Kostenlos

Сборник стихотворений. Понемногу обо всём

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глянул в зеркало кривое

Исторической дали.

В каждой книге ход событий

Подан, с долей выкрутас.

Куча версий и «открытий»,

Что не автор, то – фантаст.

Исторические лица,

Через одного – свинья,

Беспокойные страницы

Летописного вранья.

Царь, царица и Распутин,

Ленин, Троцкий и Свердлов,

Каждый образ крайне мутен

И достоин горьких слов.

Кто тут свят, а кто преступен?

Не пойму порой, хоть плач.

Исходя из их поступков

Каждый – жертва и палач.

Та война и торопливый

Злой милитаристский ор:

Эх даёшь Царьград, проливы

Дарданеллы и Босфор!

Года три сражались шибко,

Кровь, калеки, боль утрат.

Объявили, что – ошибка,

Ленин прибыл в Петроград.

В опечатанном вагоне,

Долгожданный, дорогой,

Для создания агонии,

С кокаином и деньгой

Разгулялась злая сила,

По просторам разлилась.

И страну перекосило:

Рухнули и фронт, и власть.

Бились яростно, дерзали,

Претерпели холод, зной.

Как же вдруг мы оказались

вшей стороной?

Вот и думай, и гадай-ка,

Как же мы пошли ко дну?

Как, предательская шайка

Изувечила страну?

Замела седая вьюга.

Мир позорный заключа,

Нас травили друг на друга,

По указке Ильича.

По его мудроголовью,

От Востока, до Карпат,

Вся страна умылась кровью

Сгинул – каждый третий брат

Керенский, Дзержинский, Радек,

Сталин, Мехлис, Маленков.

Как на сказочном параде

Кровопийственных зверьков.

Эти недочеловеки

Оккупировали власть

И побольше чем полвека

Измывались рьяно, всласть.

НЭП задумали со страха,

Голод как успел прижать,

Что убийственного краха

Стало им не избежать.

Вскоре серию колхозов

Насадили, как грибы.

Всыпали и пуль, и розог.

Хлоп – крестьяне все рабы.

И, элита поднатужась,

Сотворя террор-парад,

Наводнила дикий ужас,

Показала красный ад.

Две войны очередные

И, афганская, в конце.

Ужас книжицы иные

Вызывают на лице.

Подождём в далёком завтра

Вымрут полчища кривляк,

Явится достойный автор,

Честно скажет, что и как.

Юмор

Стих про то сложил, про это,

Без конца строчит рука.

Но осталась не воспета

Тугоухость Кучака.

Не прыщи присыплю пудрой –

– Констатирую навек

То, что Саша самый мудрый,

Тугоухий человек.

Сошли на нет великих лики,

Осталась дивных строк канва.

И, высочайших горных пиков

Достигли всплески мастерства.

Петрарка, Данте, Байрон, Пушкин,

Шекспир, Блок, Гёте, Шиллер, Фет.

Огонь души – не финтифлюшки,

Не привкус приторных конфет.

Гомер, Вергилий, Гейне, Тютчев,

Есенин, Лермонтов, Хаям.

Попробуй, напиши-ка лучше,

Взнуздай октаву или ямб.

Твардовский, Гумилев, Некрасов,

Мицкевич, Мильтон и Вийон.

И каждый – метр экстракласса,

Словоплетений чемпион.

Гарсия Лорка, Маяковский,

Рубцов, Лонгфрелло, Гесиод,

Уитмен – не найти таковских.

Осиротел великий род

Но, может, кто-то затомится

Сумеет стих разговорить.

Ведь, право, есть к чему стремиться,

Не подражать – творить, творить!

Почтовая связь

Не боек стучит ударный,

Не буянит лилипут,

Это штемпель календарный

Отправляет почту в путь.

Вдаль, во всякие районы

Письма мчаться, в города.

Их доставят почтальоны,

Самолёты, поезда.

Ценное письмо от мамы,

Даже если нет дорог,

Пенсию и телеграммы

Вам доставят на порог.

Отцветают в саду георгины,

Веет стужа холодных ветров.

Мой дружок пострадал от ангины.

Я же, к счастью, пока что здоров.

Итог эпохи уходящий,

Бездарной прозы странный рок.

Поэзии, едва чадящий,

Вонючим дымом костерок.

Осадок тяжкий оставляют думки

О девяностых мерзостных годах,

Когда во власть рванули жидоумки,

Как в прошлом веке, при большевиках.

И над страною измываться стали,

Их мести гнев безжалостно карал.

Только за то, что хитрый, злобный Сталин

Изящно их дедов переиграл.

И понеслись из властного притона.

(О ужас, хаос тех далеких дней)

Все по прямой указке Вашингтона

Указы все страшнее и страшней.

История- коварная наука,

Нельзя от бед укрыться в стороне.

Но почему, за что такая мука

Моей разочарованной стране?

Мы добротой всегда полны особой

Без фиг в кармане и подобных штук.

За что нас невзлюбили русофобы?

То, область неизведанных наук.

Людей простых невольно оскорбило,

Когда свалился псевдознаек ком,

Сонм юных, поучающих дебилов,

Заплывших основательным жирком.

Итог простой: промышленность в разрухе,

Не выдержав, деревня умерла.

Шваль разлетелась, словно злые мухи,

Но прежде, наш народ обокрала.

Нас привели в приличную семью,

Горластых, юных, диких – из народа.

Подчеркивали избранность свою,

Морили дистрофичным бутербродом.

Кусок колбасный – миллиметра два,

Ну, может, три и хлеба – с хвост синицы.

Мы говорили льстивые слова

И думали: как побыстрее смыться.

Пришла их дочь – на выданье уже,

Субтильная, чернявая девица.

Стал ясен приглашения сюжет

Лишь из приличия не скашивали лица.

И, с завываньем вычурным, стихи

Бездарные читала, но с апломбом.

И за какие все-таки грехи

Нам фифа с университетским ромбом?

Мой друг – хитрюга, быстро убежал,

Под тем предлогом, что в больнице папа.

Я вежливо сидел, кивал, дрожал

И ждал, когда уймется эта «лапа».

Зажглись огни, в Москве-реке вода

Стала темней, туман над ней струился.

Откланялся и больше никогда

В жилище там уже не появился.

За тучами упряталось светило,

Грозится небо проливным дождём.

Комиссия, с проверкой прикатила,

А нам плевать, – мы на обед идём…

Пусть будет строчка – дерзка, озорна,

Поэзии искристый снег не тает.

В своих стихах не плавлю чугуна,

Нам чугуна и так в стране хватает.

Остановлюсь, чтоб дух перевести,

Далёкий звук машины, шумный, гулкий.

Я так люблю неспешные пути –

– Кривые тропки старых переулков.

Мой друг простых путей не ищет,

Неунывающий старик.

Он пьёт крепчайший кофеище,

Задумывая сеть интриг.

Дерганой походкою нетвердой

Шел, одежду в грязи извозя,

Алкоголик, с синеватой мордой,

Полицаям яростно грозя.

Те, стояли близко, не карали

И зевали, аж от скул шел хруст.

А зачем? Его уж обобрали,

Он неинтересен, ибо – пуст.

Среднеросл, во ФСИНовском наряде,

Молод, полноват, слегка вреднист,

Нехотя сатрапствует в отряде

Круглолицый полугуманист.

Шел из бани мытый, дерзкий, гордый,

Однорукий Леха «Таракан».

У ларька столкнулись морда к морде

Он и наш начальничек – «полкан».

И полковник злобный встрепенулся:

– Ну-ка стой! Поближе подойди!

Однорукий яростно ругнулся

И рванул рубаху на груди.

Вот за эту стычку в полминуты,

Наш бандит остался не у дел.

Изолятор – чистых трое суток

Получил и все их отсидел.

Власти, как брехло-соседка,

Нас нервируют и злят.

Настоящая наседка

Бережет своих цыплят.

В Дни жары, отупелости летней,

Когда зеки и те – «тормозят»,

Разносились по лагерю сплетни,

Что начальник под следствие взят.

Дней режимных исчезла нелепость,

Толп охранников нет – пустота.

Все открыто, пропала свирепость.

Шквал комиссий, одни рапорта:

Увольняются люди из ФСИНа

Осуждённых воспрянул душок:

– Тьфу, осина, мол, не древесина,

Пусть бегут, нам же лучше. Но шок:

Объявился бывалый и тёртый

Наш полковник, не смей с ним шутить.

И со злостью коварной, упертой

Нам за что-то наладился мстить.

Мы простые обычные люди,

Не дербанили местный бюджет,

Горевали унылые будни,

Бац, и вдруг изменился сюжет.

Но за что нам такая немилость?

Я подумал и выдал итог:

Государство не изменилось,

Разве – малость, совсем уж чуток.

За окном скучнейший дождь,

Голубь хохлится на крыше,

На соседней. Двух одёж

Не хватает. Ветер тише,

Но согреться не могу

В холоде осеннем, мокром.

Не слагаются в мозгу

Рифмы, мысли – тусклы, блеклы.

Повседневности труха:

Лупит мелкий дождь по лужам.

Я пишу строку стиха,

Так не хочется наружу.

Что ждёт меня завтра? – Сижу и гадаю,

И с хлебом дешевый сырок доедаю.

Меня цен7тробежная сила

Смела из родного угла

И жизнь мою перекосила,

И вдаль, словно вихрь, понесла.

Прорвусь! В полосе моей черной

Пощады, скуля, не просил.

Дождусь терпеливо, упорно

И центростремительных сил.

Мысли-птицы во мне встрепенутся,

Полыхая в раздумьях огне:

Я не мог по судьбе промахнуться,

То, судьба промахнулась по мне.

Иду тропинкой от подруги.

Далёкий путь, за шагом шаг.

И свист пронизывающей вьюги,

Лишь в обмороженных ушах.

Зачем хожу? Не сдалась крепость.

Она – надменно-холодна.

Что за дурацкая нелепость?

 

Она ж совсем мне не нужна.

Трагичность жизненных изломов

Напомни звонкая струна.

Уют, тепло родного дома,

Во сне храпящая жена.

Лишь иногда, не постоянно.

Семья и летний дачный быт.

Мы дружны, мягки, не буянны,

Союз извилистой судьбы.

Бывало, что невзгоды лились

И караулила беда,

Но мы с женою умудрились

Не поругаться никогда.

Для осужденных злобный гнёт.

Для власти – клянча – выпросина.

Своими нуждами живёт,

В большой стране, большая ФСИНа.

Вечер. Льёт, злой ветер стонет,

Еле светит связи вышка.

В дождевых потоках тонет

Наш уездный городишка.

Как-то осенним, скучным днём,

Пасмурным и ненастным,

Ветер по лужам носил листву,

В танце дождём кружа.

Зная, что прошлого не вернём,

Времечко – безучастно,

Грустно задумался: «Как живу?

Что мне не жаль, что жаль?»

Жизненной мелочной суеты

Поступь неумолима.

За шесть десятков с лишним лет

Выросла седина.

Ветры раздули туман мечты,

Годы промчались мимо

Воспоминательный винегрет,

Словно обрывки сна.

И, за оградами, вечным сном

Спят удальцы былые.

Жизни веселая новизна,

Нет от тебя следа.

В детстве далёком и озорном

Были совсем не злые

Игры и люди, получше нас,

Но не попасть туда.

Сказала разбитная фея:

– Что за стихи без матюгов?

Но я ж не Веня Ерофеев

И не блистательный Барков.

Уж, коль напьюсь, то, только чая

И стихомат, по мне – утиль.

Дебил – запросам отвечаю:

– Не маторугальный мой стиль

Юмор

«Тормозят» мои мозги,

Нету мыслей мощных.

Вот такие пироги,

На блинах у тёщи.

Пусть шквал эмоций мимо пролетает.

Замкнусь в успокоительной тиши.

Не жажду стресс и мне всегда хватает

Гармонии несломленной души.

Жизнь вдалеке проходит мимо,

Полна, стремительна, чиста.

Клубами мутьненького дыма

Чадит барака суета.

Цветет бурьян – чинодралье,

Цветет в условиях отменных

Вокруг тупье, ворье, гнилье,

Порядочность – несовременна.

Вопиет сгоревшая тайга.

Возмущен народ швырком подачек.

В тренде – пандемичная «пурга»,

Выборы и визг партийных драчек.

Чародеи охмурежа масс

Заострили «важные» лжетемы.

Снова показали суперкласс,

Строя полицейскую систему.

А страна-то не того ждала,

Спертый дух народом отрицаем.

Как, пардон, важнейшие дела

Доверять обычным полицаям?

Дикая ошибка – всех заткнуть

И запрессовать всех несогласных.

Да, резьбу несложно затянуть,

Только это глупо и опасно.

Цели нет, иль так она мутна,

Камуфляжем сереньким залита,

Что живут отдельно и страна,

И её позорная элита.

Юмор

Диета мучает меня,

Кусок колбасный мал и тонок.

Я съел колбаски за три дня

Всего-то шесть, иль семь батонов.

Юмор

Валяемся, хоть нам не спится,

Плюём на строгость и режим.

В столовой мрак – народ толпится,

А мы в засаде полежим.

Стоят, как глупые бараны,

По ним скучают доктора.

Мы не спешим – пока что рано,

Дурь рассосётся – нам пора.

Я, как и большинство – не чиноман.

Не знаю, кто и что у них решает.

Чиновный кагал, или же – шалман.

Доверия ни капли не внушает.

Химия – мозга сплошной обман,

«Дурью чумной» голова нагрета.

Каждый пятнадцатый наркоман

Воображает себя поэтом.

Очередями строча свои

Глупых, нелепейших слов патроны.

Мнят, что волшебные соловьи,

В сущности – каркая, как вороны.

Среди любых столетий и эпох,

Легко найти подобие и сходство.

Беда же в том: когда режимчик плох,

Тогда не жизнь, а сущее уродство.

Коррупция тишком, бочком

Ползет вперед. – Какая мразь ты!

Вот бы приличным сквознячком

Всю нечисть вымести из власти.

Бездарность – сплошь, рядится в сотни ряс,

«Лудит» свои поэмы-раскоряки.

Шекспир, тот в переводе – копьетряс.

А чем трясут убогие писаки?

Живут и бизнес-планами полны,

Все точат бестолковые балясы.

Вопрос: «А много ль пользы для страны,

От этих, скажем мягко, чем-то трясов?»

Нас наказали без причины – впрок.

На шмон погнали легкими тычками.

Пришел коротконогий оперок,

Перевернули наш барак вверх дном.

Эх, глупота! К чему же так стараться?

Забрали полотенца, в основном,

Видать, самим им нечем вытираться.

Чуть-чуть порядочен, неглуп,

Но больше – нос по ветру.

Дает решительный отлуп

Судимым, в стиле ретро.

Силен, кассацию пресечь –

Учитесь злые духи.

Способен лишь карать и сечь

Судейский В.В.Плюхин.

В его семейке благодать,

Высокомерность духа.

По всем параметрам видать,

Что он – простая плюха.

Ему ли до людей – рванин?

Он вежливо – отесан.

Безликий судо-гражданин

Средь кодексов утесов.

Кошка спит и дремлет дед,

Час, как кончился обед.

Политчинуши – бородавки

Расскажут нам о сем, о том…

Брехоугодники подтявкнут,

Услужливо вильнув хвостом.

И, в телеящике картина,

Как благоденствует народ.

На деле: топь, тупик и тина,

Лишь барствует чиноурод.

Юмор

Друг мой выявляет алгоритмы

И спешит теорию внедрять:

– Надо быть достаточно небритым,

Чтоб ума чуток не потерять.

Давно известна главная причина,

Давно известен сумрачный злодей:

Чиновник превращает в мертвечину

Любую из достойнейших идей.

В отличии от своего собрата,

Не знаю нот, скрипичного ключа.

Но чувствую аллегро, модерато

И отличу романс от ча-ча-ча.

Не одолел мелодии науки,

Но радует гармония внутри

И музыки чарующие звуки.

Как праздник, разгоревшийся зори

Я покорен и слушать не устану

Бетховена «К Элизе», полонез

Огинского, хотя и меломаном

Не числюсь, но не представляю без

Той музыки, классической, высокой

Своей судьбы и отдыха души.

Как скучен быт, без жизненного сока,

Так сохну я, без музыки в глуши.

Злой бурьян засорил окружье,

Поле бывшее заросло.

Значит, это кому-то нужно,

Что убито в Руси село.

Производство закрылось дружно

Ходит бывший технарь, скорбит.

Значит это кому-то нужно,

Что завод на Руси убит.

Оглядимся и обнаружим:

Для народа – кругом зима.

Значит, это кому-то нужно,

Чтоб исчезла и Русь сама.

Пусть я не одарен цветов корзиной

И не парю в успехах над страной,

Но, все же, уважаем Мнемозиной,

С усмешкой, наблюдающей за мной.

Когда подкралась полустарость,

Я над проблемами корпел.

И одолела меня жалость:

– Ну как же мало я успел!

Но вот и старость подоспела –

– Коварной немощи змея,

Я понимаю – жизнь пропела,

Но все же что-то сделал я.

Есть приспособленец закаленный,

Он любой режим переживёт:

Бывший коммунист, баптист, «зеленый»,

Если надо, он – республиканец,

Если надо – стойкий монархист.

Он любой исполнит полит-танец,

Приспособник – иллюзионист.

Коль у вас проблемы нет,

Смело лезьте в интернет.

Только кликни, загляни

И появятся они.

Юмор

В холоде маленько прикорнули

И схватили насморка чуток.

Чтобы мы в соплях не утонули,

Существует носовой платок.

В полях, лугах – чертополох,

Во власти – чинодрал-кудесник.

Для них народ – наивный лох.

Глумится временщик – наместник.

Ни видно перспектив ни зги,

Одни чиновные метанья.

И заморожены мозги,

И заморожены мечтанья.

Долго думали: мы – скала,

В вечной юности не устанем.

Только очередь подошла

Оказаться и в старцев стане.

Как будто к койке я прирос,

Страдаю недугом не книжным.

Проклятый остеохондроз

Сделал меня малоподвижным.

Либеральни скукожилась орда.

Пропал снобизм, исчезла вонь с плевками.

А как мололи эти господа

Презренные, своими языками.

Другое налетело воронье,

Те мелят тоже, но – поосторожней.

Ворьё, оно останется ворьем,

Как ни загримируй либеро-рожи.

Юмор

Юра мучался у стола:

Не идёт стих – хоть лбом о стенку.

Это муза к нему не шла

Муза Карловна Хворостенко.

Над страной многопартийный гам,

Каждый плут ей в верности клянется.

И готов припасть к её ногам,

Если вдруг, по пьяни, где споткнется.

Клоп-столоначальник злющ,

Власти манией он болен.

Ожидаемо – вонюч,

Неожиданно – проворен.

За черной дверью – светлый кабинет.

Сидит хозяин властно-отрешенный.

Он на любой вопрос ответит: нет!

Оттуда выйдешь злой, опустошенный.

Утверждая эстрадное имя,

Дуро-певы идут до конца.

И трясется помятое вымя,

Штукатурка слетает с лица.

Юмор

Минуточку внимания!

Это не спор, не драка.

Кучак достоин звания

Спасителя барака.

Не бормотун блистательный,

А, поднимайте выше:

Охотничек старательный

Барак он обезмышел.

Гонор – выше, нравы – ниже

И коррупции маржа

Как я люто ненавижу

Кабинетных крысо-жаб.

Пустырь, полоненный крапивой

И экс монастырь у реки.

Мешаются водка и пиво,

В пивнушке «гудят» мужики.

Плач, смех, бормотание, крики

И залежи тел на траве.

Не иконописные лики,

Каскады похабных словес

Все лето, на лоне природы,

Лентяям раздолье в пивной.

Казалось им долгие годы,

Что жизни не будет иной.

Исчезли и люди, и «точка»,

И снова возник монастырь

Тут пива не пьют ни глоточка,

Но сильно разросся пустырь.

Юмор

Не забывая ни о ком,

Спешу в ларек за чесноком.

Рыжее гнильё, не улыбайся,

Пряча за улыбкой дикий страх.

Нет прощенья гадине – Чубайсу,

Ждёт его жестокий, верный крах.

Что дрожишь, прохвостина дрянная?

Как желал державе околеть!

Для тебя Россия – не родная,

А чужую можно не жалеть.

Он живёт, жируя и не каясь,

Обмануть пытаясь нас и смерть.

Память долговременна людская,

Не пройдёт! Американский смерд.

Как трудно стремиться к мечте вожделенной,

На нашем недолгом веку и пути.

Свечение звёзд, как подсказка вселенной:

Гори и сверкай, но дымком не копти.

Во все века об умерших скорбели,

Связь поколений бережно храня.

Уж тридцать лет хотят, чтоб мы забыли

Священность эстафетного огня.

И всё гламурно, и прилично, вроде:

Наш мир горит в беспамятства огне.

Тогда забыть придется о народе,

Тогда забыть придется о стране.

Предательски лукавое забвение

Ни что не даст нам, кроме зла и тьмы.

Ушедшие, скажу вам откровеннее,

Бывали лучше и честней, чем мы.

И пусть визжит продажная орава,

Что не было героев в старину.

Забыть, предать мы не имеем права,

Тогда спасем потомков и страну.

От агиток обалдея,

Вдруг взорвались гущи масс.

Хороша была идея,

Только видно не для нас.

Вырвал стоны изо рта нам,

Не могли перечить чтоб,

Лысоватый и картавый,

Малорослый русофоб.

И запутавшись с ответом,

Шли со всех концов страны,

Ильича спросить совета

Топтуны – говоруны.

И берут сомненья даже,

Что из глубины, в Москву,

Шкандыбали персонажи

Пешедралом наяву.

Камуфляжем завалили,

Как туманом у реки.

Почему же к Джугашвили

Не ходили ходоки?

Карточная колода

Чуть не6 век плели уроды

Сети шулерских систем.

В мастях карточной колоды,

Много лиц и много тем

Ночи игровых кошмаров,

Вопли лохов-простаков,

Мир крапленых дуремаров,

Мир полито-шулерков.

 

Старый шулер – пятнолобый,

Партию свою продул.

И, к столу пролез особый,

Полуиностранный пул.

Блещут масти новизною

Стал крапленый – сплошь урод

И сравнялся с крутизною

Зверо-сталинских колод

И х главарь поднял вопросы

Благоденствия, добра:

Мол, довольно, кровососы,

Людям вольно жить пора!

С ним страна чуть не пропала –

– Основательнейший враг.

Своенравный и беспалый,

Алкогольный туз – дурак.

С жирной и щекастой рожей,

На себя примерил роль,

Дивно на свинью похожий,

Чмокающий зиц король.

Не фотогеничный малый,

Да и здесь не Голливуд.

Пошустрил и слёг усталый,

Свиньи – долго не живут.

Газ-король и голос зычный,

На гармошке шпарит всласть.

Бормотун косноязычный

Влез в колоду сразу в масть.

Коррупционер – так что же?

Замолить, да искупить.

А черны душа и рожа?

Так с лица его не пить.

Тёмны властные дороги,

Узко, криво, не в прогляд.

Злые дамы – бабы ёги

Намешали зелья яд.

Все этапы одолела,

В подтасовках напряглась

И в совет известный села.

Что ж – карьера удалась.

В том совете, даму-стопку,

Числят главным мудрецом.

Не как поп умна, – как попка,

С вширь растянутым лицом.

Остальные не забыты,

Все – ведьмисто-нечисты.

Туфли снять, а там – копыта,

А под юбками – хвосты.

Вот костяк валетов славный,

С ним попробуй забалуй.

Из валетов – самый главный,

Рыжий, нагленький холуй.

За спиною у народа,

Тот валетик (чтоб он сдох),

Растасовывал колоды

Прохиндеев и пройдох.

Производство умирает,

Хлещет кровь из страшных ран.

Пул ликует и играет,

А страна для них – «катран».

Так мутили-шельмовали,

Так крапленые «нажгли»,

Что валета отозвали

И в шестерки низвели.

Вроде бы его затерли,

Но игра с судьбою зла

И, крестовая шестёрка,

Бьёт туза, в игре в «козла»

Шалунишке подобрали

Деньгоёмкие места.

Тут же денежки украли,

Там, где рыжий – нет креста.

И когда валетной крысой

Провоняли берега,

Появился юный, лысый

Королёк из обшлага.

И пошел мутить – гляди ты,

Маг зеленого сукна.

Разворованы кредиты,

Возвращала их – страна.

Но, однажды, в месяц летний,

Рейтинг у него упал.

Был король, а стал валетик,

Но и там он не пропал:

Атомный администратор,

А потом, к тузу, в пом, зам.

Лысый шулер-провокатор

Угождал аж трем тузам.

Сонм десяток и восьмерок,

Закартавил, напугал.

И девятки, и семерки

Вмиг составили кагал.

Робкий гусь сотрется стеркой

И мастак подуть в дуду.

Он услужливой шестеркой

Расстелился на виду.

Тучи яростно сгустились,

Приближается гроза,

И шестерка превратилась

В полноценного туза.

Туз сначала был зеленый,