Антəм ушёл, пожелав про себя Джотишу увидеть во сне, что у него по-прежнему четыре руки, не разбитый прибор и никакого изменения температуры Небесного Огня он не показывает.
Вопросы теологии
Они больше не разговаривали на эту тему – Джотиш не хотел. А Антəм не мог придумать, как ни старался, какого-нибудь мало-мальски жизнеспособного проекта, хотя бы при самых благоприятных условиях, и не хотел позориться пустыми восклицаниями. Типа «но ведь надо же всё-таки что-то делать!».
Конечно, он мог ночью, перед тем, как заснуть, представить себе, как, захватив с собой какие-то интеллектуальные сокровища (какие и где их раздобыть – укажет Джотиш), он улетает на ракете с… ну, скажем, с дочкой Мастера Пускателя… Которую, правда, видел и слышал только один раз, давно и случайно, крайними фасетками глаза, в распахнутое по летнему времени окно жилища мастера, когда она ругалась с, наверное, кухаркой, а он пробегал мимо по какому-то срочному поручению. И подозревал, что за прошедшее время ни внешность, ни характер её не улучшились. Но ведь если взять именно её, задача добывания ракеты со склада древних, можно сказать, решена, разве нет?
А о какой ещё спутнице в своей ракете он мог фантазировать? (Если оставить проблему с самой ракетой в стороне. Мечтать так мечтать!) Некоторые ученики (средние; младшим было не до «этих глупостей») перед сном хвастали о своих встречах с женщинами, да только они наверняка врали. Во-первых, дом Мастера Пускателя расположен вблизи пусковой и Проклятого ущелья, с нежилой стороны Горы, и, хотя дорога туда есть, до жилых кварталов идти по ней далеко. Как бы они незаметно отлучились так надолго? Слегка быстрее немного подняться до кольца жилищ опасников вокруг башни самого Крыша, обойти вокруг них до той стороны Горы и спуститься. Но возле опасников наверняка нарвёшься на патруль и попадешь совсем не туда, куда хотел. Но главное, женщин слишком мало. По одной на квартал. Чтобы с ней хотя бы познакомиться, наверняка очередь. Из которой легко вылететь за любой проступок. И так далее. И только для своих. Неужели, скажем, рабочие поделятся своей женщиной с какими-то подростками, притом не своего квартала? Да они им сходу набьют морду за такую наглую просьбу. Тем более – за попытку пробраться и познакомиться с ней тихой сапой! Торговцы, конечно, за деньги и мать родную продадут, да только – откуда у учеников такие деньжищи, которых они наверняка запросят? Крестьяне, поставляющие на Гору съедобные растения, не дураки своих женщин на рынок привозить, а живут они в долине, слишком далеко, чтобы туда незаметно сбегать. И тоже – с чего бы у них было больше женщин и они были бы более доступными? В общем, всё это неправдоподобный трёп. Что-то вроде сказок на ночь. Шёл по пустым (почему-то) кварталам, вдруг встретил женщину (без сопровождения), на неё напали, он всех раскидал, она была так благодарна… Не смешите мои тапочки для тараканов.
Что касается проблемы, на которую указал Джотиш, что скорость малой ракеты недостаточно велика, так что её надо запускать прямо перед тем, как в потоке анаистетонов растает Сферета, а тогда поток догонит и ракету, то у Антəма была идея решения. Ведь когда-то были многоступенчатые ракеты для выхода в космос. Значит, надо к основной ракете, с пассажирами, библиотекой, инструментами и запасом продовольствия, привинтить по бокам ещё шесть ракет. Больше не уместится, но, авось, шести хватит. Запустить их двигатели одновременно с помощью разветвлённого кабеля. В места соединения ракет заложить взрывчатку, которая отбросит вспомогательные ракеты, как только у одной из них кончится горючее. У остальных его тоже останется в этот момент мало. Тут же запустить двигатель основной ракеты. Наверное, изнутри это можно сделать и без кабеля.
Конечно, это только идея. Не проект. Много неясных деталей. Как организовать срабатывание взрывчатки? Как рассчитать заряд, чтобы разрушить только соединение ракет, но не повредить основную ракету? Ведь соединение должно быть прочным! Он только что видел, что бывает, когда при старте ракеты что-то присоединено к ней непрочно, до сих пор кошмары снятся, где в роли отказника он сам. И много ещё сомнительных деталей.
Об идее Антəм не сказал даже Джотишу. Надо же предвидеть последствия своих поступков. А что получится, если рассказать? Действительно, полететь без ведома и помощи Мастера Пускателя не получится. И без самого Крыша тоже вряд ли. Так и так кто-то ему донесёт в процессе, если сам Мастер Пускатель не доложит. Но помощи от них, пока они не поверили Джотишу, тоже не дождёшься. А если и когда поверят… и если ещё останется время… и его идея станет проектом… и будет осуществлена… на что очень мало шансов… в ракете улетит сам Крыш, и, кто знает, может, при нём даже дочка Мастера Пускателя. Или сам Мастер Пускатель. Но точно не Антəм. В общем, идея только для бесплодных фантазий, наподобие баек учеников о сексуальных похождениях…
Итак, ни о катастрофе, ни о спасении от неё они не разговаривали. Но Джотиш без труда находил другие темы для беседы. Хотя они и казались Антəму мелкими по сравнению с картиной скорой и неотвратимой всеобщей гибели, он легко увлекался и забывал – или почти забывал о ней. Что-то, конечно, маячило на краю сознания, окрашивая беседы мрачной торжественностью. Да ведь для самого Джотиша все беседы были беседами на краю смерти. Состоится ли предсказанная им катастрофа или нет, а волосы у него уже начали выпадать, свидетельствуя о том, что болезнь опасного золота его не пощадила.
Самым интересным из этих отвлекающих тем был рассказ астронома о его контакте с подземниками. Не потому, что за контакт и рассказ о нём можно было ожидать суровых мер со стороны опасников. Понятно, это теперь рассказчика не беспокоило. Но, во-первых, считалось, что под Горой живут бесы. А там, оказывается, люди. Во-вторых, какие дела могут быть именно у астронома – с подземниками? Уж чем-чем, а астрономическими данными мог делиться только он с ними, но не наоборот. А тогда зачем ему?..
Но оказалось, что Антəм плохо знает астрономию. Датчики для некоторых редких очень высокоэнергетических либо мало взаимодействующих с материей космических элахистонов – не тех, что участвуют в элахистонной реакции, дающей энергию звёздам, и являются структурными единицами стигмонов, а других – нужно ставить именно в подземной пещере, чтобы не мешали другие элахистоны, более распространённые. Успехи подземников в наблюдениях за этими космическими частицами неоспоримы. И да, это тоже часть астрономии. Кроме того, техника у подземников развита не хуже. Некоторые хитрые детали прибора для измерения температуры поверхности Небесного Огня, ныне, увы, уничтоженного, Джотиш, беспокоившийся о своём интеллектуальном праве на прибор, втайне заказывал у них. Ну и вообще – интересно же поговорить с людьми, которые точно не смогут донести опасникам об этом разговоре!
Сам контакт получился случайно. Джотиш исследовал глубокие пещеры, подбирая место для датчика тех самых мало взаимодействующих элахистонов… а потом этот датчик ему не понадобился, у подземников уже давно были гораздо лучшие, чем он тогда проектировал…
Но Джотиш понимал, что Антəм не слишком интересуется редкими элахистонами. Может, они бы его заинтересовали, если бы не приближение глобальной катастрофы. А может, и нет. А вот на философские и теологические темы поговорить было уместно. Подземники были потомками тех же древних, что наземники. Но их верования оказались как бы зеркальным отражением привычных. На поверхности живут бесы и их слуги, бывшие люди, в Горе – настоящие люди. Где-то ещё выше поверхности, в Небесах, располагается то, что здесь называется ад и помещается глубоко под землю. Там живут небесники и отбывают после смерти наказание злодеи. А вот глубоко под землёй – как раз то, как здесь характеризуют Небеса…
На самом деле – ничего удивительного. В книгах древних описано много религий, овладевших людьми разных местностей в разное время. Можно среди них найти и такие пары зеркальных отражений22.
Интересно, что в обеих религиях высшим существам приписывается баснословное богатство. Только наверху считается, что у небожителей столько золота, что они потеряли ему счёт, потому что их золотой запас ежедневно удваивается, а если часть его время от времени взрывается, то их это мало волнует. Подземники приписывают глубинным существам владение особо стабильным золотом, которое никогда не взрывается. А у небесников, по их понятиям, золота нет вообще, всё давно взорвалось. Надо сказать, они знают об этом свойстве золота и всех тяжёлых металлов на поверхности, отчасти это определило их картину мира. У них самих золото гораздо более стабильно, чем на поверхности, но подвержено той же порче. Тяжелеет и делается опасным, только медленнее. И тоже преимущественно ночью, под действием того же потока анаистетонов, притягиваемых Небесным Огнём. Но отчасти поглощённого горными породами над жилыми пещерами подземников, которые стараются притом хранить золото в самых глубоких шахтах. Аналогично и зеркально, в самой глубокой пещере живёт их главный управляющий, которого зовут Опора, На Коей Всё Держится. Это и имя, и титул. Они не рассказывали, есть ли у них опасники, которых все боятся. То ли их нет, и тогда им можно позавидовать, то ли боятся так, что не рассказывают даже с гарантией, что до тех не дойдёт. А так, в общем и целом, жизнь там похожа на нашу.
– Как же так? – удивился тут Антəм. – Они же вынуждены обходиться без света Небесного Огня! Как же фотосинтез? Да и растениями они не могут питаться, ведь и им не выжить без Небесного Огня! Если даже представить себе, что это возможно – не заболев, заменить половину пищи удвоением другой половины.
– Всё не так плохо, – объяснил Джотиш. – У них есть шахты в труднодоступных местах. На поверхности труднодоступных. Там установлены зеркала, которые направляют свет Небесного Огня в шахту при любом его положении на небе. Под этим светом выращивают растения, и сами подземники время от времени подставляют под лучи тело. Шахт не так уж мало: подземники расселились по более широкой территории, чем мы – не только под нашей Горой, но и под соседними, от которых нас отделяют долины. Кроме того, некоторые растения, на самом деле грибы, как-то обходятся без света, заменяя его какой-то химией. Не знаю, как, я не агроном, а астроном. Но они там выращивают много грибов и едят их, восполняя недостаток обычных растений. Кроме того, я подозреваю, хотя они об этом не говорили, возможно, у них попросту есть выходы в какие-то другие долины, за соседними горами, о которых мы не знаем, так что они могут оказаться не такими уж подземниками. В конце концов, выходить за растениями можно и ночью, если свет Небесного Огня для них слишком ярок. Или в пасмурные дни. Или в каких-нибудь масках. – Он помрачнел, и Антəм, будто подглядев его мысли, как наяву увидел отступника на площадке возле ракеты, прикованного к ней за руку и в чёрном колпаке вместо лица. – И есть у меня ещё некое, может быть странное, предположение, – продолжал Джотиш после небольшой паузы. – Не торгуют ли они, вот так вот запросто, с нашими же наземными крестьянами? Те могут, собственно, даже не знать, кто они такие! А что из Горы приходят – велика ли разница, с Горы или из Горы? Сами они в таких шалашиках живут, что по сравнению с ними наши наполовину врезанные в склон каменные жилища тоже можно считать пещерами. Да у нас и так многие хозяйственные помещения внутри Горы расположены. А что там света маловато, так мы там не так много времени проводим. Но крестьянам откуда знать? Все мы для них, жителей долины, люди Горы.
– Как просто! – восхитился Антəм такой элегантной гипотезой. – Но неужели тогда никто бы об этом не узнал? Опасники…
– Так они, может, и знают, откуда нам-то об этом знать? – парировал Джотиш. – Им невыгодно сообщать всем, что есть какое-то ещё людское поселение буквально рядом, под ногами. И незачем подвергать умы соблазну. Лучше пусть будет единственная точка зрения на теологические воззрения. Устраивать же свару и пытаться выгнать подземников из под нашей Горы… ну… я бы на их месте поостерёгся. Конечно, мы можем пробурить шахты или найти имеющиеся. Да вот я же как-то забрёл на их территорию. И можно накидать им какой-нибудь гадости. Отравить воздух, устроить обвалы… Но ведь они тоже могут всё это делать. И если для нас это была бы во многом война вслепую, то они могут исподтишка обнаруживать фундаменты наших зданий и обрушивать их целенаправленно. Скорее они сживут нас с Горы, чем мы выживем их из-под неё. Лучше делать вид, что мы о них не догадываемся.
– А они не нападут первыми, как вам кажется? – поинтересовался Антəм.
– Да им, вроде, незачем. Занять наше место они не могут, яркий свет им не нужен. Мы им ничем не мешаем. Я так понял, между нами и ими есть нейтральная зона – пещеры, которые никто из нас не использует. Нам они не нужны, а они их избегают, чтобы с нами не сталкиваться. А если случайно столкнутся, стараются сделать вид, что они тоже с поверхности. Ну, не знакомые, так ведь кто из нас знает всех жителей Горы. А кстати! – Джотиш, вроде, собирался окончить беседу, но вдруг ему как бы пришла в голову мысль. – Вы сами, юноша, не хотите с ними познакомиться?
– Зачем? – удивился Антəм. – Не надо… Опасников опасаюсь, и с ними не знаю, о чём разговаривать, да и до того ли сейчас? – Что он подземников побаивается тоже, он не сказал.
– До того ли сейчас, чтоб опасаться опасников? – усмехнулся Джотиш. – Дело в том, что я заинтересован в таком контакте. Не хотите с ними беседовать – не надо, но я прошу рассказать обо мне. Что сочтёте нужным. Не прошу изображать меня героем, просто расскажите. Главное, собственно, не обо мне, а о катастрофе. Они, понимаете ли, тревожатся – ждут окончательного результата – я им предварительные предоставил. Мне кажется, это будет справедливо: я рассказал вам, а вы передайте им. И я буду вам очень благодарен. Тяжело сознавать, что из-за этих мерзавцев, Спеўрадайра и самого Крыша, извините на опасном слове, никто так ничего и не узнает. Может, это тщеславие? Хочется, чтобы хоть на то короткое время, что нам осталось, знания, которые я добыл, пусть даже такие страшные, не канули безвестно…
– Погодите… – до Антəма вдруг дошло. – Вы хотите сообщить им свои результаты потому, что теория Ацукосабу, которую они подтверждают, оттуда, снизу? Вы потому и сказали, что не можете познакомить меня с Ацукосабу, что он живёт под Горой?
– О! – восхитился Джотиш. – Вот и для вас нашлась причина передать подземникам мои результаты! Может, познакомитесь с автором теории, которую эти результаты подтверждают!
– А я их найду? – вдруг засомневался Антəм. – Я очень давно был в незаселённых пещерах. И не один, а с другими учениками. И плохо ориентируюсь в лабиринтах.
– Найдёте, это не сложно. Нужен тот вход в пещеры, что у самой обсерватории. Её-то отовсюду видно! А там я метки на стенах нарисовал, чтобы не вспоминать каждый раз, на какой развилке куда поворачивать.
В Преисподней
Действительно, несложно, – думал Антəм, продвигаясь по пещерам на следующий день. – Отметки очень чёткие, препятствий почти нет. Забыл светильник, болван, так сразу как вошёл, пожалуйста, он самый. Как для меня приготовленный, хотя, конечно, это он для себя оставил… Так, а тут куда? Ага, вижу…
Подземники и впрямь тревожились. То ли о результатах, как думал Джотиш, то ли о нём самом. Один из них ждал на условном месте. С облегчением поприветствовав Антəма, он взялся проводить его – чтобы добраться быстрее – короткой дорогой. И они полезли по жутко извилистому и тесному ходу. Что он ещё и разветвлялся всё время, ладно, авось, проводник знает, какое ответвление выбрать. Выбирал он, ни секунды не сомневаясь, что Антəма успокаивало. Хотя сам он в этом трёхмерном лабиринте сбился бы на второй развилке. Извивался этот лаз не только вправо-влево, это бы ладно, а то и вверх-вниз. Чуть ли не вертикально, казалось Антəму. Они то карабкались вверх, причём ноги всё время соскальзывали с мокрых камней, наклонённых под всевозможными неожиданными углами, то осторожно сползали вниз, то с трудом протискиваться, боясь застрять. Проводник проделывал всё гораздо ловчее, чем Антəм, хотя был низеньким и толстым. И, видимо, младше Антəма, голос у него был писклявый. Довольно редко им удавалось просто идти рядом, тогда Антəм старательно отводил глаза – нехорошо пялиться на того, кто, может, с голода опух. Хотя Джотиш и рассказывал, что у подземников не так уж плохо с питанием, но это ведь он их рассказы передавал, а они, может, из гордости не хотели… Тут он стукнулся головой – хорошо, что не глазами! – о низко нависший бугристый потолок туннеля и посторонние мысли из неё буквально выбило. Нельзя отвлекаться от дороги. Вроде бы даже и заметил препятствие, и нагнулся, но – почему-то недостаточно низко… Это незначительное происшествие так уязвило его, что он никак не мог перестать о нём думать. – Наверное, – решил он, – мне стыдно предстать неловким болваном перед чужаком. А что тут такого? Посмотрел бы я на него наверху! Небось, в большой комнате продвигался бы по стеночке мелкими шажками. Впрочем, нет, вру, большие залы тут тоже есть, только в этой норе не встречаются. Пока я сам спускался, пару раз в таких оказывался. Но вот как бы он прошёл просто по открытому месту? Наверное, с трудом преодолевая страх упасть в небо. Но не могу его в этом винить. Я и сам теперь на небо смотрю с опаской. Запуск этот жуткий. Потом новости о Небесном Огне. – Антəм даже о стыде за свою неуклюжесть забыл. – Кто знает, как дальше будет падать температура? И ведь не померить теперь. Только кретин выкалывает себе глаза, завидев впереди пропасть, – подумал он, страшно сказать, о самом Крыше. – Может, на градус – на два – на трюжину – на хох – и бабах? И всем конец. – Он всерьёз задумался. – Мало ли что пока отклонение от обычной температуры небольшое. Анаистетонный взрыв – не элахистонный, при котором температура намного отличается от нормальной, причём в плюс, а не в минус. Может, он происходит при почти нормальной температуре? Что-то там, в элахистоне, крутится, как часы, в которых самые маленькие шестерёнки – анаистетоны. Или нет, шестерёнки – афикноменоны, а уже те сделаны непосредственно из анаистетонов. Как говорил Джотиш, вихрь. Но анаистетонов-то всё прибавляется, шестерёнки становятся толстыми, массивными, а запас вращения у них всё тот же, они замедляются, замедляются… и – не могут дальше существовать. Рассыпаются на анаистетоны. Потому что – неизвестно почему, т.к. неизвестно устройство всего этого – они удерживают анаистетоны только с помощью этого самого движения. Пусть хотя бы и правда афикноменоны – это анаистетонные вихри. И кто знает, когда скорости вихрей не хватит удерживать массу? Насколько у них большой запас устойчивости? Насколько сильно на температуре, которая всего лишь признак, а не причина распада, сказывается близость к неустойчивости, чтобы по ней судить? Когда всё рухнет?!.
– Вы – не Джотиш, – сказал вместо приветствия пожилой подземник, в дом которого они – наконец-то! – дотащились. Видимо, довольно важная шишка: хорошо одет и полон чувства собственно достоинства. Но войти пригласил – что уж на улице выяснять отношения. – Тем более, – подумал Антəм, – неизвестно, в какие неприятности тут можно попасть за контакт с нами, живущими на Горе, слугами воображаемых бесов.
Уже по оформлению входа в дом было видно, что тут живёт не простой человек. Хоть и на краю обширной жилой пещеры, зато украшен резьбой по камню, и размеры впечатляющие, арка в полтора человеческих роста высотой, и шириной – двоим легко пройти, не сталкиваясь боками, а для выдолбленного в скале жилища одно это говорит о богатстве и высоком положении владельца дома. Внутри тоже оказалось довольно просторно. А что на краю, так, может, тут вообще нет никакого престижа в нахождении в центре. Случись какой обвал, прежде всего разрушенным окажется свод пещеры именно в центре, разве нет? По краям-то он на стены опирается. Впрочем, незачем судить о том, чего совсем не знаешь.
Войдя, хозяин дома привычно взялся за ручку ворота, приводящего в движение механизм подкрутки домашних светильников. Антəм сразу обратил внимание на то, что светильники двойные. Кроме привычной для него голубоватой шаровой молнии величиной с горошину, дающей резкий, неприятный для глаз свет, правда, с толикой питательного ультрафиолета, в колбе каждого светильника крутился, охватывая голубую горошину кольцом, жёлтый бублик, добавляющий свой не такой ослепительный свет, отчего освещение делалось очень похожим на свет Небесного Огня. – Кажется, – подумал гость, – они тут сохранили больше знаний древних, чем мы. Про такую двойную шаровую молнию я читал, но чисто внешнее описание. Как её сделать, мы наверху не знаем. Голубая-то везде используется. Даже над башней самого Крыша по ночам горит одна большая, для освещения и как символ цивилизации. Хотя какая уж там цивилизация! Древние запрягали электрические вихри в повозки…
Антəм рассказал, почему Джотиш никогда больше не придёт.
Хозяин был сильно расстроен, но проводник напомнил ему о гостеприимстве, и они продолжили разговор за едой. К удивлению Антəма, поляна со съедобными растениями находилась хоть и в доме, но была освещена настоящим светом Небесного Огня! Всё же его свет всегда можно отличить от подделки. Видимо, он попадал в пещеру посредством шахты и зеркал, о которых рассказывал Джотиш. Приятная традиция впитывать лучистую энергию, одновременно подкрепляясь растительной пищей, причём прямо с земли, сохранилась, оказывается, и здесь! По крайней мере, у лиц с высоким социальным статусом. Сомнительно, чтобы такая роскошь могла быть общедоступной. Но Антəм был очень обрадован: войдя в пещеру, он засомневался, что ещё увидит дневной свет когда-нибудь в жизни.
Во время еды последовали взаимные представления. Хозяин заинтересовался его именем, и Антəму пришлось объяснить, что его имя на языке древних означает «последний»23. Мастер Пускатель решил после него не брать других учеников. С самим Антəмом это никак не связано, не подумайте, что он доставлял так много хлопот, что как-то повлиял на это решение. Просто к тому времени мастер устал.
Хозяин дома представил пухлого проводника. Того звали Найка. Что?!. Невозмутимость, воспитанная Антəмом в себе вместе с осторожностью (осторожность помогала не попадать в неприятности, а невозмутимость – увёртываться от наказания, если всё же попал), помогла ему не вытаращиться на проводника… проводницу… всеми фасетками глаз. Девушка! И имя женское! (Что бы оно ни означало24, не могли таким именем назвать мальчика). Антəм растерялся. Он сам не знал, что сейчас чувствует. Кто бы на его месте мог ожидать, судя по тому, как решительно он… она отправилась по головоломному пути в пещере… и шла по нему гораздо ловчее, чем он… и что девушку, представляющую такую ценность для общества, вообще отпустили в столь опасное место… на встречу с неизвестно кем… Или у них нет такого перекоса в численности полов? Кажется, у древних он тоже был не таким большим, как сейчас у нас, на Горе… – думал он, вежливо наклоняя голову.
Найке понравилась его сдержанность. Она понравилась ей ещё при знакомстве, когда он принял её за толстенького мальчика и не выказал обычного презрения к мальчику, похожему на девочку. У старших к презрению часто добавляется ещё и нехороший интерес: женщин мало… Но Антəму-то откуда было знать, какие пропорции тела у подземников обычны – может, они все тут низенькие и толстенькие? А когда он узнал имя – и опять проявил сдержанность, это понравилось ей ещё больше. Не он первый так обманулся. И реакция прочих обычно её не радовала, какая бы она ни была. Удивление от сюрприза, злость на свою слепоту, а главное – паника и стремление убраться подальше. (Вообще-то женщины не только полнее, но и ростом больше, чем мужчины. Если рост даже меньше, это точно несовершеннолетняя. Значит, абсолютный запрет на связь, чтобы не повредить ценную единицу генофонда. Значит, лучше смыться. А то – мало ли что могут учудить безумные инстинкты?)
Антəм проявлений безумных инстинктов в себе не чувствовал, а местных обычаев не знал. Ещё оскорбишь хозяев ненароком, и испортишь безобразной сварой, может быть, последние дни жизни, своей и их. Вообще перед грядущей гибелью стали менее важными все обычаи. Даже те, что давно превратились в безусловные реакции: подчиняясь чувству стыда, не отправлять на публике естественных надобностей по очистке организма. Чихать и кашлять – только оказавшись в одиночестве, чтобы не распространять возможных вирусов. И так далее. Впрочем, испражняться на публике или обчихать собеседников Антəма по-прежнему не тянуло, а поболтать с девушкой, пускай несовершеннолетней, было бы интересно. Потому что необычно. В смысле, уже зная, что она – это она, и не в обстановке пещеры, где того и гляди, разговаривая, треснешься башкой или провалишься в неизвестные глубины к бесам. Он всегда сомневался в общепринятой доктрине, что сознание женщин устроено совсем не так, как у мужчин, а ума у них то ли вовсе нет, то ли очень мало. Такая версия была мужчинам выгодна и потому сомнительна. А тут можно проверить самому – ведь, похоже, хозяин дома не видит в госте опасности для неё? Уж наверно, она отправилась в условленное место встречать его… пусть не его, а Джотиша… по его поручению, а если даже по собственной инициативе, то получив разрешение.