Где-то, через неделю, случилось второе утопление. Если не к самому, то к последствиям утопления, Виталик оказался причастен основательно. Едва не сломленный в общем то пустяковым милицейским напором и нахрапом, «Бубновый» вяло ковырял по вечерам в тарелке своей персональной, с вычурными рисунками вилкой из нержавейки и отчаянно переживал. Бессмысленные страхи продолжались пять дней, пока к нему не заявился мой брат Мишка и не бухнул с порога:
– Пошли скорее. Завтра 21 июля, праздник Казанской Богоматери, в воду будут кидать серебро, а может уже кинули.
– Куда кинули?
– В колодец святой, куда же еще. А мы достанем.
План пришлось скорректировать – отец позвал Мишку убирать сено на сушило. Младший Королев, воспрянув духом, бодро зашагал в своих полукедах, а Долгово, к святому источнику. Через час, он, потный и возбужденный помогал нам таскать сено, накалывая такие громадные навильники, что мы только дивились и с жаром рассказывал в полголоса:
– На дне целый чемодан лежит, там, небось пуд серебра, если не больше.
Уж на что я всегда был равнодушен к богатству, а тут лукавый и меня попутал и помчались мы втроем, предварительно взяв с собой трехметровую рябиновую палку с забитым наискосок гвоздем, в виде крючка.
Чемодан явно, но неотчетливо смотрелся сквозь слой не кристально чистой, но и не мутной воды. Сокровище, при вытаскивании оказалось магнитофоном.
Сообразили сразу, что аппарат принадлежит Ваське Котелкину, нашему соседу. Его отец Иван, которому донельзя надоела ежедневная громкая музыка, которую его излишне подвижный и балбесистый сын включал на кухне, у открытого окна, давно грозился выкинуть громкий ящик на бараковскую помойку. Стала ясна причина двухдневной тишины и непонятного брождения и ковыряния в вонючих отходах самого Васьки.
Магнитофон, не помню его названия, отнесли в сарай к Королевым, где разобрали его по деталям, которые, кроме электродвигателя больше не пригодились. Васька еще долго вынюхивал место захоронения своего обожаемого аппарата, решив, что он закопан в землю, благо, Виталик с Мишкой перерыли своими лопатами все окрестности и дали ему пищу для размышлений. До поздней осени, до самого призыва в армию, он топтал в бесплодных поисках землю около деревни. Недотепистый народ причислил его к лику кладоискателей, что, конечно не являлось справедливым утверждением…
…Милицейский «Урал» вытащили вскоре подъемным краном. На него наткнулся уже не юный, а вполне взрослый балбес Володька Варфоломеев, когда нырял на следующий день с обрыва. Следствие не велось, в те давние и сравнительно мягкие времена, людей не трогали по пустякам. Двое пострадавших – мотоцикл и недотепистая голова «Тарзана» скоро вернулись в строй…
Тем временем, в недалекой деревне Михали зрела и безграмотно подогревалась месть «Мамонту». Одни усиленно тренировались, молотя подвешенные мешки с опилками, другие бегали, приседали и отжимались. Михалевские ребята и молодые мужики были полностью солидарны с Митькой (хотя об этом не подозревали), что Серегу они обязательно отколошматят и вообще отомстят любым обидчикам в окрестностях. Никакой логики в такой уверенности не существовало, хотя бы потому, что тот же «Богдан», приезжая в Михалевский клуб, лупил там кого не попадя и подобный беспредел сходил ему с рук, как правило.
Мстители нагрянули в субботу, в седьмом часу вечера тремя дюжинами человек. Население барака в сильнейшем страхе попряталось за закрытыми на крючки и задвижки дверями. Стих даже ветер. Виталик, я, «Пряник» и Лешка в предчувствии небывалого замерли в малиннике за забором. Неожиданную отвагу, или неосторожное благоразумие выказал богатыреподобный, одноногий Митька, который уселся на лавочке поблизости вроде зрителя перед ареной.
Многие «агрессоры» подошли к нему поздороваться и перекинуться парой–тройкой слов – почти все его знали и ценили как балагура. Инвалид пожелал им удачи и рекомендовал сильно «Мамонта» не бить, а требовать сатисфакции водкой. Предложение понравилось. Грозно постучали в дверь и отошли на всякий случай. В соседнюю бараковскую квартиру скреблась и мяукала глупая кошка. Установилась тишина, был слышен собачий лай в соседней деревне. «Пряник» укололся об малиновый куст, ойкнул, получил подзатыльник и замер с приоткрытым ртом.
Дверь растворилась и в образовавшуюся щель мощная рука «Мамонта» выкинула Генку «Пирата», прощавшегося мысленно с остатками своего здоровья. Через пару мгновений задвижка надежно обезопасила Сергея, который надеялся задобрить свору нападавших выданным на расправу ординарцем. Вопреки ожиданиям, Генку приняли весело и миролюбиво. Сашка Сорока спросил, ухмыляясь и деловито похлопав по плечу Пирата:
– Как там эта туша? Небось трясется от страха? Ну-ну, сейчас «огребет».
– Он с топором – предупредил повеселевший от сознания того, что бить его не станут адъютант.
– А он один?
– Нет, Володька тоже дома, а Бориса еще нет. Борис с Володькой являлись старшими братьями Мамонта и были почти такими же здоровыми.
«Каратели» приуныли и стали совещаться. Пират уселся рядом с Митькой досматривать представление.
Поскольку у нападавших, кроме кулаков ничего с собой не имелось, их воображение уже рисовало десяток-полтора изрубленных, а если брать в расчёт Володьку…
Нашли в траве жабу, прихлопнули ее ботинком и оставили на нижней ступеньке. После чего недовольно и растерянно ворча, удалились восвояси. Вопрос мести в ближайшие годы уже не поднимался…
Виталий Королев, подросший сын Михаила Дмитриевича решил закончить среднюю школу и идти поступать в ПТУ. Его одноклассники, наоборот, пошли учится в ПТУ, а потом заканчивать школу. Различие комбинаций давало финансовую выгоду -тем, кто после получения аттестата о полном среднем образовании шел учиться рабочим специальностям, платили стипендию 104 рубля, остальным – десять.
Поздней осенью – 13 ноября скоропостижно скончалась жена маршала Жукова Галина Александровна. Сам Георгий Константинович также был не жилец и пережил жену всего на семь месяцев, оставя четырех дочерей от трои х женщин. Даже странно, что у такого мужественного человека не оказалось сыновей.
Мировые события развивались по своей логике и непонятным сценариям. Ближний восток сотрясал перманентный арабо-израильский конфликт, в Индокитае, война перекинулась в Лаос и Камбоджу с ее ужасным Пол Потом; в Чили Аугусто Пиночет захватил власть, расправился с социалистами и коммунистами и пытался наладить экономику.
Чуть позднее началась революция в Португалии и Африка пополнилась еще двумя независимыми странами – Анголой и Мозамбиком…
Саудовская Аравия основательно мутила воду на мировом нефтяном рынке.
…Виталий всерьез решил заняться спортом. Совместными усилиями соорудили большую спортивную площадку, с секторами по прыжкам в длину, в высоту, с шестом и тройным прыжком, а также, метанию диска, копья и толканию ядра. Изготовили турник, штангу. Сильно повезло в том, что массово стали забрасывать земельные участки. Часть жителей улицы уже переехала в Егорьевск или Михали в многоквартирные дома.
Немного спортивного инвентаря мы купили в складчину в магазине №Спорттовары», другую выпросили. Неожиданно повезло – в бывшей конторке, больше похожей на сторожку конного двора (где коней давно не было) в деревне Сазоново, обнаружили диск и ядро, стандартные, весом 2 кг и 7 кг 252 г. Я с азартом принялся уговаривать бригадиршу Крутелеву, которой пошел седьмой десяток лет, отдать нам спортивные снаряды. Она, нахмурясь, помолчала с полминуты и своим низким для женщины голосом повелела забирать ненужные железяки. Откуда они вообще могли там появиться – загадка. Есть предположение, что диск и ядро принадлежали лет за двадцать до этого Юрке «Ермаку» сыну бывшего бригадира Гусева, который увлекался спортом в пятидесятых годах и даже был призером областных соревнований по толканию ядра.
Время шло, результаты Виталия, вначале скромные, стали постепенно расти. В беговых и прыжковых дисциплинах он легко выполнил нормы 3 разряда, а в прыжках с шестом приблизился ко второму. Шест, кстати, сыграл и положительную и отрицательную роль. Виталика и меня стали часто приглашать выступить за различные городские предприятия на районных и областных соревнованиях, но прыгать с шестом категорически запрещали – боялись, что самоучки, то есть мы, обязательно получим травму. Лавров, в первый сезон выступлений я и Виталий не снискали, но соревновались на достойном уровне, уверенно входя на спринте и прыжках в пятерку-шестерку лучших.
На деревенском горизонте произошло мало серьезных событий: сгорел дом Лешки Губарева, помер стандартной смертью топитель магнитофона Иван Котелкин (упился на «Троицу») и получил травму лица Сережка Корягин, при обучении метанию диска. Виталий на время забросил общение с противоположным полом. Мы были юны, полны идиотического энтузиазма от ожидания успехов в спорте и жаждали славы.
Ближе к осени, когда августовские туманы заполняют низины по вечерам, пришел Сережка Пряник, посмотрел на наши выкрутасы с шестом и снисходительно мне объявил:
– Верка сказала, что у тебя еще детство кое-где играет.
Я отреагировал поразительно равнодушно, ничто во мне не содрогнулось, даже жалко не стало шестнадцати лет совместной дружбы (только дружбы – мы даже не целовались ни разу). На этой ноте завершился летний спортивный сезон…
Зимой добавился бокс. Иногда заявлялся Серега Мамонт и громко одобрял наши поединки, особенно с пришлыми ребятами, которые заявлялись выказать свою ловкость и удаль, но скоро оказывались в нокдауне.
К концу весны Виталий набрал приличную форму и нас вдвоем уболтали выступить за команду завода «Комсомолец». Дебют получился удачный – «Бубновый» выиграл стометровку и был пятым в беге на 400 метров. Мне повезло чуть больше – в трех видах был первым, вторым и третьим. Мы не хотели биться за первое место в коротком спринте, поэтому я побежал дистанцию 200 м, которую легко выиграл. Далее мы вместе стартовали на четырехсотметровке, где Виталий Королев стал пятым, а я вторым. Длинный спринт (400 м) не позволил нам достойно показать себя в прыжках в длину, из-за того, что мы здорово извели себя на последней дистанции. Виталий решил не прыгать вообще, а я, утомленный, не добрал до своего результата более полуметра, и едва стал третьим. Тем не менее, нас заметили. «Бубновый Король» загордился, да и я, грешным делом, тоже. Но очень скоро нас привел в чувство «Мамонт».
В летнюю субботу, после полудня, с юго-запада, спустились на зада, на импровизированную спортплощадку Митька и «Мамонт». Они шли вальяжно, неторопливо, старательно обходя крапиву с репейником и, поскольку спускались с высокого бугра, мы их видели на фоне синеватого безоблачного неба и грачиных гнезд на верхушках столетних лип.
– Два богатыря к нам прутся – негромко прокомментировал зоркий Королев. «Пряник», хотя и не любил спорт в принципе, но постоянно присутствовал на наших тренировках, давая малоумные советы, в тон ему продолжил:
– Третьего не хватает.
Легок на помине, на горизонте возник скачущий вприпрыжку «Пират Степанович», который примчался вдогонку полубылинным персонажем, едва не оборвав бельевую веревку, с висевшими на ней полотенцами, наволочками и пододеяльником.
Митькина чужеродная нога доскрипела до ребят, усевшихся на поставленных стоймячурбаках всемером – весь спортивный коллектив. Они втроем оценивающе оглядели нас. Гладколиций Сергей – самодовольно, могучий инвалид – строго, а тщедушный Генка – снисходительно.
– Сейчас все рекорды ваши он побьет – важно рыкнул Митька, показав глазами на Геракла местного разлива.
Начали с толкания ядра, где Виталика и меня ожидал конфуз – оно улетело у нас обоих едва за двенадцать метров, а «Мамонт», абсолютно не владеющий техникой, запулил его к семнадцати метрам.
Дальше перешли к прыжкам в длину. Дул слабый встречный ветер. Итог нас не порадовал – я улетел на 5 м 89 см, Виталий на 5 м 86 см, а Серега на 5 м 84 см, то есть практически не уступил. «Бубновый» обескуражено задумался. «Мамонт», фонтанирующий эйфорией, предрек:
– Я вас и в беге обгоню. Пошли в парк. В парке вокруг футбольного поля были устроены беговые дорожки, на которых мы наматывали многие километры.
Весь светящийся от счастливого восторга Пират, распираемый от гордости за шефа, визгливо выпалил, пытаясь делать суровым свое помятое лицо:
– Если проиграете – поставите литр.
Инвалид с Серегой одобрили экспромт. Но на стометровке Мамонта ждал грандиозный провал – он проиграл всем, а Виталию и мне более десяти метров и более секунды на финише…
Людмила Королева, старшая сестра «Бубнового» неожиданно вышла замуж за заводского технаря Володю Исаева. Справили хорошую свадьбу и молодые переехали в город Раменское, по месту работы жениха.
В деревне сократилось количество скотины, да и людей тоже. Трава, которую выкашивали раньше дочиста, во многих местах высилась и сохла на корню.
Вскоре я разбился, пытаясь штурмовать недосягаемую раньше высоту и на пару месяцев вышел из строя. За это время, пока заживали мои переломы, опустела спортивная площадка. Лидия Петровна Королева строжайше запретила сыну заниматься таким травмоопасным видом спорта, а остальные, по собственному почину расползлись по домам.
Нет, это еще не было прощание со спортом, Виталий сумеет четырнадцать раз выиграть после случившегося различные соревнования по прыжкам с шестом, много раз быть вторым на стометровке, это было прощание с поздним детством.
Созрела темно-0коричневая вишня; аттестат о полном среднем образовании лежал в выдвижном ящике комода, а заявление о приеме в ССПТУ – в комиссии учебного заведения.
Там, где на подъеме, между двумя добротными домами бывших директоров интерната и подсобного хозяйства почившего в бозе Виктора Васильевича Сарычева и отправленного на пенсию полковника в отставке Сергея Ефимовича Бодрова, скрипучие, тонколистные ветлы разбрасывают свои ломкие веточки, Виталия остановила старшая из сестер Натальиных – Аня.
– Виталь, тобой интересуется одна девушка. У тебя нет желания с ней познакомится?
Более безупречной репутации, чем эта крепкокостная симпатичная и раннеюная девушка не имела в деревне не одна особа женского пола. Даже сам факт обращения к нему изумил агрономова сына.
Пять минут спустя, на площадке перед магазином, в тени светло-зеленого тополя состоялось знакомство. Насмешливо-улыбчивую девицу звали Таня. Она жила в Егорьевске, а сейчас гостила у тетки и двоюродной сестры Лены в соседней деревне Сазоново. С этого вечера и до конца августа понесла нелегкая «Бубнового Короля». К восьми утра он сонный и вялый, как муха на холоде, являлся в мастерские птицефабрики, где подрабатывал слесарем по ремонту сельхозтехники, до начала учебы в ПТУ. Его работа больше смахивала на сон под комбайном СК-4 или грохотным КГП. После семи вечера он спешил к даме, если, не своего сердца, то уж своего желания точно и, раньше пяти утра домой не возвращался…
В воскресенье 31 августа, в половине седьмого утра, слегка подрагивая от прохлады, Виталий, я и еще десяток возрастных мужчин и женщин сидели в интернатском автобусе «Курганец», который держал путь в Константиново – на родину Сергея Есенина. Идею подкинул недавний водитель, а ныне директор подсобного хозяйства, важный на вид, смахивающий на местечкового интеллигента, рослый и статный блондин Сергей Петрович Фомин. Чужаки даже не догадывались о его четырехклассном образовании, которое нельзя поставить ему в вину, ибо помешала война. Он был призван в армию, но не воевал, а охранял мост через Оку между Коломной и Щуровом. К пятидесятому году демобилизовался, вскоре женился, переехал в Колычево. А младший его брат, математик, в армии не служивший, после недолгого преподавания в станкостроительном техникуме «Комсомолец», тоже женился и построил добротный дом в Парковом переулке. Стал его брат – Алексей Петрович директором вечерней школы и моментально помог своему ближайшему родственнику с аттестатом. Что же касается ума и сноровки, то Фомину старшему хватало их с избытком и без справки об образовании.
Поехали через Лелечи и Рязановку по самым плодородным полям района. В Белоомуте, Виталий впервые в жизни прокатился на пароме. Холмы за Белоомутом напоминали маленькие горы и были значительно круче Колычевских. Деревенские сады в районе «Фруктовой» смотрелись не в пример пышнее Егорьевских. Михаил Дмитриевич комментировал:
– Вот куда надо ехать за вишней и грушами. Мало того, что они вкуснее, так еще на полторы-две недели раньше созревают.
Мы с младшим Королевым разевали рты, озираясь по сторонам и оживленно обсуждали, как в будущем году купим мотоцикл «Восход» и обязательно сюда приедем.
В Рыбном, уже близко от цели поездки, хотели найти столовую, но случайно наткнулись на местный ресторан, где добротно подкрепились.
Почти всю оставшуюся часть пути, вплоть, до Кузьминского, мой отец ворчливо поругивал нас, молодых за, якобы, полную неумелость (не удалось ему выпить в ресторане):
– Что вы умеете и знаете? Хомут от дуги не отличите небось.
– Отличим – горячо возражал Виталий.
– Да, где там! Вам не разобрать, где шлея, а где подпруга. И лошадь запрячь не сможете, и, туесок березовый не сделаете.
Я вяло отбрехивался:
– А ты найдешь у трактора кулисы?
Так и подъехали в Константиново.
Правы, высоченный берег уступами, круто спускался к Оке. С верхотуры открывался на север обзор,
Казалось километров на сто. Безоблачное небо, прозрачно-синеватое, смыкалось на горизонте с Егорьевскими обширными лесами. На воде покачивалась целая флотилия лодчонок, лодочек и больших лодок, чуть ли не древних людей, только без парусов.
– Вот это простор! – мечтательно вымолвил Михаил Дмитриевич Королев, восхищаясь открывавшейся панораме – Тут, поневоле станешь поэтом. Удивительно, что в Константинове один Есенин родился, а не десяток стихотворцев.
На острове, напротив деревни пасся табунчик лошадей – в Рязанских землях коней еще хватало. Едва поглядев фильм о жизни великого поэта, мы с Виталием не пошли смотреть дом, школу и прочие, связанные с Сергеем Александровичем места, а убежали вниз к широкому водному простору. Часа полтора бродили мы вдоль берега, завистливо оглядывая самодельные моторные лодки. Бросалось в глаза разнообразие двигателей – от «Запорожца», «Москвича», ГАЗ-51, ГАЗ-53, ЗИЛ-164 и, один дизель от МАЗ.
Кстати, когда я повторно повал в Константиново, в 1998 году, то лодок, почему-то не оказалось. Немного поразмыслив, пришел к выводу, что дешевизна бензина и доступность к двигателям сыграли в этом случае решающую роль.
Поразил нас новенький на то время красивый деревянный ресторан. Наша делегация поахала возле него с комментариями, которые сводились к тому, что сие заведение пошикарнее нашего «кабаре» …
Обратно возвращались через Луховицы и Дединово.
На дединовском пароме, более крупном, чем в Белоомуте, со стороны Луховиц, на левый берег переплавлялись не менее двадцати девиц, приблизительно нашего с «Бубновым» возраста, или на год-другой младше. Они, увидев незнакомых ребят (других на пароме не было) отчаянно строили нам глазки и показались нам настолько красивыми, что желание приехать в окские места, на мотоциклах только укрепилось…
Обрела и потеряла яркие наряды осень, подступила снежная и морозная зима. В учебе и интенсивных спортивных занятиях время промчалось незаметно для Виталия. Мастер девятой группы трактористов-машинистов широкого профиля, в нем души не чаял, назначив на ноябрьские праздники командиром группы – нечто среднее между старостой в институте и техникуме и армейским старшиной. Он же, этот мастер, Николай Николаевич Бибяев, рекомендовал направить Королева младшего на дальнейшую учебу, с тем замыслом, чтобы тот стал в будущем преподавателем в родном ССПТУ. «Бубновый» думал с апреля по август – все время производственной практики и отказался.
Мы успели поработать до армии на комбайне, где неожиданно для себя, вероятно, случайно заняли первое место на уборке пшеницы, ржи и ячменя.
Лето выдалось сложным, холодным и сырым. До начала июля не снимали курток и телогреек…
В далеком Канадском Монреале прошла триумфальная для СССР олимпиада. Вновь подтвердил свой статус непобедимый Василий Алексеев, наглядно и безапелляционно продемонстрировав несокрушимую мощь амбициозному Герду Бонку. Третье золото подряд завоевал в тройном прыжке неувядающий Виктор Санаев. Блестяще выступила Татьяна Казанкина.
Сборная США, в год двухсотлетия своей страны, заняла в общем зачете лишь третье место, хотя американцы грозили раздавить всех своей спортивной мощью.
Второе место завоевала команда ГДР.
…В предпоследнюю субботу июля, для Виталия Королева произошли два важных события. С утра, около автобусной остановки ему встретился хамоватый сазоновский оболтус Сашка и в пять минут убедил, что его подруга Татьяна – дура набитая. «Бубновый Король» развесил уши и вместо того, чтобы послать псевдодоброжелателя куда подальше, или «начистить» ему физиономию, легковерно решил расстаться со своей юной дамой.
Следующее событие произошло в два этапа. На футбольном поле шел обычный поединок местного значения. В разгар матча, близ футбольного поля появились три девушки -одна местная, а две незнакомки настолько броской внешности, что игра прекратилась. Разгоряченные и потные ребята ошалело и неприкрыто уставились на неизвестных красавиц.
– Полный порядок, они уже в оцепенении – прокомментировала вслух самая симпатичная.
Матч, который считался ценным и важным событием, с комкался, был прекращен и перерос в неожиданное знакомство с вечерним продолжением.
В десятом часу, когда на небе стали разгораться редкие одиночные звезды, в уютную и малоразмерную беседку детского сада заявились сразу восемь человек. Женскую половину представляли четыре двоюродные сестры Михайлины – Лена, Наташа, Галя и Люба, а противоположный пол – Виталий, Гришка Косинов, я и самый высокорослый из нас Сережка Корягин – единственный, кто прыгал в высоту меньше своего роста и был наименее спортивным в нашей компании. Повышенный интерес, который внешне не проявлялся, представляли две незнакомки – Лена и Наташа, отношение же к остальным являлось пресно-равнодушным из-за их постоянного мелькания перед глазами.
Надетое на Лену легчайшее короткое платье совершенно не защищало от редких, но назойливых комаров и едва заметной прохлады. Она передернула плечами, толи от комаров, толи от зябкости:
– Я дико домашняя, что-то здесь не очень.
Сережка, студент МИСИ, занудно поинтересовался:
– Так дикая, или домашняя?
– В смысле, дико люблю домашний уют и тепло. Тугодумный в обычной жизни скупердяй Гришка, который и пришел-то с нами случайно, сориентировался мгновенно и, накинув свой пиджак на плечи Лене, уже обнимал ее через какую-то минуту. «Бубновый» не растерявшись, проделал тот же фокус с Наташей. У меня и Сережки пиджаков с собой не оказалось, как и желания провести остатки вечера, если не ночи в бесперспективной компании. Галя и Люба, после пятиминутного ожидания, удалились, со скучающим презрением, а мы, два обалдуя не решились их проводить. Раздраженный Сережка ворчал, когда и мы с ним покинули беседку:
– Этот идиот мог бы вообще никуда не ходить (речь шла о Гришке). Они же с Галькой соседи; оторвали бы доску от забора и лазили друг к другу сколько угодно. Вот, обязательно ему нужно было Лену схватить! Он даже вытер рукавом слезу досады, а может это просто мне показалось…
Наутро, Виталия, вдохновленного и окрыленного замечательным знакомством, ожидал новый сюрприз: примчалась из Раменского его сестра Людмила с юной красавицей брюнеткой Мариной, оказавшейся мастером спорта по гимнастике. Ничего не подозревая о вчерашнем знакомстве и обладая характером матери, сестра решила подобрать ему подходящую, как ей казалось, невесту. «Бубновый Король» до ломоты в челюстях хотел спать, но послушно познакомился и даже лениво поговорил ни о чем минут десять, постоянно зевая. Спать в такой обстановке, дома, было решительно невозможно, и он тихо смылся в сарай, на сушило, где продрых до обеда. Проспал бы и больше, но Марина решила, что не произвела должного впечатления и «закусила удила» – типичная женская ошибка. Куда он ушел она краем глаза подсмотрела и, потеряв терпение, тоже полезла на сушило…
Разгильдяям, балбесам и пьяницам нередко везет, хотя Виталий не относился к подобным категориям людей, ему здорово повезло в этот раз – новая подруга Наташа, неожиданно уехала в Егорьевск по пустячному, срочному делу. Он настолько воспарил духом, что умудрился покатать на нашем с Мишкой «Восходе» II, вначале Лену, пришедшую с Гришкой, который во время катания мрачно сопел в сторонке, а, затем и Маринку. Гришка попросил покататься, но я, помня его конфуз с Т-16М, где он снес добрую четверть нашего забора, решительно отказал. К слову, Виталию так и не позволили обзавестись своей техникой, а мы с братом вожделенный мотоцикл купили.
«Король», будучи в ударе, решил блеснуть своими умениями. Мы устроили показательные выступления. Прыжки с шестом девушкам не понравились. Зато был полный фурор, когда он продемонстрировал свой неповторимый удар головой. На турник повесели самодельную боксерскую грушу из мешка, туго набитого сырыми опилками и каждый из присутствующих юношей, пытался ударом ноги, или двух ног сразу, закрутить этот снаряд вокруг перекладины. У кого получалось, у кого нет. Марина произвела на меня такое феноменальное впечатление (я ж не догадывался о проделках «Бубнового Короля»), что робел глядеть на нее. Чтобы показать перед красивой черноволосой незнакомкой (брюнетки – моя слабость) свою удаль, нанес в прыжке, сильный и техничный удар двумя ногами по «груше». Мешок с опилками описал два полных оборота, чуть не дотянув до третьего. Настала очередь Виталия. Разогнавшись метров с семи, он, наподобие огромной пули протаранил в полете многострадальный инвентарь своей непрошибаемой головой, успел сгруппироваться, при помощи рук и встал на ноги. Аплодисменты не заставили себя ждать – мешок совершил четыре оборота…
Чрезвычайно насыщенное событиями воскресенье, едва не испортил туповато-здоровенный Сережка «Мамонт», который вылез из бараковского туалета и поперся на шум молодых голосов. Углядев двух незнакомых красавиц и состроив вожделенную и приторно-глупую физиономию, он попытался с ходу обнять Марину, но мастер спорта столь виртуозно и изящно вывернулась что у громилы глаза на лоб полезли от неожиданности. Тогда он ухватил за руку Лену. Мы уже были готовы броситься на него. Лена даже не дернулась, она лишь презрительно оглядела гиганта и, даже с некоторой ленцой произнесла:
– Фу, как от вас пахнет…щами.
«Мамонта» как будто палкой ударили. Он удалился, оскорбленно ворча что-то себе под нос…
До самого призыва в армию Виталий Королев умудрялся встречаться с двумя девушками одновременно и, еще отбивался, с успехом, от своей прежней пассии Татьяны.
В пасмурное октябрьское утро, Виталий и я отправились в военкомат, на призывную комиссию. С серого неба сыпала мелкая, противная изморось.
Бравый майор, с неважной выправкой и помятой физиономией, долго и нудно что-то «втирал» нам – паре десятков призывников нечто важное и тягомотно-неудобоваримое (говорить человеческим языком к тому времени разучились чиновники всех рангов). Продержали нас чуть более пяти часов, хотя сама медицинская комиссия, заняла время раза в четыре меньшее – по-видимому, существовала некая инструкция, вроде привыкания к выдержке и терпению. В памяти намертво запечатлелась финальная процедура: в полутора метрах от длинного стола, с зеленой скатертью, за которым расположились различные и многочисленные чиновные и прочие представители, последний врач медкомиссии заставлял снимать трусы и приседать. Ошеломленные молодые люди выполняли команду, а за столом, среди десятка мужчин, восседали две дамы. Одна из них, высокая женщина средних лет, явно понимала идиотизм происходящего действа и скромно отворачивалась, вторая же, молодая комсомолка, по-видимому, из горкома, восторженно трясла руку очередному парню, поздравляя его с призывом в советскую армию. Много лет спустя, я неоднократно сталкивался с ней, к тому времени, ставшей назойливой сектанткой, азартно и бездумно агитирующей на улицах, предприятиях и в подъездах домой, вербуя в ряды баптистов всех подряд, без разбора. Подозреваю, что с психикой у нее было не порядке еще в те, комсомольские времена.
Виталий прошел комиссию без нареканий, а меня неожиданно забраковали – не понравилось мое давление 170/120. Слегка удивленный, я проходил три дня; меня снова вызвали и разбраковали…
Не хочу описывать проводы в армию – нас призвали с разницей в четыре дня, лишь отмечу, что ни Наташи, ни Марины на них не было – дальновидное и благоразумное решение Виталия.
Оба мы попали в ракетные войска, он в город Подольск в ПВО, а я, на далекий и знаменитый Кзыл-Ординский космодром Байконур, в город Ленинск, близ станции Тюра-Там. О днях своей службы ни Виталий ни я не пожалели ни капельки. Во всяком случае, моя служба на всемирно известном полигоне, реально была интересной и насыщенной событиями, но так как речь идет о Виталии Королеве, могу лишь упомянуть, что служил он на тракторе Т-150К, производства Харьковского завода.
За три месяца до демобилизации, неожиданно для всех и себя, в том числе, «Бубновый» закурил. Так, он оказался единственным курящим в нашей, довольно своеобразной компании. В течении двух лет службы, по его оценке – не обременительной, неведомо куда испарились, либо высохли чувства к двум симпатичным девушкам – Марине и Наташе.
В середине октября, за месяц до окончания моей службы, я получил письмо от Виталия. В нем он сообщал, что отпустят его лишь к Новому году, что взводный и командир роты на него очень обозленные и т.д. Я ответил письмом, что ничего страшного и приеду к нему сам, в течении недели после дембеля. Последние двенадцать дней я прощался с Байконуром, обходил друзей, земляков и знакомые места. Космодром поразил меня трижды: своим масштабом, колоссальной ракетой Н-1 на 113 площадке, километров в трех от старта «Союзов» на знаменитой «двойке», а, более всего, знакомством и дружбой с Анатолием Петровичем Куцаном. Мне довелось видеть многих знаменитостей, наших отечественных космонавтов, двух зарубежных – Владимира Ремека, первого интернационального космонавта и поляка, не помню сейчас его имени и фамилии, конструкторов Мишина и Глушко. Сиживал в президиумах с «космическими» генералами, но такой удивительной личности встречать больше не приходилось. Это был гений механики, гидравлики, электротехники и электроники, решающий любые практические задачи с элегантной легкостью…