Кворум Буцефала. Рассказы

– Отец Пафнутий сказал же, что Россия спасётся Крёстными ходами, – напомнила Раиса с плохо скрытой укоризной.

– Вы думаете, на Западе видят разницу между Крестовыми походами и Крёстными ходами? По социологическим опросам, европейцы в большинстве думают, что попадут в вечный рай, а большинство россиян – в вечный ад. Эволюция души позволяет указать азимут цивилизации, спасти род человеческий и повысить вибрации планеты, а самые высокоорганизованные мозги способны нарубить излишки бабла, отупеть от гаджетов и разнести вдрызг среду обитания за секунды. Для того, чтобы один процент землян открыл в себе Бога, нужна истина о Божьем предназначении души. Вечного ада не боялись ни во время войн, ни во время революций, так что у человечества по горло заразительных примеров индивидуального и коллективного хождения на голове. И так будет до тех пор, пока скрывается подлинный смысл нашего пребывания на земле и после смерти. Когда истину выставят на обозрение, испражняться против ветра захотят лишь конченые дегенераты. Наша присказка «Христос терпел и нам велел» без скрываемого космического закона плохо вразумляет, а в свете этого закона даёт понять всё, – что терпеть надо и что нет.

– В Православии и так всё понятно, – попыталась возразить тётка.

– Даже больше, чем кажется, тётя Лида. Человечество научилось доводить до абсурда и карнать «под себя» любые Вселенские доктрины. В Индии, например, из-за веры в переселение душ стали настолько медлительны и нерасторопны, что неимущие обрели безразличие к материальным благам и антисанитарии, а в Европе, наоборот, спешка привела к потребительству и стяжательству, так как за одну жизнь стремятся успеть всё. У нас принцип одноразовой жизни и ежовые рукавицы властей привели народ к безысходности и застою. На первых наших часах циферблат крутился вокруг стрелок, вот и докрутились до того, что западная теория потребления попала на старые дрожжи ленинского материализма, к вящему удовольствию Сатаны.

– Вы говорите вовсе какие-то странные непонятные вещи, Виктор, – помолчав, сказала Раиса. – Сразу видно, что вы не ходите в церковь.

– Зато те, кто замутили всемирную джигурду, всё неплохо понимают. Мало того, что нас трижды за столетие хотели уничтожить, так мы сами своего народа положили больше, чем иноземные захватчики. У нас слишком большая душа, славянскую душу за века не пропьёшь. А нами, от рюриковичей до ельциноидов включительно, правили невежественные обалдуи, страдающие высокомерием и гордыней. Если бы богословие несло абсолютную истину, тупорылый материализм никогда бы не стал милее спекуляций на небылице о вечности преисподней. Сами посудите. Во Вселенной обитают около 60 миллиардов эволюционирующих душ, которые воплощены на разных планетах или готовятся к очередным воплощениям. За последние две тысячи лет на земле умерли 110 миллиардов человек, и подавляющее большинство не в силах выбраться из колеса рождений и смертей, и, более того, благодаря фальшивой идеологии, не имеют представления об условиях, как это сделать. Думаю, подход к эволюции Духа требует «золотой середины», и Россия первой её найдёт. Такова структура момента.

Уел, совсем уел, меня нехристь, – подумал Пафнутий, вспомнив, как однажды в детстве получил затрещину на паперти от местного басовитого попа. – Попрошу жену, чтобы урезонила его, а то такого детишкам на уроках наплетёт, что родители будут пальцем на него показывать и вопросами вконец доконают. Ведь это ж надо – с собственной версией Всемирной Истории в глухомань заявился, да ещё задумал историческую роль Церкви-матери пересмотреть. А дойдут до епархии слухи о новоявленном сектанте в его приходе, тогда что? Как там он выразился? Структура момента? Чёрт бы его побрал, прости Господи. Надо бы завтра до намеченной панихиды отца Никодима предупредить. Тот верой крепок, и с панталыка его не сбить, но про сюрприз лучше ему сказать, чтоб был готов, мало ли что…

Поздним вечером, укладываясь спать, он снял крест и попросил жену:

– Матушка, налей-ка стопку беленькой, боюсь, не усну.

Проворочавшись на перине с полчаса, он повернулся к благоверной и сказал: «Вот я же верую и не задумываюсь, сколько раз и зачем на землю приходит наша душа. Сказано же, что для Жизни Вечной, значит, спорить с Церковью-матерью не смей».

– Успокойся, – ответила попадья. – Коммуняки свои слабоумные пожитки унесли, а на наш век паствы хватит. На твою службу приходят только те, кто верует в одну жизнь, и, значит, в вечность геенны огненной, а с Виктором я поговорю. Ишь чего удумал – Священный Синод поучать. Пусть у нас живёт, под приглядом. Завтра, как из школы придёт, скажешь, чтобы другое жильё не искал.

– Ладно. Думаешь, он послушает тебя?

– Он ещё мал и глуп. Я найду, как его унять, а не поможет, пущу на деревне слух о тайном посланнике Сатаны – на чужой роток не накинешь платок, сам отсюда сбежит. И ни о чём не думай, я всё сделаю, Райка подсобит, понял?

– Да, родная, поговори с ним, а то всю обедню нам испортит. Житья никакого не будет на старости лет… эх, кабы начали платить десятину, – ответил муж и захрапел.

Витюня «сходил на двор», мечтательно посмотрел с крыльца на звёзды и спокойно отправился спать, а батюшке приснился под утро удивительный сон: будто стоит он на амвоне и спрашивает каждого прихожанина, много или мало десятины за спасение от ада вечного, но никто не слышит его, пристально глядя мимо, на распятие у стены.

Далёкие острова

Им не было тридцати. Они лежали в номере небольшой европейской гостиницы. За окном засыпал средневековый немецкий городок, ещё не тронутый наступившей осенью, схожий с картинкой на железной коробке из-под импортного печенья, в которой он хранил детские артефакты. Окно помещения выходило на север. Слева, в нескольких десятках километров, раскинулась Франция и Испания, справа – почти вся Германия и Польша.

Она была немкой из бывшей ГДР и жила в восточной части Берлина, он приехал в Европу из бывшего Советского Союза по частным делам, в которых она ему помогала. Ей понравилось, когда он, шутя, назвал её «восточной славянкой», потому что это было древней исторической правдой.

Они познакомились случайно в кафе одного из двадцати пяти тысяч старейших замков Объединённой Германии, в котором она имела необходимый ему доступ к архивам владельца и наследника замка, не пострадавшего от разрушительных войн и вторжений. Замок был музеем, имел штат научных сотрудников, туристическое бюро и относился к числу самых известных памятников. В тот день они проговорили несколько часов, выпили много чашек кофе и умяли кучу пирожных. Оказалось, что они остановились в одном отеле в центре небольшого, словно игрушечного городка, километрах в пяти-шести от того замка, в котором она проходила преддипломную университетскую практику. Тем же вечером они допоздна гуляли по вылизанным улочкам городка, без умолку болтали и, наконец, уставшие и перевозбуждённые, разошлись по своим этажам, не желая проводить ни дня друг без друга.

Он представился ей писателем, хотя им не был, и даже пересказал ей захватывающий роман с недописанным эпилогом, придумав его за столиком в кафе, украдкой поглядывая на флюгер одной из башен над её головой. Он признался в этом позднее, сославшись на буйную фантазию, и объяснил ей, что приехал на целый месяц собирать материал для новой книги, но не сказал ей главного. На самом деле, он искал следы своего прошлого воплощения, причудливо связанного с его давней семейной историей. Он был близок к разгадке тайны жизни, смерти и вечного приюта своего предка по Духу – рыцаря, трагически погибшего со своей возлюбленной в окрестностях замка.

Ему была необходима помощь этой немецкой девушки, и, конечно, не хотелось, чтобы его гид по дебрям средневековых интриг и заговоров XVI века, сочла его за сумасшедшего. Именно здесь должны были состояться разгадка старинной драмы и завершиться его долгие и трудные поиски в разных странах и городах, и теперь, после утомительных скитаний по живописной Франции, он размышлял и об этой милой девушке, и о предстоящей встрече с незнакомкой – возлюбленной по прошлой жизни, после возвращения на родину.

Его слегка знобило от водоворота событий и дум, которые его одолевали. Ему сказали, что он не сможет ответить этой стройной зеленоглазой блондинке взаимностью, хотя, казалось, воздух вокруг них был пропитан торжеством любви и мистики. Так полгода назад в московской подземке ему нагадала цыганка, предсказавшая эту длительную поездку, в которой ему было суждено найти то, что никто никогда не находил, и все события, происшедшие с ним позднее, начались в ту синюю московскую метель, когда он неуверенно протянул гадалке свою руку. Полгода назад они не помышляли о предсказанном ему знакомстве. Просто их случайная встреча, как и они сами, существовали в готовом виде, будто жаренные накануне котлеты, которые на следующий день съедят случайные посетители забегаловки. Она не говорила ему, что считает дни его шенгенской визы и думает о нём по ночам, и сегодня, когда они впервые оказались в её номере, не могла не думать об их будущем.

У неё был приятный голос, удивительно нежные губы, правильный носик, изумительный овал лица в обрамлении мягких волос, источавших то, что сводило с ума, как и её едва осязаемые прикосновения, когда на улице она брала его под руку. Она ещё ни разу не позволила себе глупости или бестактности, никогда не проявляла своего «я», и единственное, что выдавало в ней немку, был не акцент, а еле уловимое двойное ударение в интонациях и словах, добавлявшее речи притягательности. Она всегда была органичной – и сейчас, и когда вела машину или шла с ним по городу.

– Ты весь дрожишь, – она лежала справа, накрыв одеялом и обняв его. – Тебе нужно согреться, это необходимо, – мягко сказала она и положила согнутую ногу выше его колен, руку на левый бок, коснувшись губами его плеча.

– Знаю, читал про это в одной книжке про дикий Запад. – Тебе не кажется, что я так не усну?

– Ты уснёшь, когда согреешься.

Вот они, парадоксы женской логики, – подумал он про себя. – По теории реинкарнации, бесполая душа вселяется в мужчин и женщин, хотя некие изъяны души способны нести признаки гермафродита. В совершенном Духе энергия мужественности и женственности находится в гармонии, потому что он устроен по образу и подобию Создателя. По природе, мужчины тверды снаружи и мягки внутри, стремясь к безупречной мужественности, а женщины, наоборот, мягки снаружи и тверды внутри, достигая идеальной женственности, поскольку любое тело является лишь промежуточным звеном эволюции. Оба пола на момент рождения могут иметь множество «остаточных» свойств, противоположных своему, например, женские и мужские черты мягкости и твёрдости, доходящие до излишней плаксивости и чёрствости, – вот почему смена пола противоречит Замыслу Создателя. Помимо них, существуют общие недостатки Духа мужчин и женщин, исчисляемые десятками, например, гнев, зависть, жадность и похоть. Пока человек не доведёт каждый из них до абсолютного отсутствия, его душа не вырвется из колеса рождений и смертей и будет входить и выходить из плотной материи снова и снова, вопреки лживым церковным канонам и проповедям. Церковь скрывает эволюцию душ и тел, западные человеконенавистники направляют её вспять – к деградации душ и тел. Оба пола могут не замечать друг в друге никаких недостатков, как случилось у них. Безусловное влечение могло означать духовную совместимость на тонком плане или заранее обусловленную встречу по судьбе с членом одной духовной группы родственных душ, среди которых находится и главная. Скорее всего, встреча с девушкой не была случайной, а заранее назначенной. Какой-то неведомый план их душ включал её помощь в его делах, и пользоваться случаем он не хотел. Вряд ли кто-то иной в чужой стране мог бы установить для него имена из старинных родословных и семейных хроник, совпавшие с теми, которые он из предосторожности не называл девушке, и сообщить подробности его прошлой жизни. Если бы встреча с ней не состоялась, он бы сделал несколько снимков замка, купил сувенирную копию меча, которым махал в прошлой жизни, и уехал восвояси.

Они пролежали в молчании минут пять, ничуть не тяготясь. Он боялся шевельнуться и потревожить её, а она приподнялась над ним, закрыла глаза и горячо поцеловала его в губы. Он привлёк её к себе и ответил более долгим поцелуем, после которого она положила голову ему на грудь и стала медленно и нежно гладить его.

– Gute Nacht, спи, – её ладонь замерла на его груди, и он почувствовал её тепло. – Ты очень хороший. Правда, иногда немного сумасшедший, но второго такого на свете нет. Не могу представить, что тебе никто этого не говорил.

– Что сумасшедший? Пусть только попробуют.

– Нет, – улыбнулась она, поцеловала его в плечо и ещё крепче обняла, что-то приговаривая нараспев по-немецки, видимо, свою детскую колыбельную.

Они опять замолчали, думая о своём.

– Знаешь, я никогда не была в других европейских странах, даже во Франции, – тихо сказала она, чувствуя по дыханию, что он не спит.

– Если не мешает топографический кретинизм, это легко исправить, но одной опасно. Лучше с подругой – подумают, что ваши бойфренды отошли. Набрось за спину рюкзак литров на двадцать, захвати палатку и ломанись по Лазурному берегу блудняком. Тур не бери, с чемоданом на колёсиках запомнятся только музейные сиделки с недовязанным чулком и склерозом. Посвящаю тебя в три принципа автостопа: ты не должна знать, как добираться до конечного пункта, что будешь есть и где спать, и тогда всё, что ты увидишь, будет твоим на всю жизнь.

– Я говорила, ты – уникум.

Он промолчал. Рассказывать ей о том, что в действительности происходило с ним в этой стране, похожей на своё цветное кино, было немыслимо, да и поздно, – он уже сказал, что собирает фактографию позднего Средневековья.

Теперь он знал, кто был хранителем его души в прежней жизни и где найти свою прежнюю возлюбленную. Доказательства, разбросанные на сотни и тысячи километров друг от друга, были для него убедительными, но его смущало другое. Он никогда не отвергал реинкарнацию и считал отношение к ней Церкви её частным делом в духе кухонного понимания свободы совести. Всё изменилось, когда обстоятельства жизни навеяли мысль, что оценивать, переписывать и делать историю другой можно с колокольни, выданной за Замысел Создателя, которая заставляет общество смотреть на мир шиворот-навыворот. Он был удивлён, что эта простая мысль не приходила к нему раньше.

Несуразность многовекового управления государством была очевидной – парадигмы загробного местонахождения в вечной преисподней и вечного загробного небытия определили два разных исторических отрезка, которых объединяли насилие, ненависть и драматическое завершение. Как глупо, должно быть, выглядят лекции, если в них не объясняются причины хаоса, повороты и ход истории. Называть такую историю великой и героической было бы издевательством и лицемерием, потому что обе лживых парадигмы были внедрены бесчеловечным принуждением и насаждением холуйства и раболепия.

Его маленькое открытие позволяло иначе видеть развитие общества, возлагать на власть имущих особую ответственность и объясняло мотивы переписывания истории. Он не был идеалистом в розовых очках, и потому увидел разницу между наивными теориями утопистов и мозгоправством беспринципных прагматиков, использующих заведомый бред о загробном состоянии индивидуального «я» из низменных побуждений. Тот Свет – не двор, в который можно запросто отволочь мошенников за волосы, ткнуть лицом в реальность и, задрав рясу, отчесать шпандырём, чтобы было неповадно дурачить человечество. Слазить за чужой забор монополии на систему «загробных воззрений» – не в чужой сад за яблоками, драными портами не обойдётся. Другого объяснения инстинкту самосохранения придворных историков не требовалось.

«Отменив» переселение душ, сильные мира сего превратили народ в букашек-однодневок и назвали его творцом великой и героической истории, делая прошлое страны, по известному выражению, непредсказуемым. Это они, самозванные поводыри человечества, которых он знал наперечёт, ради власти над людьми скрывали источник непрерывного хаоса и страданий – кармическое искупление в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, и столетиями мостили дорогу в земной ад псевдоблагими намерениями. Он считал, что утаивание механизма кармы в отрицаемом цикле рождений и смертей превращало церковные проповеди о воздержании от греха в подлое лицемерие, не переставшее быть таковым даже после дарованной свободы от церковников. Они не могли не знать, что их потуги подменить бессмертие Духа вечной преисподней и затолкать почти бесконечную эволюцию в срок человеческой жизни, богохульны и шиты белыми нитками, но выхода в признании содеянного не видели. История Земли не знала аналогов злодеяния перед человечеством.

Ему никогда не приходилось слышать от своих коллег историков, что вся история человечества противоречит Замыслу Создателя о предназначении человеческой души и титульной святости церковников. Он убедил в этом девушку, потому что они оба были историками, а к советским и постсоветским историкам он относился как к агностикам – интеллектуальным импотентам, неспособным познавать потустороннюю реальность, и поэтому не понимавшим посюстороннюю действительность. Они до сих пор не могли честно ответить, почему дважды за столетие от государственного строя оставались руины, и дать однозначную оценку сталинизму в безбожном социализме, как ложке дёгтя, которая портит весь мёд. Чтобы сделать однозначный вывод, двум институтам Истории Академии наук было достаточно воспользоваться школьной логикой и общеизвестной, не принятой во внимание, посылкой. Для признания ошибочности всего исторического пути нужен достаточный аргумент. Аргумент был, но произносить его остерегались. Столь же некорректно его коллеги обращались с исторической оценкой тысячелетия христианства на Руси и «пропажи» пяти тысяч лет истории. Соглашаясь с тем, что многовековой вельможный разврат, казнокрадство и крепостное угнетение со временем принимали более терпимые формы под влиянием церковных проповедей о милосердии к ближнему, они неизменно уклонялись от обсуждения исторического значения ведического мировоззрения древних славян и принципиальной разницы между кармическим возмездием в будущих воплощениях и безвылазным посмертным прозябанием.

Он полагал, что кармические испытания поколения за поколением обусловлены идеологическими условиями непрерывного воспроизводства кармически наказуемых проступков, которые определяют трагизм истории, описанной в учебниках. Его бывший руководитель как-то назвал историю сознательной игрой в профанацию бытия паразитическим меньшинством и крайне озадачил его тем, что паразитизм выражает синоним и кредо Тёмных Сил общества. Иными словами, искомые условия недостижимого благоденствия большинства умышленно не желали подводить под общий знаменатель подлинного равенства и справедливости, известный с доисторических времён, потому что для паразитирующего меньшинства и правящей верхушки этот знаменатель был невыгоден. Социальные паразиты государства российского невзлюбили его за то, что он уравнивал перед Господом паразитов с эксплуатируемыми посредством изменения земного статуса в очередных телах в зависимости от качества служения ближнему, а декларативно-поповское равенство перед Всевышним не мешало превратить в крепостных подавляющую часть населения и паразитировать на ближних самым нещадным образом. Где взять дурачка, который процитировал бы пару его последних мыслей по радио?

– Скажи, пожалуйста, а что судачат ваши учёные языки о современной функции вашей Церкви, – спросил он.

– Как о сосуществующей с функцией светской власти. Ты уже забыл, что эпоха Священной римской империи германской нации отошла в прошлое с охотой на ведьм и торговлей индульгенциями? В нашем рейхе пасторы также свободны, как бюргеры и бауэры.

– У нас такого сосуществования Церкви смогли добиться только после вторичного уничтожения государственных устоев в 90-е годы, когда соединили западную теорию потребления с укоренившимся мировоззрением советского материализма. Это как если сказать, что главное в человеке не душа, а голова, потому что ею едят.

– А ваша Церковь отделена от государства полностью?

– Церковь – да, хотя неформальные связи с государством могут быть крепче, чем при клерикализме. Другое дело, что церковная и материалистическая парадигмы вне тоталитарного режима от черепной коробки неотделимы, поэтому в обе парадигмы разрешено верить безнаказанно. Плюрализм в одной голове имеет диагнозом шизофрению, в разных головах – порождает неразрешимую методологическую дилемму, характерную для отдельно взятой головы.

– Какую?

– Не могут определиться, какая из взаимоисключаемых парадигм справедливее – церковная или материалистическая, потому что недобитые Ельциным фанаты Ленина из коммунистической фракции парламента не хотят выносить его из Мавзолея и лишать народ последнего символа надежды обездоленных. Как будто, забота о народе не является единственным долгом и целью родных олигархов и чиновников. Один медиум даже к духу «шароголового гения» обращался, – дескать, не согласитесь ли с ошибочностью французских лозунгов о скороспелой свободе, братстве и равенстве и не желаете ли покаяться за Революцию? А этот моральный урод, подменивший Творца убогим продуктом мозга, злобно захихикал в своей манере и отвалил в виртуальный шалаш, зная, что его социализм растащили до последнего гвоздя очередные буржуины.

– В детстве я была с родителями в Мавзолее. Расскажи, какая Москва сейчас.

– До второго пришествия капитализма в неё ездили за колбасой, а сейчас – зарабатывать на колбасу, чтобы купить её по месту жительства, потому что в столицу свезли 90 процентов денежных знаков и поругивают за безденежье дотационные регионы. Провинция чахнет, брошены сотни тысяч сельских домов, срок выхода на пенсию увеличен. Один чиновник из высшей власти ляпнул, что проблема нищеты уже решена. По телевизору идут передачи о секретах грязного белья или типа «Звёзды собрались», где люди, о которых пишут в скандальной прессе, обсуждают ерунду ради поддержания известности. Униженный народ обязан знать на кого равняться и кому завидовать. Когда у нас ездили на «Запорожцах», а у вас на «Трабантах», люди были добрее, бескорыстнее и проще.

– У нас думают так же, особенно старики.

– Человеку свойственно идеализировать прошлое и называть его старыми добрыми временами. Это одна из причин исторической амнезии и выживания трагических заблуждений. Компартия – лжегуманная организация, потому что материализм является чумой, но она держится на лозунге о защите народных интересов. Сама посуди: если прочие политические силы имеют отличные лозунги, для чего народ нанимает государственных чиновников? Чтобы эта братия превращала государство в корыто, окружённое чавкающими свиньями? Все политические силы обязаны подчинить себя служению большинству и уничтожению основ паразитизма, а для этого нужна парадигма, о которой боятся говорить. Без неё парламентская многопартийность и демократия превращаются в легенду управления сирыми и убогими.

– А я считала их завоеванием цивилизации.

– Тебе так кажется, в этих завоеваниях слишком много мутной воды, где плавает много дряни. Уязвимое место паразитизма меньшинства загорожено ложными парадигмами о жизни и смерти.

– Объясни.

– Легко. Парадигме кармы и реинкарнации противоречат ленинская экспроприация, ельцинская приватизация и оба дебильных закона об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела. Оставляю без ответа вопрос, как снискать хлеб насущный попам и коммунистам, объясняю суть исторического идиотизма. В 1917 году Ленин под страхом смерти временно задавил частнособственнические инстинкты, в 90-е годы Ельцин выпустил их на волю. Богатые начали убивать, чтобы стать ещё богаче, бедные – чтобы разбогатеть, а основную массу превратили в «нищебродов», и неофициально объявили бедность следствием лени и пороков. Идеи обоих ублюдков не сработали, народ ничего не получил.

– А что надо было делать, если до них всё развалилось само собой?

– До того, как во второй раз всё развалилось, могли догадаться, что оба закона были порочными, и есть третий, указующий, кто виноват и что делать, но кремлёвские прохиндеи 90-х до этого не додумались, будто это было сложнее бинома Ньютона. Объяснить, что к чему, было некому, от первичности материи в Кремле отупели все.

– Ты можешь объяснить мне разницу между этими законами?

– Смотри. Идеология всегда основана на каком-нибудь законе, по-другому не бывает даже в племенах Амазонки. Ленин это понимал, когда сочинял псевдонаучный бред по диамату, а Ельцин ничего, кроме этого бреда не читал, и потому вернул общество в дикий капитализм, который Ленин беспощадно уничтожал. Условно можно выделить несколько пар законов с абстрактными свойствами. Возьмём первую пару. По одному закону выгодно творить добро, по другому – зло, исходя из убогости земного дуализма и афоризма «Своя рубаха ближе к телу». Рубаха – это эгоизм души, его нельзя культивировать по-ельцински и бесполезно бить дубиной, как делал Ленин. Берём вторую пару. По одному закону выгодно действовать в личных или корпоративных интересах, по другому – в интересах всего общества и каждого. Наконец, третья пара. По первому закону выгодно поступать по самодельному закону, который существует только в голове, другой закон объективно действует в природе независимо от человека и степени его осведомлённости о Мироздании.

– Поняла. Где ты это взял?

– В голове, когда ты попросила объяснить разницу между ложными законами и подлинным. Парные философские категории проходят на первом курсе, так что, если академики купили свои дипломы не в метро, они должны располагать теми же сведениями. Итак, куда отнести церковный и материалистический законы?

– К несуществующим в природе, по которым в личных интересах действовать выгоднее. Себе – добро, другим – зло.

– Ты забыла сказать, что успех зависит от тотального усвоения обществом. А куда отнести закон достижения вознесённой святости, за нарушение которого ожидает кармическое искупление в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую?

– К закону природы, по которому всем выгодно жить и делать добро в общих интересах.

– Вот и ладушки. Теперь главное. Структура религиозного верообразования состоит из трёх сфальсифицированных элементов – богохульства вечного загробного наказания, фикции однократности земной жизни «я» и бессмысленности вечного загробного безделья. Сплошная верообразующая липа указывает на низменность мотивов её создания, тайный корпоративный сговор её создателей и лжегуманную направленность. Я уже не говорю про нездоровое самомнение «творцов», извращение объективных критериев святости, богохульство вечного загробного наказания и последствия замены вечных законов. Стопроцентная фальшивость верообразующей конструкции одурачила миллиарды землян, от которых попы скрыли конечную цель души. В башку не лезет – стопроцентная липа!

– А что насчёт материализма?

– То же самое надувательство, с тем же размахом. Сущностью ленинского материализма является аксиома бездушия тел, позволяющая выдумывать до наступления неотвратимого загробного небытия любую дозагробную хрень, – от непосильного строительства недостижимого коммунизма до дебильной смены пола, стирания гендерных ролей и возведения в абсолют свободы инстинктов. Большинство людей не видят в приведённом абсурде таковой, потому что не сознают суть парадигмы, а я всего лишь назвал очевидные вещи своими именами.

– Но ведь Ельцин отменил роль партии и вернул Церковь в интересах общества.

– Без этого было невозможно растащить страну и обмануть население. Он допустил безудержное обогащение ничтожной кучки плутократов, дав волю разнузданным инстинктам, и превратил в нищих большинство. В полной мере деяния этого болвана не оценили только потому, что подлинная парадигма прогресса неизвестна обществу. Кровавый передел собственности назвали «спором хозяйствующих субъектов» и запретили правоохранительной системе в него вмешиваться. Каждый «уважаемый» бандюган создавал службы безопасности из «бывших чекистов», которые действовали иезуитскими методами спецслужб. Шлейф заказных убийств, взрывов, казнокрадства и коррупции тянется до сих пор и тянет за собой хаос и отсроченную череду земных искуплений. Это называется созданием долговременных условий воспроизводства тяжкой кармы.

– Но ведь прошло много лет.

– Я же говорил, господствует ельцинская идеология. Церковь занялась бизнесом и коммерцией, в ночных гадюшниках кипит красивая жизнь, Моральный кодекс строителя коммунизма втоптан в грязь, а моральные нормы христианства не вписывались в заявленный уклад. А в среднестатистическую башку не вписываются причины, по которым в будущих рождениях достаются сломанные жизни, потому что оба взаимоисключающих мировоззрения выдумали паразиты, запустившие историю кувырком.

– Хочешь сказать, это надолго?

– Для кармического искупления содеянного требуются десятки, сотни, а иногда тысячи лет, поскольку скорость компенсирующей эволюции сравнима с улиткой. Мы не замечаем этого потому, что умственный прогресс ежедневно меняет внешнюю сторону жизни до неузнаваемости и опережает нравственный. Проповеди христианского смирения, которые «возродил» Ельцин, не задели интересы плутократов, но сместили центр тяжести с недовольства нищих несправедливостью на смиренное молчание в тряпочку, как было при Царе. Пуля с такой баллистикой убивает, попав даже в пятку.

– Тогда зачем было менять несовершенный социализм на дикий капитализм после распада Советского Союза?

– Если кратко – из-за хронической тупости и алчности вечного паразитического меньшинства. Духовное развитие общества, выражаемое в низких параметрах энергии душ, не позволяло «достраивать» недостижимый коммунизм, оставаться в рамках казарменного социализма и держать экономику на плаву. На этом фоне тоска по сталинским успехам выглядит, как умственная отсталость, прежде всего, тогдашних поводырей. Ельцин конструктивного выхода не нашёл, потому что ни в дореволюционной, ни в советской парадигме, его нет. Он разрушил жизненный уклад, экономику, мораль, объявил идеологией тупое обогащение и передал средства производства новому паразитирующему меньшинству. С точки зрения кармы, эволюции инкарнаций, это самая большая глупость, какую можно реализовать, но ему поддакивали академики и цэрэушники. Этот переобувшийся материалист не понимал, что его бывший социализм в реальности был государственным капитализмом с элементами рабовладельческого строя и сохранял неуязвимую суть классического паразитизма меньшинства – партократов, над обманутым большинством.