Но станота не замечая гадливого к нему отношения, продолжал: – Вы подумайте, какая силища на нас прёт, а мы совсем одни. Если уж бога вовсе нет, то хоть бы инопланетяне нам помогли….
Тут уже Саньку не на шутку взорвало, он почти прокричал: – O tabula rasa122, кто Вам ляпнул, что бога нет!?
– Ну, ты же ни в Христа ни в Аллаха не веришь?
– Бог всегда был, есть и будет, пока живет человек. Просто у каждого он свой, даже у тех, кто преподавал научный атеизм, то есть учил других, что бога не существует как отдельного индивидуума. Надо только свято верить, нет, не верить, а идти навстречу своему богу и он обязательно поможет. Космосом и всеми нами в совокупности и по отдельности, правит потаённая сила живой природы. Все люди знают это, но в слабости своего ума персонифицировали эту мощь в богов или Бога.
Александр обладал такой харизмой, когда он начинал что-либо громко обсуждать, то вокруг быстро организовывалась, пусть небольшая, но аудитория. А уж тут он садился на своего любимого конька. Заметив несколько вытянутых к нему шей, поддерживающих головы с полуоткрытыми для усиления внимания ртами, Шурка довольно миролюбиво продолжил: – а вот насчет инопланетян…. У нас, неподалеку от универовской базы практики «Предуралье», чаще упоминаемой попросту – «Предурье», находится одна из самых известных в мире, аномальная зона – Молебка. Со всего света туда съезжаются пообщаться с НЛО. И я конечно там побывал. И знаешь, что тебе скажу? Ничего говорить не буду, просто повторю слова местных мужиков. – Инопланетяне? Да тут они на каждом шагу, надо только водки побольше. Ведь у нормальных людей оно как? С перепою, черти мерещатся, а у УФОлогов, зеленые человечки того гляди затопчут. Шурик на этом похоже исчерпал тему и хотел уже продолжить свои нехитрые сборы, но кто-то из присутствующих бойцов остановил его вопросом. – И что? Действительно ничего удивительного там нет? А, чего ж народ туда прёт?
– Как чего? Водки на природе попить. Вот если ты чуть на гитаре бренькать научился и что-то вроде песни сочинил, то тебя к своим, таким же продвинутым, на Грушевский фестиваль укушаться тянет, и даже хорошо, когда сиё действо крутасит подальше от родного дома. А замороченные на пришельцах, не люди чо ли, они тоже пофестивалить горазды…. Потому-то, обратите внимание, почти все кто общался с пришельцами, жалуются на головную боль, как и почти любой из нас с похмелья. Ну а неопознанное или непознанное, оно всегда удивительно, пока не откроется суть явления, временами довольно банальная. Еще латиняне баяли – омне игнотум про магнифико, тоесть непонятное кажется чудесным. Вот ты бабахнул с мультука и даже не задумываешься, как, что и откуда получилось. Интересует только, куда попал. Если в кого из начальства, то попал по-полной. А для первобытных людей ты был бы страшным богом, неотвратимо разящим наповал из ужасного с виду жезла, а не просто отвратно разящим амбре давно не мытых ног.
Да, а удивительное, помню, я там действительно встретил. Поднимаемся как-то мы с компанией от речки на базу, ну и на краю деревеньки присели на брёвнышко отдохнуть, и тут представляете, рядом с нами воронёнок уселся. Такая осторожная птица, это ведь не глупый голубь и не наглый воробей. Вот ничего себе – сказал я – ворона? А птичка повертела головой так и этак, и представляется вполне по человечески – Гриша. Тут мы все с бревна рухнули. Но ничего в этом сверхъестественного нет. Оказалось, девчонки орнитологи подобрали подраненного птенца. Выходили. От нечего делать произносить несколько слов научили. Ворона птица понятливая, каркать подражая людям, быстро научилась, но вот не пускать струю, это потруднее для неё оказалось. Поэтому как окрепла, девочки её вытурили на улицу. Но все равно прикармливали, вот она людей и не шугалась. Видел я ту комнатку, где пернатый зиму перезимовал. Все стены в помете и запах словно в слоновом сортире. Вот это удивительно. Люди, зная, им потом все это отскрёбывать и отдраивать животинку не бросили, до весны додержали.
Есть в нашей жизни и непознанное, в смысле не поддавшееся описанию кем-то из ученых. А я вот однажды встретился с таким. Правда, теперь, за давностью лет, сам себе не очень верю. Короче, отправили меня как-то летом, к мамаше одного из очередных моих отчимов. Чтоб под ногами не путался и не мешал маме налаживать семейную жизнь. Мне тогда лет тринадцать было, самый противный для окружающих возраст. Бабка жила своим домом, одна, близ окраины небольшого промышленного городка в нашем же крае. Того, что во время прошлой великой войны всю армию касками обеспечивал. Хлеб из ржаной муки, она пекла сама в русской печи, и такой что, попробовав раз, уже никогда не забудешь. Вот и сейчас вспомнил, а рот полный слюны – отодвиньтесь ребята, бо ненароком забрызгаю. Держала бабуля несколько коз, и им уделяла времени гораздо больше чем мне. Меня, впрочем, это более чем устраивало, потому как свобода полнейшая, лишь бы поесть, иногда приходил, да если дома не ночую, то предупреждал бы заранее. Я всё с ребятами из поселка, километров за пять расположенного пропадал. С ними и на прудах день-деньской и коней прихватизированных фермерами у бывшего колхоза переворовывал ночью, чтоб вдоволь намозолить лошади хребет, а себе задницу, проскакать, рискуя поломать обеим шеи километров с десяток. Но не о том речь. Однажды вернулся я к бабкиному дому под вечер чуть раньше привычного времени, по причине небольшого, но болезненного ранения коленки. Козы уже ко двору собрались, чтоб хозяйка их подоила, а той где-то нет. И тут увидел я рядом с козами, но немного в стороне странного козла. Повыше всех вершка на четыре и с одним прямым и довольно длинным рогом, который как-то наклонно вперед промеж ушами торчит. Подошел я к нему, а он не боится, сам вперед подался и мордочку вытянул, ровно вот-вот что-то скажет. Погладил я его, и так приятно мне стало, как не всегда когда теперь женщину гладишь. И земля по прежнему под ногами, но твердо знаешь, толкнись чуток вверх и поплывешь в воздухе свободным и счастливым. Показалось мне на мгновение всего, понял я, как на самом деле космос устроен и для чего я в нем обретаюсь, а он во мне. Короче песня с мелодией до звезд, в которой и тихий шепот громче любого крика, и гром небесный тише слов произнесённых одними губами. Тут бабка меня из-за спины негромко кликнула – Саня. Я к ней поворотился, на пару секунд всего, а потом сразу назад. Но странной скотинки уже не было. Как в воздухе растаяла. Я так и застыл с открытым ртом, осталось только чувство, будто потерял что-то, может быть самое важное в жизни. Да, еще колено зажило целее нового. А бабуля подошла ко мне, потрепала по волосам и сказала, – Что, Санёк, баско123? Чтоб такое с лика земли совсем не исчезло, обещай, покуда я жива, ты никому о увиденном, не расскажешь. Я конечно клятвенно пообещал. И вот ведь трепло, но об этой истории действительно до сегодняшнего дня молчал. Но теперь-то бабули той, наверное, уже в живых нет. А если и к счастью, вдруг ошибаюсь, то у вас-то точно досуга в ближайшее время не будет к ней смотаться и заложить меня, мол, хлопчик-то всеж проболтался.
– Вот ты врё…, даёшь Саня, а жар – птицы у вас там случайно не водятся?
– Никому я не даю. А единорога не я один зрил. Вот и у графьёв Шуваловых, что когда-то в тех местах промышляли, на гербе этот зверёныш изображен. Не зря поди? Что касаемо Жар-птиц, то те раньше были, когда еще ведическое божество Кама с Заратустрой в Приуралье жили. Но один к индусам подался и богом любви до сих пор у них обретается, а второй к персам ушел и там его учение, до принятия ислама, вместо религии пребывало. А, глупые птички слишком яркие были, не умели прятаться, вот их разные Иванушки дураки и истребили.
– Александр Олегович, я что-то не въехал – для чего Вы всё это рассказывали?
– Вот и дед мой, тоже не понимал зачем трусы нужны. Его же отец никогда данным аксессуаром не пользовался. А как постарел настолько, что громко испортить воздух без дополнительных выхлопов рискованно наступило, уразумел – трусы легче отстирать ежели все брюки. Хочется до такой немощи дожить?… От, извиняй чтой-то я опять заболтался, и забил с какой просьбой Вы обратился. – Зёма, прошение насчет отмазки от боя, удовлетворить я не в состоянии, но хочешь, полезный совет дам?
– Ну, давай…те.
– Ну, что за привычка дурацкая «ну» везде втыкать. Избавляйся от неё, пока не …. Ладно, ладно, не журись – вернемся к теме: – Если ты надыбал где-то селедочки, то к ней конечно картошечки отвари. Селедочка она под лучком да с картошечкой просто песня. Нет, это не совет еще, это я размечтался. А совет такой: – воду, в которой ты картофель отваривал, не торопись сливать. Она потом и руки и посуду от запаха рыбы распрекрасно отвадит. А ежели Вы столовое серебро при себе имеете, то данный отвар и его отлично осветлит…. Вот, обиделся парниша, ушел не поблагодарив, а совет – то дельный….
Кто-то из пацанов захохотал, кто-то просто улыбнулся, но лица ребят присутствующих в казарме разгладились, утратили недавнее сосредоточенно-угрюмое выражение.
В красной армии, перед боем умный политрук иногда больше делал, чем куча штабных офицеров, разрисовывающих на карте солдатские судьбы.
Пашка в пол уха тоже слушал друга, но мысли его были далеко. – Вот бы письмо домой написать, может и последнее. Но о чем писать? Что завтра могут убить, так это только истязать нервы матери. Вон, в древнем кино, пишет солдат, что завтра последний бой, из которого он точно не вернётся. Он что врагам пишет, которые заранее порадоваться могут? А может так близких своих ненавидит, чтоб и те вместе с ним могли поистязаться вопросом – чего далее ждать, последующей победной реляции или официального уведомления, таки да ваш, сын и муж отмучился смертью храбрых. Нет, маме такое послание только добавит седых волос, а не дай бог похоронку получит, может, наверное, с горя умом тронуться. Только сегодня, вот сейчас дошло до башки сильной лишь задним числом, сколько горя он ей успел доставить за свою недолгую жизнь. Каким эгоистом и скотом был, в той беспредельно далекой, мирной жизни. А ведь иногда достаточно было сказать несколько теплых слов, чтоб радостным светом озарилось ее самое родное лицо. Но не приходили до сознания эти слова, не было времени на них у него занятого только своими никчемными проблемами.
Завещание Павлу писать было не к чему, да и что он оставить кому после себя? Пробитый пулей комсомольский билет? Кончились комсомольцы со своими вдохновенными стремлениями к подвигу. Написал бы Гульнарке, обязательно написал, что-нибудь хорошее, да балбес последний, не догадался даже название улицы посмотреть. Какими глупцами мы бываем, и чаще всего, при этом еще и тужимся от довольства собой. Как это неудачно устроено, что хорошая мысля, приходит опосля. Надо б действительно сходить к Бате попросить, чтоб начальники при формировании звеньев с Шуркой оставили, а этого земелю куда подальше. Но не станет Батя ни за кого просить, эт точно. Сашка сам своими бойцами командовать будет. А в остальном, предупреждали, – кого подготовишь, с тем и в бой пойдешь.
красиво
МАРШАЛ КУН ЦЮ
Цивилизация – ужасное растение, которое не желает расти,
Пока его не полили слезами и кровью.
Артуро Граф
Я не просто офицер самой великой армии, которую знал мир. Я из маленькой, но прославленной народности Мяо – Хмонг, которая дала миру великого Мао. Пусть имя его еще недостаточно прославляют сегодня, в анналах истории оно займет достойное место. Я, еще и тезка, обожествленного учителя Кун Цзы. (Кун Фу цзы) нареченного поверхностно просвещенными европейцами как Конфуций. По сравнению с его мудростью вся западная философия, все их словоизлияния, только пустые словоизлияния – детский лепет лишенный истинной глубины. Но, надо отдать должное, иногда у отдельных их мудрецов может промелькнуть ждутовое зернышко смысла, наивно претендующее на объяснение ценностей западной культуры. Вот у Оруэма, промелькнуло однажды: – "Жизнь может дать только одно облегчение – кишечника". Для бледного человека совсем не плохо, – в отношении бледного человека конечно. Но, о чем это я?
Мне, по праву, завоеванному многолетними стараниями, доверено руководство северо-западной армией. И это не та Народно-Освободительная Армия восьмидесятых годов, теперь уже прошлого века, вся численностью 46 300 полуграмотных солдат. Четыре мотопехотных дивизии, несколько танков и еще меньше самолетов. У меня новая армия. Армия нового «Великого Похода». В ней лучшие в мире таньке будуй124, цзисехуа будуй125 и гунчендуй126. По численности моя группировка больше, ежели все вооруженные силы большинства государств. У меня едва ли не полтора миллиона лучших бойцов. Воинов, которые, я знаю, достойны славы вояк Цяньлуня, императора маньжурской династии Цин, при котором велись многочисленные победоносные войны. Я, может быть, излишне высокопарен, и понимаю, конечно, это только поэтическая метафора. Что, победить коварного и многочисленного врага, вооруженного современным оружием, без поддержки народа и правительства, без участия других соединений в совокупности, много превышающие силы доверенные мне, я не смогу. Но я готов поручиться, за каждого из своих подчиненных, за высокий боевой дух пронизывающий их сознание. Знаю, они умрут, но выполнят возложенную на них миссию. Приведут Подлунную к управлению этим гибнущим и несовершенным миром.
Об одном сожалею, не мне освобождать незаконно оккупированые еще в ХIХ веке земли манжуров, вернуть исконно наш город Хан Лунг Гонг127. Принести блага цивилизации на полузаброшенные земли и освободить тамошние народы от гнета алигархов и корумпированных чиновников128.
Поставленная моим войскам задача, захватить незаконно владеемый бесталанными элосы129 город Асытэлахань130, и присоединить к Великому Союзу нецивилизованные, но дружественные племена калмаков на первый взгляд была не сложна. Только я, неимоверными трудами добившийся доверия руководить такими силами, знаю, как грандиозна она на самом деле. Я вижу, какие огромные расстояния необходимо преодолеть. Я тщательно изучил все документы, характеризующие военное коварство «империи на глиняных ногах». Но даже мне привыкшему всегда быть готовым к худшему, не представлялись все те трудности, которые ожидают на пути к победе.
Железнодорожное ведомство нашего нового союзника, (я подозреваю, мнимого союзника131) в плачевном состоянии. Необходимые для передислокации армии жалких две-три тысячи эшелонов в моё полное распоряжение добиться невозможно. Нет локомотивов, недостаточно вагонов. То, что удается получить, стараются перехватить выскочки, командующими войсками не способными быстро освободить тартар и башикир, какие варварские названия, у этих племен дадань и баши, тусклых потомков воинов Чингисхана. Да и потомков ли?
В этой варварской стране все, даже путевое хозяйство на грани полнейшего упадка. Спешащие с родины составы то и дело сходят с рельс. Я знаю, если повесить вдоль стального полотна несколько сотен местных чиновников и рабочих, в ком еще живы проимперские настроения, порядок можно было бы очень быстро навести. Но из генштаба постоянно диктуют о соблюдении максимума дипломатичности. Я вынужден соглашаться, тут замешана большая, долгосрочная политика. Но я прикрываю глаза, когда мои контрразведчики устраняют элементов, наиболее мешающих нашему победному движению. Не объяснить тупицам в столице, что по-другому в этой варварской стране, развращенной почти двухсотлетним имперским влиянием просто нельзя.
А что будет в месте дислокации, в Атерау, перед наступлением. О какой дипломатии будет идти речь в краях, где этот город все еще называют прежним расейским названием, где почти половину населения составляют проклятые выходцы из северных лесных берлог. Или Верховное командование не знает, как развиты у противника методы партизанской борьбы. Уже сейчас сообщают мне из пока немногочисленных передовых подразделений расквартированных там о случаях пропажи военнослужащих моей армии. Тихо без выстрелов исчезают бойцы способные голыми руками уничтожить троих врагов за несколько секунд. Мне-то ясно, пропавших солдат не может быть среди живых. Дизиртировать они не могли, так как прошли хорошую идеологическую подготовку, да и бежать там некуда, до родины слишком далеко, а до врагов близко. Интересно как в столице отреагируют по этому поводу. Но я ждать циркуляров не буду. Завтра же авиацией переброшу туда несколько сот специалистов по антитеррористической работе. Правда, им и тут не до отдыха. Может быть, только благодаря их действиям, мы еще как-то движемся вперед. Движемся, растянувшись на тысячи проклятых километров.
Нельзя плохо отзываться о руководстве, (многим это стоило карьеры и жизни), но перед собой можно признаться, что действия его, последнее время потеряли четкую логическую последовательность. И это в самом начале «Великого Похода». Как иначе расценить тот факт, что приданная мне воздушно-десантная дивизия переброшена куда-то в болота Камубоджи, якобы для помощи братскому народу против вьеткогских агрессоров. Я сам воевал с лишенными вдохновения вьетконгцами, освобождая моих угнетенных соплеменников на севере их страны. Я, выросший рядом с юго-восточной границей, ненавижу этих выродков, более чем кто-либо другой. И нет им прощения за то, что отплатили нам черной неблагодарностью. Позабыли, кто внес решающий вклад в победу над гегемонскими империалистами. Я утверждаю, с вьетконгом война неизбежна, будет она не долгой, но трудной, а пока нам нужен союз. Пусть не убивают они наших солдат, а помогают нам в завоевании мирового господства. Вот где нужен талант дипломатов, а не в этих полудиких степях.
Кроме десантной дивизии, грозятся отнять у меня еще и несколько мотопехотных. Нужно развернуть их и своим ходом направить на помощь нашим войскам обескровленным, после взятия танковой столицы бывшей империи – Челиябинска. Гнать под город с непроизносимым названием. Старое имя его Севердловск тоже не из легких. Ну, ничего потом переименуем в Ель Цин. Обидно мне, что не понимают в генштабе, какими расстояниями мы здесь оперируем. По этим варварским дорогам до боя дойдет ладно, если половина танков. Не понимают – я, чем воевать буду? Не просто городишко мне надо взять, а перерезать главную магистраль расейских – Фуэрзяхе132, за которую они всегда яростно дрались. Тут надо будет три таких армии как моя. В столице считают, главные войска слабого врага разбиты, и вот-вот обескровленный неприятель запросит мира. Старческий склероз у генштабовских генералов. Забыли они многопремудрые, когда-то получившие образование в имперских военных академиях, историю этих амбициозных северных словянских племен. Запамятовали, как мнивший свой Вермахт непобедимым, гирманский вождь, и под Масквой, и под Сталиноградом потерпел фиаско, полагая имперские войсковые ресурсы исчерпанными. Теперь конечно не прошлый век, и армия наша совсем не такая как у жалких, в попытке преподнести себя как высшая раса, только что вышедших из дикарства немицев. Но и мне нельзя недооценивать столь непредсказуемого, злобного дицзюнь133.
Помню как об юсиках рассказывал преподаватель в военном училище. Давно, во времена выгодной для нашего народа дружбы, он был командирован к ним для углубления тактических знаний. Чего-то нового в военном деле он не приобрёл, но хорошо понял, успехами их побед, их якобы массового героизма, является пристрастие к самоистязанию граничащее с полным безумием. Раскрыв рты от удивления мы, молодые курсанты слушали о том, как имперские офицеры нагревают специальное помещение до температуры пекла преисподней. Потом несколько часов истязают себя там древесными прутьями, прерываясь только на прием алкоголя в неимоверных количествах. Препод, чуть не со слезами на глазах сообщал, как уже неспособный подняться на ноги он полз к выходу из душегубки, а его теряющего сознание тянули обратно – мол, еще не оценил всего удовольствия. Видимо истинное наслаждение для них наступает на самом пороге смерти.
Вот еще и поэтому, только себе самому могу признаться, не хочется мне торопиться в схватку с силами противника, достоверно не выявленными пока ни космической, ни всей прочей нашей разведкой, считающей себя лучшей в мире.
Да и еще друзья из цзун цаньмоубу134 по секрету шепнули, сегодня планы одни, а назавтра жизнь свои коррективы вносит. Вполне возможна вероятность того, ударить придется не по каламыцким, а по оренибурским степям, что гораздо ближе. Фуэрзяхе можно перерезать и под Сам Арой. Только б не под Сталиноградом. И сделать это надо как можно быстрее. И не потому, что враг способен собраться с силами. Мои ракеты и лучшие в мире танки Тип 80 и Тип 90-II c противокумулятивными экранами и комплектами навесной динамической защиты почти неуязвимы, для остающихся еще в наличии, орудий противника, а благодаря 125 милиметровым пушкам, производящим до восьми выстрелов в минуту, любую противостоящую силу сотрут в муку. В порошок, много мельче того, котрым пытались истребить мой народ угасающие евриопейцы на заре прошлого века135. Торопиться необходимо потому, что якобы на помощь мне спешит молоденький (в годы культурной революции его мать еще к титьке подносила) генерал, мечтающий поскорее стать маршалом, – обзову его иероглифом рука, шелковая рука – Сы-Шоу. Потому как его ладошка всегда готова подтереть отвисшие зады начальников из генерального штаба. Нет, победителем должен быть более достойный. Следуя устоям гимнастики тайцзицюань, (европейцы способны выговорить только у-шу), лично я приверженец стиля Ян Лучаня, спешить нужно всегда мягко, так, чтоб дыхания не сбить. Переход от цянь (творчество), к кунь (исполнение) всегда подразумевает наличие нескольких путей. Суть таланта творца в умении выбрать лучшее решение.
ЗАВОЛЖЩИНА
…Война – это не атака, похожая на парад,
не сражение с развевающимися знаменами,
… – это бесконечное однообразие бед,
прерываемое потрясающими драмами.
А. Барбюс
Пашка почему-то всегда думал, за Вольгой расстилаются бескрайние и безлюдные степи. Видимо, в школе мало увлекался, в общем-то, не слишком муторным предметом по землеописанию. Да и как было внимать вечно раздраженной, бубнившей что-то по учебнику географичке. Та заботилась только о том, чтоб её чирикание слегка доминировало над разговорами не слегка шелестевшими по классу.
А и как той не раздражаться на оболтусов учеников, которым еще расти и расти до настоящих мужчин. Да и где вы их видели, настоящих то. И дело не в почти полном отсутствии таковых в педунивере и в школьном сплошь женском коллективе. Даже на родительские собрания всегда являются только мужиковские женушки, дурищи, расшаркивайся перед которыми. Видать правда, все мужики сволочи и бегут как чёрт от ладана, едва узнают про высшее образование и сопутствующие оному доходы важнейшей состовляющей минобра. Эх, надо было в поварихи податься, те при отсутствии фигуры, самцов подсекают наличием прикорма.
Но это не Пашка так отвлекся, то стучит в моем сердце боль за учительниц.
А для Павла в Заволжье наличиствовала довольно равнинная местность, но обильно заселённая и разнообразная небольшими возвышенностями, лесками и овражками. Только широкие поля открывали довольно далекий обзор. Промерзшая от рано наступивших холодов земля, жестко встречала двигавшуюся по ней технику. Снег, в том количестве, чтоб прикрыть всю землю, еще не выпал, и лежал небольшими светлыми барханами на мрачном фоне темных деревьев и клочков бурой травы. Колючий ветер, несущий ледяные кристаллики, пронизывал тело насквозь. Даже пластиковое забрало на каске мало предохраняло лицо от встречного морозного потока. Негнущиеся руки в трехпалых перчатках на рыбьем меху казалось, навсегда примерзли к рычагам управления. Да мало приспособлены «малышки» к боевым действиям зимой. По крайне мере о людях конструктора точно не позаботились, не преподали им в военных заведениях понятия об эргономике.
А вот бы какую-то маленькую кабиночку, чтоб от мороза хоть чуток защищала. А в той кабиночке малюсенькое такое, немного тепленькое спальное местечко. А рядом с ним холодильничек полный разнообразной жрачки. Ну, тогда и электрочайник с микроволновкой. Да и кофеварка с баром полным брендями всякими. Да и туалетик, чтоб после кофеев на мороз не высовываться. Ну, тогда ванну не надо – места много занимает, а вот душевую кабинку бы. Эх, а если все это вместе, то тогда еше и крылья нада. Небольшие такие, но чтоб слинять отседова подальше….
– Когда же, наконец, остановимся и начнем окапываться? Саперной лопаткой долбить мерзлую землю конечно тоже не подарок, но хоть немного согреемся. Словно посочувствовав этим Пашкиным мыслям, рация, обреченная на режим радиомолчания хрипло пискнула условным кодом – общий сбор.
Бригада, с которой должен был взаимодействовать разведывательный батальон, оказалась не совсем танковой, а скорее мотопехотной. С танкистами было бы проще, те бы действовали сами по себе. Малышки только координировали бы их огонь. Теперь же складывалось по-другому. В передовых частях, в основном, шли устаревшие БМП и БТР, а тройки МБТСР служили им как незащищенный заслон. Много чего прописано в многомудрой науке тактике. Например, танки служат прикрытием пехоте. Для того и созданы, обеспечивать прорыв. Но наши военоначальники в отечественную войну гнали вперёд пехоту, чтоб сохранить танки – они дороже. Ныне ладно хоть не все офицеры остались прикрывать тылы. Вот Батя, был тут же, и передвигался на своей коляске, как и остальные разведчики. Однажды, улучшив момент, он знаками отозвал Пашку в сторону. Не по обычаю сурово и что совсем странно, без всяких матов, посоветовал в бою почаще затаиваться, и не жаться к своим, а уходить несколько вперед.
–
Тылы наши будут обрабатывать крепко, а сами узкоглазые идут впереди жидкой линией. Основные силы много дальше. Вот и имеет смысл действовать в этом промежутке. Кроме того, по туманным предсказаниям главные силы врага к югу. Против нас фланговое прикрытие. Я б на месте командования обошел его и ударил по рокадам. Жаль не лето, то смогли б такого шороху наделать на дальних коммуникациях. Ты главное связь со своими двумя подчиненными держи, действуйте как единый организм, тогда глядишь, и уцелеете. Помни, главное не только победить, но и сохранить жизни себе и пацанам вверенным тебе. Да, чуть не забыл, вот вам крем для рук, поэтому погуще смажьте рожи. Температура только немножко за минус, но при хорошей скорости обморозиться, – нехрен делать. Это сейчас тебе пластик лицо защищает, а в бою он глазам мешать будет.
–
Ты бы, Батя, вместо вазелина лучше горяченькой жрачкой обеспечил, или хотя б, нашенского производства, женских прокладок для ног пачку подбросил, старые в сапогах совсем измахратились.
–
Прокладки вааще-то придуманы не для ног, а для промеж их. Говорят, это дело интимное, если не смотреть рекламу. Короче, должен был сам позаботиться. А горяченькое будет нам, поближе к вечеру. А с утра, глядишь, еще и для тех, кто любит погорячее. Ну, поскольку удачи не желают, то успешной охоты тебе. Короче, ни подбитого танкового трака, ни подмёток ханьских сапог. Чего впярился? – быстро шли к чёрту.
Уже уезжая, еще прокричал капитан Батуев: – Познакомься с парнями с бээмпухи, которую прикрывать будешь, они салом накормят.
–
Это хохлы то? Да они, судя по анекдотам, из-за сала задавятся, но не отдадут национального достояния в чужие загребущие лапы. Как вообще к нам на помощь рухнули после своей революции коммунальных работников
?
–
Не трогай союзников, – вставил свое слово незаметно подкатившийся Шурка – какие, ни есть, а наши. Словяне. Да и хохлами их не обзывай из-за соображений полит корректности.
–
Ага, после того как к нашей нефтяной трубе присосались, их теперь украми величают.
–
Нет, припали они к газовой трубе, а нефть своя есть. Только добывать её трудно, поскольку месторождения все время передвигаются, причем иногда довольно быстро, – в наших цистернах.
Познакомиться с союзниками так и так не пришлось. Командиры довольно быстро, видимо из-за холодрыги, провели свое совещание, и приказали двигаться вперед, на близкого врага. А зачем всех в кучу собирали никто и не понял.
До наступления темноты враг так и не встретился. Зато уже в ранних сумерках наткнулся Пашка на перекореженный лесок. Обгорелые, вывороченные с корнем деревья представляли собой картину окончательно свихнувшегося сюрреалиста. Неподалеку встретилась деревенька, столь же фантастично разметанная по округе рукотворным смерчем на околице которой возились люди в ОВЗК (общевойсковых защитных комплектах), какими-то приборами обследовали холодные головешки. Место ночлега было определено. Эти химзащитники и указали пункт сбора для отдыха, в десятке километров к юго-востоку. Последние эти километры, преодолеваемые в крепчавшем морозце и почти кромешной мгле, были самыми тяжелыми за весь сегодняшний переход. Но и на ночлеге было не многим лучше. Расположились в небольшом перелеске, насквозь продуваемом ветром. Костров, для обеспечения светомаскировки, разжигать не разрешили. Только выдали разведчикам, за весь промозглый день, дополнение к неприкосновенному сухпайку. По промерзшим насквозь буханке серого хлеба и банкам гречневой каши да свиной тушенки, и по малюсенькой баночке сгущенного молока. А какая к каким-то светомаскировка, когда все небо обложило низкими тучами, разбрасывающими ледяную крупу. С воздуха ни черта не увидеть, если даже прямо над землей лететь. Те, кто в машинах под тентами, или в бэтээрах под броней еще как-то могли укрыться от ветра. А как ночевать пилотам «малышек», в так и не установленных брезентовых палатках, никто не объяснил. Никогда не унывающий Шурка предложил: – Слушай, Павка, забирай своих орлов, и давай двинем в городишко, здесь совсем неподалеку. Начальство все там, в центре расквартировалось, а мы тихохонько на окраине. Повезет с жильем так хоть кашу эту разогреем, а то ледяная – не расковыряешь, да и в горло не лезет. А мне всегда казалось, лучше горячая жратва на зубах, чем иней на яйцах. (Говорят, перед расстрелом приговоренному положено помечтать о исполнении последнего желания. А в нашем случае кто гарантирует, что это пожелание не последнее? Но вслух такие мысли лучше не озвучивать.)
Мечтавший любой ценой отогреть закоченевшие конечности Пашка был согласен на все, но все же пробубнил, – ну а остальные, небось, померзнут?