Возвращение в батальон
Просёлок оказался недостаточно ровным. По нему нельзя было мчаться, как по широким шоссе. Поэтому Павел не разгонял небольшую машину и ехал никуда, не спеша. Меж тем, взглянув на спидометр, парень заметил, что сейчас они движутся, раз в пять быстрее, чем сутки назад. Если до тихой станицы они добирались с утра до полудня, то обратно домчаться за час-полтора.
Потом пошли мелкие рощицы и перелески, и пришлось тормозить до скорости пешего хода. Ведь кто его знает, что ожидает тебя в ближайших кустах? Вдруг там затаилась засада? Хорошо, если наши, а если фашисты прорвались сюда, расставили везде патрули и следят за каждой дорогой в округе?
Несмотря на многозарядные «шмайссеры», висящие на груди у бойцов, они были совершенно беспомощны. Один держал две руки на руле. Второй, сидел за спиной у водителя, и не смог бы стрелять в таком положении.
Павел предложил командиру привязать груз к тем кронштейнам, что расположены на мотоцикле с разных сторон. Ну, а сержант заберётся в коляску, и будет держать перед собой автомат. Тогда он сумеет, открыть огонь по врагу.
Олег подумал о том, как сам стрелял по немецким разведчикам, и тотчас отказался от предложенья напарника:
– Если по нам откроют огонь из засады, как сделали мы в той станице, то вряд ли всё это поможет. А сидя в седле, я хоть спрыгну на землю и откачусь в ближайший кювет.
Парень вспомнил, как убили фашиста, что сидел за спиною водителя, и понял, что всё бесполезно. Слишком они уязвимы для пехотинцев с винтовками. А про пулемёты и «шмайссеры», говорить, вообще, не приходится.
Так и катили красноармейцы по узкой дороге, трясясь, как осиновый лист. Оба старались, хоть что-то расслышать сквозь треск мотоцикла и напряжённо смотрели вперёд, не качнётся ли где-то, какая-то ветка?
Минут через сорок, сержант наклонился к уху водителя, сказал ему: «Стоп!» – и ткнул рукой куда-то в кусты. Парень резко затормозил и глянул туда, куда показал командир. Там находились трупы двух лошадей, которых пришлось добивать после обстрела фашистов.
Все минувшие сутки, на небе не было даже лёгкого облачка. Солнце светило в полную силу, и стояла жара, словно в тропической Африке. Процесс разложения шёл очень бурно. Непотрошёные туши раздуло, словно шары. Ноги погибших животных торчали в разные стороны, а огромные их животы грозили взорваться с треском и грохотом.
«Не повезёт тем беднягам, кто окажется рядом, в опасный момент. Когда лопнет конская шкура, так забрызгает вонючим дерьмом, что нескоро отмоешься». – невольно подумал боец.
– Столько мяса пропало, – печально вздохнул сзади сержант.
Водитель почувствовал голод, но ничего не сказал. Красноармейцы направились дальше и тихо проехали ещё метров двести. Парень увидел следы от телеги, ведущие в лес.
Именно здесь, пушкари выскочили на лесную дорогу, удирая от фрицев. Павел свернул в правую сторону и медленно двинулся по примятой траве. Раз телега прошла меж деревьев, то машина с коляской точно пролезет.
Они добрались до густого подлеска, стоявшего стеной на опушке, и заглушили рокочущий двигатель. Олег быстро спрыгнул с сиденья, чутко прислушался, но, не заметив ничего подозрительного, тихо сказал:
– Стой здесь, а я посмотрю, что там творится? – Сержант взял автомат наизготовку и, крадучись, словно охотник, учуявший дичь, шагнул к зелёным кустам. Он пригнулся к самой земле, нырнул в низкие заросли и мгновенно исчез.
Через минуту, напарник вернулся обратно и рассказал:
– Дорога, вроде, пустая. Никого не видать, ничего не слыхать. На лугу трое наших ребят. Судя по внешнему виду, никто их не трогал. Как упали вчера, так и лежат, но кто его знает? Вдруг фашисты подложили гранату со снятой чекой? Тронешь кого, и нате, пожалуйста, взрыв. Так что, нужно нам быть весьма осторожным. Дай мне ремень.
Не понимая, в чём дело, Павел снял солдатский брезентовый пояс и протянул командиру. Тот связал его со своим, сделал петлю на одном из концов и скрылся в плотных кустах.
Спустя какое-то время, послышался шорох. Ветви раздвинулись в стороны, и появился сержант. Он шёл, немного нагнувшись вперёд, держал в руках конец обоих ремней и тащил за собой недвижное тело.
Отдуваясь, Олег шагнул к мотоциклу, устало присел на коляску и сообщил запыхавшимся голосом:
– Товарищ мой старый, Петро. Вместе целый год воевали. – Он нагнулся к земле и снял петлю, надетую на сапоги мертвеца.
Заметив удивление Павла, он пояснил:
– Зацепил его щиколотки, опустился на землю и стащил с прежнего места. Если б граната лежала под грудью, то она, сразу сработала. Ну, а я-то устроился метрах в трёх от неё, находился в ногах у приятеля, и он меня собой прикрывал. Поэтому, вряд ли меня достали осколки.
Слегка отдохнув, Олег приказал:
– Ты копай здесь могилу с востока на запад. – Он глянул на небо и сориентировался по солнцу. Потом, указал рукой, откуда и куда нужно рыть, и добавил: – А я пока сбегаю за остальными ребятами. Негоже одного схоронить, а двоих, оставить лежать на поверхности. Не по-людски, как-то получится.
– Там, возле воронки, должен быть ещё и пушкарь, Зотов Сергей. – вспомнил вдруг Павел.
– Хорошо, и его принесу, – со вздохом ответил сержант и скрылся в кустах.
Минут через десять, все трое погибших лежали ровным рядком. Павел рыл землю, пронизанную большими корнями, словно бетон арматурой. Он рубил сапёрной лопаткой коричневого цвета отростки и с трудом углублялся в неподатливый грунт.
Скоро сержант отдышался, снова сходил к пыльной дороге и приволок пушкаря. Взрывною волной снаряда с него сорвало всю форму, кроме сапог. Затем Олег принёс сразу три тощих «сидора» и три «трёхлинейки». Чётвертая «мосинка», наверно, погибла вместе с телегой.
Олег собрал у убитых солдатские книжки, достал из кармана штанов огрызок карандаша и написал на одной из обложек: «Пушкарь – Зотов Сергей. Погиб в Левобережье Дона, 21 августа 42-го».
Он сунул документы в карман гимнастёрки, стал развязывать «сидоры» и искать провиант и патроны с гранатами. Проверив котомки, сержант сложил все припасы в чей-то опустошённый мешок, подошёл к мотоциклу и бросил в коляску.
Потом вытер пот на лице пропылённой пилоткой, расправил её и положил на сиденье. Мол, пусть немного просохнет. Он взял лопатку, висевшую на поясе одного из погибших товарищей, шагнул к неглубокой канавке, которую успел прорыть миномётчик, и встал на место уставшего парня. Так, сменяя друг друга, они и возились более часа.
Наконец, они вырыли яму глубиною около метра, взяли погибших за руки за ноги и одного за другим опустили в могилу, головою на запад. Бледные лица солдат закрыли их же пилотками. Рядом положили винтовки, вынув из них все патроны. Тащить «винтари» с собой тяжело, а оставить проклятым фашистам нельзя. Вдруг соберут, да и направят, против нас же самих?
Бойцы слегка отдохнули, перевели сорванное работой дыхание и снова взялись за лопатки. Минут за пятнадцать они насыпали холмик взрыхлённой земли и устало упали в траву, зеленевшую рядом с лесным погребеньем.
Пока парень валялся без сил, сержант снова поднялся на ноги. Достав складной нож из кармана, он отсёк от чьего-то пустого мешка узкую полоску брезента, срезал две ветки и ловко связал их крестом. Затем, воткнул символ веры в ногах у покойников, застыл возле него и начал тихо, что-то шептать.
Павел стоял рядом с напарником и просто молчал. Церковных слов он сроду не знал, а говорить обычный набор затасканных фраз совсем не хотел.
Закончив молитву, Олег набожно перекрестился, поклонился в пояс могиле и вернулся к насущным делам. Он надел пилотку, подпоясался ремешком и взял наизготовку свой автомат. Павел тоже, привёл себя, в надлежащий порядок.
Сержант снова вышел к дороге и убедился, что там никого нет. Олег повернулся к опушке и махнул миномётчику левой рукой. Павел побежал к мотоциклу и с ходу прыгнул в седло. Он нажал ногой на кикстартер, переключил передачу и тронулся в путь.
Стараясь не наехать на острый сучок, боец, осторожно, выбрался на лесную опушку, прибавил газку и направился прямо к дороге. Впереди виднелась большая воронка. Возле неё лежали погибшие лошади. Павел невольно скривился и едва удержался от рвоты.
При взрыве снаряда осколки сильно порезали шкуры животных, и мёртвые туши выглядели просто ужасно. Лохмотья оторванной кожи топорщились в разные стороны. Тучи мух вились над ними, а вонь гниющего мяса разносилась на многие метры вокруг.
Мотоцикл выбрался на узкий пыльный просёлок, повернул на восток и, тарахтя на небольших оборотах, замер на месте. Сержант привычно устроился сзади, устало вздохнул и сказал:
– Поехали дальше.
Павел тронул небольшой экипаж и, по-прежнему, никуда не спеша, покатил вдоль кромки редкого леса. С другой стороны лежала глубокая балка. За ней часто стояли купы деревьев. Всего сутки назад, оттуда фашисты обстреляли бойцов.
К востоку тянулась ровная огромная пустошь. Она просматривалась на несколько километров вперёд. На ней не было видно ни людей, ни машин. Парень решил, что не стоит ничего опасаться, и немного ускорился.
Встречный воздушный поток легонько ударил в лицо, зашумел в обоих ушах и слегка охладил его тело, разгорячённое долгой работой. Ветерок был настолько горячим, что боец не боялся простудиться на нём.
Минут через двадцать спокойной езды, впереди показалась очередная развилка. Хорошо накатанный путь стрелой шёл вперёд. Влево нырял еле заметный просёлок, заросший густым подорожником.
– Нам нужно на север! – крикнул Олег.
Услышав команду, парень притормозил и свернул на ту колею, по которой селяне катались достаточно редко. Мотоцикл двинулся к светлой опушке, стоящей в сотне метров от них. Он медленно въехал под полог ветвей и устремился вперёд на самой маленькой скорости.
После яркого солнца, сиявшего на открытом пространстве, под сенью листвы оказалось удивительно сумрачно и очень тревожно. Мерещились какие-то смутные тени, мелькавшие справа и слева.
Павел вгляделся в дорогу, заметил следы коней и телег и слегка успокоил себя. Судя по отпечаткам, вдавленным в мягкую почву, за прошедшие сутки здесь никто, кроме них, больше не ездил. Однако, это не значило, что впереди нет фашистов. Так что, нужно быть начеку.
По две стороны от просёлка стояли редкие заросли, но даже в шести-семи метрах от узкой дорожки, уже ничего не было видно. Только стволы высоких деревьев да плотный кустарник.
Выросший возле такого же леса, Павел доподлинно знал, что среди небогатой растительности можно спрятать всё, что угодно. Там мог укрыться не только патруль из трёх человек, но и целый полк пехотинцев.
Насколько помнилось парню, этот зелёный массив был не очень большим. Скорее не лес, а так, обширная роща. Не более пяти километров от края до края. Вчера впереди шли десять солдат и сержант. Артиллерийский возок и телеги спокойно тащились за ними. Короткий обоз пересёк это пространство, где-то за час.
Мотоцикл пролетит данный путь минут за пятнадцать. Они доберутся до расположения батальона стрелков, откуда выехали сутки назад, и доложат начальству о том, что произошло у станицы. Если, конечно, их кто-то не встретит в дороге.
Наконец, впереди замаячил просвет. Олег толкнул водителя в бок. Павел затормозил, остановил мотоцикл и, выключив двигатель, вслед за сержантом спрыгнул с сиденья. Повторяя движения своего командира, боец передёрнул затвор автомата и низко пригнулся к земле. Он подбежал к ближайшему дереву и встал за не очень толстым стволом.
Оказавшись в укрытии, Павел почувствовал себя немного уверенней, успокоил ускорившееся внезапно дыхание и напряжённо прислушался. Окружающий воздух заполнял только шелест листвы, скрип тонких веточек, трущихся одна о другую, и слабый шорох травы, качаемой ветром. Слегка ощущалась какая-то гарь, но отвратительный запах стал настолько привычным, что миномётчик не обратил на него никакого внимания.
«Конец августа, – не к месту вспомнил вдруг Павел. – Птицы давно не поют, а учат птенцов находить себе пищу. Ну, а кукушки, так те, вообще, улетели на юг». Парень остановил рассуждения о местной природе, отбросил ненужные мысли и удивлённо подумал: «А куда же исчезла батарея орудий? Ведь они находились, где-то поблизости».
Он повертел головой, но не заметил ни пушек, ни даже окопов, в которых они размещались. Лишь кое-где на древесных стволах виднелись порезы коры от кусочков железа. Вот только, в настоящее время, это мало что, значило.
Большие снаряды несут в себе килограммы тротила. Они взрываются с огромною силой и разлетаются на тучу осколков. Ну, а те, в свою очередь, уносятся вдаль на десятки саженей. И мало ли где, мог упасть «чемодан» весом в полцентнера? Быть может, он сработал далеко впереди и, к тому же неделю, назад. Просто вчера, парень дремал на телеге и ничего не заметил.
Озадаченный переменой, произошедшей за прошедшие сутки, Павел невольно подумал: «Если весь батальон сменил дислокацию, то должны были остаться следы пребывания здесь человека. То есть, деревья, срубленные для разведенья костров, кусты, обломанные для маскировки орудий, отхожие ямы, смердящие так, что хоть нос затыкай. Где это всё? Куда это делось? Или мы, на какой-то развилке, свернули совсем не туда, куда нужно и по ошибке приехали в соседний зелёный массив?»
Сержант снова пригнулся и бросился к дереву, стоящему ближе к опушке. Парень прекратил размышления и помчался за ним. Они сделали ещё три-четыре рывка и оказались в кустах, растущих на окраине леса.
Парень вспомнил о том, что, когда пушкари уезжали к станице, они проскочили открытое место. Значит, сейчас он оказался перед этой огромной проталиной. А следом за ней, будет та роща, в которой стоит батальон.
Павел выглянул из реденьких зарослей и сначала не понял, что же он видит сейчас? Он пригляделся и ошеломлённо застыл. Впереди находилась большая поляна. За ней простиралось чёрное поле, покрытое множеством огромных воронок.
Тут и там из почвы торчали обугленные небольшие пеньки. Кое-где громоздились немецкие танки и транспортёры с крестами, намалёванными на угловатой броне. Корпуса всех машин потемнели от сильного жара и копоти. В десяти-пятнадцати метрах от них стояли какие-то кучи железа.
Парень напряг глаза, но и после этого не смог ничего рассмотреть. Он вспомнил о разбитом бинокле, подаренном ему лейтенантом, поднял окуляр к правому глазу и навёл нужную резкость. Парень с трудом разглядел обломки четырёх «полковушек», разрушенных мощными взрывами. Это всё, что осталось от артиллерии батальона советских бойцов.
«Наши и фрицы били друг в друга, почти что, в упор», – понял ошарашенный парень. Он вспомнил объясненья солдат, служивших у 76-миллиметровых орудий образца 1927 года. В мирное время, они кликали пушку попросту «бобиком», словно собаку, что живёт во дворе. Во время войны, все стали её называть «Смерть врагу, конец расчёту!» или немного короче: «Прощай, любимая Родина!»
Павел, наконец, осознал, почему к ним прилипло столь странное прозвище. Снаряду, что вылетал из куцего ствола «полковушки», иногда удавалось поджечь средний танк, но только с близкой дистанции.
К сожалению красноармейцев, фашисты тоже не сидели без дела и лупили в противника из всего, что имелось у них на борту. Если в машине у фрицев стоял лишь пулемёт или 20-миллиметровая авиационная пушка, этого было достаточно, чтобы уничтожить людей.
Броневой щит у орудия удивительно маленький, за ним не мог надёжно укрыться расчёт. Артиллеристы стояли на открытом пространстве, и их срезало осколками с пулями, словно траву острой косой. Лишь когда «бобики» укрывались в засаде, пушкари успевали хоть что-нибудь сделать. Они посылали несколько выстрелов, ещё до того, как их всех перебьют.
Справа и слева от Павла, наблюдалась та же картина. Только вместо уничтоженных пушек из обгоревшей земли торчали стволы пулемётов и противотанковых ружей.
Особенно парня поразил одинокий «максим», стоявший на невысоком пригорке. Боец с изумлением увидел невероятную вещь. В броневом щитке «станкача» зияли дыры размером с приличную сливу. Их оказалось не меньше десятка. Стальной лист толщиной в семь миллиметров походил на плоский дуршлаг. Несколько рваных пробоин виднелись на ребристом металлическом кожухе, что закрывал ствол «машинки».
«Не иначе, как фрицы стреляли бронебойными пулями, – подумал вдруг Павел. – А может быть, били из наших противотанковых ружей? Мужики говорили, что фашисты их собирают, ремонтируют и направляют на нас».
Затем он подумал совсем о другом: «Похоже, бойцы сменяли погибших товарищей, но, как же они умудрялись палить по врагу? Ведь из кожуха быстро испарилась вода, и заряды могли заклинить при выстреле».
Парень на секунду запнулся и только потом, догадался, как они обходили такое препятсвие? «Наверное, били очередями по три-четыре патрона и делали небольшой перерыв, чтобы ствол успевал немного остыть».
Ни наших бойцов, ни фашистов нигде не было видно. Очевидно, пламя от сгоревших машин потухло давно. Чёрный удушливый дым не тянулся к синему небу, а над выжженным полем висела мёртвая тишь.
– Скорее всего, – задумчиво высказал мненье Олег, – бой случился после того, как мы отсюда ушли. Комбат опасался удара в тыл батальона, а фашисты врезали в лоб. Да так, что уничтожили всех до единого и двинули дальше, прямиком к Сталинграду.
Сержант ненадолго умолк и чуть погодя хмуро продолжил:
– Делать нам здесь, больше нечего. Нужно идти на восток, пока противники там не устроили непрерывную линию фронта. Иначе, потом, хрен её перейдёшь. Да и на той стороне, хрен докажешь, что ты не предатель.
– А вдруг здесь остался кто-то из раненых? – сказал тихо Павел и сразу же понял, что сморозил явную глупость. После такого разгрома, фрицы увели к себе в плен всех живых. Ну, а тех, кто не мог идти сам, добили на месте. Заодно собрали все документы и другие бумаги. Вдруг попадётся что-нибудь ценное? Например, план расположения советских частей или приказы командования.
– В любую минуту, всюду появятся команды фашистских трофейщиков и похоронщиков. Патронов с гранатами у нас очень много, оружием мы хорошо обеспечены, а собирать книжки бойцов у всего батальона, будем до самого вечера. Так что, нужно рвать когти отсюда, как можно скорее, – завершил разговор командир. – Идём к мотоциклу.
Они вернулись к трёхколёсной машине, сели в жесткие сёдла, и Павел задал вопрос:
– Куда ехать теперь?
Сержант немного подумал и вспомнил о том, что чуть правее обширной прогалины, есть узкий просёлок, ведущий к востоку. По нему батальон прибыл на эту позицию и, как слышал Олег от знакомого писаря, при крайней нужде, собирался уйти тем же путём.
Павел завёл «BMW» и тронулся в путь. Мотоцикл вырулил на большую поляну, лежавшую перед полем сражения, свернул, куда показал командир, и медленно двинулся вдоль светлой опушки. Они проехали около двух километров, увидели колею, нырявшую в лес, и покатили по ней к Сталинграду.
Багровое солнце неспешно клонилось к закату. Грунтовка шла по небольшим перелескам, выскакивала на луговины и тут же ныряла в крохотные прозрачные рощицы. По мере удаленья от Дона, местность вокруг становилась всё суше, растительность выглядела всё беднее и ниже. Большие пространства между лесочками казались серей и желтей, а почва всё каменистей и твёрже.
«Скоро окажемся в безводной степи, – забеспокоился Павел. – Что мы станем там пить, и что будем делать, когда горючка закончится?»
Времени для образования сплошной линии фронта, оставалось всё меньше и меньше. Поэтому, тормозить красноармейцы не стали, а пару ржаных сухарей, каждый сгрыз на ходу. Воды в металлических фляжках плескалось очень немного, и бойцы проглотили еду всухомятку.
Да и с бензином дела обстояли неважно. Когда мотоцикл попал к советским солдатам, бак почти опустел. В двух железных канистрах, что висели на стенках коляски, осталась лишь половина их содержимого.
Как помнилось Павлу, машина съедала одиннадцать литров на сто километров. А судя по показаньям спидометра, они уже отмахали больше пятидесяти. Тридцать вёрст от станицы до батальона стрелков, а остальное по пути на восток. Скоро придётся им встать в укромном местечке и перелить всё горючее из запаски, в «трёхколёсного друга».
Ближе к вечеру, они подкатили к очередному зелёному острову. Павлу вдруг показалось, как что-то мелькнуло меж тонких стволов. Он сильно насторожился, повернулся вполоборота назад и сказал командиру о своих подозрениях. В ответ он услышал приказ: «Тормози!» и сбросил газ до такой малой степени, что мотоцикл начал двигаться не быстрей пешехода.
«Можно, конечно, объехать скромную рощицу по длинной дуге, – думал солдат, – но если станут стрелять из кустов, то вряд ли удастся уйти по степи. Это с виду она очень ровная, словно столешница. А на самом-то деле, там полно разных ям и бугров. На мотоцикле по ней не сильно разгонишься.
Это не жеребец, который сам выбирает, куда наступить. Да и конь на полном скаку, может попасть ногою в нору и полететь кувырком. Ну, а в ходе падении, переломать кости и шею себе, а заодно и своему седоку.
Пока будешь ковылять по ухабам, в тебя успеют прицелиться и пальнуть пару раз из винтовки. Этим всё дело и кончится. Уж коли попали в засаду, то лучше всего, встретить смерть от врага с открытым забралом».
Командир размышлял так же, как парень. Дождавшись, когда мотоцикл сбавит ход, он спрыгнул на землю, снял оружие с шеи и быстро откинул железный приклад. Сержант передёрнул затвор и взял наизготовку свой автомат. Он обогнал «BMW», ползущий, как черепаха, и пошёл впереди, внимательно глядя в редкие жухлые заросли.
Олег приблизился к краю реденькой рощицы, посмотрел на узкий просёлок, нырявший под полог ветвей, и замер, как статуя. Метрах в десяти от него, на дороге лежал сухой толстый ствол упавшего дерева.
Идти дальше сержанту вдруг расхотелось. «Ведь там может быть всё, что угодно, – мелькнуло у него в голове. – Наши, фашисты, а то и те мародёры, которым, уже всё равно кого убивать. Скорее всего, там или мины зарыты под этой преградой, или в кустах сидит пара солдат, что держат нас на прицеле.
Если бы их было там больше, они бы давно открыли стрельбу. Сейчас они боятся промазать и упустить такую добычу, как мы. Но как бы то ни было, один лишний шаг – и конец. Лучше всего, вернуться назад и поехать по другому пути». Сержант осторожно попятился, сделал один шаг, второй и внезапно услышал:
– Олег, это ты?
К радости командира, крик прозвучал на русском наречии, а голос показался знакомым. Вместо того чтоб, удрать со всех ног и петлять, словно заяц, сержант снова замер на месте. Он немного помешкал и громко ответил:
– Я, Олег Комаров. – И тотчас спросил: – Кто со мной говорит? Ты, что ли, Антон? Ковалёв из третьего взвода?
В кустах кто-то облегчённо вздохнул и весело бросил:
– Конечно, Антон, а кто же ещё?
Послышался шорох ветвей. На дорогу вышел боец с одной жёлтой лычкой в красных петлицах. Ефрейтор пехоты закинул винтовку за спину, обернулся и крикнул тем людям, что сидели в кустах:
– Говорил же я вам, что это свои. Я вместе с этим сержантом уже полгода воюю.
Он подошёл к командиру. Красноармейцы обнялись, и похлопали рукою друг друга по широким плечам. При каждом прикосновении ладоней, от гимнастёрок товарищей вверх поднимались облачка серой пыли.
Павел, наконец-то поверил, что опасности нет. Парень облегчённо вздохнул, вытер мокрый лоб рукавом и переключил передачу. Он прибавил немного газку, въехал в скромную рощу и встал в тени редких ветвей.
«Не стоит торчать у всех на виду. Вдруг пролетит фашистский разведчик и бросит вниз бомбу или даст очередь из двух пулемётов?» Боец подумал об этом и неожиданно понял, что сегодня не видел самолётов врага.
«Куда они все подевались?» – мелькнул у парня недоуменный вопрос.
Тут из кустов появились пятеро советских солдат, и мысли пошли в другом направлении. Павел заметил, что у четверых человек были повязки из несвежих бинтов. Кому-то попало в руки, кому-то в плечо, одному даже в голову.
Судя по бодрому состоянию всех рядовых, их зацепило легко, но всё же рана есть рана. Она болит, кровоточит, а может ещё загноиться. Тогда дела будут очень плохими. Медсанбат далеко, и хирургической помощи никто не окажет.
Винтовки оказались лишь у троих, да ещё у ефрейтора. Видно, двое бойцов потеряли оружие при отступлении. Ни вещмешков, ни скаток шинелей, ни у кого не видать.
«За такие большие потери с них могут строго спросить», – сказал себе миномётчик, но снова отвлёкся.
– Ты, где мотоцикл этот надыбал? – спросил повеселевший Антон. Глядя на сослуживца своего командира, Павел вдруг понял странную вещь. Ефрейтор удивительно рад тому обстоятельству, что встретил кого-то ещё, кто выше по званию. Теперь вся ответственность лежит на сержанте, а он тут, вроде уже, ни при чём. Мол, пусть теперь голова болит у начальства.
Все остальные бойцы тоже расслабились. Всё-таки, как ни крути, а два автомата и дюжина магазинов в подсумках – это немалая сила для их небольшого отряда. Теперь им будет значительно легче отбиться от фрицев. Да и мотоцикл всегда пригодится. Можно сгонять на разведку вперёд и быстрее найти советские военные части.
– Вчера на рассвете, нас послали в станицу, лежащую в тридцати километрах от батальона, – ответил Олег. – Добрались до места, там наткнулись на фрицев. Началась перестрелка, а всё кончилось тем, что ты сейчас видишь. Из моего отделения уцелел только я, да вот, остался один человек из девяти пушкарей.
Олег не хотел хвастать тем, что небольшой группе бойцов и одной «дивизионке» с расчётом, пришлось долго сражаться против колонны фашистов. Чем больше он думал о том, что случилось у неширокой реки, тем отчётливей всё понимал, им двоим, весьма повезло. Вышли живыми из такой передряги.
Не будь это место настолько удачным для устройства засады, они не продержались бы там, больше четверти часа. Ну, подожгли пушкари парочку танков. Ну, убила пехота десяток фашистских солдат. Вот, пожалуй, и всё, что удалось бы им сделать, при других обстоятельствах.
Фрицы прошли бы сквозь хлипкий заслон, как мощный трактор по низким кустам. Они без усилий убили горстку противников и двинулись дальше, без крупных потерь.
Поразмышляв над вчерашним сражением, сержант не стал вдаваться в детали. Ведь всё, что случилось возле тихой станицы, казалось настолько чудесным, что ему могли не поверить. Он быстро прервал короткий рассказ и задал встречный вопрос:
– А вы, как здесь оказались?
– Вчера после завтрака, – начал ефрейтор, – над батальоном опять появилась немецкая «рама». Она покрутилась немного над нашей позицией, разглядела окопы и улетела обратно.
Минут через сорок, всё завертелось по обычной схеме фашистов. Сначала, накрыли из дальнобойных орудий. Потом, появились «лаптёжники» и обработали нас по полной программе. Да так здорово врезали, что от лесочка, где стояла пехота, остались только пеньки и мелкие щепки.
Едва мы оклемались после обстрела, слышим рокот моторов. Смотрим, прямо на нас, катятся транспортёры и танки. Пушкари подпустили их метров на сто, ударили прямою наводкой и сожгли несколько бронемашин. Что было дальше, я уже не смотрел. Фрицы пёрли дуром, мы стреляли по ним, они били по нам. В общем, сам хорошо понимаешь, как это бывает.
Смотрю, а в окопе никого из живых не осталось. Все уже мёртвые лежат на земле. Патроны закончились, гранат и бутылок с зажигательной смесью нет, что делать, не знаю. Я взял свою «трёхлинейку», отполз к ближней промоине, скатился в овраг, а по нему добрался до леса.
Там взял руки в ноги и рванул на восток. По пути натолкнулся на этих ребят. Оказалось, они тоже из нашей воинской части. Мы слегка отдышались и двинулись пешком к Сталинграду.
Шли осторожно и не маячили на открытом пространстве. Мало ли что, может случиться? Вдруг заметят фашисты с земли или с воздуха? Это сегодня удивительно пусто, а вчера их вокруг, шастало много. В небе вились истребители, а по степи шли автомобили и бронемашины. И все, как одна, на восток.
Двигались мы, в основном, по перелескам и балкам. Кое-как добрались досюда. Присели в кустах, хотели слегка отдохнуть, слышим, тарахтит мотоцикл. Смотрим, машина немецкая, а за рулём вроде наши. Вот и решили вас тормознуть и спросить, кто вы такие, откуда, куда? Мы отыскали сухое упавшее дерево, перегородили дорогу и спрятались в зарослях. Ну а дальше ты знаешь.
– Понятно, – сказал командир. Он придирчиво глянул на молодых безоружных солдат, но не стал их пытать, куда делись винтовки? Судя по внешнему виду, им восемнадцать исполнилось не очень давно. Бойцов недавно призвали, а вчера был их первый бой с проклятыми фрицами. Ничего удивительного, что пацаны оробели. Поэтому он спросил о другом: – Антон, как у вас дело с патронами?
– Говорю же, закончились. Даже не стре́льнули в вас для острастки. Мол, вы ребята на мушке, поскорее сдавайтесь, – хмуро ответил ефрейтор. – А у вас не найдётся, случайно, две-три обоймы?
– Есть немного в коляске, – бросил Олег. Он повернулся к водителю, так и сидевшему на мотоцикле, и приказал: – Павел, отдай им обе винтовки и немного припасов.
Парень спрыгнул с сиденья, подошёл к низкой люльке и достал из неё «трёхлинейки». Одну вручил пареньку, похожему на студента из советских комических фильмов, что крутили в их сельском клубе в мирное время. Вторую «мосинку» протянул крепышу средней комплекции, видать, только успел, отучиться где-нибудь, в ФЗУ.
Оба бойца благодарно кивнули, схватили оружие и так крепко прижали к груди, словно боялись опять потерять. Так делают очень голодные люди, получившие скромный кусок чёрствого хлеба. Мол, теперь это моё, никому не отдам.
Оно и понятно, ведь за утерю оружия, пацанам грозил трибунал. К тому же, в любую секунду, могли показаться фашисты, и нужно им было хоть чем-то отстреливаться.
Павел взял «сидор», лежащий в коляске на самом верху, и раздал пехотинцам патроны, гранаты и часть продовольствия, что лежало внутри. Настроение у людей сразу улучшилось. Они тотчас зарядили оружие, взяли по сухарю и торопливо сжевали их всухомятку. Брикеты с пищевым концентратом все дружно решили, оставить на ужин.
Сержант построил бойцов в короткую линию и провёл перекличку. Он выяснил, кого, как зовут, и сильно задумался, что же делать теперь? Отправиться на мотоцикле вперёд – значит бросить людей. Ехать рядом с бойцами – зря жечь бензин, а его и так слишком мало.
От тягостных дум, его оторвал взволнованный крик:
– Товарищ сержант, посмотрите туда, что это там, на востоке?
Миномётчик повернул голову в указанном всем направлении. Меж стволов крохотной рощи виднелись клубы плотной пыли, что стояли на фоне жаркого неба. Столб мельчайших частиц медленно двигался к западу, но что, их поднимало с земли, парень, как ни старался, разобрать не сумел.
Эта и ещё 2 книги за € 399