как мужчина, но признать его родным и близким они пока не смогли.
Милые мои девочки, тепло думала Алёна. Ни Настя, ни Дашутка даже глазом не повели, не задали ни единого вопроса, когда Алёна вручила каждой – на личные расходы, – по сто тысяч. Для них это было абсолютно невероятным подарком. И они, конечно, сами догадались, откуда у нее, всегда нуждающейся, столь огромные деньги. Но дочки лишь нежно зацеловали любимую мать. Они искренне радовались так давно заслуженному ею счастью. Дашутка от радости даже повисла у Алёны на шее. Настенька, как всегда, оказалась более сдержанной в проявлении чувств, но ее слова и глаза не вызывали сомнения в огромной радости за установившееся благополучие матери.
Глава 8
Второй день после встречи оказался пересыщен событиями. Алёна, воспользовавшись телефоном, даже с работы отпросилась. Там за нее искренне порадовались, пообещав, что день-другой сами как-то продержатся. Поздравили от души и велели целовать за них Дмитрия.
Первая ночь, о которой каждый из них мечтал многие годы, растворилась в разговорах, воспоминаниях, сожалениях, слезах радости и признаниях в любви. Временами они засыпали, чутко ощущая один другого, но что-то страшное преследовало каждого во сне, и они вдруг вскакивали, успокаивали один другого, опять вспоминали, радовались, грустили… Это были часы заслуженного и выстраданного счастья.
Алена рассказала, как жила эти годы, как мучительно перебивалась. Трудно было тогда всем, потому ее страдания с маленькими дочками, при безденежье, этих постоянных инфляциях, взлетах цен, массовых обманах, мало кого трогали. А если и трогали, то даже хорошие люди не могли помочь, поскольку сами нуждались в такой же помощи. Всем было тяжело, как в войну… Войной, по сути, та жизнь и являлась! Войной против нашего народа. Что не смог сделать проклятый Гитлер, завершили местные предатели, которые поначалу назвали себя «демократами», а потом люди сами стали звать их еще менее благозвучно.
Первым не выдержал того, что сделали со страной и семьей, отец. Хоронили его в то страшное время, когда в стране уже и на гробы денег для порядочных людей не находилось. В полиэтиленовые мешки людей оборачивали…
Мама всегда держалась очень стойко, не жалуясь и помогая дочери во всём. Как-то и теперь мама держится, хотя самой помощь часто необходима. Очень она меня беспокоит, а я и не позвонила-то ей до сих пор, раскаялась Алёна. Уж кто-кто, а она-то от души за нас с тобой порадуется… Мамочка моя!
Алёне казалось, будто расскажет Дмитрию столь важное и в таком объеме, что и остановиться не сможет, но как-то быстро исчерпала себя. Оказалось, что поведать обо всех ее бесчисленных бедах и печалях можно за каких-то пять минут, настолько они однообразны. А потом – ничего нового уже и не добавишь! Одно и то же! И сегодня, и завтра, и через месяц, и через год… Те же заботы, та же нищета, ухищрения, выживание. Ну, окончила как-то свой институт, который к выпуску в университет превратился. Разве это ее подвиг? Ну, дочурок своих одна вырастила. Тоже не подвиг, как будто! Ну, работала лаборантом, потом инженером на химзаводе. Потом даже старшим инженером назначили, когда директор во время переналадки производства заметил, как спокойно она решает трудные для других коллег задачи. До сих пор справлялась, да что о том говорить! Всё это уже пережито, и вспоминать ни к чему!
Интереснее ей казалось слушать Дмитрия. Он вплетал в своё повествование множество наблюдений, выводов, предложений. Говорил он интересно, с шутками, но рассказы о собственной жизни не растягивал, собой не любовался, больше насмехался над своей же незадачливостью. Однако же, несмотря на нее, незадачливость, лихо везде выкручивался, и про дело, которое требовало полного напряжения сил, не забывал. И никогда, как сам неоднократно повторил, не забывал о своём Аленьком. Не было бы со мной тебя, говорил Димка, не выжить бы мне там. Много раз только мысль о том, что надо осилить путь к тебе, – ждешь ведь, мучаешься из-за моей глупости, – и помогла сделать невозможное. Иначе бы непременно где-то замерз, утонул, погиб в других непростых и частых передрягах, которых на таежных дорогах Восточной Сибири – хоть пруд пруди. Но ты всегда меня спасала, потому я считал себя обязанным вернуться к тебе. И не побитым жизнью неудачником, а непременно, чтобы на коне!
Алёна узнала, как поначалу Димка, решив вопрос с командиром, вообще жил в своём дивизионе, с солдатами. Очень удобно кстати, смеялся он над собой, – сразу столько времени для службы появилось! Даже «в гору пошёл», но скоро в стране, да и в армии началось такое, что «служить бы рад, но прислуживаться тошно!» Воруют, предают, совершают служебные подлоги. Подал рапорт и ушел, как говорят, в никуда, оставшись надолго без зарплаты и без гражданской специальности.
Но точно сказано – кто ищет, тот найдет! Рано или поздно, но обязательно! Подвернулась и ему вахтовая работёнка. Хотя далеко, почти на краю света. Водителем ставшего ему за годы военной службы почти родным большегрузного «Маза». Только теперь он назывался «Ураганом». К этой работе по формальным признакам он оказался готов. Ухватился, втянулся. Потом даже на «материк», как прочие семейные вахтовики, возвращаться перестал. Опять же хорошо! И ему, да и нанимателям: всегда свободный водитель под рукой, удобно! Безотказный, опытный, надежный, никогда в дороге не подведет!
В общем, жизнь как-то устроилась, но без любимой семьи. А без нее, без своей Алены и дочурок, Дмитрий ощущал себя человеком неполноценным, да еще и виноватым во всех их бедах, и своих собственных. Потому строил он на будущее самые различные планы, но смутное время и откровенно поганая жизнь, их не однажды разносили в пух и прах. Приходилось всё это как-то переживать, чтобы потом заново строить новые планы возвращения к жене и своими силами превращать их в реальность.
Всякое бывало. Иногда Дмитрию казалось, будто почти всё уже удалось, но опять вмешивался досадный случай. Хотя – нет! Случай, он и есть всего лишь случай! Он на вкус – никакой. Но для Дмитрия он казался конкретным испытанием, и вкус его был раздражающим и ненавистным.
Ну, например. Работал Дмитрий в зверском напряжении почти два года. Денег немало накопил. Часть жене отсылал, выдумав некого родственника из Воронежа. Часть оставлял на будущее, пытаясь спасти деньги от обесценивания. Для этого первый раз вложил, как говорили, в надежный и быстро растущий «МММ». Но контора захлопнулась, глазом моргнуть не успел! Денежки гавкнули! Тогда стал всё заработанное переводить в ненавистные доллары. Прятал их в потайном месте своего огромного Маза. Уж неизвестно как, но кто-то и об этом разузнал. Опять Дмитрий остался на бобах!
Всё-таки умудрился со временем накопить солидную сумму, почти такую, к которой стремился. С которой, как сам для себя установил, заработает своё право вернуться к жене. Но опять не получилось. Очередной черный случай сотворил своё подлое дело! На таежной трассе трагически погиб друг, и Дмитрий по велению души отослал почти все, что накопил, жене друга. Дмитрий хорошо знал из его рассказов, как нищенствует его семья на «большой земле». А после того стал копить сначала.
Глава 9
И всё же, лет через десять каторжного труда, Дмитрий додумался до сути с ним происходящего: сколько ни вкалывай, сколько ни бейся, а нужной суммы даже там, на «севере» с его повышенными зарплатами и надбавками, ни за что не наберешь – непременно что-нибудь, да помешает, как было с ним не однажды!
Вот тогда он запаниковал всерьез. Запаниковал оттого, что мозгами своими понял, а сердцем почувствовал, что сражается уже из последних сил, но впустую. Жизнь и годы теряет, а нужный результат от него как мираж ускользает. Иной раз мерещится, будто совсем он рядом, но проходит время и выясняется, что он всё дальше, дальше и дальше!
Дмитрий еще подумал тогда сгоряча, уж не запить ли ему, разобидевшись на все непреодолимые обстоятельства, вместе взятые? Ведь некоторые «местные» периодически именно так и поступали, выпуская из глубины души безысходность и обиды. Однако следует отдать должное Дмитрию, – от столь глупого решения он удержался.
Похвально, ибо нетипичное и «странное» поведение у большинства мужиков, даже сильно пьющих, всегда считается признаком сильного характера. За это уважают!
Все-таки, куда легче было «расслабиться», раз и навсегда плюнув на все неразрешимые проблемы и на необходимость их разрешать, нежели по-прежнему страдать безысходностью. Но как умный и целеустремленный человек, Дмитрий заранее знал главное – неминуемые последствия «расслабления». Легче на некоторое время, пожалуй, станет, ибо в пьяном угаре – всё по фигу. Но, во-первых, это будет означать полное крушение его давних планов возвращения в семью, а во-вторых, его ненаглядной Алёне с девочками помощи от него тогда вообще не дождаться. Потому Дмитрий, не вспоминая высоких слов, посчитал для себя такое поведение двойным предательством, то есть, величайшей, абсолютной подлостью.
Однако главный вопрос, как быть дальше, что делать, душил Дмитрия постоянно. И что ни день или ночь, всё сильнее и сильнее. Особенно, если этот вопрос навязывался в рейсе, где отвлечься не на что.
Подобная внутренняя борьба Дмитрия за правильное решение была обязана закончиться чем-то значительным и окончательным! Так, в общем-то, и случилось. Но решение самым странным образом пришло с той стороны, откуда ждать его не приходилось.
Алёна всё это время крайне серьезно слушала, стараясь представить и понять, что пережил ее супруг за прошедшие годы, борясь за нее и дочурок. Но сейчас, переживая за него, она была относительно спокойна за своего Дмитрия, уверившись наперед, что всё в его страшном рассказе завершится благополучно для него и всей семьи. Ведь завершилось же, в конце концов! Наяву завершилось!
Глава 10
Как-то после очередного рейса Дмитрию, едва сдавшему путевые документы, не дали даже отоспаться, а после завершения недельной поездки срочно вызвали к Генеральному. Любой понимает, что для водителя событие это экстраординарное. Ну, кто он для Генерального?
Пришел. Секретарша, едва остановив его для своего доклада шефу, приветливо проводила до двери. Мол, проходите, вас ждут!
Вошел в большой незнакомый кабинет. Опешил, но дошел до середины. Оперся о торец стола в виде огромной буквы «Т», ножка которой показалась гипертрофированного размера. Представился.
– Знаю, знаю! Здравствуй! – приветливо встретил меня Генеральный, не вставая из-за своего стола. – Есть к тебе конфиденциальное дело. Перевожу это на русский язык – «с этой минуты молчать ты обязан до самой смерти. Впрочем, не о том я – живи сто лет! Так, согласен ты мне помочь?» – спросил Генеральный.
– Если только не криминал! – очертил Дмитрий границы возможной деятельности.
– Ты, кажется, офицером раньше служил, ракетчиком? – Дмитрий согласился кивком. – Очень хорошо! Я ведь тоже когда-то ракетчиком был… Ох, и золотые времена!
– Золота вокруг себя не помню! – возразил Дмитрий, полагая, что его начинают оплетать невидимой паутиной чего-то незаконного.
– Не ершись! Мне тебя хорошо охарактеризовали! Как водителя и как мужика, способного себя проявить и утвердить. И, что особенно ценится, – как несгибаемого в самых трудных условиях.
– Спасибо за откровения, но я не для славы здесь работаю. Я и без благодарностей прожить смогу…
Директор не стал подбирать к Дмитрию другие ключики – перешел к делу. Посвятил в некоторые свои планы, выполнение которых предполагало две поездки Дмитрия в Сеул.
Читателю нет нужды погружаться в тонкости задуманного Генеральным сугубо личного поручения, которое он собирался доверить Дмитрию. Но водитель сразу просчитал, чем такая поездка может ему угрожать, и молчать не стал:
– Допустим, соглашусь я. Выполню всё, как вы говорите. Переведу все средства на другие счета, и доставлю вам все сведения о них. А далее я окажусь не только вам не нужным, но и опасным! Ведь так? Я же непременно всё срисую для себя, и вы, конечно, это понимаете, не хуже меня. Стало быть… Вы еще не пообещали мне ничего в качестве морковки, а уже ставите в положение либо смертника, либо вора-невозвращенца.
Генеральный довольно рассмеялся.
– Торгуешься? Что ж, это нормально! И нормально, что всё понимаешь без разъяснений. В том числе и то, что я, конечно же, многократно подстраховался! Исчезнуть с моими счетами или снятыми с них деньгами ты не успеешь! Уж поверь мне! За этим проследят другие люди. А насчет моей благодарности, так она за каждую твою поездку будет в пять раз превышать твою среднюю годовую зарплату. Устроит?
– А если я с вашими этими «другими людьми» в сговор войду? Да поделюсь с ними? Или, того интереснее, они хлопнут меня там, представив дело так, будто я того заслужил?
Генеральный опять рассмеялся. Предложил: «Ты садись, садись. Поближе!»
– Ты, однако, всё больше мне нравишься. Зришь в корень! Но я и это предусмотрел. Уж прости, что не посвящу тебя в детали, тем не менее, и эти свои опасения отбрось! Сам ведь понимаешь, что ты поедешь туда, не потому что я это сделать иначе не могу, а лишь потому, что мне ни шум, ни даже малейшие подозрения здесь не нужны! Ни сегодня, и никогда! А для тебя подобная моя позиция является лучшей гарантией безопасности. Ну, что? Согласен?
Генеральный опередил Дмитрия, который уже собирался сознаться в том, что даже загранпаспорта не имеет:
– И это не твои заботы. Вернешься из очередного рейса и сразу в отпуск уйдешь на три месяца. За это время всё и провернешь. Перед отъездом всё получишь с инструкциями и билетами в лучшем виде и в полном комплекте! Не дрейфь, ракетчик! Никого там не удивит твоё незнание и неумение – там сейчас неумех, подобных тебе, толпы бродят! Ну, а после – дело твоё! Можешь и здесь, у меня остаться, хотя ничего нового тебе не обещаю. Должность будет прежняя. Вот так-то! А теперь иди, высыпись, – знаю, что после рейса. О деле нашем до поры не вспоминай! Тебе обо всём в нужное время напомнят. Свободен!
Глава 11
Как ни удивительно, но всё без осложнений прошло по намеченному плану. Дмитрий слетал кое-куда. В Сеул, потом и в Пекин. Генеральный не обманул, свои деньги Дмитрий получил до копейки. Уже собирался рвануть к своей Алёне, заждалась за столько лет, да Генеральный попросил слетать еще разок. Теперь в Джакарту.
Вот тут, уже не имея веского морального права отказаться, Дмитрий засомневался – уж, не хотят ли теперь с ним расправиться? Оснований, как будто не было. Он ведь потом, когда дело сделал – просто из интереса – но убедился, что все деньги с известных ему счетов сразу куда-то ушли, как бы принимая эстафету от Дмитрия. Таким образом, все следы Генерального оказались надежно запутаны. Схимичить для себя Дмитрий возможности не имел, потому и для Генерального опасности не представлял. И всё же теперь для него очень уж удобный момент… Все дела Генерального сделаны… самое время избавиться от много знающих исполнителей.
Но Дмитрий снова рискнул. И опять всё прошло наилучшим образом.
Вернувшись, он взял расчет и, как рассчитывал, расстался с этим суровым краем, который, по сути, почти два десятка лет являлся его домой.
Теперь, когда всё завершилось, и серьезные препятствия не предполагались, Дмитрий полетел бы к своей Алёне на собственных крыльях любви, но очень кстати подвернулся самолет бог весть какой компании. Как же им не воспользоваться!
Самолет перенес Дмитрия в Москву, а оттуда совсем просто, поскольку издавна всё знакомо и любимо.
Глава 12
– Ты чему так долго и красиво улыбаешься? – нежно обратился Димка.
– Вспомнила, как ты мне корзину цветов через окно прислал! Ведь так только в кино и показывают! А у меня это в жизни случилось! Вот! И как на третий день ты вернулся, меня поцеловал и спросил, за сколько минут я в отпуск соберусь? Помнишь? И сказал, что завтра купишь машину, и мы поедем на ней на юг. Ну, что? Неужели сам всё забыл? Я еще спросила тебя, а не лучше ли на поезде? А ты в ответ – поезд я купить, пожалуй, пока не смогу! Давай всё-таки на машине! – Алена счастливо хохотала. А назавтра ты действительно встретил меня с работы на новой машине. Да еще, на какой машине! Мои коллеги, выйдя через проходную, только на нас с тобой и глазели. Мы с тобой теперь для них одно целое, а ещё – прямо-таки киношная мелодрама!
Алёна почему-то замолчала, отворачивая от мужа влажные скоро глаза, но опять развеселилась.
– Потом мы катались. Помнишь? Ты молчал, а я непрерывно о чём-то болтала. И даже о машине стала тебя расспрашивать, догадавшись, что тебе это будет приятно. И не ошиблась. Ты мне такого наговорил про этих японцев, что я уверилась – никто кроме них хороших машин и не делает. Возможно, и умеет, но не делает. И лишь Тойота продолжает свои традиции – «надежность и безопасность, прежде всего»! Помнишь? Твои ведь слова!
– Я за свои слова отвечаю! – дурашливо ответил Дмитрий. – Фирма Тойота нам безопасность обеспечит… Тут столько всяких подушек япошки понапихали, что нам нечего бояться.
– А я и не боюсь! Я с тобой ничегошеньки не боюсь! – Алёна чмокнула Дмитрия в щеку, оправдываясь, что целовать водителя в губы не положено по технике безопасности. Затем, нажав клавишу на подлокотнике, пожужжала встроенными моторчиками, отклонила спинку своего кресла еще сильнее и удовлетворенно (освоила-таки, наконец!) объявила, что так ей больше нравится.
Глава 13
Машина продолжала лететь над шоссе с изяществом дикой газели, вырвавшаяся из оков большого города, где ей мучительно не хватало свободного пространства. Приятная музыка порождала чудесное настроение – всё складывалось как нельзя лучше. Ещё совсем немного, и они на море… Отдохнем! Покупаемся! Если бы не те напряженные поездки по заграницам, в которых Дмитрию оказалось не до отдыха, то можно считать, отпуска он не видел более трёх лет. Устал. Его-то отпускали, но ехать на родину было далеко, да и не к кому, а деньги тратить зря, то есть, на себя, Дмитрий, чтобы приблизить сокровенную мечту, себе не позволял.
Алена опять дремала, видимо, устав от мелькания ландшафта за окном.
– Умаялась, бедолага моя! – подумал Дмитрий с нежностью и приглушил музыку.
В тот же миг машину потянуло вправо. Дмитрий привычно отработал рулем, благоразумно запретив себе не только тормозить, но и резко сбрасывать газ.
– Видно, существенный прокол! Только спокойно! Без резких движений, спокойно… Сейчас машину выровняю, потом запаску поставлю…
Глава 14
Машина, продолжая затухающее, но еще стремительное движение вперед, сильно накренилась, затем принялась энергично рыскать по дороге, выскочила на грунтовую обочину, вспахала ее, оставляя длинный и зловещий пылевой след…
Через миг она накренилась очень сильно, словно изящная ножка резвой газели неожиданно подвернулась. Тойоту мощно швырнуло вправо, она с грохотом дальней артиллерийской канонады опрокинулась на бок и, увлекаемая бескомпромиссной инерцией, устремилась вперед, одновременно кувыркаясь на вспаханном ею придорожном лугу, так прекрасно зеленевшем между шоссе и слегка удаленной лесополосой.