– Отстань, подлиза. Вот посмотрите, Максим, всё-таки я стал стар, этот паршивец из меня верёвки вьёт. Это не ваше влияние?
– Нет уж, увольте, – засмеялся Макс, – не приписывайте мне чужих заслуг.
– Ну, Конрад.
– Я боюсь за тебя, Малыш, но ты имеешь право знать. Белоглазый подготовил нападение на дом судьи. Я подслушивал их разговор, а меня поймали. Не гожусь я в шпионы – медленно бегаю, плохо прячусь.
– Когда, Конрад, когда?
– Не волнуйся, Малыш, они сказали в воскресенье через две недели. Ещё очень долго. К тому же ты говорил, судья ещё не вернулся.
– Но они могут вернуться!
– Мы дождёмся, пока возвратится Максим, и сходим в город проверим. Верно, Максим?
– Ты сказал, будешь через неделю?
– Я постараюсь.
– А ты не можешь остаться? Хотя бы пока не проверим, что там, в доме судьи?
– Меня очень ждут, Малыш. Я спешу на помощь одному мальчику, которого нужно вернуть домой из чужого мира. Если всё пойдёт по плану, я вернусь, как обещал, через неделю.
– Ну, хорошо, – недовольно сказал Малыш, – мы подождём тебя.
Малыш отвернулся к озеру, подтянул колени к себе, обхватил их руками. На сердце было тревожно. Песня, затихшая было на время бурных событий вчерашнего вечера, вновь вернулась и зазвучала в голове Малыша. Слова и мелодия крутились раз за разом. В ней было всё: грусть расставания с домом, готовность пойти на всё ради близких и любимых людей, радость дружбы и многое другое. Малыш устал ей сопротивляться и начал напевать вслух:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
– Малыш, что ты поёшь? – Максим был удивлён.
– Так. Одна песня.
– Спой, пожалуйста.
– Я плохо пою.
– Я прошу. Как умеешь.
– Ну, хорошо:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
– Откуда ты знаешь эту песню?
– Не знаю.
– То есть как?
– Она мне приснилась, – смущённо сказал Малыш, – а ты её понимаешь? Знаешь слова?
– Что происходит? – заволновался Конрад. – Я ни слова не разобрал.
– Не знаю, Конрад, – задумчиво сказал Максим. – Мне знакома эта песня, но я понятия не имею, каким странным образом её выучил наш маленький друг.
– Максим, спой, как там дальше.
– Я много раз слышал её, но помню только первый куплет и припев.
– Давай припев.
– Подожди, как же там:
Прощай любимый город!
Уходим завтра в море.
И ранней порой
Мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой.
– Да, только так, – прошептал Малыш, – море… голубой платок.
– О чём ты, Малыш? – заволновался Конрад. – Какое море?
– Оставьте его, Конрад, – грустно сказал Максим (Малыш вопрос не заметил), – Мне кажется, мы ничего не сможем изменить. Это его судьба. К добру это или на беду, кто бы знал.
Вечером после ужина Максим собрал свои вещи – настала пора отправляться в путь. Прощались недолго. Максим пожал руку Конраду, обнял Малыша и, не оглядываясь, ушёл по тропинке в лесную чащу.
Эта неделя была самой счастливой в жизни Малыша. Он купался на рассвете, ел до отвала, гулял по лесу, осторожно исследуя окрестности дома. По вечерам беседовал с Конрадом, сидя на веранде с чашкой чая и миской с мёдом. Жизнь была почти беззаботна, Конрад назвал это время первыми каникулами Малыша. Мысль о том, что придётся идти в город, мелькала поверхностно. До этого оставалось 9 дней и до возвращения Максима неделя. Шесть дней. Пять дней. Четыре, три, два, один…
Через неделю Максим не вернулся. Не пришёл он и на следующий день. На ожидание оставалась только суббота. Малыш потерял покой. Сидел на веранде, глядя в ту сторону, куда ушёл Максим, забыв про еду и прогулки. Конрад, как мог, успокаивал мальчика, то уверяя, что Максим наверняка успеет, то утверждая, что судья не может вернуться домой так рано, то ругая его, то упрашивая. Носил Малышу еду и заставлял его съесть хоть что-нибудь. Малыш молчал, или напевал свою странную песню, слов которой Конрад не понимал.
В ночь с субботы на воскресенье Малыш сбежал. Конрад не заметил, как это случилось. Он был всё время тут, рядом, не сомкнул глаз, но Малыш исчез. На широких гладко струганных досках стола, угольком из камина было выведено кривым мальчишеским почерком: «Мне нужно идти, дождись Максима, я буду вас ждать». Конрад сел на лавку и обхватил голову руками. Уйти за Малышом? Максим не будет знать, что случилось, и потеряет время, разыскивая их. Теперь уже Конрад сел на крыльце – как только появится Максим, так сразу бежать на помощь.
А Малыш благополучно добрался до коридора. Здесь в густом лесу он начинался за добротной крепкой дверью, ведущей будто в землянку. Дверь, при отсутствии замков, открылась без всякого труда, без скрипа, лишь только Малыш потянул её на себя. Вглубь уходили ровные, удобные ступеньки. Вперёд! Медлить нельзя. Дверь позади негромко хлопнула, и он остался в полной темноте. Один в темноте. Малыш замер. Как страшно! Так и кажется, кто-то схватит или бросится из тьмы пространства. Вдруг здесь есть повороты, он может блуждать в этом странном месте, пока не упадёт от голода и жажды. А если и выберется на ту сторону, может никогда не вернуться. Если Макс не придёт совсем, он останется в проклятом городе совсем один, даже без Конрада. Но там Линда.
«Она не хочет меня видеть! – мелькнула предательская мысль, но Малыш решительно стёр её из сознания. – Ей грозит опасность! Остальное неважно. Правда, вполне возможно, они ещё не вернулись в свой дом. И я зря рискую. Почему же Максим не пришёл?! Отправиться назад, подождать его?! Судья наверняка сумеет защитить дочь. А если нет?! Там Линда! Нет, я должен! Я должен идти вперёд».
Он тихонько запел вслух:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
«Да! – песня будто рассеяла мрак, придала Малышу сил. – Вперёд, он ждёт меня, мой поход и мой предрассветный туман. Прощай, любимый город!»
Малыш уверенным шагом, более не останавливаясь и не оглядываясь, направился в темноту. Сегодня коридор показался короче, чем в прошлый раз. Одна дверь, другая, они открылись без проблем, едва малыш толкнул их. Вот и Чернецкий тупик. Каким удушливым показался воздух родного города, даже луна здесь выглядела тусклой и кривой. Как быстро он привык к вольности чудесного лесного жилища. Однако к делу. Теперь не спешить и не попасться, время у него ещё есть.
Путь по кустам и задворкам до дома судьи занял больше времени, чем ожидал Малыш. Ему приходилось прятаться ото всех. Полицейские были опасны сами по себе, а в каждом припозднившемся прохожем мнился член банды. Ну вот и нужный дом, тёмный, с закрытыми ставнями. Он зря так волновался, так спешил – хозяев нет дома. А вон и полицейский прогуливается на своём месте. Жаль, полицейский был другим, не тем знакомым сержантом. К тому можно было бы подойти поговорить. А этот, того гляди, отправит в каталажку или отдубасит, чтоб неповадно было шляться по ночам.
Вокруг было тихо, и всё же Малыш никак не мог успокоиться. На сердце было тревожно. Он пробрался ближе к дому и сидел в кустах у забора почти напротив калитки сада заветного особняка. Полисмен подходил ближе, разворачивался и уходил обратно вдоль улицы. И снова, и снова. Малыш пристроился прямо на земле у основания забора и тихонько дремал, пока рассвет только посеребрил воздух. Днём придётся искать другое убежище, здесь слишком заметно. Малыш твёрдо намеревался провести здесь всё воскресенье и лишь потом, если всё пройдёт хорошо, нужно будет решить, что делать дальше. Воскресенье. Конрад сказал: «В воскресенье через две недели". Как раз сегодня назначенный срок. Если они не поменяли план. И если…
Его разбудил шум, к калитке медленно подкатила крытая повозка, запряжённая невысокой каурой лошадкой. Малыш подобрался, стараясь не раскачивать ветки кустов и не шуршать листьями. «Неужели бандиты совсем обнаглели, наняли повозку для ограбления. А может быть, отобрали у возницы?» Повозками в городе пользовались редко – слишком узкие и кривые улицы. Полицейский как раз развернулся в дальнем конце улицы и направился прямо к карете.
«Его надо тоже предупредить», – и Малыш начал потихоньку выползать из кустов.
Дверца повозки открылась, и оттуда вылезли слуга и судья. Судья обернулся и подал руку, опираясь на неё, из кареты вышла Линда. Малыш замер, тревожно огляделся: улица по-прежнему была пуста, только полицейский шёл твёрдой походкой всё ближе к повозке. «Полицейский!» – чуть не заорал Малыш (язык словно застрял во рту), сейчас при разгорающемся свете утра, он узнал его. Узнал это широкое лицо с неприметными чертами, и только глаза, эти белые глаза выделялись на нем. Полицейский ускорил шаг и, сунув руку в карман, начал вытаскивать револьвер.
– Линда! Ложись! – Малыш бросился к повозке. – Ложитесь, это бандит!
Все растерялись, только Белоглазый ускорил шаги, поднимая руку с револьвером. Раздался выстрел, и судья схватился за плечо, и сразу, путаясь в пиджаке, полез в карман, стараясь достать оружие. От дома уже бежали двое настоящих полицейских, стреляя в сторону Белоглазого, но тот был невредим и вновь потянул за спусковой крючок. Линда закричала, закрыв глаза руками. Малыш прыгнул, сбил Линду с ног, и тут же раздался второй выстрел Белоглазого. Второй и последний. Судья выхватил револьвер, разорвав карман пиджака. Пуля судьи, попала нападавшему точно в лоб, и бандит рухнул ничком. Остальные полицейские тут же окружили повозку, размахивая револьверами и прикрывая судью. Нападение завершилось: Белоглазый или был один, или его подельники разбежались, увидев незавидную участь главаря.
– Всё закончилось, – судья окровавленными пальцами, не выпуская револьвера, прижимал левую руку.
– Малыш, отпусти меня, – тихо сказала Линда.
Малыш всё так же лежал, прикрывая Линду собой.
– Малыш!
Судья потянул мальчика за плечо, Линда кое-как высвободилась и вместе с отцом хотела помочь Малышу встать. Малыш не шевелился. Позади на рваной майке, с левой стороны, медленно расплывалось тёмно-красное в неверном утреннем свете, неровное кровавое пятно.
– Малыш! Малыш! – Линда трясла мальчика за плечо. Слезы бежали по щекам и капали на лёгкий синий полупрозрачный платок.
Старый слуга проверил пульс и помотал головой. Судья настойчиво повёл в дом безудержно плачущую и вырывающуюся дочь.
Малыша похоронили на городском кладбище далеко от центральных аллей. Там, где кудрявые ветви раскидистой липы дают благословенную тень. Могилу накрыли мраморной белой плитой. Ни имени, ни дат, ни эпитафий, только чистый белый мрамор с тонкими серыми прожилками. В этот уголок кладбища редко кто заглядывает, и почти никого не привлекает безымянная могила. Только изредка появляется седой сгорбленный одноногий старик в сопровождении странно одетого мужчины в плаще и шляпе. Да молодая девушка тихо плачет, поглаживая кончиками пальцев, неизвестно откуда появившуюся на мраморе надпись на чужом языке. И странные, незнакомые буквы сами собой рождают слова:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Рыбинск, Июль 2012.
От автора: Дорогие читатели, книга была написана в 2012 году, но потом несколько раз подвергалась редактуре. Перед вами обновлённая версия. Нет предела совершенству, и автор не забывает свои старые книги, вносит в них исправления. Если повесть вам понравилась, автор был бы рад, если бы вы поставили оценку и, возможно, написали отзыв. Это всегда помогает понять, что нравится или не нравится читателям.