5
Таракашка провел их в страну за стеной. Здесь было темно и прохладно. Снаружи ходил мальчик, под шагами которого скрипел пол.
– Фух! Еле успели. Он бы размазал нас, – сказал таракан. – Как хорошо быть дома…
Жук не слушал, а только смотрел на таракашку и представлял, как будет вырывать у него лапки одну за другой, гадая на любовь и нелюбовь. Страсть охотника и пожирателя отуманили его, и он раскрыл мощные челюсти, чтобы впиться в самый сладкий кусочек.
– Ты чего? – замер таракашка.
– Сейчас я тебя съем. Не шевелись. Все равно догоню.
– Кто, – вдруг сказал кто-то.
– Кого, – дополнил второй.
– Съест, – заключил третий.
Не успели Жук с Клещом опомниться и убежать, как с шорохом их окружил народ таракашек.
– Готовься.
– К смерти.
– Жучара.
– Сейчас тебя.
– Порвееем, – протянули все разом.
– Постойте, ай! – крупный тараканище ухватили за лапу. – Я всю объясню, ай! – другой ухватил за вторую.
– Рви! Рви! Рви! – радовалась толпа.
– Нет! Я не хотел есть вашего друга! Я… Я… – не знал, что соврать, столь испугали его таракашки.
– Рви! Рви! Рви! – и оторвали лапку. Как хорошо, что жуки не знают боли. Но как же им тревожно умирать.
– Стойте! – крикнул Клещ, – Мы здесь, чтобы съесть мальчика!
– Ты.
– Что.
– Такое?
– Я Клещ.
– Врешь, Клещ! Нельзя съесть мальчика.
– Вы что?! Никогда не ели мальчиков?
– Нет, – озадачились таракашки.
– А мы ели!
– Как?
– Едали мы таких личинок. Они очень вкусные. Что вы любите есть больше всего?
И таракашки грянули наперебой:
– Крошки, сыр, крупу, картон, клей, кожу, перхоть, бумагу, сахарок, чулки хозяйки!
И долго бы говорили, если бы клещ не сказал.
– Все это чепуха.
– Как это чепуха?
– Ваши крошки и сыр, и картон, и клей, и чулки хозяйки – это так.
Вот мальчик – это крошки крошек и сыр сыров. Это вкусно. Едал я ваши чулки. Они вкусные. А мальчик – чулки чулков. Очень вкусный! Давайте попробуем мальчика!
– Чулки чулков, – повторил кто-то, очарованный питательной поэзией.
– И даже вкуснее! – крикнул Жук, радуясь помощи друга. – Чулки чулков чулок!
– Но как мы съедим мальчика? Он такой большой…
Здесь Клещ не знал, что сказать. Жар подвига сошел с него, стало ему страшненько и холодно среди голодных таракашек.
– Вы что?! – крикнул Жук. – Вас же так много! Утащим его!
Таракашки стояли, скрестив дрожащие усики. Спорили! Двое даже подрались в глубине притихшей толпы. Их разняли. Одного случайно порвали и растащили. Такой таракашки народ.
– Точно чулки чулков чулок? – спросили.
– Точно, – ответил Жук.
И опять задрожали, и задергали усиками. Долго так совещались, а Жук поглядывал на оторванную лапку, что лежала рядом.
– Ладно, – вдруг сказали таракашки, – что делать?
– Ваше дело – тащить, – сказал Жук. Остальное оставьте мне.
– Это можно. Утащим. Только он же нас передавит, он сильный!
– Об этом не беспокойтесь. Он упадет и будет смирным.
– Как хорошо.
– Ну, я пошел?
– С тобой пойдут наши, чтобы не убежал. Если что – порвут.
– Хорошо…
6
Когда в доме стемнело, а хозяева и мальчик спали в континентах своих кроватей, Жук, Клещ и тараканий отряд покинули страну за стеной. Пересекли долину кухонного пола, прошли ущельем прихожей и просочились под дверь… Клещ, Жук и таракашки исчезли в разнотравье и скитались там три дня и три ночи. И что случилось в наружном мире – не знает никто.
На четвертый день в раскрытую форточку влетела скромная маленькая пчелка. Казалось, что попала внутрь она случайно, что задул ее шальной ветер, но это было не так… Она облетела пустые от людей комнаты. Посидела на телевизоре, диване, холодильнике, шкафу. Ото всюду глядела на куцый простор человечьего мира. Искала определенный цветок… И нашла в распахнутой кладовой, где мальчик ел варенье из баночки, облизывал алую ложку и сопел. Детеныш не знал, что за ним наблюдает гвардейский и промышленный разведчик высшего ранга. Лучшая из лучших пчелок смотрела за ним, окутанным в сладкое-сладкое облако клубничного запаха. Наконец, он пошел на кухню напиться воды и колоть мух иголкой, а пчелка тихо-тихо пролетела следом, держась под потолком.
И когда мальчик взял полный стакан и запрокинул светлую головку, а бугорок кадычка ходил вверх-вниз, села на шею щекочущая пчелка и вдавила жало в мясо. Упал и разбился стакан. Красный мальчик хрипел и выл! А в форточку капнула еще пчелка, за ней другая. И третья-десятая, двадцатая и сотая – поток пчелиный протек в кухню и закружился вокруг мальчика каруселью укусов.
За стеклом кухни сидели Жук и Мать Всех Пчел. Смотрели, как плясал мальчик, не успевая хвататься за ужаленные места. Пчелы, растратив жало, сыпались округ и умирали под ногами.
– Она стоила тысячи, – сказала Мать жуку, – я любила ее.
Мальчик упал и вяло отмахивался опухшей ладошкой. Под ним ширился круг напруженной влаги.